Сады Драконов

– Неплохая идея, – задумчиво свел брови большой мальчик. – Такое я, наверное, смогу… Но как же с ней говорить? Звезды есть звезды. Что им за дело до нас?

– Ну, я в полете слушаю их скрежет, вой или нытье. Помогает ориентироваться. Нет, ну есть, конечно, звезды, которые поют, но редко. Звезда по имени Всегда путь тоже поет. Но чтоб с ней еще разговаривать можно было.

– Разговаривать… Надо создавать супермозг, слить в него миллионы ИИ…

– Сделай такой, чтоб мог повторять себя, – подумав, сказал Мур. – Ну, воспроизводить независимо от типа самой звезды, на которую ты навяжешь все эти ИИ. Тогда она правда будет всегда – бессмертная. Ну, за счет перехода с одной платформы на другую. Боюсь, в ней очень быстро будет выгорать водород. Ее надо будет подкармливать.

Мальчик усмехнулся и внимательнее посмотрел на Мура:

– А ты разбираешься в звездах.

– Так, не очень… Заблудился же.

– А хочешь пойти со мной? Знаешь, дома каждая звезда поет.

– Нет, я не пойду, – подумав, вздохнул Мур. – Потому что если я пойду с тобой, то окажусь в твоем доме, а не в моем. Я хочу в свое настоящее время и в свой настоящий дом, чтоб все честно и правильно.

– По правде, – кивнул он. – Тогда тебе в самом деле может помочь только звезда Всегда. Я ее сделаю. Вот прямо сейчас вернусь домой и за дело… Ты ее услышишь. По ней поймешь, какое для тебя время в той точке, где ты находишься. Поймаешь вектор. Переместишься норой в подходящем направлении. Снова найдешь звезду Всегда и опять сверишься. Ты справишься.

И Мур справился.

Он справится и с присутствием чужих на расстоянии вытянутой руки. И с тем, что открыт портал в золотую страну, а там воля и спелые яблоки. Но золотая страна – это игрушка. А ему нужно настоящее дело. Хотя с этим порталом – куда легче терпеть чужих. И вечный надзор.

Все валилось из рук и голова стала ватная. Его сопровождали даже в туалет. Одного раза пописать в присутствии чужого ему хватило. Два дня вовсе ничего не ел, а воду пил по глоточку – и в туалет не надо стало ходить. Только мерзнешь, поташнивает и голова кружится. Тарас как понял, в чем дело – отругал, велел не валять дурака и есть как следует:

– Да, мы тебе не доверяем. Но какая ж ты впечатлительная зараза! Голодать нельзя, понимаешь? Ну, Мурашка. Ты ведь честный. Если пообещаешь – мне пообещаешь, лично, что с горшка не удерешь в свою нору, я велю тебя на горшке не караулить.

– Пообещаю.

– Ну, и все тогда. Ладно, и в душ тоже никто не будет заходить. Все, пойдем, ты наконец поешь, чтоб все успокоились. И я с тобой пообедаю.

– Я мог бы пообещать, что вообще никуда не сунусь, – без надежды сказал Мур. – Смысла в вашей прямой охране нет никакого, – он протянул руку в золотой портал и сорвал с ветки шершавый зеленый листочек, протянул Тарасу: – Вот.

Тарас чуть побледнел. Забрал листик, спрятал в нагрудный карман и взял Мура за руку:

– Я не могу снимать охрану. Откуда ж ты свалился на мою голову, чудовище… Будем теперь за руку ходить.

С неделю днем сам Тарас вообще не отходил, не отпускал, все время занимал делом и тренировками и в буквальном смысле водил за руку, только разрешал кидать в открывающиеся проемы тяжеленькие оранжевые мячики-маячки. Потом на трехмерной карте техники отмечали координаты, покрывшие редкими белыми искорками пространство созвездия – Мур старался вычислить закономерности попаданий, но мало что понимал. Он вообще что-то плохо соображал, а разок вдруг так устал ото всей этой возни с мячиками и того, что голова непрерывно кружилась, что присел в уголок на диване в какой-то комнате и уснул. Проснулся, когда Тарас нес на руках к врачам. Как стыдно. К тому же половина маячков пропадала бесследно, наверное, они улетали или в другое время, или куда-то так далеко, что их невозможно было засечь – за пределы Дракона. Это почему-то ужасно расстраивало. Дня за три он обозначил каждый из открывающихся со станции проемов, или нор, как называл их Тарас, даже самые нестабильные, причем техники отмечали «пороги» липкой лентой разного цвета. Иногда для этого приходилось использовать подъемник – Мур не пропускал ни одного проема, включая те, которые открывались в потолке.

Жил как привязанный. В общем, это было терпимо, но все валилось из рук и хотелось только спать и поташнивало. Он старался пересиливать себя, но на тренировках его стали ругать и стыдить. Учебник биологии застрял на половине и никуда не сдвигался, потому что Мур никак не мог пройти тест по биогеоценозам. А потом вдруг за обедом потемнело в глазах и он невольно положил тяжелую голову на стол. Опять уснул. Опять Тарас нес его на руках к врачам, только очень быстро, почти бегом, потому что Мур всерьез заболел. Стремительно, как в пропасть, ухнул в лихорадку под сорок, в темноту и жар. Пришел в себя в медицинской капсуле: глаза открыл, посмотрел на непонятные, двоящиеся огоньки датчиков, и закрыл обратно. Врачи его из капсулы выковыряли, попытались напоить и накормить – водички он попил, есть не смог. Сил не было даже голову держать. Все порталы закрылись. Лежал на белой кровати посреди просторной медицинской палаты, вроде бы спал. Вокруг ходили врачи, заезжал Игнатий, что-то хотел выпытать Тарас. Скоро заколотило ознобом: температура опять поднялась. А охраняющие волки все так же сидели на расстоянии вытянутой руки. Мур кое-как встал, пошел в туалет, вернулся – посмотрел на волков, лег на кровать и выключил сознание. Пусть делают, что хотят…

А проснулся – охраны нет. Только Тарас и врач Бор. Тарас спросил:

– Ну что, добился своего?

– А?

– Не будет тебе прямой охраны.

– Смысла нет. Все норы закрылись, – с трудом шевеля запекшимися губами, сказал Мур. – Я не нарочно.

– Я знаю. Пей, – Тарас поднес стакан с яблочным соком. – Поправишься, и откроются. Сбежишь тогда?

Мур выпил сразу полстакана, перевел дыхание и проворчал:

– Не проверишь – не узнаешь.

– Юмис велел не караулить, а тебе просил передать, чтоб ты не валял дурака и выздоравливал.

– Это он мне норы позакрывал?

– Не знаю, – удивился Тарас. – Он мог, наверно… Но не стал бы. Хочет тебе доверять. Думаю, у тебя на норы просто сил нет, все на расстройство из-за охраны уходит. Насчет нор, сказал, наша задача сделать так, чтоб тебе с нами было интереснее и лучше, чем где бы то ни было еще. Чтоб ты тут сидел, а не шлялся, где может быть опасно.

Муру стало стыдно. Его будут подкупать, как маленького дурака, чем-то интересным?

– А охранять тебя правда смысла никакого нет, сказал, все равно не уследить. Так что поправляйся давай, будем думать, что тебе интересно. Ты тут в зале имитаторов корабельных интерфейсов был?

5. Подарок

Жизнь на станции в эти дни крепко прижали морозы, даже по здешним меркам серьезные. О том, чтоб выйти в сизый мороз наружу, даже во дворик, думать было нечего.

И некогда. Он сперва струсил, когда предложили попробовать новые системы управления большими кораблями, появившиеся за то время, что его не было в Драконе. Но Игнатий объяснил, что навыки обычного маршевого пилотирования нужно восстановить, потому что они все равно необходимы. Мур начал восстанавливать и сидел за пультами, работая в разных режимах, с симбионтами и без, не замечая ничего и никого вокруг. Да если ему хоть когда-нибудь разрешат летать по-настоящему хотя бы на марше! Но о таймфаге, понятно, нечего и думать. В зал ротопультов даже войти не разрешили, Игнатий только пожал плечами:

– Зачем? Давно себя не жалел? Кто тебя без подготовки пустит в таймфаг после такого перерыва, с соплями вместо мускулов и истоптанными ногами? Надеюсь, сам не сунешься без спроса?

– Я бы только посмотрел…

– Себя мучить? Не выдержишь, ляжешь в ротопульт и сорвешь себе и нервы, и сухожилия. Ни мышц, ни растяжки. Дохлятина. Год тренировок, не меньше, тогда будет иметь смысл спросить, можно ли тебе в зал ротопультов. И это если ноги в расчет не принимать. Ортопеды на твоих ногах поставили жирный крест. Проще эти оторвать и пришить другие. Если уж всерьез захочешь в таймфаг – так и сделаем. Но не сейчас. Иди и занимайся делом, в котором гарантированно будет результат.

Кроме разбрасывания маячков и пилотажа, шли еще долгие медицинские обследования – никуда не денешься, и ежедневные, еще более долгие занятия в спортзале и бассейне. Муру некогда было себя вспомнить. Но он был рад заниматься, мешало только, что постоянно рядом было несколько специалистов, не спускавших с него глаз. И вечно недовольные им врачи. Это внимание взрослых не мешало работать, в конце концов, оно сопровождало в детстве всегда, избыточное, зоркое, неодолимое как невидимая стена, ограждающая от мира. Но это нынешнее внимание было куда недоверчивее, пристальнее и глубже, чем он помнил: неужели, открыв им свою главную тайну, он стал существом даже более ценным, чем тайм-навигатор? И кем это? Его изучали. Он терпел. Так надо.

Как доказать, что достоин доверия? Он не сбегал в свои норы – постепенно начавшие открываться на прежних местах. Работал, выбивая клин клином. Выкладывался на тренировках, внимательно смотрел образовательные программы для подростков по биологии и географии разных планет, за две недели прошел курс обществознания за среднюю школу и даже сдал экзамен на «отлично». На маршевых пультах его результаты росли в степенной зависимости – новая аппаратура так точно согласовывалась с ним самим, так подстраивалась под биометрию, что он не слишком понимал, почему инструкторы переглядываются. На этих пультах только идиот будет работать плохо. Ну, или обезьяна…

Прошло три недели. Вдруг утром, когда он пришел на силовую тренировку, там оказались старший специалист из зала маршевых, какой-то новый техник в белом комбинезоне и доктор. Мур замер.

– Игнатий разрешил, – это они так объясняют, в чем дело? – Давай, половинная нагрузка сейчас, не больше.

Да еще содрали майку и, вытряхнув из серебристой емкости с надписью «Мур», прилепили свою медицинскую медузу на лопатки. Та окутала нежными и противными лепестками шею и плечи, широкой лентой раскатилось по позвоночнику, щекотным щупальцем проползла по левому боку и прозрачной нашлепкой размером с ладонь накрыла сердце. Рядом с доктором развернулись четыре больших экрана, и у специалистов еще два. Мур вздохнул и пошел к тренажерам. Медуза не мешала ничуть, не весит почти ничего, но она противная… И под ней жарко. Мур молча отработал, что полагалось, потом в компании с медузой, специалистами и доктором отправился в бассейн. Спасибо, хоть там нагрузку оставили вчерашней. Но, пока он плавал, тренер что-то уж очень много командовал, то и дело меняя упражнения… Одним из лучших моментов дня были прыжки с вышки, но и их сегодня взрослые подпортили:

– Нет, Мур, сейчас одно простое сальто – но сделай как в учебнике, понимаешь?

Раз пять он им сделал, как в учебнике. Потом, пока они что-то обсуждали на экранах и махнули рукой, мол, развлекайся пока, Мур прыгнул простой любимый прыжок из передней стойки с вращением назад. Потом с вращением вперед. Потом проверил больших – не смотрят, тогда подкрутил немного упругость доски, выровнял дыхание, посчитал пульс – и с поправкой на ускорение сердечного ритма прыгнул три оборота из задней стойки в группировке. Вот тогда что-то такое там у них случилось на экранах, что новый специалист вскинул руки. Тренер, когда он выбрался, показал большой палец: «Круто». Оба специалиста принялись о чем-то упрашивать доктора. Вообще-то пора уже было в душ, но они попросили:

– Мурчик, давай еще прыжочек? Такой же.

– Он, пожалуй, может и ультра-си прыгать. Если подготовить, – вмешался тренер. – Мураш, ты что вчера вытворял?

– Стресс снимал, – вчера он вспоминал, как давным-давно орал в толпе зрителей, наблюдая соревнования по клиф-дайвингу – море-солнце-жара-сумасшедшие молодые парни, сигающие с высоченной скалы – и как потом сходили с ума мальчишки, прыгая в море с утесов. Он тоже прыгал. Он и сам с ума сходил от воды. На большую скалу их, конечно, никто не пускал, гоняли, да Мур и не был дураком, понимая, что для такого экстремального дела нужна подготовка и расчет… И вес. Так что пацаны, кидаясь с небольших утесов на глубину, соревновались в винтах и оборотах. Он насмотрелся тогда, напрыгался и, оказываясь у моря, сам подыскивал, где хорошенечко сигануть… чтоб дух захватило. Тренер за эти две недели навел порядок в его технике прыжков, и теперь Мур прыгал чистенько. С формулой в голове. Идеально анатомически, акробатически и функционально. С не меньшим удовольствием.

– Не надо ультра-си, – испугался доктор. – У нас бассейн для Мурчика – в порядке общефизической подготовки. Вот именно что стресс снимать. Нам за его ультра-си головы-то пооткусывают.

«Пооткусывают»? Интересно, кто? Мур немного подогнал пульс под такты внутренней музыки и прыгнул, что велели – чтоб максимально по всем параметрам попасть в прежний, отлично удавшийся прыжок в три оборота в группировке. Попал. Тренер аж в ладоши похлопал. Они наконец отлепили свою медузу – втянула, милая, все лепестки и хлюпнула в емкость – отпустили в душ и «беги завтракать», а сами так и остались у стены в бассейне над замершей голубой водой что-то обсуждать за экранами. Не видно с изнанки, что там у них. Но предчувствия, что большие подложат какое-нибудь испытание если не в формате свиньи, то хоть поросеночка, оправдались очень скоро.

Тарас сам забрал из кафе (кажется, едва дождался, когда он дожует последний пирожок с малиной), и выражение его лица Мур понял, как осмысление сложных хлопот. Привел в новый зал. К новому пульту. Сперва стало страшно – пульт был мало похож на те уже знакомые, что в прежнем зале. Потом Мур пригляделся. И растерялся. Потом, если б не самообладание, заныл бы в голос, чтоб пустили за этот пульт немедленно. Все равно пустят. Это им даже больше интересно, чем ему. И – да, Тарас похлопал по плечу:

– Иди, не трусь. Твоя игрушка.

Он шажочек за шажочком подошел. На самом деле – новый. Весь белый. Интерфейс ни на что не похож, сложные узоры, но сразу, с беглого взгляда, ясно, что именно эти узоры вытягивают из систем корабля. Еще техники в белых комбинезонах возились, человек десять (половина сигмы, один умник-тагет), что-то калибруя, настраивая, подгоняя. И еще несколько специалистов из маршевого зала подошли. Взволнованные. Тоже в новых комбинезонах, нарядные. Стало неловко, что явился в спортивных штанах и свитере.

– Подарок тебе, – неслышно подъехал Игнатий. – С Геккона. Не от Близнецов, даже не думай. Они по другой части. Но этот новехонький маршевик сделан под Мега. И под новое поколение кораблей. Технологический синергизм настоящего. Лучшее, что есть.

– …Только для Мега?

– Нет, нави тоже управятся. Но для Мега – особый режим. Юмис велел и тебе прислать эту новую игрушку.

– Он меня пугает.

– Не пульт ведь, я думаю?

– Пульт тоже… Слегка.

– И правильно. Не все Мега, что существенно, с ним поладят. С пультом, в смысле. Но у тебя, говорят, шансы есть.

– Что это во мне есть такого особенного?

– Самоконтроль, – ответил подошедший незнакомый специалист, тот, что был на тренировке и в бассейне. На рукаве рубашки у него был золотой геккончик в круге из девяти звезд. – Салют, Золотой Котик, мы все рады с тобой снова работать. Ты не волнуйся, мы в курсе, что у тебя был длительный перерыв, что ты только восстанавливаешься. Начнем потихоньку, нам спешить некуда…

Мур молча глубоко вздохнул. Для Юмиса он работал бы и без всяких интересных подарков. Опять стало стыдно.

– Не волнуйся, – кивнул, ничего, к счастью, не поняв, специалист. – Мы посмотрели данные твоих утренних тренировок и видим, что вся твоя биометрика коррелирует с эталоном этого пульта. Понимаешь, дружок, тут требуется именно тот сверхсамоконтроль… Которым ты известен. Ты вон даже во втором прыжке не то что элементы и дыхание – сердечный ритм способен повторить.

Мур чуть поклонился:

– Благодарю вас. Но чем выше затраты на контроль движений, тем ниже уровень оперативной свободы.

– Да вот нам и хотелось минимизировать эти затраты. Чтобы у пилота было больше свободы думать о том, что и зачем он делает, а не о том – как. Ты же интересен тем, что на собственно контроль затрачиваешь меньше работы мозга, чем другие пилоты – при этом сам контроль качественно значительно выше.

Мур не знал, что сказать на это. Надо просто стараться как следует, и все. Техник подбодрил улыбкой:

– Ну что, полетаем?

– Да.

– Переодевайся.

Муру принесли необычный серый комбинезон с черной полосой по спине и змеящимися тонкими серебряными линиями по рукавам. Похож на тяжелый комбинезон для таймфага, но там, где следовало бы быть портам для шунтов ротопульта – ничего. И узоры полос совсем другие, какие-то… безопасные? Но с ними все понятно, пульт будет принимать сигнал не только с прикосновений, но и с движений плеч, локтей, лопаток, позвоночного столба… Слияние с кораблем, наверное, будет подобно слиянию в ротопульте, где мысль напрямую переводится в движение как управление системами… Это что ж за корабли нового поколения, если даже на марше уровень владения кораблем так высок? Ничего себе подарок от Юмиса.

Комбинезон облек тело, как вторая кожа. Первой активировалась медицинская система, как и в таймфаговых, и так же, как много лет назад, Мур опустил глаза на левое плечо, ожидая зеленый огонек допуска. Разве мог он даже мечтать… Что снова будет ждать этот огонечек… Что снова… Огонек! Зеленый! …Все будет снова!! Пусть это не тяжелый комбинезон к ротопульту, да и маршевый пульт – не таймфаг, но прикосновение сложной изнанки комбинезона к коже в мгновенной встряске блаженного озноба вернуло Муру громадный кусок собственной сущности. Какой-то первоначальной самости… Вот только ноги. Ноги без нагрузки. На штанах ничего нет, просто удобные штаны, текстиль… Ой. Какие ботиночки…

– Присядь-ка вот на стульчик… Ногами будешь сегменты пульта активировать, – техник сунул в руки Муру один белый ботинок (как от него пахло Гекконом!!) в стальных узорах, а сам сел на пол и завладел его правой ступней, обувая. – Вот посмотри, по бокам и на носке контактные элементы, ага? Сейчас, пойдем, у пульта объясню. Как что и куда чем пинать. Да грубо, да, очень грубо, это ж тебе не таймфаг. Теперь подошва… Мы усложнять не стали, но если вот этим коготком ты ткнешь в какую-то из нужных пяти дырок под пультом, то получишь разные сложные эффекты тяги пяти вспомогательных двигателей. Ну там вверх-вниз, дифферент, разворот, движение поперек оси – сам разберешься, но все это на парковке – там под пультом платы соответствующие. Под другую ногу у тебя идет вооружение… но на сегодня мы всю баллистику заблокируем, летать сначала научись, ага?

– А в ротопульте тяга основных маршевых под ногами.

– Ты из ротопульта не паркуешься и тем более не меняешь угол трека. Да, еще про ноги… Если ты бьешь обеими подошвами прямо в центр, вот сюда, то у тебя тяга начинает расти по экспоненте…

– Так не бывает!

– Теперь бывает. Но тут надо хорошо понимать, зачем тебе это вдруг стало надо, а руками успевать стабилизировать корабль. Ясно? Так, с ногами пока все.

– Да я уж понял, что главное – руки и плечи… И что это управляет какой-то сверхотзывчивой системой.

– Да, но пальцы работают так же много, что и на обычном маршевом. Система сложнее и проще одновременно. Дело, Золотой Котик, в новом двигателе. Тут лучше дать тебе самому все почувствовать, чем на пальцах объяснять. Ну, садись?

– Вообще-то страшновато.

– Допускаю, – усмехнулся техник. – Еще бы. Мы с тобой сегодня к рекордам не стремимся, сегодня – только осваиваемся. Потихонечку привыкаем. Давай, садись… начнем с режима «нави», освоишь, где что.

Все внутренние и внешние проблемы перестали существовать. Мур мало двигался и много думал, хотя новый пилотский шлем-симбионт мгновенно встраивал в память нужные знания. Мур учился. Поглядывал в экраны коллиматоров. Обкатывал простые маневры. Самые простые. Даже элементы маневров. Смотрел, что можно делать локтями, а что – плечами. Степень отзывчивости системы ошеломляла: контроль за движением рук нужен высочайший. Дело не просто в градусах углов, а чуть ли ни в минутах. Его окружали техники в симбионтах, отвечали на вопросы и приносили водички раньше, чем он соображал, что хочет пить. Им, похоже, было скучно – от Золотого Кота они явно ожидали большего. Но Мур не спешил. Незачем. Потом он решился, кивнул сам себе и сразу отработал каскад сложнейших маневров из освоенных вчера на обыкновенном маршевом пульте, – каскад учебный, то есть изуверски сложный, и выполнил его по-новому, когда большей частью элементов управляли локти и плечи. Не ошибся. Но все происходило так медленно! Потому что раскладку на пальцы или на, скажем угол наклона предплечья по отношению к кисти он выбирал по ходу дела. Техникам – как только он вошел в каскад, у них что-то загремело по железному полу и кто-то зашипел – маневр понравился, стали хвалить:

– Да все хорошо, да пульт сам на тебя настроится, вот смотри, как ты точно запястьем отработал градиент… И пульт запомнит, что ты градиент будешь правым запястьем отрабатывать… Это же только твой пульт, только индивидуальная настройка…

– Погодите, – в голове мелькнула шальная мысль. Дикая. Надо ловить и приручать. – Мне надо подумать. Идите кофе пить… А! Я хочу молока. Есть?

– Да, разумеется, – они были слегка разочарованы.

Мур снял шлем, отошел ото всех. Погулял вдоль дальней стены зала. Ходить в этих красивых ботиночках было жестковато. Все отошли в угол зала пить кофе, за ним наблюдал только Тарас, принесший большой стакан молока. Мур взял стакан обеими руками и долго пил. Даже устал пить. Пока пил – думал. Косился на Тараса. В кармане его куртки выпуклость выдавала, что там – на всякий случай – лежат со вчерашнего дня мячики-маячки. Мур наконец допил:

– Уф. Тарас, а сколько есть мячиков?

– Ты что, портал видишь?

– Ой, нет. Мне не до нор. Мячики мне дай, а, пожалуйста? Не активированные, а так? Можно? Мне надо поиграть. Я верну.

Тарас удивился, но мячики дал. Три тускло-оранжевых упругих сферы. Мур забрал мячики и опять отошел к стене. Ото всех отвернулся. В конце концов, цирковое училище на какой-то планете Доменов, в маленьком северном городке, было давно… Но он хорошо помнил, что позволяло ему никогда не ронять ничего из того, чем он жонглировал – музыка. Такт, ритм. Тон звуков. Главное – попасть в мелодию. Он припомнил ту цирковую бодрую песенку, повторил про себя припев – и на нужном такте запустил мячики в воздух. Сила – высота. Угол – направление. Скорость падения – время движения руки. Все отлично ложилось на ноты. Также всегда отлично ложились на ноты и все элементы прыжков в воду, только там музыка в сто раз быстрее… Ну и в ротопульте, конечно. Крутить тяжелую катушку корабельного таймфага куда проще под ту внутреннюю музыку, о которой Близнецам он ничего не рассказывал. Никогда.

Мячики он не ронял. Маловато трех-то… Так, ну все ясно, нечего время терять. Вернув мячики Тарасу, он бросился к пульту, схватил скорей шлем, надел – техники уже мчались к нему, приткнув куда попало недопитые стаканчики с кофе. Мур всех дождался, отработал тот же каскад под внутреннюю музыку – в пять раз быстрее; потом еще и еще, потом новые, посложнее… Устал, снял шлем и спросил:

– Точно, говорите, мой и больше ничей?

– Пока только твой, да.

– И я могу его во всем-во всем настроить, как мне надо?

– …А ты представляешь, сколько это времени займет?

– Я не буду менять шаблоны маневров. Я ж вижу, что тот, кто их создавал, все сделал оптимально: где проще плечом, а где наклониться вправо-влево, куда локтем проще ткнуть… И так далее. Он за анатомией шел и… Ну, и вроде как за танцем. Но так занудно учить это все за ним… Мне лень. Мы вот что сделаем… Во-первых, нафиг этот режим «нави». То есть спасибо, он мне помог освоиться, но больше не нужен. Давайте мы сейчас активируем Мегу… И все встроенные шаблоны маневров я положу на ноты. На музыку… Пой – и лети. Просто делай музыку собой.

Взрослые смотрели на него одинаково непонятно и переглядывались.

– Ой. Так нельзя?

Никто не отвечал, только переглядывались. Подъехал Игнатий и молча наблюдал. Старший техник, тагет, зачем-то потер шею и сказал:

– А почему нет, собственно… Но… Ты хочешь, чтоб пульт звучал?

– Да. Диапазон скорости на октавы разложим… Двигатели на регистры… Ну, вы понимаете.

– Да вроде бы понимаем… У Юмиса пульт молчит, – опять потер шею техник. – Но вот сам-то он, когда ведет корабль, всегда мурлычет или напевает… Теперь понятно, зачем.

– Я слышал, как борт номер один встает на бункеровку, – сказал самый молодой из техников. – Он сам встает. В смысле, без пилота. И поет, да. Каждый раз одно и то же. Арию. «Скажите девушки, подружке вашей. Что я ночей не сплю, о ней мечтаю»…

– «Очей прекрасных огонь я обожаю»? – недоверчиво уточнил Тарас.