Кофе с круассаном

Париже! Ленка долго объясняет мне, где найти автобус, который привезет

меня к ней. Она не скупится на подробности, потому что знает, что

разговор оплачиваю я. Мне надоедает это бесполезное красноречие, я

решаю взять такси и не париться. Пожилой таксист, типичный вплоть до

кепки на голове француз, неспешно направляет свой автомобиль ровестник

по парижским улицам. Я зачарованно гляжу в окно и думаю, что гдето, может быть, совсем близко, сейчас ест свой бутерброд, спешит на деловую

встречу, или скучает в офисе обманщик Лоран. Он и не подозревает, что

наши дорожки скоро пересекутся. Я встречу его и скажу: «Для человека, погибшего в авиакатастрофе, ты совсем неплохо выглядишь». Что ответит

он, я додумать не успеваю, потому что такси тормозит у Ленкиного дома.

«Ну, вот зачем надо было тратиться на такси!» встречает меня замечанием

подруга, когда я, пыхтя как бурлак, выволакиваю свой чемоданище на

пятый этаж. «На автобусе добраться элементарно. Всего одна пересадка.

Проходи. Извини, у меня не очень прибрано». Я протискиваюсь мимо нее в

квартиру. «Где мне можно расположиться?» Ленка после некоторых

сомнений выделяет мне диван в проходной комнате. «Задвинь чемодан

подальше, чтобы не портил интерьер, мой руки и на кухню пить кофе с

макаронами» приказывает мне она.

– Сначала макароны, а потом уже кофе, – поправляю я, осматривая свои

владения.

– Можешь и так, но лучше одновременно. Я даже макаю их в кофе, так

вкуснее.

Я намыливаю руки, представляя себе длинную спагетину измазанную

кофейной гущей. А еще говорят, французы – гурманы. На маленькой не

очень уютной кухне меня уже ждет крошечная чашечка крепкого кофе и

разноцветные бисквиты, которые, как оказалось, и называются macarons.

– Ну, как там у вас? – горестно вздыхая, вопрошает новоявленная

парижанка. Вопрос задан таким тоном, как будто я приехала не из

европейской столицы, а из блокадного Ленинграда.

– Тяжело, – отвечаю я таким же тоном, чтобы не разбивать ее иллюзии.

Ленка качает головой со скорбной миной на сильно округлившейся за

прошедший год физиономии.

– Знаешь, мне здесь тоже непросто. Порусски никто не говорит, медицинское обслуживание ужасное. А на днях, представляешь, отравилась

устрицами.

Я не представляю, потому что устрицы видела только когдато давно на

картинке в книге «Подводный мир». Мне вспоминается сегодняшний

попутчик, который не переварил черную икру. Видно, не принимает

славянский организм заморские деликатесы. Я слушаю Ленкин рассказ и

жую розовый бисквит. Одна фраза больно режет мое нежное ухо филолога.

– Как, как ты сказала?

– Что? Аннулировала рандеву?

Ухо сворачивается в трубочку.

– В смысле отменила встречу? – поправляю я.

– Ну, я так и говорю. Так вот, слушай…

Ленка в своих рассуждениях несколько раз гордо подчеркивает «здесь у

нас в Париже». Я чувствую себе бедной родственницей, прибывшей из

забытого Богом захолустья. В восемь вечера с работы возвращается Пьер, которого Ленка явно не посчитала нужным поставить в известность о моем

приезде. Он, как человек вежливый, не вылупливает глаза, а галантно

скрывает удивление за гостеприимной улыбкой. Ленка жалуется, что у нее

нет столовых приборов на трех человек. Комуто придется есть из

некрасивой, недизайнерской тарелки. Пьер предлагает принести себя в

жертву. Но я противлюсь этакой несправедливости и на правах незваного

гостя забираю некрасивую тарелку себе. Ленка подает entrée в виде

завернутого в маринованные баклажаны творожного сыра. Как я узнаю

позже, и это и другие блюда куплены в ближайшей кулинарии. Пьер

достает из холодильника вино, чтобы отметить мой приезд. Он капает

несколько капель себе в бокал, долго катает их по дну, принюхиваясь как

собака, потом осторожно выливает их себе на язык и, закатив глаза, шевелит губами. «Дегустирует» объясняет мне Ленка. Пьер выходит из

нирваны и сообщает, что вино отменное. Ленка на смену баклажановым

завертышам выносит разогретую лазанью. У меня так и чешется язык

спросить: «А что устриц сегодня нет в меню? И черной икры тоже нет?»

Супруги молча жуют местами холодную лазанью. После главного блюда

подается сыр. И истинный француз и переродившаяся из рижанки

француженка ловко отрезают плесневелые корочки и запихивают в рот

крупные желтоватые ломти. Я чтобы не отстать и окончательно не

прослыть деревней беру на пробу жидковатый кусочек.

– Этот тебе не понравится, – категорично заявляет моя хорошо

осведомленная в сырных делах подруга, вырывает у меня из рук

злосчастный кусок и проглатывает его сама, – Возьми лучше Saint Nectar, его больше осталось.

– Дай Марине самой попробовать, chou, – вступается за меня Пьер.

Ленка смотрит на часы.

– Через десять минут «Nouvelle star»[5] по шестому каналу. Мне надо

успеть до этого помыть посуду. Давайте быстренько закругляйтесь.

– А как же десерт? – возмущается ущемленный в своих правах муж.

– Пьер, mon amour, поешь свой йогурт на диване.

Я вызываюсь помочь убрать посуду и в результате перемываю больше

тарелок, чем хозяйка. На меня наваливается неподъемная усталость.

Хочется лечь, вытянуть ноги, закрыть глаза. В идеале вообще заснуть. Но

на отведенном мне диване Пьер ест свой йогурт, а Ленка устроилась

смотреть передачу. Мне не остается ничего другого, как примоститься с

краю и дремать в ожидании пока двухчасовое шоу не закончится. В конце

концов, я засыпаю понастоящему и чувствую сквозь сон, как Ленка

накрывает меня одеялом и подсовывает под голову подушку. «Мерси и

больше не проси» возникает откудато в сонном мозгу.

Следующим утром я открываю глаза и обнаруживаю, что, фамильярно

прижавшись ко мне, похрапывает жирный полосатый кот, который

вчерашним вечером не был мне представлен. Я аккуратно, чтобы не

потревожить незнакомое животное, выбираюсь из под одеяла и семеню в

ванную. Приоткрыв дверь, я сталкиваюсь нос к носу с раздетым по пояс

измазанным пенкой для бритья Пьером. «Pardon» бормочу я и ретируюсь.

– Доброе утро. Элен обычно просыпается не раньше десяти, – сообщает

мне изза закрытой двери Пьер.

– Ясно. А ты не знаешь случайно, что это за кот дремлет на моей кровати?

– Это Мину. Он обычно не любит гостей. Тебе повезло.

Нереально просто повезло. Я жду, пока Пьер закончит свой утренний

туалет и освободит ванну. Ждать приходится долго. В конце концов, он

появляется в дверном проеме в не очень удачно скроенном костюме, распространяя за версту аромат какогото неизвестного мне парфюма. Я

желаю ему хорошего дня. Он отвечает мне там же и прикрывает за собой

входную дверь. Я с облегчением занимаю ванную комнату. В десять с чем

то просыпается Ленка. Мы завтракаем непривычными мне гренками, щедро

смазанными маслом и вареньем. Я бы, конечно, предпочла свежий

круассан, но такой вариант не предлагается.

– У меня сегодня много дел, – щебечет моя подруга, макая свой странный

бутерброд в чай, – так что поводить тебя по городу я не смогу.

– Ничего страшного. Я хорошо ориентируюсь в Париже.

– Да? – Ленка удивленно вскидывает тонкую выщипанную бровь.

Я киваю, давясь чересчур сладким вареньем. Я была в Париже дважды.

Первый раз с автобусной экскурсией в десятом классе, второй у Ленки на

свадьбе. Кроме того, план Парижа лежал у меня на письменном столе под

стеклом все годы учебы в университете. Вследствие всего

вышеперечисленного я вполне законно могу считать себя знатоком этого

замечательного города.

– А я не знала, что у тебя есть кот, – меняю тему я.

– Да, этот. Пьер скачал его из Интернета.

– В смысле?

Я не знала, что домашних животных уже научились скачивать как

прикладные программы.

– Ну, заказал по Интернету из какогото известного elevage, не знаю, как

это будет порусски.

– Питомник, – подсказываю я.

– Угу. Он с виду беспородный, но на самом деле у него куча медалей. А

его полное имя занимает три строчки в паспорте.

Выходит, я спала не с беспородным котом, а с медалистом. Это в корне

меняет дело.

– Значит, справишься сама? Ты куда вообще собираешься? В Лувр? На

Монмартр? Если хочешь, я распечатаю тебе карту.

У «коренной» парижанки этот банальный туристический маршрут вызывает

презрение, которое она не в силах скрыть. Я же в свою очередь

предпочитаю казаться в ее глазах, скорее непритязательной туристкой, чем

охотницей за мертвыми французами, потому охотно соглашаюсь на карту.

Тем более что она мне может и в самом деле пригодиться.

– Вот. От Лувра пойдешь через сад Тюльери, потом вдоль Сены до

Эйфелевой башни.

– Спасибо. Я сама разберусь.

– Ну, дерзай. Если заблудишься, звони.

– Непременно.

Я надеваю новое белое платье, крашусь чуть ярче обычного, сбрызгиваюсь

жасминовым Diorissimo. Зеркало подтверждает мою полную боеготовность.

– Ты зря так вырядилась, – вносит свою пессимистическую лепту моя

добрая подруга, – В метро заляпаешься, да, и арабы будут приставать.

– Какнибудь отобьюсь.

Я бегу вниз по ступенькам, ощущая за спиной крылья. На улице солнечно и

тепло. Пожилая пара завтракает в маленьком кафе. Она жует круссан, запивая кофе, он листает газету. У их ног посапывает пожилая болонка. Я

вспоминаю, как в свою первую поездку мне хотелось подойти к каждой

такой паре и потрогать их, чтобы убедиться, что они настоящие. Ведь они

были точной копией того стереотипа, что нам рисовали годами на уроках

французского. Вплоть до круассана, газеты и маленькой собачки. Они были

для меня такой же неотъемлемой достопримечательностью Парижа как

Эйфелева башня и Триумфальная Арка. Мне хочется присесть за соседний

столик, заказать это клишейное кофе с круассаном и тоже влиться в

цветную картинку летнего Парижа. Но меня ждут великие дела. Я

разглядываю карту, прикидывая, как добраться до нужной мне улицы.

Можно было, конечно, спросить у Ленки, но это вызвало бы подозрения. В

непосредственной близости от жилища Лорана нет ни одной туристической

точки. Мои размышления прерывает приятный мужской голос, произносящий английские слова с сильным французским акцентом.

– Вам помочь?

Я поднимаю глаза на немолодого седеющего мужчину с загорелым

улыбающимся лицом.

– Спасибо. Мне нужно попасть вот сюда. Я не знаю, на чем лучше ехать, –

отвечаю я пофранцузски.

Он улыбается еще шире и объясняет мне дорогу. Я благодарю услужливого

прохожего и отправляюсь на остановку указанного автобуса. При мысли о

скорой встрече с Лораном меня охватывает мандраж. Я успокаиваю себя

предположением, что в такое время его, скорее всего не окажется дома. И

потом мандражировать должен он, а не я. Не я же гибла в выдуманной

аварии. Автобус катит по залитым солнцем улицам, периодически

застревая в пробках. Сидящая передо мной пожилая женщина (в виду

наличия завивки, макияжа, духов и бижутерии бабулькой такую никак не

назовешь) сообщает попутчице, что сегодня бастуют таксисы, поэтому

столько пробок. Они долго обсуждают, почему бастуют таксисты. Детали

разговора вследствие моей непарижаночности, или же изза пробелов в

знании языка от меня ускользают. Наконец, неспешное транспортное

средство доставляет меня к месту назначения. Остается только найти

нужный дом. Сердце колыхается гдето в горле, мешая дышать. Я пытаюсь

усмирить его, но оно окончательно выходит из под контроля. Пятый, седьмой.. Мне нужен пятнадцатый. Значит, на этой стороне. Что я скажу?

Что я скажу ему, если он окажется дома? Нет, на часах двенадцать с

копейками, с какой стати работающему человеку в такое время находиться

дома? А кто сказал, что он работающий? Он и сказал. А еще он сказал, что

разбился на самолете. Вот и дом номер 15. Спокойствие, только

спокойствие, как наказывал нам летучий швед Карлсон. Напротив одной из

кнопок вызова красивым подчерком выведено Laurent Dussand. И зачем

только я сюда приехала! – истерично орет внутренний голос. Я

зажмуриваюсь и давлю на кнопку. В голове носятся, сбивая друг друга, беспорядочные обрывки мыслей. Я ожидаю услышать в динамике его голос, но вместо этого дверь пищит, приглашая меня вовнутрь. Я сдерживаю

порыв броситься наутек, тяну за ручку и оказываюсь в подъезде. Мне

навстречу по лестнице спускается незнакомый мужчина, беглого взгляда на

которого хватает, чтобы убедиться, что это не Лоран. Мужчина

спотыкается на ступеньке, краснеет и смущенно здоровается. Подобная

реакция незнакомца придает мне уверенности в себе. Не зря, значит, я «так

вырядилась». Французы просто падают и штабелями укладываются. Я

поднимаюсь по ступенькам уже гораздо более уверенным шагом. Вот, кажется, и нужная мне квартира. Дверь немного приоткрыта. Чтото мне

это все перестает нравиться. Откуда ни возьмись на меня веет

примитивным детективом. Сейчас я войду, а он лежит там в луже крови с

ножом в сердце. А в подъезде я, выходит, столкнулась с убийцей. Потому

он и покраснел. Не каждый же день человека убиваешь, совесть мучает

наверно. Мои мрачные размышления прерывает пожилая женщина, которая

неожиданно возникает изза приоткрытой двери.

– Здравствуйте, мадмуазель. Это вы звонили?

– Да, – неуверенно киваю я.

– А Лорана нету. Он уехал к родителям.

– А..

– А я домработница. Убираюсь у него раз в неделю.

– А вы не знаете, он надолго уехал? – нахожусь, наконец, я.

– Вроде да. Они живут в Монпеллье. Он часто к ним летом ездит.

– А вы случайно адреса не знаете? Мне очень нужно его найти.

– Нет, точно не знаю. Он говорил, что в центре на Jeu de Paume.

Мне хочется спросить у женщины, как выглядит ее наниматель.

Действительно ли он высокий симпатичный брюнет. Но интуиция

подсказывает мне, что подобный вопрос вряд ли будет уместен.

– Вы не очень спешите? – неожиданно обращается она ко мне.

– Да, нет.

– Вы не могли бы покараулить дверь, пока я мусор вынесу. А то тут замок

плохо открывается, я каждый раз мучаюсь.

– Конечно. С удовольствием.

Домработница спускается по лестнице, таща за собой огромный мешок

мусора. Как только она исчезает из поля зрения, я моментально оказываюсь

в квартире. Первая комната по всему виду гостиная, диваны, широченный

экран телевизора, цветки в горшках. Направо по коридору более

интересное помещение, напоминающее рабочий кабинет. Я кидаюсь к

столу, на котором горкой свалены книги. При ближайшем рассмотрении на

нем обнаруживается счет за квартиру на имя мосье Дюссана, какието

квитанции, учебник по юриспруденции, словарь, карандаши, калькулятор…

Ага, а вот и то, что я ищу – карточка члена клуба верховой езды с

фотографией. Непослушное сердце совершает сальто и летит в неизвестном

направлении. Это он. Фотография мне не знакома, но это, безусловно, он.

Темноволосый, загорелый с уверенной улыбкой на красивом лице. Я

обращаю внимание, что в строчке «адрес» значится не парижская квартира, а как раз этот бульвар в Монпеллье. Дом номер 8. Я кладу карточку на

место и спешу покинуть квартиру, пока домработница не вернулась. Мне

удается занять свой пост буквально за несколько секунд до ее появления.

Она благодарит меня за помощь. Я прощаюсь и скатываюсь вниз по

ступенькам.

Дорога до центра занимает гораздо меньше времени, через пол часа я уже

гордо шагаю по Елисейским Полям. Я еще не знаю, что буду делать дальше.

Решусь ли отправиться следом за подлецом Лораном в неизвестный мне

Монпеллье или посчитаю свою миссию выполненной и вернусь в Ригу. На

данный момент меня это не волнует. Я наслаждаюсь охватившим меня

чувством свободы и окрыленности. Я впервые в Париже одна, такая

красивая и независимая. Первое мое посещение этого города мечты

запомнилось изнурительными экскурсиями, крошечным отелем в районе

Пигаль и захваченными из дома сухофруктами, которые мы с мамой

глодали вечером в номере, чтобы не тратиться на рестораны. За второе

двухдневное я только и успела, что побывать на Ленкиной свадьбе, расстроиться и крепко напиться. Я не видела даже Эйфелевой башни. Зато

теперь у меня навалом времени, и я могу делать, что пожелаю. Желаю я, прежде всего, выпить кофе с круассаном. Et voila![6] Через десять минут

официант ставит передо мной мой скромный заказ с вежливым: «Je vous en prie, Madame[7]». Это молодой парень лет двадцати. Выходит, для него я

уже мадам.

А для пожилой домработницы еще была мадмуазель. Оказавшись так

неожиданно состаренной, я както сразу сдуваюсь. Хорошее настроение

выходит из меня как воздух из шарика. Скоро тридцатник, а еще

незамужнем, хотя, как поется в дурацкой песне, уже давно пора. Сижу на

Елисейских Полях и радуюсь, что многолетним переводческим трудом

заработала себе на кофе с круассаном. То же мне достижение! Ленка вон

моложе меня, а уже год как замужем и для нее этот пресловутый дуэт

такая же обыденная вещь, как для меня буханка хлеба с молоком. У

остальных моих подруг и бывших одноклассниц уже дети в первый класс

пошли. А я… Проходящий мимо молодой человек адресует мне

заинтересованную улыбку, заставляющую меня немного воспрять духом.

«Ну, и что, – вступает мой безмолвствовавший до этого оптимизм, «как

говорила бабушка – выйти замуж не напасть, как бы выйти не пропасть.

Будет еще и на нашей улице праздник». Праздник мог бы быть уже сейчас,

– возражает занудствующее «Я», – если бы Лоран не оказался свиньей. Мои

мысли возвращаются к Лорану. Я цежу маленькими глоточками кофе и

размышляю, стоит ли ехать в Монпеллье. С одной стороны я никогда не

была на юге Франции, это станет для меня новым впечатлением, не считая

уже самой долгожданной встречи. С другой стороны придется жить в

отеле, а накопленный мною капитал не готов тягаться с закромами

дядюшки Скруджа. Не свойственный мне ранее авантюризм, который в

последнее время расцвел в полную силу, настаивает на первом варианте. В

конце концов, моей миссией было взглянуть в глаза человеку, с которым я

общалась почти год, к которому испытывала серьезные чувства, и который

над этими чувствами посмеялся, обманув меня в особо жестокой форме. А

этих глаз я пока кроме как на фотографии нигде больше не видела. Нет, мосье Дюссан, я всетаки доберусь до вас. Я допиваю, судя по

принесенному счету, самый дорогой в своей жизни кофе, плачу и выхожу

из кафе. Елисейские Поля кишат разнообразными туристами, слегка

разбавленными местными жителями. Ко мне возвращается хорошее

настроение. Я смешиваюсь с людским потоком и позволяю ему увлечь меня

за собой. Постепенно толпа рассасывается, и на Place de la Concorde я

выхожу в гордом одиночестве. Передо мной в зеленой дымке сада Тюльери

торжественно выседает Лувр. За моей спиной знаменитый бульвар венчает

Триумфальная Арка. Удивительно, что этот пейзаж, уже виденный

миллионы раз в книгах и кино, и уже запечатленный однажды

собственноручно на пленку фотоаппаратамыльницы внушает такой

восторг, как будто я наблюдаю его впервые. Я гуляю по белым дорожками

парка, обхожу стеклянную пирамиду Лувра, потом поворачиваю направо и

бреду вдоль берега Сены по направлению к НотрДаму. Время летит

незаметно.

По возвращению в приютившую меня квартиру застаю Ленку на диване в

таком же виде, в каком оставила ее утром. Она лениво интересуется, как

прошел день, и, не слушая ответа, отправляется на кухню варить кофе. Я

мою руки и присоединяюсь к ней. Скачанный из Интернета кот водружает

все свои породистые килограммы мне на колени и удовлетворенно

щурится.

– Слушай ты не знаешь, как из Парижа добраться до Монпелье? –

закидываю удочку я.

– Монпеллье? А тебе туда зачем? – тактично интересуется подруга.

– Подслушала разговор в автобусе. Говорят, там красиво. Море рядом.

– Не знаю, надо спросить у Пьера.

Через несколько часов с работы возвращается Пьер. Ленка сажает всех за

стол и распределяет по тарелкам салат из помидора и базилика.

– Cheri, ты не знаешь, что за город такой Монпеллье? – спрашивает она

между делом.

– Знаю, конечно. Красивый город. Недалеко от Нима находится. Он

известен своими университетами, там очень много студентов.

– Студенты, – Ленка морщит нос, – Это неинтересно. Лучше уж, Маринка, отправляйся на Лазурный берег, в Канны, СанТропэ.

Подруга мечтательно закатывает глаза.

– Chou, ты же знаешь, что там страшно дорого, – возражает Пьер, – Не

слушай ее Марина. На Лазурном берегу такие цены, что человеку среднего

достатка там делать нечего. Мы с Элен еще ни разу не ездили.

Ленка прямо вся сжимается и, на мой взгляд, и даже уменьшается в

размерах от такого удара по созданному имиджу. Ее, парижанку,

приписали к среднему классу, неспособному оплатить себе достойный

отдых.

– Зато в Монтпеллье, – продолжает не подозревающий о своем промахе

муж, – все гораздо доступнее. И море недалеко. Кроме того, недавно

открыли новый маршрут TGV Париж – Монпеллье, длится три часа с

хвостиком. Билет можно купить прямо на вокзале Gare de Lyon.

– Здорово, – радуюсь простоте решения я, – Тогда я наверно так и

поступлю. Зарезервирую отель и съезжу туда на пару дней. Не хочется вас

тут стеснять.

– Ты нас совершенно не стесняешь, – не очень уверенно протестуют

супруги.

После ужина меня допускают до лэптопа Пьера. Я загружаю свой почтовый

ящик. Гдето в глубине души, очень глубоко, теплится совсем слабенькая

изможденная надежда обнаружить там письмо от Лорана. Как только

страничка загружается, и мои глаза пробегают верхние жирные строчки, эта тень надежды исчезает. Две Виагры и один пятидесятидвухлетный

поклонник (если подумать, то можно усмотреть между ними некую

кармическую связь) составляют весь мой улов. Я закрываю ящик и начинаю

поиск отелей в студенческом Монпелье. Сравнив цены с Канновскими, я

понимаю, что имел в виду Пьер, и невольно проникаюсь благодарностью к

Лорану за то, что он решил провести свой отпуск на этой стороне

побережья. Я выбираю четырехзвездочный отель «Метрополь», судя по

описанию, расположенный в самом центре. Я распечатываю бланк

резервации и расписание поездов, которое мне нашел Пьер. Ну, вот, первый

уровень игры «Поймай подлеца» пройден, я готова к переходу на второй.

Супруги снова оккупировали мой диван. Пьер черпает ложечкой очередной

йогурт, а Ленка смотрит глубокомысленную передачу «Next». Для тех, кто

незнаком с этим шедевром изначально американского, а теперь и

французского телеискусства, объясню, в чем состоит смысл, если таковой

вообще имеется. Одинокий подросток, будь то девочка, мальчик или гей, выбирает себе пару из пяти предлагаемых кандидатур. Этих кандидатур

изначально запихивают в автобус, откуда они выходят по одному, представляются (типа: «Жан, 17 лет, в детстве съел паука») и стараются

всячески понравиться выбирающему. За каждую минуту, проведенную с

ним вместе, автобусники получают один евро. На данный момент на экране

долговязый подросток, который хвастает, что не мылся уже три месяца, и

потому надеется, что исходящий от него аромат сразит девушку на повал.

Ну, если только в прямом смысле этого выражения, думаю я и ошибаюсь.

Девушка находит длинного привлекательным и просит его, переодевшись в

костюм гигантской белки, залезть на дерево, чтобы показать свою мужскую

силу. Громадная белка скользит по стволу, вяло цепляясь лапами, не

удерживается и съезжает вниз. «Ты не достоин меня» делает вывод

малолетка и отправляет претендента обратно в автобус. Вонючка, однако, вполне доволен, потому что постыдное карапкание принесли ему 30 евро.

– Неужели тебе нравится это разжижение мозгов? – спрашиваю я у Ленки

порусски, чтобы не обидеть Пьера, соотечественники которого это все

вытворяют.

– Тсс. Смотри, сейчас этот тоже полезет.

Мне неинтересно смотреть, как очередная пародия на белку будет брать

штурмом упрямое дерево. Я беру полотенце и отправляюсь в ванну.