Мертвячка из озера

До сих пор в сейфе у капитана, там, на подлодке! И координаты, где мы её, родную, затопили-то, знаю теперь только я! И так просто не скажу их. А только представителям вашей, а вернее – американской – разведки: жить-то мне у них хочется! А карту я…

Просто съел, как зазубрил наизусть-то всё, что надо было зазубрить. (допрашиваемый стучит пальцем себе по лбу)

К.: – То есть, вы хотите сказать, что… запомнили координаты, а карту… Съели?

Л.: – Ну да, я так и сказал. Жрать-то что-то надо было… Хе-хе… Пошутил, извините. Но координаты эти я сообщу только в обмен на твёрдые, в письменном виде, гарантии моей жизни на свободе, новый паспорт с американским гражданством, и кругленькую сумму у меня на счету. В американском банке!

К.: – Сожалею, но я не уполномочен дать вам такие гарантии, и не представляю, кто может в такой ситуации дать их вам – убийце и людоеду. Ваше будущее вообще представляется достаточно мрачным и бесперспективным – ведь вы ещё и военнопленный!

Л.: – Ну и ладно раз так! Я не гордый – подожду того, кто сможет мне такие гарантии дать, да ещё со всеми печатями и подписями! А пока больше ни слова не скажу! (поворачивается лицом к переборке, и молчит)

К.: – А вам не кажется, что вы не совсем в том положении, чтобы диктовать нам свои… Условия?

Л. (поворачивает голову, через плечо): – Нет, не кажется. Вы же гуманные – не станете пытать «военнопленного», как сделало бы наше Гестапо! А иначе меня – не заставить!

А уж документики-то эти… Ох, наварное, как ждали в Аргентине… Да и к военнопленным в лагерь-то вы меня не станете пихать – побоитесь: вдруг расскажу кому-нибудь что-нибудь ненужное… Подумайте, капитан: вы же не глупый человек, и тоже, наверное, мечтаете о повышении… А я – ваш шанс!.. Так что – подумайте! (Допрашиваемый снова отворачивается и упорно молчит на все последующие вопросы. В 17-00 допрос прекращён.)

Капитан Сигрейв вошёл к себе в каюту. Аккуратно закрыл дверь.

Хотя внутри у него всё кипело, внешне он никак этого не проявлял. Разделся, аккуратно развесил на стуле брюки и китель. Лёг на койку, и уставился в потолок.

Ох, и сволочь им попалась!

Разговаривать с такой – всё равно, что д…мо разгребать! Да ещё голыми руками!..

А что самое интересное – сволочь-то, похоже, действительно что-то знает!

Какие же настолько ценные секреты, что ради них придерживали под парами последнюю подлодку, пытались спасти из агонизирующего третьего Рейха доверенный человек рейхсмаршала и капитан Швайнштайгер?

Похоже, спасённый считает, что они стоили жизней двадцати восьми погибших товарищей и офицеров. Байка, рассказанная им – очевидное враньё! Сочинённая только для того, чтоб не выглядеть тем, кем, похоже, и являлся спасённый – организатором заговора.

Заговора, имевшего целью убить всех, и завладеть тайной координат затопления подлодки с сейфом…

Потому что давно уже нет на побережье Африки никаких «дикарей с копьями!»

Но ведь – не пытать же, и правда, эту мразь!..

Капитан перевернулся на бок. Теперь ему в глаз светило заходящее солнце, пробивавшееся через неплотно задёрнутую занавеску.

Чёрт возьми!.. Уже сколько времени не стреляют, и не нужно бояться крика вахтенного: «торпеда по левому борту!», а выспаться как следует всё не удаётся!..

Но что же ему, капитану эсминца Её Величества, делать?

Ясно одно – нужно обо всём сообщить начальству. А уж оно пускай думает – достойно ли офицеров Флота Великобритании идти на сделку с убийцей-нацистом, или…

Или нужно, наплевав на его «сверхважную информацию», просто отослать матроса в обычный лагерь для военных преступников.

Лагерь-то лагерь… Но поскольку вряд ли удастся доказать его участие в боевых операциях, долго он там не пробудет – выйдет как ни в чём не бывало, на свободу. Ищи его потом! А если и правда – сведения сверхважные? И помогут его Стране? Всё-таки какую-нибудь ерунду в последние дни, когда поражение неизбежно, да ещё со спецкурьером, да ещё за океан, отсылать не станут…

Капитан ворочал мысли, словно жернова, не заметив, как сон сморил-таки его.

Однако мысль о том, что лучше всё-таки послать шифровку в Штаб Флота, возобладала. Именно её успокаивающая возможностью переложить ответственность за нечистоплотное решение на вышестоящих, и помогла капитану угомонить на время совесть и заснуть…

Документ 4.

Из Рапорта агента Р. Ю. Диллинджера от 08.03.1945 г.

Составлен на основе изучения Протоколов предшествующих допросов, и магнитофонной записи допроса военнопленного Р. Лайтоллера.11-30 – 14-30. Место проведения допроса – каюта содержания военнопленного на эсминце «Сассекс».

(…) Военнопленный производит впечатление человека ограниченного, хитрого, и крайне упрямого. Характерные черты холерического темперамента.(…) Первые полчаса допроса прошли спокойно. Допрашиваемый полностью подтвердил версию, озвученную в протоколе от 07.21-25.1945г.

Однако убедить его добровольно сообщить интересующую нас информацию не удалось. Он всё время продолжает настаивать, что сообщит координаты только тогда, когда увидит документы, удостоверяющими его Американское гражданство со всеми соответствующими подписями и печатями. И счёт в банке на 100 000 американских долларов.

Верить «на слово» тоже не желает. Попытка нажать или пригрозить не увенчалась успехом. Тогда я вышел из каюты, где военнопленный содержится, и вернулся с агентом О. Л. Верноном и доктором С. Робертсоном, ожидавшими моей команды.

Пока мы с Верноном удерживали кричащего и отчаянно вырывавшегося Л., доктор закатал ему рукав, наложил шину и ввёл внутривенно «содиум пентоталум»*.

*Так называемый «правдодел». Препарат, парализующий волевые центры мозга.

Через пять-шесть минут глаза допрашиваемого остекленели, дыхание стало замедленным. Он уже спокойно лежал на койке. Доктор, проконтролировав время, заверил, что пленный готов к работе с ним. Затем доктор вышел. Допрос продолжили мы с Верноном, включив звукозаписывающую аппаратуру.

Далее привожу расшифровку этой записи дословно.

(…) Д.: – Сколько же вас всего было на Ю-1097 в начале плаванья?

Л.: – Тридцать три человека, считая посланца.

Д.: – Сколько человек было убито во время бунта?

Л.: – Девятнадцать.

Д.: – Сколько человек было в шлюпках, когда вы направились к берегу?

Л.: – Шестеро.

В.: – Куда же делись остальные выжившие? Почему они не поплыли с вами?

Л.: – Мы перестреляли их уже потом, после бунта, на второй день. Когда не смогли договориться о делёжке денег. Они хотели достать их сразу, а мы боялись, что документы при этом погибнут. Не могли договориться и о месте, куда направиться. Их трупы остались там, на подлодке, которую мы затопили. Вместе с теми, которых мы убили вначале.

В.: – И куда же это они и вы собирались отправиться?

Л.: – Они хотели нанимать судно сразу до Нью-Йорка, а мы – до Канады.

Д.: – Какие деньги вы хотели поделить?

Л.: – Те, которые хранились у капитана в сейфе. Их тоже привёз посланец.

В.: – И… Что же случилось с деньгами и документами из сейфа?

Л.: – Ничего не случилось. Там они и лежат.

Д.: – Почему же вы не забрали их с собой?

Л.: – Мы не смогли. Сейф оказался хитро заминирован. И там ещё была… кислота.

А шифр замка знал только капитан. Если бы стали взламывать, всё или взорвалось бы… Или кислота испортила бы все документы… Поэтому мы и не смогли открыть его на месте, и забрать всё, что хотели.

В.: – Что же случилось потом с… Теми четырьмя, кто был в шлюпках с вами?

Л.: – Мы с Робертом Лепски и старпомом перестреляли других троих в их шлюпке, затем забрали их запасы воды и пищи, и пропороли шлюпку ножом, после чего она затонула. А затем старпом застрелил Роберта, и мы остались вдвоём.

В.: – Почему же старпом не застрелил и вас?

Л.: – Мы – родственники. Я его двоюродный племянник, и мы заранее обо всём договорились – понимали, что вдвоём сделаем всё, что захотим.

Д.: – Знал ли кто-нибудь на лодке, что вы родственники? Догадался ли позже?

Л.: – Нет, никто не знал. Мы же носили разные фамилии… И никто так ничего и не узнал. И не догадался.

Д.: – Куда вы направились на вашей шлюпке потом, когда остались вдвоём?

Л.: – Мы хотели пристать к берегу, но не смогли приблизиться, из-за сильного противотечения. Четыре или пять дней мы гребли к этому берегу, а потом нас всё-таки вынесло в океан. Там мы и находились, пока меня не нашли и не подобрали. Хотя я этого не помню…

В.: – Значит, вы затопили подлодку у берега, а потом не смогли до этого берега добраться?

Л.: – Нет, мы затопили подлодку милях в семи от берега. Мы хотели спрятать её получше, на большой, но не слишком, глубине. Чтобы найти её было невозможно без наших координат, и мы получили бы свои гарантии. Мы не знали, что в этих местах так трудно подойти к берегу, а то оставили бы больше гребцов, доплыли бы туда, а только уже потом остальных убили бы.

В.: – И что вы собирались делать дальше?

Л.: – По берегу мы дошли бы до ближайшего порта, и наняли бы судно.(…)

Д.: – Значит, никакие дикари на вас не нападали?

Л.: – Нет, конечно. Мы не видели никаких дикарей, да и вообще никого. (…)

В.: – Кто определял координаты, и насколько точно?

Л.: – Координаты определял старпом Шмидт, два раза. В полдень первого дня, и затем второго, когда мы ещё находились на подлодке.

Д.: – Вы считаете, что он не… обманул вас при сообщении этих координат?

Л.: – Он и не мог обмануть меня – я вспорол подкладку его брючного пояса, и вынул их оттуда, уже когда убил его. Я заучил их наизусть, после чего бумажку с ними съел.

В.: – Вы уверены, что он не мог спрятать подлинные координаты в другом месте, или запомнить их, а вам подсунуть подделку?

Л.: – Нет… Я уверен, что он не мог этого сделать – бумажку я проверял, пока он был без сознания во время болезни. И я был рядом, когда он их записывал, ещё на лодке – подглядывал через плечо. А он только усмехался – думал, что я ничего в этом не понимаю…

Д.: – Сообщите нам эти координаты.

Л.: – … градусов… минут южной широты, и… градусов… минут западной долготы.

В.: – Верите ли вы сами в точность этих координат?

Л.: – Да.

Д.: – Это именно те цифры, которые вы хотели сообщить… за своё гражданство?

Л.: – Да. (…)

В.: – Сколько же человек вы убили сами?

Л.: – Всего я убил шесть человек. (…)

Капитан Сигрейв, опершись на поручни и сохраняя нарочито равнодушное выражение на лице, наблюдал, как арестованного уводят двое наглых, и глядящих на всех окружающих с таким неприкрытым презрением, словно те грязные и тупоумные плебеи, не достойные даже вычистить их лакированные туфли, людей в чёрных плащах. Вот уж кого жара, кажется, не касается…

Но хуже всего – их «шеф», полковник Кларксон, неторопливо движущийся впереди. Демонстративно не прекращавший жевать свою чёртову жвачку, даже когда говорил с Сигрейвом.

Вот уж – скользкий тип. Со словно горящим в глубине чуть прищуренных глаз крохотным чадящим огоньком – как от масляной коптилки…

Спецагенты хреновы. Похоже, они реально мнят себя вправе делать с людьми всё, что угодно – «для Интересов Безопасности Страны»!

Их высокие и плотные фигуры в кожаных плащах и неизменных шляпах «Стэтсон» делали идущего между ними коренастого подводника словно ниже ростом. А его понуро склонённая голова могла означать только одно – он выложил всё, что требовалось…

И выложил – задаром.

Нелепо суетящаяся позади агентов приземистая фигура доктора, с его отсвечивающими круглыми очками, и чёрным кофром, болтающимся в коротенькой ручке, однозначно доказывала, что «выкладывание» проходило не совсем, конечно, добровольно…

Сволочи. Хоть и союзники.

Сигрейв сплюнул – вопиющее кощунство! – на палубу.      В душе всё равно оставался мерзкий осадок: словно это он, пусть и не виноват, но – имел отношение к смерти экипажа пресловутой «Ю-1097». И унижению «выпотрошенного» пленного.

Хотя по большому счёту фашиста не жаль. Так ему и надо – нужно было не торговаться, а просто рассказать, что требовалось.

Сочувствовать, пусть и допрошенному не совсем в соответствии с «Конвенцией о правах военнопленных», военному преступнику, да ещё и убийце, Сигрейв не собирался!

Так что пусть эта нахальная незваная собака – совесть, убирается обратно в тёмные уголки подсознания!..

Документ 5.

Из Акта о передаче заключённого № 226832 для содержания в специзоляторе «Санаторий» на острове Пониайленд.

(…) Заключённый поступил на учёт 10.09.1945 г. (…) Особые приметы – татуировка в виде якоря на правом предплечьи. (…) Состояние здоровья – удовлетворительное. (…) Личных вещей нет. Размещён в камере № 21-03.(…)

Сопроводительные документы подписаны нач. «Санатория», полковником И. К. Гроувсом 10.09.1945 г.

Документ 6.

Из Рапорта командира летающей лодки класса «Каталина», бортовой номер 764 229, капитана второго корпуса первого противолодочного полка, Тимоти К. Пауэлла от 10.29.45г.

(…) Обследование указанного квадрата производилось в течении двух суток, девятого и десятого, практически всё светлое время суток.(…) Погода устойчивая, ясно, ветер 5-7 метров, волнение океана – не более 2 баллов.(…) Прозрачность воды удовлетворительная, не менее 45-50 м.

Сегодня,10.29.1945 г., в 15-57, при отличном боковом освещении под углом около 45 градусов к поверхности воды, обнаружен искомый объект. Место дислокации – в тринадцати милях к юго-западу от указанной базовой точки поиска. Объект даёт чёткую тень характерных очертаний, и находится, вероятно, на глубине не более 20-25 саженей. (…)

Прозрачность воды удовлетворительная, дно песчаное, ровное. (…) Объект ориентирован в направлении оси северо-запад – юго восток. (…)

Расстояние до берега от места затопления не более восьми миль. (…)

Документ 7.

Из Рапорта старшины военных ныряльщиков отдельной особой роты № 1, Майкла Дж. Хаммонда. Составлен 11.21.1945 г.

(…) … поэтому погружения начали только сегодня. Несмотря на относительное спокойное море, работы были сильно затруднены в связи с сильным придонным течением, сносившим водолазов, и намывшим вокруг объекта с северо-восточного направления высокую песчаную банку. Лодка, к сожалению, тоже лежит не на ровном киле, а с боковым креном около двадцати пяти градусов на левый борт, и дифферентом около 5 градусов на нос.

Поэтому имелись значительные сложности с проведением работ по разминированию, и собственно подъёмными работами.(…)

Только после того, как штатный сапёр, рядовой первого класса ныряльщик Г. П. Лазетти доложил об успешном завершении разминирования, рядовой первого класса ныряльщик С. Р. Каммингс и рядовой первого класса ныряльщик П. У. Смитсон осуществили зацепление поднимаемого сейфа двойной петлёй трос. После чего с помощью термитной сварки удалось отсоединить его основание от металлического листа палубы мостика, к которому он и был приварен. Затем с помощью лебёдки подняли его на борт вспомогательного судна «Джон Веллингтон». (…)

Также изъяты документы, найденные на мостике, и шифровальная машинка типа «Энигма», тоже приваренная к металлическому столу в рубке, и запасные диски к ней. (…)

Документ 8.

Из Протокола осмотра поднятого объекта «сейф», произведённого агентом Р. В. Буллетом и экспертом по вскрытию замков, лейтенантом Ф. Ф. Моррисом 12.01.1945 г. на борту вспомогательного судна № 456-021 «Джон Веллингтон». Грузовой порт, док 19, Нью-Йорк.

(…) На сейфе практически нет наружных повреждений, кроме содранной тросом краски. Однако по вытекшему объёму воды, приходится предположить, что практически всё внутреннее пространство было заполнено морской водой, и всё, что имелось внутри, подвергалось её воздействию не менее двух месяцев. В связи с этим представляется сомнительной возможность целости и неповрежденности находящихся внутри объектов, и документов. (…)

Далее, необходимо отметить, что конструкция этого типа «сейфа» предусматривает наличие внутри ёмкостей с кислотой, уничтожающей всё его содержимое при попытке вскрытия его несоответствующим ключом, без верно выставленной цифровой комбинации на цифровой панели, или любым силовым методом.

Поэтому считаем нецелесообразным, и даже недопустимым, проведение вскрытия автогеном, дрелью, или любым другим механическим способом, предложенным недостаточно компетентными специалистами Первого отдела. (…) С другой стороны, нужной квалификацией обладает…

… что говорит о его высочайшем профессионализме, и знакомстве с аналогичными конструкциями. Поэтому привлечь его считаем целесообразным, поскольку в нашем штате никто не обладает необходимой квалификацией и опытом работы с иностранными…(…)

Документ 9.

Из Протокола вскрытия объекта «сейф» привлечённым гражданским специалистом Р. С. Смитом («Ласковый Гризли») в присутствии агентов Л. С. Левински, Б. Элдриджа и А. Н. Томпсона, и консультанта, доктора технических наук, старшего научного сотрудника лаборатории материаловедения университета Джона Гопкинса, профессора М. С. Розенштейна.

(…)… а собственно вскрытие заняло у него не более пятнадцати минут.

После проведённого поверхностного осмотра выявлено, что ёмкости с кислотой остались практически не повреждёнными. Однако в результате воздействия тёплой солёной воды в течении довольно продолжительного времени, часть кислоты, проникшая через микротрещины швов ёмкостей, растворилась в этом объёме воды, что поддерживало во внутренней полости «сейфа» достаточно агрессивную среду не менее двух месяцев.(…)

Промывка дисцилированной водой и помещение в тёплую ванну из этой же воды, позволили разделить документы на отдельные листки, но не более того.(…)

В связи с этим воздействием сильнокислой среды, практически все чернила на найденных документах оказались сильно обесцвеченными и расплывшимися: в пятна хаотических и неопределённых форм и размеров, и еле различимые фрагменты букв, что сделало прочтение найденных бумаг абсолютно невозможным. (…)

Это не означает, разумеется, что в будущем, с развитием новых технических средств восстановления и более совершенных технологий расшифровки повреждённых документов, новых реактивов для обработки следственных материалов, и новых криминалистических методик, обнаруженные документы не могут быть расшифрованы и прочитаны.(…)

Основные рекомендации сводятся к следующему: 1. Высушить документы в устройстве «термобарокамера Худа». 2. Хранить найденные в объекте «сейф» документы в среде с пониженной до 20% относительной влажностью. 3. Температурный режим: при температуре окружающего воздуха строго +18 плюс-минус 1 градус Цельсия. 4. Хранить в полной темноте, совершенно исключив попадание любого света.

(…) 8. Ориентировочный срок такого хранения необходимо назначить не менее 50 лет. (…)

Найденная там же валюта в виде долларов США после просушки оказалась практически неповреждённой, если не считать незначительного осветления изображения.(…) Валюта сдана представителю Казначейства по описи в размере 92 550 дол. США.

Валюта остальных стран более сильно попорчена, и к использованию непригодна.(…) Сдана по описи в Архив Министерства Обороны, в эквивалентном размере около 42 000 дол. США.

Работа с сейфом выполнена безукоризненно. Поэтому специалиста Р.С. Смита («Ласковый Гризли») считаем целесообразным доставить обратно по месту его содержания, сократив срок его заключения согласно договорённости, чтобы иметь возможность и в будущем пользоваться его доверием и услугами в операциях такого плана и специфики.(…)

01.03.1946 г. Подписи (неразборчиво).

Документ 11.

Акт № 46 /134-89. О сдаче в архив документов за №№ 01/ФЛ – 89/ФЛ, согласно их описи. Опись прилагается. Дата сдачи: 03.16.1946 г. Подписи, резолюции (неразборчиво).

Вернона Теофила Трампа коллеги всерьёз не воспринимали никогда, считая законченным ботаником-трудоголиком и занудой.

Если честно, то он и сам где-то разделял их мнение о себе: не проявил инициативы даже в случае своей женитьбы: Луиза буквально силой заставила его переспать с ней, а затем и женила на себе, заявив, что беременна.

Нет, она и правда была беременна. Однако первого сына, получившегося таким же круглым, низеньким, и нелюдимым очкариком, как папаша, излишним вниманием не баловала. Зато Вернон в нём души не чаял: не знал, какую игрушку купить, и какую книгу дать почитать!..

Немного подумав (Определённая доля бытовой смётки отнюдь была ему не чужда!) Вернон осчастливил жену ещё и двумя дочерьми. Животик хохотушки-веселушки отрос, пикантные узенькие плечики заплыли, а уж задняя часть… Про его кошечку теперь можно было смело сказать: сто на сто на сто десять (если не – двадцать!). Тут уж ей пришлось прекратить уделять всё внимание только танцулькам и шмоткам, и подсуетиться с домашним хозяйством и воспитанием троих детей…

Однако это ударило и по Вернону – причём совершенно с неожиданной стороны!

Жена заявила, что раз уж он собирается стать основателем «семейной Династии», нужен, разумеется, и дом побольше, и зарплата посолидней. Потому что те гроши, которые он приносит как «старший экономист» может засунуть себе в …опу! И он, как мужчина, обязан теперь поискать местечко потеплей. И с зарплатой побольше.

Почесав в затылке и прикинув, что где-то в словах жены есть сермяжная правда, а стабильная зарплата в это сложное время имеется лишь в Госструктурах, Вернон позвонил бывшему однокласснику, сидевшему, благодаря отцу, на тёпленьком месте как раз в одной из таких важных Государственных Контор. И после удивлённых и не слишком тёплых приветствий спросил, не нужны ли им, в их Конторе, добросовестные и педантичные работники для наведения порядка в отчётности, да и вообще – в любой документации.

Одноклассник быстро сообразил, что действительно, более методичного и пунктуального зануды-трудоголика он не встречал. Прикинул перспективы…

И вспомнил, что только недавно ему жаловались на полный бардак в хранилище как раз документов. Оценив возможную благодарность со стороны очень даже симпатичной зав. Архивом, да и с Верноновской, он согласился подумать, и действительно подумал. Сделал пару звонков. Описал ситуацию, патриотичный настрой, и характер кандидата…

Вот так Вернон и попал в Архив при очень секретном и важном Ведомстве.

А поскольку педантичностью и полным отсутствием амбиций он и правда, легко затмевал всех, вскоре на несчастного, с окончательно к этому времени сформировавшимся в общественном мнении имиджем «подкаблучника-ботаника», навалили кучу сверхурочной и сверхсекретной Переписки, Отчётов, Докладных, Рапортов, и всего того милого д…ма, что неизбежно сопутствует функционированию любой большой Конторы.

Вернон пыхтел, сопел, потел, постоянно поправляя вечно сползающие на блестящий жиром кончик носа очки, и даже стал задерживаться на работе: если быть совсем уж честным с самим собой, весёлый бардачок, царящий теперь, когда дети подросли, и вовсю водили друзей и «подруг», дома, его сильно напрягал. Так что он даже рад был официальному предлогу задерживаться на своём пятом подземном Уровне подольше.

Когда проклятые документы впервые попали в его руки, он подумал: «Чёрт возьми!..

Не иначе речь идёт о награбленных и реквизированных нацистами в Европе ценностях, которые они спрятали так надёжно, что теперь и не найти! В-смысле, не найти без указаний из вот этих дурацких бумажечек!»

Почему-то он ни на минуту в этой версии не усомнился. Всё его чутьё и профессиональный нюх говорили именно об этом. А Вернон вовсе не был, вопреки твёрдому убеждению жены, глуп. Всё, что касалось нюансов и деталей работы – просекал чётко.

И в соответствии с этой рабочей гипотезой он и начал действовать, проигнорировав тоненький голосок так называемой совести, взывавший к его патриотичности и многолетней лояльности… А поскольку Вернон не изменял своим привычкам, и до сих пор отличался скрупулёзной педантичностью, и ослиной (в хорошем смысле слова!) настойчивостью, работал как всегда: продуманно, методично, спокойно. И никого в свои планы не посвящал.

Однако здесь его могучий аналитический разум столкнулся с серьёзной проблемой.

Сколько вечеров он провёл за своим рабочим столом, расчёсывая давно оставшийся без волос затылок почти до крови, и в очередной раз рассказывая жене байки о «срочной ответственной работе!»

Но расшифровать полустёртые и расплывшиеся кляксы, завитки и чёрточки никак не удавалось! Всё-таки человеческое зрение, вооружённое даже самой сильной лупой – не слишком надёжный инструмент…

Да и морская вода – сильная штука.

Так что надежда вот так, в лоб, решить задачу, отпала.

Нет, документы нужны не фрагментарно, а – целиком! Чтобы текст проявился весь!

Поэтому первым делом Вернон продумал метод, с помощью которого стало бы возможным прочесть утраченный текст без лакун. А поскольку восстановлению размытые чернила не подлежали, он решил (и весьма справедливо, кстати!), что хоть какая-то часть чернил всё же должна тем или иным способом задержаться в тех местах, где эти чернила находились.