Полная версия
Птолемей и Таис. История другой любви. Книга вторая
На совете натерпевшиеся от Фив соседи – теперешние союзники македонцев, высказались за разрушение города и продажу его жителей в рабство.
На что решиться: на чудовищное уничтожение славного города или на благородный жест прощения, как год назад? Благородство не принесло Александру уважения эллинов. Оно, за редким исключением, воспринимается людьми, как слабость. Значит, надо прибегнуть к старому, как мир, средству – страху. Если благородство способны понять только благородные, то страх понимают все. Устрашающий пример покажет каждому, кто в Элладе хозяин, и отобьет охоту Демосфену и ему подобным возбуждать греков против македонского царя. Кроме того, для похода в Персию требовались огромные деньги. Теперешних запасов казны Александру не хватало даже на то, чтоб раздать долги Филиппа. Как поступить? Отец бы не раздумывал. Да он так и поступал, когда нужны были деньги: продавал граждан поверженного города перекупщикам-работорговцам, а их родственники или родной полис выкупали их потом на свободу. Все так поступают, афиняне не исключение. Победителей не судят. Главное, быть победителем!
Александр согласился с предложением союзников. Стовратные Фивы, город Диониса, родина прародителя Александра Геракла и любимого поэта Пиндара, место десятилетнего заложничества его юного отца, не существовали больше на земле. Это не укладывалось в голове! Эллада была замирена, но, Земля и боги, какой ценой!
Когда беженцы достигли Афин и поведали об ужасных подробностях падения Фив, афинян парализовал шок. Даже Панафинейские игры, главное религиозное и общественное событие города, святая святых, прекратились сами собой. Александр требовал от Афин выдачи десяти главнейших политиков-подстрекателей во главе с Демосфеном. Демад и Фокион, как известные приверженцы мира с Александром, взяли на себя нелегкую миссию умолять царя сменить гнев не милость. Говорили, что Демад даже получил взятку от Демосфена.
Фокион сам предложил Таис поехать с ним.
Афинянка не меньше других была поражена происшедшим. Македонцы сравняли Фивы – жемчужину Эллады – с землей! Они, эти чудовища, варвары! Патриотическая часть ее души ненавидела их, другая пыталась объективно разобраться, кто, кроме македонцев, оказались повинны в случившемся.
Рано утром посольство тронулось в путь по фиванской дороге. Интересно, как теперь будут называть эту дорогу, когда Фив больше нет? Бывшая фиванская или дорога к фиванским руинам?24 Всю дорогу обсуждали тактику переговоров с Александром, но Таис не могла ничего слышать. Она вообще, кажется, за всю дорогу не проронила ни слова. На полпути Демосфен потерял решимость отчаяния и повернул назад. Таис даже не позлорадствовала в душе над этим.
Подъезжая к лагерю, встречали разъезды. Что-то переменилось в атмосфере: не стало слышно птиц, в воздухе, наполненном запахом пыли и пепелища, стояло ощущение тревоги.
Таис издалека увидела Александра – в форме, в окружении офицеров. Его лицо полностью скрывал шлем. Царю доложили о прибытии посольства; он обернулся и издали наблюдал, как Фокион и другие дипломаты шли к нему. Таис осталась одиноко стоять и чувствовала себя неуютно и не к месту. Не дожидаясь, пока афиняне приблизятся к нему, Александр повернулся и скрылся в своем шатре. К послам подошел посланный им Филота. Таис показалось, что она сделала большую ошибку, приехав сюда, но ее попросил Фокион, значит, ему это было зачем-то нужно.
И она знала, зачем…
Переодевшись с дороги и собравшись с духом, послы направились к Александру. Они нервничали, не ожидая от македонского царя ничего хорошего, так как не выполнили его требования – выдачи для ссылки политиков-подстрекателей. В любом случае, предстояла сложная дипломатическая работа, в этом они не сомневались.
К большому удивлению Таис, через пару часов за ней пришел веселый адъютант с приглашением присоединиться к обедающим.
Дрожащими пальцами, как будто она держала помаду не в правой, а в левой руке, Таис попыталась вернуть рту природный цвет. Вышло криво и вульгарно, и она раздраженно стерла губы. Потом несколько раз глубоко и медленно вздохнула, стараясь успокоиться и подавить волнение. Так ее научили в Эпидавре, но волнение почему-то не уменьшилось. Тогда она прибегла к менее изысканному способу – больно побила себя по щекам, запинаясь и путая слова, помолилась и пошла, ощущая свинцовую тяжесть в ногах. Не пройдя и десяти метров, она потеряла сознание.
Дня три она пролежала в палатке в тяжелом состоянии, в жару и затуманенном сознании. А большинство времени – во сне. Потом загадочная болезнь прошла так же неожиданно, как и появилась. К этому времени основные части армии македонцев уже давно повернули свои знамена на север и прошли Фермопиллы. Остались ограниченные контингенты, гарнизоны, и… Птолемей.
На следующий день Таис с Птолемеем решили на пару дней отправиться в Дельфы – место обитания солнечного бога Аполлона. Предание называло Дельфы красивейшим уголком земли, и оно не преувеличивало. Очарование окрестных гор и снежного Парнаса, шумных водопадов и бездонного неба с парящими орлами Зевса, яркие краски ранней осени, таинственность и торжественность священного расписного города произвели на Таис неизгладимое впечатление. Они с одинаковым недоверием осматривали дельфийскую оливу, которой было якобы много сотен лет, с одинаковым энтузиазмом совершили священное омовение водой ручья, который якобы дарует вечное здоровье, молодость и красоту, с одинаково горящими глазами читали знаменитые изречения семи афинских мудрецов, заговорщически переглянулись и усмехнулись, прочтя: «Большинство – плохие».
Выше стадиона лежал крохотный лесок, в котором они наткнулись на небольшую пещеру. Птолемей, с простодушием маленького пастушка, прокомментировал этот факт: «Пещера», – и полез туда в надежде найти летучих мышей. Их там не оказалось, и он вылез, весь перепачканный, весело посмотрел на поднятые брови Таис, отряхнулся и задорно кивнул: «Видала дурака?» За лесом, выше по склону, у подножья отвесной розовой скалы, они нашли залитую солнцем поляну. Птолемей растянулся на пожелтевшей траве и рассматривал букашек. Стрекозы огромных размеров шелестели крыльями, недружным хором трещали цикады, вообще, трава жила своей шумной и неугомонной жизнью – все в ней шуршало и свистело. Солнце припекало, когда Таис и Птолемей мирно изучали мир трав и их обитателей. Все казалось таким нереальным! Таис заметила спускающаяся по стволу белка с растрепанной шишкой во рту. Она даже вскрикнула от неожиданности: «Белка!»
На этот раз поднял брови Птолемей:
– Что ж ты так кричишь, она же испугается…
– Ты видел, какую она огромную шишку держала, чуть не больше себя, – все еще возбужденно, но уже шепотом продолжала она.
– Ты белок никогда не видела? – подыгрывая ей, шепотом, с преувеличенным удивлением поинтересовался он.
– Я рада, что мы сюда приехали, – улыбнулась Таис.
– И страшно жаль, что завтра мне надо возвращаться. Я не могу остаться дольше. Александр убьет меня. Невероятное счастье, что он вообще позволил мне задержаться, – вздохнул Птолемей. – Спасибо, что ты подарила мне эти два прекрасных дня…
И на Таис посещение священных Дельф подействовало магическим образом. Она стала такой, какой была прежде. Все дивились перемене, происшедшей в ней. Она была одержима идеей жить как можно счастливее, шла с раскрытой душой навстречу каждому, согревала заботами и вниманием своих друзей. Лучшие граждане Афин почитали за честь бывать в ее доме, где царила гармония, душевность, атмосфера творчества и работы мысли. Как-то Геро заметила ей:
– Улыбка приросла к тебе и застыла, как у древних кор.25
– Теперь нас обеих можно сравнивать с корами; тебя за облик, меня за улыбку, – ответила Таис.
– Что случилось такое волшебное, что оживило тебя?
– Девочка выросла и выздоровела, – ответила Таис.
– И то и другое похвально, но почему это не произошло раньше?
– Видимо, всему свое время, и мое время взрослеть пришлось на двадцать лет.
Глава 4. Круговерть азиатского похода
Пестрая, уютная осень сменилась сырой, неприветливой зимой, а зима – улыбчивой весной. Весна 334 года оказалась особенной, судьбоносной, изменившей не только ход жизни героев, но и развитие истории всего мира. Она означала не просто начало нового года, но и пролог новой эпохи в истории Эллады – долгожданного азиатского похода, призванного освободить греков Малой Азии от персидской власти.
Противостояние Персии и Эллады – востока и запада, длившееся двести лет, Александр за десятилетие26 решил в свою пользу. История еще не знала подобного события, когда маленький народ в столь короткий срок сумел сокрушить власть исполинского государства, и на месте разрушенного создать новые формы государственности и общественной жизни. Первая в истории человечества Персидская империя, завоевавшая многие народы и господствовавшая над ними в течение двух столетий, пала под ударами Македонца, потому что для этого пришло время, и появился тот человек, который понял его волю и нашел в себе силы свершить великое дело – изменить мир. А изменение мира стоит очень дорого… Часто – жизни.
Загадочный восток всегда влек дерзких эллинов, а попытки понять и подчинить его отражались в песнях и мифах. С востока Зевс похищает сидонскую принцессу Европу. На восток в Колхиду уплывают аргонавты, чтобы вернуться оттуда с золотым руном и трагической волшебницей Медеей, принесшей эллинам немало бед. Крахом кончается грандиозная вылазка данайцев в Трою. Своим разрушением город искупает преступление Париса, нарушившего закон гостеприимства. Но и победителей настигает тяжелая расплата – скитания, чужбина, морские глубины, кровавая месть у родного очага.
И восток не оставлял Элладу своим ревнивым вниманием. Несогласие, мелочные споры и взаимная ненависть разрозненных полисов облегчила Персии ее экспансивную политику. День Саламина и Марафона спасли Элладу от захвата
Персией.27 Но не уберегли от внутренних распрей и тридцатилетней войны Спартанской и Афинской коалиций, разорившей и обескровившей Элладу28. Их кровавое соперничество за верховенство среди греческих государств закончилась победой Спарты и потерей Афинами своего главенствующего положения в эллинском мире.
Дальнейшие попытки объединить Элладу под своей эгидой не удались ни Спарте, ни Фивам. «Среди имевших до сих пор гегемонию государств, – верно подметил Аристотель, – каждое считало согласным со своими интересами проводить в зависевших от них городах строй, соответствовавший их собственному, одни – демократию, другие – олигархию, думая не об их благе, но о собственной выгоде. А у населения сделалось привычкой не стремление к равенству, а желание или повелевать или покоряться. Эллины могли бы господствовать над вселенной, будь они соединены в единое государство». Мысль о национальной борьбе против персидской державы никогда не забывали в Греции. И вот время настало. Эллада объединилась под гегемонией Македонии и направила свои дерзкие взоры на восток.
Переправа македонской армии, усиленной войсками греческих союзников, через Геллеспонт весной 334 прошла без препятствий. Удачно складывалось дальнейшее продвижение по побережью Малой Азии. Сумасшедшим успехом стала первая битва на реке Гранике, повергшая варваров в изумление и оторопь, блестяще выигранная в мае 334, несмотря на двойное численное превосходство персов. За ней последовало почти триумфальное шествие по малоазиатскому побережью, издревле населенному эллинами. Персы не ожидали столь быстрого наступления молодого македонского царя и не успели занять порты. Все горело в руках Александра, все удавалось ему на удивление недоброжелателей и к восторгу сторонников – блестяще и как будто без усилий. И это в двадцать один год!
Покорив Лидию, Александр вступил в Ионию и занял его главный город – Эфес. Может, кто-то в Афинах и посмеялся над тем, как театрально обставил Александр свое появление в Азии. Принес жертву Посейдону, когда на корабле пересекал пролив, метнул с корабля копье на священную для него землю Трои, посетил могилы любимых героев Ахилла и Патрокла, храм Афины, где взял старинный щит Ахилла, а взамен оставил свой, этим жестом символически переняв эстафету геройства и ратных подвигов древних.
Но Таис, не зная его лично, восхищалась его действиями, выдававшими в нем романтика. Она не обращала внимания на насмешки его врагов, понимая, что за ними стоит элементарная зависть, ограниченность и неспособность понять и принять чью-то исключительность.
Афинянка почувствовала, что созрела оставить свою привычное существование, родину, друзей, все, что ей было дорого и важно, и броситься навстречу новой жизни, в загадочную Азию. Сейчас или никогда, думала она, и эта мысль наполняла ее сердце то пугливой радостью, то упрямой решимостью. Отказаться от всего, как Александр – оставить себе одни надежды, и навстречу им ринулась в неизвестность. На все уговоры Геро подождать, как будут развиваться события в Азии, Таис, бодрясь, отвечала, что глупо сидеть сиднем и «мечтать, чтобы с гор спустился кабан или рыжий лев». Это было не свое, не успокаивало, но она поняла главное: ее жизнь должна измениться. Решительным образом. И срочно, сейчас или никогда!
Решено и сделано: В Азию!
Всю дорогу на корабле, которая прошла без неприятностей (уж не Александрова ли жертва Посейдону тому виной), Таис думала о том, что нельзя показывать людям свои страхи и сомнения. В новом мире она будет новым человеком, начнет с нуля. А сомнения были… Помимо глобальных, имели место и сиюминутные страхи – не попасть в руки пиратам или персидским кораблям. Но шалая решимость начать новую жизнь пересилила все страхи, и когда перед глазами показалась Эфесская гавань, Таис была готова прыгнуть в воду и быстрее всех дельфинов добраться до берега.
Что-то подсказывало ей, что ее размеренная, разумная и спокойная жизнь кончились раз и навсегда в тот миг, когда ее нога коснулась вожделенной азиатской земли. У нее сжалось сердце от провидческого предчувствия! – Больше она не сможет принимать решения самостоятельно, больше не будет жить только своей головой и желаниями. Свобода и покой кончились – начался жестокий ураган, и ее как щепку, понесет бурное течение и затянет круговорот сложной, мощной жизни, управлять которой будет один человек. Или судьба? Годы, земли, события сметутся в одну лавину жизни, скорость и насыщенность бытия перемешает в голове обилие впечатлений, переживаний и воспоминаний.
Удивительное дело, сойдя на берег, она действовала четко и осознанно: голова работала отстраненно, а душа как-будто замерла, хотя потом, спустя годы, Таис могла мысленно увидеть каждую деталь ее первых минут на азиатской земле. Ее первые шаги на пристани Эфеса как будто сами собой, помимо ее воли, повели ее к группе солдат, у которых она намеревалась спросить дорогу к Птолемею. А конкретно – вот у этого парня, стоящего к ней спиной, нестрашного, потому что не в доспехах и в шлеме, а в обычной беретке-кавсии на русой кудрявой голове…
…Птолемей разбирал бумаги, пытаясь вникнуть, сколько нового оружия и обмундирования надо заказать для своих людей, когда полог его палатки приоткрылся, и перед его изумленным взором предстала Таис. Он поразился бы меньше, увидев на ее месте слепого Гомера, залитого кровью Ахилла или волоокую богиню Геру. Но он увидел именно ее – живьем и наяву! Обезумев от удивления и сойдя с ума от радости, он нечленораздельно закричал, бросился к ней, свалил с ног и осыпал поцелуями.
Итак, новая жизнь Таис началась с ломающих кости объятий Птолемея…
А для Птолемея наступила невероятная, блаженная жизнь: безнадежная, несбыточная никогда и ни за что мечта вдруг… сама…. воплотилась в жизнь. Первое время он не выходил из состояния парализующего удивления. Не столько радости и восторга, как удивления. Он даже спать перестал: боялся, что проснувшись, не увидит Таис больше. Он слегка пришел в сознание только через пару дней. И первым делом предупредил Таис, чтобы не ходила в тот конец лагеря, где квартировали фракийцы.
– Они отличные воины, дикие. Но с ними лучше не встречаться.
– А почему же хорошие воины? – наивно осведомилась Таис.
– Потому что для них убить человека – это простое телодвижение, – туманно и при этом исчерпывающе объяснил Птолемей.
Птолемей не был уверен, как отнесется к появлению женщины в лагере Александр. Армия еще не была отягощена таким большим обозом, как это случилось потом, и женщины среди солдат пока не казались привычной картиной. А мужчины не преминули в своем духе, скабрезно и откровенно, обсудить появление Таис в палатке Птолемея. На это Птолемей либо отмалчивался, самодовольно улыбаясь, либо называл вещи своими именами: «Слюни подотри!», «Облегчись за углом». Он не мог отказать себе в удовольствии, идя на военный совет, положить себе на плечо добытый из расчески черный волос Таис, да так, чтобы всем было сразу видно. Ах, как приятны порой маленькие игры тщеславия.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Все годы, упомянутые в тексте, относятся ко временам до нашей эры.
2
398—318 до н. э. Афинский «политик и оратор», 45 раз выбирался на должность стратега, сторонник промакедонской партии и объединения Греции.
3
384—322 до н. э. Афинский политик, глава антимакедонской партии
4
район гончаров в Афинах, северо-западней рыночной площади Агоры.
5
Народное собрание.
6
Гетера (греч. hetaira – подруга, любовница. Не путать с «гетайрами» – македонскими кавалеристами или приближенными царя.). В Древней Греции образованная незамужняя женщина, ведущая свободный образ жизни. Как правило, они находились на содержании у своего покровителя. Но это не было проституцией в традиционном понимании, т.к. гетеры сами выбирали его, и параллельно с гетерами существовали проститутки. Демосфен говорил, что уважающий себя грек имеет трёх женщин: жену – для продолжения рода, рабыню – для чувственных утех, гетеру – для душевного комфорта. Гетеры могли выходить замуж. Так, знаменитая гетера Аспасия стала женой известного военачальника Перикла. В отличие от гетер замужние женщины занимались только домом и детьми и не принимали участия в общественной жизни.
7
Этот горный массив находится в Македонии.
8
Спарта.
9
Спортивно-учебное заведение.
10
Панкратион, панкратий – вид спорта, сочетавший бокс и борьбу. В нем соединялись удары руками, ногами и борцовая техника. Удушение было разрешено, запрещены укусы и выдавливание глаз. Этот вид состязаний ввели в Олимпийские игры в 648 г. до н.э. в честь мифического основателя игр Геракла.
11
Город-государство.
12
Букефал – правильное произношение. Буцефал – неправильно. В греческом языке не было буквы «ц». Произношение с «ц» появилось под латинским влиянием. Сравните: кентавр и центавр. Имя означает «быкоголовый».
13
Территория на побережье Малой Азии, населенная греческими колонистами и подвластная Персии.
14
Современные продюсеры.
15
Кувшин с двумя ручками, вид амфоры.
16
Осирис – египетский бог производительных сил, владыка подземного царства, бог возрождения. Исида, – богиня плодородия. Сет – бог пустыни, чужеземных стран и землетрясений, олицетворение зла.
17
Последователи орфизма – эзотерического учения, близкого к пифагорейству и элевсинским мистериям. Орфики верили в бессмертие души, посмертное возмездие, раздвоение человеческой природы на добро и зло. Учение якобы создано легендарным певцом Орфеем.
18
Т.е. философы.
19
Совр. Герцеговина и Босния.
20
Совр. Болгария.
21
Округам.
22
Друг и возлюбленный Геракла.
23
Тяжеловооруженная пехота.
24
Фивы восстановились за несколько лет.
25
Женская статуя.
26
Восточный или Персидский поход Александра (334 – 323 г. до н.э.)
27
Греко-Персидские войны (499 – 449 г. до н.э. с перерывами)
28
Пелопонесская война (431 – 413 г. до н.э.) велась объединенными греческими полисами под эгидой Афин и Пелопоннесским союзом во главе со Спартой.