Веллер-квартет. Повести и рассказы

«Шах и мат! Вот так я разделался с виновным в гибели Куколки стоматологом. Так я разделаюсь и с этими!!!» – внезапно сделал парадоксальный вывод из прослушанной первой части квартета Свинцов. * (Интерпретация музыки квартета с привлечением личных и социальных ассоциаций принадлежит исключительно мозговой перистальтике Вениамина Николаевича Свинцова. Сам автор, неплохо знакомый с «Русскими квартетами», весьма далёк от подобных бредовых проекций музыки на происходящие события – прим. автора).

Последовавшая затем вторая часть Scherzando с решительным триольным построением крайних разделов и с прорывающимися местами акцентированными аккордами, а вдобавок и светлые тона средней части лишь укрепили уверенность Свинцова в только что принятом решении.

Третья часть квартета Andante, тема которой в ре-мажорной тональности строилась по восходящим ступеням трезвучия, излагаемая сначала первой скрипкой, затем виолончелью, была чиста, как горный воздух, и безмятежна, как расстилающийся внизу смеющийся ландшафт. «Как было бы здорово по окончании инспекции оставить на время дела и махнуть в живописные, покрытые лесом горы Кавказа», – пронеслось в голове великого реформатора. Побочная тема, проходящая сначала у альта и виолончели и затем у обеих скрипок, как бы напоминала вопрос и ответ и вносила танцевальный оттенок, усиливая радостный колорит. Лишь в разработке появилось ощущение тревоги, обусловленной то и дело возникающим пунктирным ритмом, что заставляло вспомнить о первой части. Впрочем, тревожный оттенок незаметно улетучился, и больше уже ничто не беспокоило безмятежную красоту этого Andante.

Но особенно приглянулся Свинцову финал квартета Presto. Его венгерские мотивы главной партии переплетались с побочной партией в причудливом Perpetuum mobile. Драматизм, обостряющийся в разработке и репризе, оставлял в душе слушателя чувство грусти и разочарования. Передача закончилась.

«Продолжение во вторник, раз сегодня пятница. Жаль, не услышал, кто автор. Умеет же писать грустные вещи и не только не давить при этом на психику, но и направлять мысли слушателя в нужную сторону! И укреплять веру в истинность принятого решения!» – резюмировал Свинцов, возвращаясь из светлой печали квартета в реальность, напоминающую о себе чувством голода. Он вызвал менеджера сестринского дела, появившуюся с почтительно-услужливой миной, и потребовал принести ужин.

V

– …вот и не надо все эти ретикулоциты-нормохреноциты перечислять! Озвучьте диагноз и назначьте лечение, – громогласно требовал Свинцов, оглядывая усталое лицо ОМРа ядохимикатным взглядом.

– А чё, я ничё! – начиная осторожно пробовать на зуб высокое начальство, говорил ОМР – заведующий терапевтическим отделением. – Я говорю, что в вашей крови выявлено малокровие средней степени тяжести с признаками раздражения кроветворения, – ОМР старался выражаться проще и продолжал тоном, в котором проглядывало превосходство и завуалированная наглость. – Кроме того, источник кровопотери у вас не найден, не выявлено также и других тяжёлых заболеваний, приводящих к развитию малокровия. С рождения вы были по линии крови здоровым, как и ваши родственники, я надеюсь. Такой анализ крови бывает при аутоиммунной гемолитической анемии. Но этот диагноз требует подтверждения, поэтому мы связались с гематологом из центра, который настоятельно советует провести пункцию грудины…

– «Аутомутной», – передразнил Свинцов. – Надо, так проводи. Только анализ пусть делают в центре, а то здешние не способны усвоить простой и понятный «Оптимизатор».

– …с целью подтверждения диагноза для назначения адекватного лечения, – упрямо гнул медицинскую правду ОМР, у которого по вине великого реформатора сорвался заранее запланированный семейный пикничок. – Пункция назначена на завтра, – закончил ОМР, чётко осознавая, что как бы этот высокопоставленный индюк ни пыжился, он уже зависим от ОМРа, имевшего то преимущество, которое здоровый всегда имеет над больным.

– Можешь идти, – буркнул раздражённо и устало Свинцов. ОМР вышел и облегчённо перевёл дух.

Раздался телефонный звонок. Свинцов по привычке откликнулся, и из трубки донеслось:

– С вами говорит представитель страховой компании «ФОКС-ЖО». Мы защищаем ваше здоровье и интересы от неправовых и непрофессиональных действий медицинских работников. Если вы располагаете временем, ответьте, пожалуйста, на несколько вопросов. Могу я продолжать? – на английский манер коверкая язык, проговорил жеманно-похабный молодой женский голос и, не дождавшись ответа, продолжил без разрешения: – Вы действительно находитесь на стационарном лечении в терапевтическом отделении больницы города Z? – по-пулемётному застрочила похабная жеманница из «ФОКС-ЖО».

– Да, нахожусь, – несколько ошалело пробормотал Свинцов, думая о том, что могло означать название «ФОКС-ЖО».

– Сейчас вам будут заданы вопросы из разработанной нашими специалистами анкеты. Выберите, пожалуйста, любой из нужных нам правдивых ответов.

– 1. Сколько времени вы ждали осмотра в приёмном покое?

А) Один час?

Б) Три часа?

В) Больше шести?

– Вообще не ждал. Это меня ждали… – едва успел вклинить ответ Свинцов, но жеманница продолжала тарахтеть, как будто имела дело с немым собеседником.

– 2. Долго ли вы терпели грубость медперсонала?

А) Один час?

Б) Три часа?

В) Больше шести?

– Да никто пикнуть не смел! Послушайте… – голос великого реформатора захлебнулся в третьем вопросе анкеты.

– 3. Какие недостатки в профессионализме ОМРа приёмного отделения вы заметили?

А) Долго вас опрашивал?

Б) Долго вас осматривал?

В) Медленно печатал в зависшей программе «Недомед»?

Г) Другое.

– Что «другое»? Дайте мне сказать! – ошалело требовал Свинцов, не понимая, кто из них уже не догоняет.

– 4. От кого исходила инициатива дачи денежного вознаграждения за оказанные услуги?

А) От вас.

Б) От…

– Да как вы смеете в калашный ряд? – неожиданно для самого себя взорвался от внезапно нахлынувшей ненависти к своим защитникам Свинцов, прервав зачитывание гениального мозговыкидыша от страховой компании. – Что за формулировки, я вас спрашиваю? Что вы смыслите в профессионализме? Недосодрали бабла при последней проверке медицинской документации? «Нужных нам правдивых ответов» – как вам это нравится? Мозгов нет! – вскипел окончательно реформатор и в ярости нажал на отбой.

Он был зол. И это было полбеды. Хуже было то, что он был парадоксально зол. Причём на страховщиков, что случилось с ним впервые. На страховщиков – верных союзников в деле превращения врачей в объекты медицинских реформ. Страховщики обеспечивали, с одной стороны, добывание компрометирующих профессионализм врачей фактов – что греха таить, кто из них не ошибается. «Эрраре хуманум эст, – вспомнилась Свинцову латинская поговорка. – Так, кажется, на ужасной латыни звучит „человеку свойственно ошибаться“. Хотя правильней и честнее не „эст“, а по-русски „ест“. Получается: „Ошибка человека ест“. В смысле коготок увяз – птичку жалко!»

Панораму врачебных ошибок он, Свинцов, начал познавать на себе буквально с первых минут жизни. Потницу, которую когда-то очень давно педиатры и дерматологи ухитрились спутать с красным плоским лишаём, что вылилось для его родителей в километры лишней беготни по врачам и стоило кучи потраченных нервов маме. Затем пришло время проявить себя хирургам, и они долго принимали врождённую пахово-мошоночную грыжу за водянку яичка. Мама, когда рассказывала про это, очень сердилась. Причём центральный эпизод в её рассказе занимала словесная перепалка двух хирургов, один из которых твёрдо стоял на стороне пахово-мошоночной грыжи. Сердцу его оппонента, несомненно, была ближе водянка яичка. Так они и спорили довольно долго, пока не произошло ущемление грыжи, положившее конец благородной дискуссии и объединившее усилия почтенных хирургов в блестяще проведённой операции.

И потом, будучи студентом на юрфаке, когда фельдшер сделал прививку и не объяснил толком от чего. Он что-то говорил, только будущий юрист медицинского языка не понял. Затем в юной юридической голове будущего государственного мужа зародилось примерно три десятка вопросов, на которые фельдшер, не имевший в сутках лишних двадцать четыре часа свободного времени, не стал отвечать.

А смерть дяди-цеховика, оставившего солидное наследство, которая наступила по официальной версии от поздно прибывшей на место ДТП скорой? Дядя, мнивший себя мотоциклетным Паганини, по пьянке въехал в троллейбусный столб. И, наконец, относительно недавняя кончина любимой жены в зубоврачебном кресле. Да чего там кончина жены? Было ведь ещё такое, о чём вообще никому не расскажешь. Свинцов был в этом убеждён! Подумать только, его, будущего реформатора России, во время родов тащили щипцами! Акушерки в роддоме шептались промеж собой: «Щипцовый, бедняга»! И это мама слышала!

– Так много у вас гинекологов, а почему будущий новорождённый щипцовым стал – неизвестно. И не дознаешься, кто виноват! – раскаляла скандалом мама кабинеты облздрава. Да, если бы тогда была страховая медицина, компромат нарыли бы в два счёта и роддом бы изрядно оштрафовали, а врачей с акушерками уволили!

«С другой стороны, – продолжал анализировать Свинцов, – обзвон и заброс анкетами создавал у населения некое ощущение заботы о нём, несмотря на продолжающееся увеличение очередей на приём к врачам по талонам. Но тут вообще всё законно! Все нормы приёма посчитаны экономистами. Для того и страховая медицина, чтобы надёжно развести медработников и пациентов по разные стороны непреодолимых баррикад! Но если всё правильно, тогда чего я вдруг напал на невинного представителя страховой компании „ФОКС-ЖО“? Может, из-за некорректной до наглости анкеты? Так это необходимый для добывания компромата инструмент их работы. Если на больного не давить в нужном направлении, то как он осознает себя клиентом-правообладателем? И, не дай бог, снова начнёт верить врачам, несмотря на старания СМИ? Многочисленные горячие линии ведь замёрзнут!»

Уставший Свинцов лёг в постель и накрылся одеялом. Мысли стали постепенно путаться и медлить. А может, он сам стал постепенно терять убеждение, что он клиент-правообладатель, и начал сознавать себя обычным больным, для пользы которого в анкете не было ни слова? Или он стал хоть немного верить вот этим самым его стараниями низведённым до жалкого состояния ОМРам? Мысли всё больше путались, тормозили и приобрели жутковатый фантастический оттенок. Почудилось вдруг, что страховщики намеренно третируют лечебные учреждения, чтобы врачи в замешательстве от бесконечных проверок чаще ошибались, невольно способствуя удовлетворению нарастающих аппетитов всех этих «ФОКС-ЖО» или «RRS-медицина» и бог ещё знает кого.

Распоясавшаяся полусонная фантазия немедленно нарисовала картину, от которой Свинцова прошибло холодным потом: дюжина врачей, обложенная горами затребованной для страховой проверки медицинской документации, не могла двинуться в сторону странно неподвижного больного на заднем плане картины. Ложем больному служила новейшая кровать с тонкой арматурой вместо допотопной сетки. Рядом на подставке размещался дозатор, заряженный опустевшим шприцом, оглашая пространство непрерывным писком. Подле стояло несколько родственников с причудливо маленькими головами и огромными руками, тянувшимися неестественно длинными и толстыми пальцами в сторону утративших подвижность врачей. При этом некоторые руки размахивали такими же огромными смартфонами, поднося их к головам, изливая в уши неведомых оппонентов множество эмоций, сливающихся в нечленораздельный гул. На среднем плане среди пустыни стояла одинокая дверь с криво висящим, заиндевевшим от инея номером телефона горячей линии. Рядом располагалась бессильно поникшая фигура женщины, так и не получившей помощи от своих «спасителей».

Облик загнанных в неподвижность врачей распространял жуть. Вместо пальцев у них выросли авторучки, которые непрерывно шевелились и исправляли в кучах документов ошибки в соответствии с капризно меняющимися запросами, испускаемыми в виде стрел пролетающими эскадрильями саранчи с опознавательными знаками по бокам «ФОКС-ЖО». Некоторые особи саранчи приземлялись и сразу начинали рвать карманы у застывших до состояния Статуи Свободы врачей, поедая их содержимое с неописуемой ловкостью и громко чавкая. Сами же врачи только и могли время от времени открывать рот, из которого улетал куда-то ввысь очередной затребованный отчёт. На головах врачей мирно покоились объёмистые тома новых версий медицинских стандартов, шеи украшались цепочками с прикреплёнными флешками электронной подписи. Неизвестно, перенёс бы Свинцов этот ночной кошмар вогнанных в неподвижность врачей, но возник из ниоткуда облик его Куколки, пронзительно прокричавший: «Ты что, забыл, старый веник, что когда у меня случился шок, стоматолог двигался?»

И посыпалась страшная картина, унеслись в бесконечность влекомые ветром осколки. Мысли Свинцова вернулись в реальность и обратились к лечащему его завтерапией. «Ретикуциты-нормохренцы, так он мне, кажется, сказал?.. Да, ещё неизвестно, кто сильнее: страховщики, минздравовские стандарты, правовое сознание клиента-правообладателя или… как это… – нужное слово долго не хотело приходить в голову. – Их ТЕРМИНОЛОГИЯ», – удовлетворённо вспомнил он нужное слово и, наконец, погрузился в государственный сон.

VI

Ночь у главОМРа явно не задалась. Сон упорно не шёл. Вместо сна в голове непрерывно роились разнообразные мысли и страхи. Да-да, страхи. Казалось бы, откуда им взяться при его разносторонней опытности во всех отношениях? «Что делать с этим Свинцовым? Настоящий свин! Сколько унижений от него за один день натерпелся! Как бы не пинком под зад!» – лихорадочно проносилось в голове. Хотя калач он был тёртый. Нахлынули воспоминания, ненужные и назойливые.

«Чего я только не повидал, из каких только передряг не выворачивался. Причём с детства, когда лохов ещё не кидал на бабки, но уже выманивал обманом новогодний костюм джигита вместо зачуханного белого зайки с обвисшими ушками. А потом начал кидать и на бабки, выставляя лохом какого-нибудь ботана-одноклассника. И затем подбивал ватагу единомышленников для наказания этого же самого ботана за то, что он лох. И староста класса – первая хлебная должность для тех, кто с детства учится правильно жить. Не было такого сбора копеек для нужд класса, с которого не поимел бы я рубль. Сейчас это кажется мелочью, но в те времена этот рубль казался нынешними десятью миллионами. Машинки, правда, завораживали и привлекали меня всегда. Ещё бы, это ж статусная вещь! Сначала я их менял на новые, а с ростом благосостояния просто пополнял коллекцию, докупая недостающие. Я правильному учился!

Женился я тоже одновременно и на бабках, и имея виды на должности. И всё получил! И бабло, и должность, только мои адюльтерные пристрастия с пристрастиями жены категорически не хотели совпадать. Совсем. Но как раз в этом «совсем» и сохранялась нерушимо подлинная супружеская взаимность. Только я свои пристрастия, в отличие от жены, лучше использовал в профессиональной деятельности. В кабинете поставил не просто диван, но диван-экзаменатор для сотрудниц, претендующих на блатные должности или другие ништяки, исключительно благодаря приятности в обращении и личным способностям. И был совершенно прав, ибо желающих было предостаточно, и некоторые показали себя подлинными виртуозами применения личных способностей.

Многие думают, что для получения должности нужно только хотеть её занять, найти толкача и не стесняться заносить требуемое куда надо вплоть до алькова. Дурачки! Надо ещё уметь найти компромат на конкурента. Если такового нет, то создать искусственный компромат, спровоцировать противника на роковую ошибку. В этом, конечно, мне с радостью помогали виртуозы использования личных способностей. Не зря же я им столько хлебных местечек создал, где съеденные ими незаработанные ставки отрабатывали всякие лохи! Но и это ещё не всё. Надо пристально следить, не появится ли со временем конкурент с такими же, как у меня, способностями. Заметить и загасить, не дать себя подвинуть. Кроме того, переменчивая судьба может и злую шутку вытворить. Проигнорировал некий якобы пустяк, а спустя неделю ты уже не сидишь в своём тёплом кресле, а мнёшь начищенными туфлями ковёр у высокого начальства. Ковёр высокохудожественной персидской работы, такой красиво расшитый, тёплый да мягкий, как бы уходящий в бесконечность. Только стоять на нём отчего-то страшновато, аж дрожь требушину пробирает! В такой ситуации нужно уметь куда-нибудь подальше засовывать свою честь, даже если она и была когда-то в организме. Потому что для лоха, равнодушного к карьерному росту, личная честь и мат, изрыгаемый ему на голову вышестоящим начальством, ну никак не срастаются. Этому ремеслу – отряхиваться по-собачьи ради удачной карьеры – душа моя обучалась ещё с пелёнок. А как же, хочешь красиво жить – умей верноподданно утираться. Чай, как говорят, брань на вороту не виснет! Умей терпеть, и придёт твоё время сладко пить, вкусно жрать и, глядя вниз, наблюдать отряхивающихся!!! Я красиво живу!

Потом, уже в новые времена, захотелось погреться на внезапно налетевшем пилотном проекте. А нужные мысли почему-то в голову не шли. «В небе проект, а башка – чистый лист, придумай, как хапнуть, экономист!» – и ошарашенный от сладостного вожделения лёгкого бабла экономист тотчас придумал план и осуществил его с помощью осовевшего, счастливого до умиления бухгалтера!

Заведующих отделениями я уже давно почти всех превратил в курочек, несущих золотые яйца, дав возможность и даже устно предписав стричь контингент. А им и предписывать не надо – сами норовят, крысята! А если кому из своих блатных или «нужных» потребуются, ну там, бесплатные профсоюзные путёвки, премии, к празднику бабки на золота хлам, всегда я найду, кто не выполнил план! Не выполнил, стало быть, не заработал зарплату, можно её и урезать, как присваиваемый профсоюзный налог. Во, мысли уже рифмами понеслись! А полезные да нужные – они больше, чем подчинённые. Они семья, пока я – глава!!! Главное – ни за что не платить самому! Деньги из семьи не должны уходить!!! Я правильно мыслю!

Клиенты-правообладатели! Ишь чего выдумал! Дурак ты, Свинцов, свинцовая твоя башка! Какие они, к чёрту, правообладатели, если стричься готовы до второго пришествия, отдавая свои кровные за призрачное хорошее отношение, сомнительный профессионализм, или чтоб без очереди приняли и бумагу нужную выправили, или за чудом вылеченного когда-то родственника, или вообще бред: из страха, что лечение без подарка не поможет? Вы ещё отстегните за исполнение нараспев хором медработников клятвы Гиппократа в рок-обработке, придурки! А если кто не может «приняться» у участкового врача по талону за десять дней? Так талоны печатают исходя из норм приёма – тут всё по закону, лохи-правообладатели, не подкопаетесь. Если выясняют, что «ихний» врач уволился и уехал, то его же и считают виновным, предателем, подавшимся в столицу за длинным рублём. Они же вообще смело пишут жалобы только на тех, кто беззащитен, или на тех, кто не в теме, или кого я захочу при обострении ситуации выставить козлом отпущения! А если накапает кто в Минздрав, что врачи испарились, так можно отписаться, что уволились они по достижении пенсионного возраста или даже по чернобыльской выслуге – утритесь! Как ты этого не понимаешь, свинцовый мудак?»

«Мудак не мудак, а своим появлением и понтами создал ты мне ситуацию хреновую», – наперегонки понеслись новые мысли, внося нарастающую тревогу в голову главОМРа.

«Ладно бы только проверял освоение врачишками своего «Оптимизатора диагностического мышления», заранее дав телеграмму по электронке. Кое-как я отбился бы. А то возомнил себя Богом и больным одновременно. «Поставить диагноз и вылечиться»! Ты вообще соображаешь, где раскомандовался? Лечиться удумал в моём курятнике? В луже глубинки? И ведь уезжать в Москву или Питер не желает. Звонят же с верхов – так отказывается наотрез. А мне из-за этого завтра губера надо встречать. Придёт Свинца проведать. «По дорогам и лесам топай-топай, шёл старик издалека кверху…» – блин, надо же, вспомнил песню, которую пел во втором классе! Чёрт знает, кого за собой притащит на хвосте губер? Что будут разнюхивать главные специалисты? Ресторанами не факт, что отобьёшься! И ещё не такие песни золотого детства вспомнишь!

В поликлинике не знаешь, чего больше бояться. Не журналы, так оборудование, не линолеум, так отделочная плитка, меняемая под Новый год. Не вежливый, вникающий исключительно в трудовую дисциплину заведующий поликлиникой, так бардак в оформлении частью выдуманной документации по диспансеризации взрослого населения. Как они так её вбивают в компы, что недовбивают? Даже протирая штаны и юбки, работая по выходным без доплаты или пусть даже с доплатой? А медсёстры? Так и норовят уклониться от навешиваемой дополнительно неоплачиваемой работы. Пятнадцать тысяч в месяц им мало, какая наглость! И бросают на нас исподтишка подлые взгляды, будто требуем мы от них нечто сверхъестественное! У нас, начальников, сверхъестественных и несправедливых требований нет и не было. Просто выделенное нам и с аппетитом проглоченное надо отработать вам! Чего тут непонятного? Кому не нравится – скатертью дорога! Я правильно управляю!

А прививки? Краем уха от зама слышал, что прививок больше, чем детей. Что делать? Ведь если не отчитаемся, взгреют, мало не покажется!» – он залпом выпил бокал дорогого подарочного мартини. Опустил в темноте бутылку мимо стола. Раздался звон. Выругался матом, не боясь нарушить сон храпящей от супружеской взаимности жены. Затопал по комнате. А мысли скакали дальше.

«Мы всё это проворачиваем для сохранения статуса, иначе кормушку настолько уменьшат, что в такие ясли и новорождённый свинёнок не поместится. Жрать-то что останется? Чего не понятно, нам хочется ЖРАТЬ!!! А если анонимку опять пошлют?.. Да чёрт с ней, самое главное для поддержания тепла моей задницы – успешное лечение этого „Оптимизатора“, тьфу, реформатора!» – запутались в иностранных терминах мысли.

«Правда, ОМР – заведующий терапевтическим отделением – держится пока хорошо. Но всё равно неясно, вылечим ли? Да и точный диагноз как быстро выставим? Тут бы постараться, как обычно, побольше ответственности на областной центр переложить. Я верно мыслю! Тогда почему мандраж?

От неизвестности. Не знаю, как ОМРу, а мне диагноз сейчас вообще непонятен! Как бы кто не напортачил. Не дай бог, во время пункции грудину сломаем! Объяснений ТАМ слушать не будут! Да даже если и не сломаем… если не вылечим… Ему что, гаду, в падлу в столицу лечиться уехать? А если вдруг, боже упаси, летальный исход, то мне проверок в поликлинике можно уже и не бояться!!!» – пытаясь догнать мелькающие отчаянные мысли, главОМР по обозначившейся серой межгардинной щели только сейчас осознал, что ночь прошла и наступило тяжкое, свинцовое во всех смыслах утро.

VII

Вечером в палате больного реформатора заведующий отделением докладывал что-то жевавшему и смотревшему неестественным полуостекленевшим взглядом главОМРу о только что полученном результате анализа взятой утром пункции грудины.

– На основании жалоб и истории заболевания, собранных вчера с помощью «Оптимизатора», плюс данных анализов и инструментального обследования, не выявивших источника кровопотери или онкопатологии, а также с учётом полученного анализа пунктата костного мозга…

– Вы по-прежнему не соблюдаете правила интерпретации результатов обследования, изложенные в третьем разделе «Оптимизатора», согласно которому надо: 1) озвучить конкретный вид проведённого исследования, 2) потом сам результат, 3) затем интерпретировать с постановкой диагноза для каждого данного вида исследования, – раздражённо и устало перебил терапевтического ОМРа больной творец «Оптимизатора». – Например, взять хотя бы вашу колоноскопию, будь она неладна, – он выпучил глаза, сопровождая это жестом рук в области живота, как будто проглотил змею, а выгнать её не смог. – Колоноскопия, говорю я вам – это метод, найденный с его помощью геморроидальный узел – это результат, а «наружный неосложнённый хронический геморрой» – это диагноз, поставленный данным видом исследования. А то как начнут писать про «густурацию» или «конфигенцию складок». Слово-то какое – «конфигенция», или этот… «плоский эпителий 1—2 в поле зрения», или «БДС неизменен». Это что за абракадабра? Что за БДС такой? Спрашиваю у менеджера сестринского дела, а та только улыбается, как ночная бабочка на вызове, и качает ляжками. Чё качаешь ляжками, дура? Звони докторам, спрашивай! И что вы думаете, позвонила она эндоскописту. А он и отвечает, что БДС – это большой дуоденальный сосочек. Он думает, мне понятней стало? Или вот ещё, останавливаю другого ОМРа, что лишние вопросы по «Оптимизатору» задавал. Он мимо проходил. Спрашиваю, что такое гемоглобин и с чем его едят? Он отвечает… – реформатор пролистал блокнот. – Я лучше прочту, а то не запомнишь и не выговоришь. Он сказал, что типа «гемоглобин – это продукт соединения гема с цепями глобина и что он нужен для переноса кислорода в ткани, благодаря разнице в сродстве к кислороду, и в печени превращается в прямой билирубин». Вы думаете, мне понятнее стало? Я не дал ему договорить, а то он уже собрался объяснить, во что билирубин превращается в кишках. Вот так вы, медработники хреновы, морочите головы людям! «Большой дуоденальный сосочек» у вас есть, понимаешь! Сосочка должно быть только два, сами знаете, где и у кого! Уф, устал я от вас, – Свинцов пробовал метать грозные взгляды то на ОМРа терапевтического отделения, то на его высокое, хотя и несколько помятое начальство. Взгляды, однако, получались какими-то жалковатыми. Он машинально притронулся к месту пункции грудины, сморщился и продолжал: