Берег Живых. Буря на горизонте

Дар Сатеха не был колдовством – он был чудом. Бог даровал своему жрецу новый прекрасный облик, с которым маг уже так сроднился. А теперь… теперь он был отброшен на несколько ступеней назад. Вирнан.

Маг скрипнул зубами, а потом вдруг открыто рассмеялся.

– Реакция царицы сторицей окупит разочарование от вернувшегося уродства, прекрасная, – промурлыкал он, обращаясь к ша.

Огнегривая самка лизнула его в щёку. Ей было безразлично, как он выглядел, пусть даже облик и отражал путь души. Колдун ласково куснул её за ухо, вызвав довольное урчание, а потом поднялся одним неуловимым движением с истинно эльфийской грацией. Он завернул обломки жезла в чистейший лён и спрятал в тайник под алтарём. Без артефакта он чувствовал себя нагим, уязвимым, но не смел проявлять слабость. Его Бог испытывал его. Маг должен был показать, что достоин спасения. Но прежде ему нужно было окончательно прийти в себя.

Несколько дней Колдун провёл под защитой святилища, набираясь сил и обдумывая произошедшее, позволяя своему телу восстановиться. Он отдыхал, совершал омовения в священных горячих источниках под храмом, бродил по подземным залам, на стенах которых древние высекли иную, не распространённую ныне и потому забытую историю Таур-Дуат. Это был его дом, его убежище, его личное Место Силы, где его возлюбленный господин говорил с ним.

По нескольку раз в день маг проводил ритуалы и возносил молитвы. Это было необходимым условием для восстановления. К тому же в храме присутствие Бога было особенно ощутимо и упоительно.

Его мелодичный богатый интонациями голос под храмовыми сводами оживал силой Владыки Каэмит, и благословенное присутствие Сатеха наполняло древние стены, вторило магу эхом всех тех, кто когда-то совершал здесь обряды во славу Его. Пусть Колдун и не мог заменить собой целый культ, но он служил искренне и истово, поддерживая Силу священного Места. А Место Силы, в свой черёд, вливало энергию в его тело и питало дух.

Сатех благоволил ему на охоте в песках – в расставленные силки попадали небольшие звери, а под камнями неизменно прятались жирные змеи. Самке ша тяжело было охотиться – она вот-вот должна была разродиться – и потому маг избавил её от трудов и сам приносил ей воду и пищу. Она устала и нервничала, стала чаще огрызаться, скалить зубы и топорщить ядовитые шипы на хвосте. Но потом она всё равно приходила за лаской и защитой.

Ша облюбовала себе место в тёмной нише под наосом, у подножия высокой статуи Владыки Каэмит. Много времени она отдыхала там, в прохладе и темноте. Колдун устроил ей логово, застелив пол мягкими циновками и отрезами тканей. До последнего мужчина боялся, что самка сбежит в пустыню, но она продолжала доверять ему.

Во время ритуалов ша выбиралась из своего импровизированного логова. Иногда её утробный голос вплетался в песню Колдуна, когда по-своему она славила их общего божественного покровителя. Так было до того дня, когда она вдруг не вышла. Маг ласково звал её, но она не отзывалась.

Приблизившись к наосу, мужчина опустился на колени и заглянул под него. Его чуткий слух едва различал её хриплое дыхание из темноты. Ей было плохо, больно, тяжело, и у неё не хватало даже сил, чтобы позвать на помощь. Когда мужчина поднёс воды, самка не притронулась к ней. Она даже не оскалила зубы, когда маг отёр её морду влажной тряпицей.

Собственные тревоги мгновенно оставили его. Колдун заметался по храму, собирая необходимые эликсиры, снося к логову под наосом всё необходимое, что только могло пригодиться. Он вливал самке сквозь зубы целебные зелья, гладил по животу и нашёптывал древние заклинания, которых уже давно никто не слышал под небом Владык Эмхет. Ша, благословившая этот храм своим приходом, не должна была умереть. При одной мысли об этом у мага наворачивались злые слёзы, и с новой силой звучал рокочущий речитатив заклинаний. Жизни двуногих значили для него намного меньше, чем жизнь огнегривой самки и её нерождённого потомства.

Самка металась и мучилась в его объятиях, взлаивала и утробно рычала, а иногда стонала совсем по-людски. В какие-то мгновения их восприятие сливалось, и тогда Колдун чувствовал, как его сила вливалась в неё и как уже его внутренности разрывались от боли, сокращались, раскрывались, проталкивая на свет маленькие живые комочки, хрупкие и бесценные…

Лишь одного не удалось ему спасти в ту долгую ночь. Семь живых щенков народилось у его самки – по числу самых ярких звёзд Северного Серпа, созвездия, посвящённого его Богу. Восьмой так и не сделал свой первый вздох, как ни вливал в него силу Колдун. А потом в изнеможении мужчина лёг рядом с ша, ласково вылизывавшей пищащие клубочки. Устало он прошептал благодарственную молитву, прежде чем забыться сном, крепким, как сама смерть.

Проснулся он оттого, что его настойчиво выпихивали куда-то. Не сразу Колдун осознал, где находился, и только выкатившись из логова под аккомпанемент утробного урчания вспомнил. Он прижимал к груди окоченевший трупик. Ша в логове прогоняла его на охоту довольно бодрым рыканьем. Ужасы минувшей ночи, когда смерть почти пришла за ней, остались позади.

– Видишь, как несообразительны двуногие самцы, прекрасная, – усмехнулся маг, потягиваясь до хруста в костях и разминая затёкшие мышцы, но не выпуская из рук холодный комочек. – Исправлюсь сей же час.

Заглядывать в логово он не стал. Самка была не в лучшем расположении духа и могла укусить. Справедливо рассудив, что раз она не жаловалась, то щенки были в безопасности, Колдун покинул святилище. Мёртвого детёныша он с молитвой доверил священному огню. После он набрал полную флягу воды, захватил копьё и отправился на охоту. Маленькой стае священных зверей, поселившихся в древнем храме, нужны были силы.

На этот раз маг пошёл глубже в пески. Мяса змей было бы недостаточно для такого случая. Он надеялся выследить газель или неосторожную песчаную кошку. И хотя сил он потратил немало, колдовское искусство по-прежнему оставалось его лучшим оружием, не знавшим промаха.

В том, что удача улыбнётся ему сегодня, он не сомневался. Иная, эльфийская часть его наследия позволяла ему настроиться на природу и землю, хоть это и не были зачарованные чащобы по ту сторону гор. Серкат недаром учила его вслушиваться в дыхание пустыни, выслеживать обитателей песков, находить воду и безопасные тропы. Плох был тот жрец Сатеха, кто не умел чувствовать ритмы Каэмит и выживать здесь. Кому, как не Его служителям, могли открываться нити и островки жизни посреди бесплодных песков и красноватых скал. Подобно тому, как наследники Ваэссира чуяли свою землю и могучий ритм Великой Реки, так отверженные жрецы древнейшего из культов Таур-Дуат дышали в такт с владениями своего Бога даже там, где все прочие погибали.

Колдун вернулся в сумерках, неся на плечах молодую газель. Ни кусочка её нежного мяса он не оставил для себя. Несмотря на усталость, у него было радостно на душе настолько, что он даже напевал. Его голос отражался эхом среди древних камней – эхом, показавшимся бы многим жутким, но, разумеется, не ему самому.

Он затеплил настенные светильники – длинные мистические тени тут же заплясали на камнях пола, – вошёл вместе со своей ношей в святилище… и замер на пороге. Большой матёрый зверь с мощными лапами и клочковатой красной гривой застыл в центре зала, неуверенно водя из стороны в сторону раздвоенным хвостом, и чуть припав на передние лапы. Его глаза-угли смотрели в сторону наоса, из-под которого раздавалось глухое угрожающее рычание.

Осторожно Колдун опустил газель на пол и поудобнее перехватил копьё.

– Удумаешь причинить им вред – я убью тебя, – спокойно произнёс он.

Убить священного зверя было тяжким грехом, но сейчас Колдун стоял на защите целой священной стаи.

Ша резко развернулся и бросился на мага. Мужчина ударил его древком и выкрикнул заклинание, усмирявшее чудовищ пустыни. Несколько раз самец огрызался и бросался на мага вновь, но древние забытые слова пробуждали его сознание за пеленой инстинктов, а копьё удерживало дистанцию. Колдун не ранил зверя, но удары древком наносил вполне ощутимые. Голос его звучал повелительно, усмиряя ярость хищника, обращая его суть к пониманию. В итоге самец чуть припал на передние лапы и склонил гривастую голову. Колдун опустил копьё, приблизился к противнику и позволил обнюхать обёрнутую льном опалённую руку. Между ними воцарилось подобие мира.

Ша наблюдал, как мужчина оттащил газель к логову самки. Новоиспечённая мать была очень голодна и нехотя ненадолго оставила щенят в глубине своего логова, чтобы насладиться пиршеством. Самец сел поодаль, обернув хвостом лапы, и наблюдал. Колдун же наблюдал за обоими созданиями, которых прочие называли чудовищами.

Самка наелась и даже оставила немного мяса магу. Напившись воды из глубокой фаянсовой чаши, которую поднёс ей мужчина, она благодарно ткнулась мордой ему в бок. Потом она оскалилась на самца и угрожающе подняла ядовитый хвост, ощетинив обе иглы, но зверь только склонил голову.

– Это – отец? – тихо спросил Колдун, погладив самку по загривку.

Она прижала уши и подтолкнула его ближе к логову – к щенкам. То был акт безусловного доверия. В дикой природе самцы ша в битвах за территорию порой убивали молодняк, питали свою плоть их силой. Но отцы обычно предпочитали расширить стаю – по крайней мере, до той поры, пока молодые самцы не подрастут и не вступят с ними в противоборство. Пары ша создавали редко. Как и их покровитель, они были непримиримы и непокорны. Лишь с теми немногими, кого они пускали на свою территорию, они заключали мир.

Колдун положил копьё рядом, чтобы в любой момент иметь возможность схватить его. Осторожно он протянул действующую руку в логово и извлёк на свет двухвостого щенка. Как и собаки, ша рождались слепыми, но нюх их был безупречен. Щенок пищал и тыкался в его ладонь, но успокоился, когда маг прижал его к груди, согревая. Запах был малышу знаком. Самка нервничала, но позволила мужчине держать детёныша. Таким образом она показывала самцу, что у её стаи уже есть защитник, которому она доверяет.

Кончиком пальца маг осторожно погладил рыжеватую мягкую шёрстку, провёл по миниатюрному хвостику. Иглы тоже были ещё мягонькими и неядовитыми. Зато, как он знал, яда стало больше у самки. По природе самки ша вообще были более ядовиты, чем самцы, тем самым компенсируя своё более хрупкое телосложение. Их яд становился сильнее в период, когда они вынашивали и рожали потомство. Его ша могла постоять за себя, но всё же Колдун не хотел оставлять её одну. Он задумался, как мог ограничить доступ к святилищу для другого священного зверя. При всём желании остаться здесь и откладывать срочные дела дальше он уже не мог.

Маг поглаживал щенка, задумчиво вычерчивая пальцем узор на его спинке. Искусство каллиграфии всегда помогало ему мыслить яснее. И узор стал вырисовываться в его сознании… Он сможет создать защитный круг вокруг святилища, входить в который позволено будет только этой ша и её щенкам. Конечно, круг придётся поддерживать время от времени, но он успеет вернуться и обновить заклинания.

Бережно он положил детёныша к его братьям и сёстрам. Самка продолжала скалиться на самца, пристально наблюдавшего за ними, дыбила гриву и глухо рычала. При этом она прижималась горячим боком к Колдуну.

– Я знаю, как защитить тебя, – шепнул ей маг.

Рыкнув для острастки на самца, она проскользнула обратно в логово. Мужчина посмотрел на сидевшего неподвижно зверя.

– С женщинами трудно, – сказал он примирительно. – Но завоевать их расположение можно. А ты пришёл сюда при клыках и без подарка. Конечно, кому такое понравится?

Ша повёл ушами и вывалил длинный язык, лениво дыша и демонстрируя внушительные клыки.

– Красавец, кто же спорит. Но я вот газель принёс, а с тебя какой ей прок? – усмехнулся маг.

Самец закрыл пасть и вздохнул, а потом тихо без угрозы заворчал. Самка тотчас же отозвалась рокочущим рыком – для острастки. Самец бросил ещё один взгляд на Колдуна и покинул святилище. Маг посмотрел ему вслед, прислушался к ощущениям и выждал немного. Потом он собрал инструменты и приступил к работе. Задача перед ним стояла непростая – защитить одних священных зверей от другого в святилище божественного покровителя всех их. Со всей тщательностью мужчина подобрал ингредиенты, выписал священные знаки и пропел слова заклинаний. Несколько часов у него ушло на то, чтобы сделать мощный круг, способный продержаться до его возвращения. Он должен был защитить доверившуюся ему ша и щенков, ставших для него символом надежды и возрождения. Работать одной рукой было сложнее, но такова уж была теперь его жизнь.

Удовлетворённо он оглядел плоды своей работы и устроился на отдых у алтаря, чтобы восполнить силы. К вечеру вернулся самец, обнюхал круг и обошёл его, а потом подтащил к самым границам свежеубитую песчаную кошку и сел ждать. Через некоторое время самка покинула логово и, порыкивая, приблизилась к границе круга. Маг наблюдал, готовый прийти на помощь, если понадобится. Самец склонил голову, предлагая свою добычу самке, и она милостиво приняла подношение.

Засыпая у алтаря, Колдун улыбался. Конечно, потом нужно будет как следует убраться в святилище, превратившемся в логово священных зверей. Но пока пусть будет так.

Как ни хотел остаться маг в храме Сатеха вместе со своими ша, как ни успокаивал себя мыслями о необходимости восстановить силы ещё хоть немного, он остро почувствовал волю своего Бога. Сатех ждал его действий. Пришла пора отправиться в Апет-Сут.

Он дождался наступления глубокой ночи и спустился в нижние залы к портальному кругу. Все храмы в Таур-Дуат были построены на Местах Силы, и в каждом существовала точка для преломления пространства. Но сил и искусства для такого перемещения требовалось немало. Вот почему порталы так и не были приспособлены ни одним Императором для того, чтобы переправлять войска. Группа жрецов могла провести лишь небольшой отряд. Нарушение определённых законов вело к смертям среди участников ритуала – и тех, кто ритуал проводил, и тех, кто проходил через портал. Тонкая ткань планов бытия не терпела неосторожного подхода. После того как в ходе экспериментов когда-то погиб Владыка Синаас Эмхет, могучий чародей, и его дочери-жрицы, святилища было приказано использовать только так, как заповедовали древние.

Но для жрецов Сатеха законы были писаны иначе. Они ходили тропами, граничившими с пламенной бездной безумия. Порталы их святилищ вообще лучше было не использовать никому, кроме них.

Искусство Колдуна было столь велико, что когда-то он протянул нить между этим святилищем и своей резиденцией в предместьях Апет-Сут – вроде тех, что были протянуты между некоторыми большими храмами Таур-Дуат. В любой момент он мог перерезать эту нить, чтобы непосвящённые не нашли путь в его убежище, но пока нужды в том не было. Научившись соединять такие разные свои таланты, он обрёл умение прокладывать пути и в места, где никаких святилищ не было вовсе, но прибегал к этому редко. Физическое тело и разум его всё же существовали по законам земного плана бытия, и лучше было не расшатывать их сверх меры.

Облачившись в своё длинное чёрно-красное одеяние, перетянутое золочёным поясом, маг накинул на плечи головное покрывало и спрятал лицо. Он уже попрощался с ша, пообещав вернуться сразу, как дела в столице будут улажены, но всё же колебался. В последний раз оглядев подземное святилище, он шагнул в пустоту портального круга, позволив Месту Силы растворить его плоть и возродить в другом месте.

Колдун оказался в тайном святилище в своих покоях. Оттуда он прошёл в маленькую уютную приёмную с изящным столом на резных ножках и несколькими креслами. Не зажигая светильников, он расположился во главе стола и кликнул кого-то из слуг. Благо голос его не имел расы и не менялся от превращения к превращению, если сам он того не желал.

Через пару минут в дверь робко постучала и вошла заспанная рэмейская девушка. Слуги этого дома, щедро подаренного ему Амахисат, давно уже привыкли к его странностям. Все они были тщательно отобраны и безукоризненно исполняли свои обязанности. Все они были преданы ему, и даже если и боялись поначалу, то впоследствии гордились тем, что служили такому уважаемому рэмеи, пользовавшемуся неограниченным покровительством Владычицы Таур-Дуат.

Когда-то он хотел внушать страх. В конце концов, страх был куда приятнее презрения и отвращения. Но чем глубже он погружался в таинства своего искусства, тем меньше его трогали чужие реакции. Преданность и уважение он ценил, но не обманывался ими и никому не доверял по-настоящему.

– Господин… мы не ожидали твоего возвращения так скоро, – с поклоном проговорила девушка. – Ужин не готов, но мы…

– Я сыт, – мягко прервал её маг. – А вот кувшин хорошего вина, пожалуй, не помешает. И сыр с фруктами. Гранаты особенно хороши в это время года, и кровоток восстанавливают не хуже вина. Подай две чаши, будь добра. И гонца во дворец пошли поскорее – пусть подаст условный сигнал.

– Что передать с ним?

– Что я вернулся и смиренно ожидаю встречи.

– Будет исполнено, господин.

Остальное Амахисат домыслит сама и явится так скоро, как только сможет. Царица знала, что маг редко требовал встречи. Обычно она сама приходила к нему, чтобы передать очередную деликатную просьбу.

Через некоторое время та же девушка принесла кувшин гранатового вина и два кубка. Вторая сопровождавшая её служанка поставила на стол блюдо с сыром и фруктами. Два граната были аккуратно надрезаны, так что обнажились драгоценные зёрна мякоти. Если бы светильник был зажжён, зёрна мерцали бы, как драгоценные камни… или как капельки крови.

– Благодарю вас. Встретьте высокую госпожу и можете отправляться спать.

С поклонами девушки удалились за дверь. Только тогда маг позволил себе снять покрывало. Прибегать к гламуру он не желал.

Мужчина налил себе вина и зажмурился от удовольствия, смакуя вкус. Он умел наслаждаться как простыми радостями, так и теми, что были доступны лишь элите общества. Царица ценила его услуги в достаточной степени, чтобы не скупиться на поставки вин, достойных императорского стола, да и не только вин. Лучшая еда, драгоценные ткани и благовония, редкие камни, которые поставлялись только в столичные храмы, прекрасные утончённые куртизанки – всё было ему доступно. И Сатех получал щедрые дары от Своего служителя, только самое лучшее. Маг ничего не жалел для Бога, который был смыслом его существования.

«Пожалуй, это вино подойдёт, чтобы украсить благодарственную жертву», – подумал Колдун.

Его мысль потекла дальше. Если бы в его распоряжении были мастера, он не просто раскладывал бы кусочки чистейшего лазурита, оникса, сердолика и граната по святилищу, но украсил бы его по-настоящему инкрустациями и фресками взамен тех, что выцвели или были сбиты века назад. Но, увы, непосвящённых пришлось бы убить, чтобы те не открыли тайну полуразрушенного храма и скрытых там историй. Пропажу художников, чьё искусство было достойно Сатеха, заметят сразу. Вот когда начнётся война – другое дело, ведь мало ли прекрасных мужчин и женщин сгинет в её пламенном чреве?

Едва ли сумеет он найти и мастера, способного вырезать новый жезл, а у него самого не хватит умений. Маг готов был потратить сколько угодно времени на обучение у лучших краснодеревщиков и оружейников Империи, но проблема теперь была не в годах, а в его облике. Сохранять гламур настолько долго он не сможет, а если его тайна ненароком откроется, он опять-таки не сможет оставить в живых случайного свидетеля.

«Война, – снова подумал чародей. – Когда земля затрепещет под шагами Великого, когда воздух наполнится Его жарким дыханием, откроются и новые пути служения. Может статься, найдутся и мастера…»

В подобных мыслях, приятных и не слишком, Колдун неспешно допил полный кубок вина и налил себе ещё. В сон его не клонило – сказывался и недавний отдых, и то, что он вообще предпочитал бодрствовать в ночное время. Маг предполагал, что слуги тоже предпочли проснуться и бдеть в ожидании царицы, чтобы не навлечь на себя её гнев даже нечаянно.

Высокое положение Амахисат не позволяло ей спешить, да и путь из дворца в предместья Апет-Сут был неблизким. К удивлению мага, Владычица почтила его дом своим приходом даже раньше, чем он ожидал. Примерно за пару часов до рассвета могущественнейшая женщина Империи вошла в приёмную, оставив своих стражей где-то у входа.

Маг не потрудился накинуть покрывало. Он поднялся из-за стола ей навстречу, поклонился с преувеличенно радужной улыбкой и пропел:

– Привет тебе, сиятельная госпожа.

– Хорошей ночи, мудрый, – спокойно ответила царица, используя жреческий титул.

Конечно, в густом даже для глаз рэмеи полумраке она пока не заметила перемен.

Мужчина церемонно отодвинул перед ней одно из кресел, налил вина во второй кубок и только потом зажёг светильник у стола. Всё с той же гостеприимной улыбкой он воззрился на царицу.

Амахисат замерла.

– Что с твоим лицом? – неприязненно спросила она через паузу, и тень отвращения легла на её царственную бесстрастную маску.

Маг отвесил ей ещё один поклон, на этот раз – насмешливый.

– Откуда столько отторжения к тому, чем ты сама меня наградила, матушка? – невинно осведомился он и усмехнулся. – Не без помощи своего эльфийского друга, конечно же…

Глаза женщины – серо-стальные, как у него самого, – полыхнули холодным гневом и сузились.

– Не злоупотребляй моим расположением, Вирнан, – предупредила царица очень спокойно, назвав его ненавистным эльфийским именем.

Вирнан. «То, что не имеет места». Даже не «тот» – «то».

– Справедливо, – прохладно усмехнулся маг. – Но, увы, сделать что-то с любезно подаренным мне вами обликом, дабы усладить твой взор, – он провёл левой рукой у лица – не в моих силах. Видишь ли, исполнение твоей деликатной просьбы стоило мне и лица, и руки, и кое-чего более дорогого, госпожа моя. Если тебе интересно, я едва не погиб.

Колдун протянул Амахисат открытую обожжённую ладонь и чуть шевельнул пальцами. Видимо, зрелище было столь отвратительно, что даже её выдержки не хватило. Царица набросила на свою руку край палантина и отодвинула его кисть от себя, однако не выразила никаких эмоций.

– В итоге тебе удалось всё исполнить, мудрый? – осведомилась она.

– О, даже больше, чем ты ожидала, – ответил маг, вальяжно садясь напротив неё.

Не торопясь с рассказом, он поднял свой кубок и сделал несколько глотков. Амахисат изогнула бровь, но следом тоже пригубила изысканное вино.

– За наградой дело не станет, ты же знаешь, – спокойно заметила она, когда молчание стало затягиваться.

– У тебя, увы, нет ничего, равноценного моей потере, Владычица, – вздохнул маг, пожимая плечами. – Разве что… Да нет, и это вряд ли…

– Назови свою цену, – она позволила ноткам нетерпения прокрасться в размеренные интонации своего голоса.

– Ученика бы мне толкового, да где ж его нынче достанешь, – он хищно улыбнулся. – Разве что ты отдашь мне другого своего сына. Шучу, конечно же. Ренэф должен стать Владыкой – ко всеобщему благу.

– Моего единственного сына, – подчеркнула Амахисат, – я никому не отдам. Да и вряд ли тебе подойдёт воитель.

– Все воители и без того по-своему служат Отцу Войны, – отмахнулся маг. – Лучше найди мне мастера-краснодеревщика, который согласится стать моими глазами и руками… и вряд ли выживет после того, как обучит меня. Не абы кого – мастера. Дело слишком деликатное, чтобы оплошать. А ещё сделай для меня особый заказ лучшему твоему оружейнику. Я объясню, какой. Также мне нужна будет лучшая сталь с примесью электрума, взятого с вершины обелиска, осиянного светом Ладьи Амна.

– Ты о многом просишь…

– Мне понадобится ещё красное железное дерево из сепата Нэбу.

– Это исполнить легче.

– И, конечно же, как и прежде, внимание сиятельной госпожи к моим просьбам – бесконечно мною ценимо, – маг улыбнулся и склонил голову.

– Это – часть нашего договора с Серкат, да. В обмен на твою верную службу я не пренебрегаю твоими нуждами, – кивнула царица и сделала пару глотков. – Что-то ещё? Золото? Женщину для ритуалов – эльфийских, человеческих… рэмейских кровей?

Чародей рассмеялся и покачал головой.

– Пока не стоит – я не в настроении вкушать этот плод. Но благодарю тебя. С тобой по-прежнему легко договориться, Владычица.

Амахисат повела плечами, соглашаясь с тем, что само собой разумелось.

– Теперь расскажи мне подробности.

Маг ещё с полминуты взвешивал в ладони, а потом отставил кубок в сторону и размеренно повёл рассказ, избегая ненужных деталей.

– Как мы и договорились, я прибыл в окрестности храма Стража Порога незамеченным и много дней наблюдал, не вторгаясь на их территорию. Псы бы учуяли меня даже сквозь покров магии. Храмовых стражей направляет благословение их Божества – не мне тебе объяснять. Но моё терпение окупилось сторицей. Я принёс тебе ответ. Тело царевича Хэфера не было найдено, потому что его похитили.