Берег Живых. Буря на горизонте

Анна Сешт

Берег Живых. Буря на горизонте

Часть 1

Воистину, Мы сотворили человека из сухой звонкой глины, из ила, отлитого в форме. А до того Мы сотворили джиннов из палящего огня.

Коран, сура «Аль-Хиджр», аяты 26–27

Hа северных островах земли были племена богини Дану и постигали там премудрость, магию, знание друидов, чары и прочие тайны, покуда не превзошли искусных людей со всего света.

Ирландские сказания, «Битва при Маг Туиред»

39-й год правления[1] Императора Секенэфа Эмхет

Пролог

Луна серебрила резную беседку из белоснежного камня. Стены её увивали лозы диких чайных роз, свернувших на ночь свои лепестки. В каждом из стрельчатых окон висело по шару, наполненному десятками беспокойных огней-светлячков – они давали мягкий золотистый свет. Издалека доносилась хрустальная мелодия – зачарованная флейта как будто сама пела колыбельную саду. В воздухе витал аромат цветов, многим из которых не было имён ни в одном языке, кроме эльфийского.

Высокий Лорд Иссилан Саэлвэ сидел в удобном кресле со спинкой из тёмного дерева. Перед ним на небольшом столе с витыми ножками стоял искусно выполненный ларец подлинной рэмейской работы. Опустив подбородок на сцепленные пальцы, высокорождённый разглядывал тонкую иероглифическую резьбу, инкрустации из кости и эбенового дерева. Сам ларец был вырезан из драгоценной южной акации, с изображёнными на нём священными зверями Собачьего Бога демонокровных: чёрными не то псами, не то шакалами с изумрудными глазами.

Посланник замер на ступенях беседки, учтиво ожидая, не смея нарушать ход мыслей своего господина. Пока длилось молчание, эльф тоже разглядывал шакалов на ларце, который он сегодня доставил Высокому Лорду, и невольно думал, что те, пожалуй, не так уж отличались от гончих Каэрну Охотника. Похожи звери были не только обликом, но и предназначением – сопровождать и охранять мёртвых.

– Этот дар мы пока придержим, – вымолвил наконец лорд Иссилан. – Пресветлой надлежит получить его в строго определённый момент.

– Я полагал, Вы пожелаете приурочить передачу ларца к падению Леддны, – с поклоном ответил посланник.

– К падению? – усмехнулся Высокий Лорд и покачал головой. – Город просто перешёл в другие руки – возможно, даже более надёжные. Но в этом нам ещё предстоит убедиться, притом совсем скоро. Как бы там ни было, время этой вести ещё не пришло, – он положил изящную, унизанную драгоценными перстнями руку на крышку ларца и посмотрел на посланника.

Взгляд кобальтовых глаз, видевших уже так много даже по эльфийским меркам, засвидетельствовавших столько событий, великих и низменных, многих заставлял чувствовать себя не в своей роще. Даже тому, кто прослужил Высокому Лорду Саэлвэ всю свою жизнь, кто научился читать неуловимые перемены в этом прекрасном лице без возраста, иной раз делалось не по себе. Чего лорд Иссилан ожидал сейчас? Был ли доволен тем, как разворачивались события, или, напротив, разочарован?

– Ты доставил ларец вовремя, Каэлисс, – мягко заверил его высокорождённый. – Тем более что Его Высочество Кирдаллан уже изволил выразить нетерпение, и это понятно – его беспокоит судьба брата. Право же, иногда он немного напоминает мне… нашего юного завоевателя Леддны.

Тот, кого Высокий Лорд назвал Каэлиссом, поперхнулся от неожиданности, но сумел замаскировать эту неловкость. Сравнение наследного принца Данваэннона с демонокровным, пусть даже самим Ренэфом Эмхет, не всякому пришлось бы по вкусу, особенно учитывая последние события. Но в устах Высокого Лорда Саэлвэ такое сопоставление приобретало иной смысл, ведь царевич был сыном сиятельной Амахисат, их союзницы. Что ж, может, в этих словах и крылась доля истины. Кирдаллан, старший сын королевы Ллаэрвин, был военачальником. Ему предстояло в скором времени управлять войском рода Тиири, а в случае войны – объединить под своим командованием армии всех родов Данваэннона. Как многие воины, он был скор и на расправу, и на суждения – в текущей ситуации это качество для их планов было особенно полезным. Но Кирдаллан Тиири поддерживал мать во всём и полностью, и он не забыл старой родовой вражды. Пожалуй, принц охотнее повёл бы своё войско против самого Саэлвэ, чем против демонокровных.

Да, Каэлисс прекрасно понимал роль наследного принца в грядущих событиях, особенно когда в Данваэнноне узнают о судьбе Эрдана, младшего сына Пресветлой. Тайком королева направила Эрдана с посольством к Императору Секенэфу, миновав необходимое утверждение этого шага Советом Высокорождённых. Тем самым она поставила себя в чрезвычайно неловкое положение и к тому же очень рисковала безопасностью юноши. Какие бы отношения ни связывали её с родом Эмхет – а слухи об этом в Данваэнноне ходили разные, порой противоречивые – от демонокровных можно было ожидать всего, особенно после гибели наследного царевича. Нужно было лишь грамотно расставить акценты.

– Демонокровные по-прежнему не спешат отправлять посольство в Данваэннон, – осторожно напомнил Каэлисс. – Я бы предположил, что они всё же сделали это, просто без ведома наших союзников… но едва ли такое возможно.

– Всему своё время. Императору придётся отправить послов, учитывая, что после леддненской истории мирный договор претерпит некоторые изменения, – лорд Иссилан задумчиво склонил голову, ничем не выразив ни одобрения, ни недовольства. – Я, кстати, слышал, лорд Таэнеран успешно завершил своё расследование в Лебайе. Искомые доказательства найдены.

Каэлисс почтительно кивнул, подтверждая, что и ему известна эта новость, пока не получившая широкой огласки. По приказу королевы многие влиятельные эльфы взялись расследовать историю покушения на наследника трона Таур-Дуат, ведь доказательства указывали на эльфийское вмешательство. Никого не удивит, что преуспел Высокий Лорд Таэнеран Сильри, эмиссар Данваэннона в Лебайе. Сильри, впрочем, не упустит своей выгоды. Игра Дворов[2] по-настоящему не завершалась никогда, даже в самые опасные для королевства времена. Вот только едва ли кому-то было под силу обыграть Саэлвэ. Тремиан Арель пытался не раз, и в итоге это дорого обошлось всему его роду. Великое Колесо продолжало движение, даже когда кланов становилось меньше.

– Прежде чем ты отправишься в Лебайю, Каэлисс… нанеси ещё один визит нашим друзьям Линнтэ. Напомни им ненавязчиво о нашей благосклонности, – лорд Иссилан тонко обезоруживающе улыбнулся.

Посланник понимающе улыбнулся в ответ. Линнтэ были одним из младших аристократических родов. Ну а фигурами помельче главные игроки, как известно, жертвовали, если цель себя оправдывала. Каэлисс был фигурой более значимой, чем юный Келаэлир Линнтэ, тонкий знаток и ценитель рэмейской культуры, на которого обратил своё высочайшее внимание лорд Иссилан. Но Каэлисс не питал иллюзий о собственной значимости. Этот же молодой мечтатель, грезивший о песках и джунглях, был готов ухватиться за любой шанс стать полезным и проявить себя.

– Твоя ученица, – вдруг произнёс высокорождённый.

Каэлисс невольно вздрогнул. Его сердце замерло в ожидании вердикта. По-своему он был привязан к этой девочке – насколько позволяли особенности их жизни и рода занятий, конечно. Он искренне надеялся, что пожертвовать этой фигурой господин ещё не решил, и что ему, Каэлиссу, не придётся… Его мысли прервал голос Высокого Лорда.

– Я доволен ею, – лорд Иссилан чуть улыбнулся – облегчение, отразившееся на лице собеседника, не укрылось от него. – Всё прошло как нельзя лучше. Ты знаешь, что делать дальше.

– Всё готово, мой лорд, – поклонился Каэлисс. – А если он всё же проявит благоразумие?

Высокий Лорд тихо рассмеялся – точно ветви прошелестели в древней роще.

– Что ж, и это будет по-своему… приятно. В конце концов, уже так мало что может меня удивить.

⁂

Почерневший от копоти остов дворца стоял на площади, всеми покинутый. Понемногу в нижнем городе и акрополе разбирались завалы и восстанавливались здания, но ко дворцу никто старался лишний раз не приближаться. Приказ Сына Солнца о его сожжении был принят людьми беспрекословно: горожане верно трактовали, какой символ желал сделать из этого рэмейский царевич. При новой власти никто не хотел связывать себя с Ликиром, навлёкшим на город гнев могучих соседей. Даже те, кто прежде поддерживал бывшего градоправителя и ныне был не слишком-то доволен приходом рэмеи, предпочитали помалкивать.

Последние отблески заходящего солнца играли на бронзовой морде демона, ощерившейся в жутковатой ухмылке. Таран был развёрнут так, что теперь демон смотрел на ворота, в которые бился несколько дней назад. Рэмеи не стали разбирать осадное орудие, а вместо этого расположили его в самом сердце города – в напоминание. Но далеко не у всех таран ассоциировался с недавно пережитым страхом.

Никес остановился и привычно с улыбкой отсалютовал демону. Командир не раз уже замечал, что и стражники, патрулировавшие с ним акрополь, переняли эту его привычку и тоже украдкой салютовали бронзовоголовому чудищу. Того и гляди быть этой морде новым символом города – Никес ничуть не удивился бы. Новый символ… Новый город.

Сумерки опускались с холмов, и удлинялись тени. Сердце командира стражи радостно встрепенулось, когда он подумал о том, что пора домой. Сегодня был не его черёд стоять в ночном дозоре, хотя, как командира стражи, его могли призвать в любой момент. Дел нынче было не счесть, и многое, очень многое лежало на плечах воинов стражи в новых устанавливающихся в Леддне порядках.

Домой… Рэмейский царевич вернул ему не только жизнь и положение, но и всё то, что было отнято у него. От высокой награды – любого имения в акрополе на выбор – Никес отказался. Слишком свежи были воспоминания Клийи о плене. Наверное, эти раны не затянутся никогда, но командир обещал себе, что сделает всё, чтобы любимая жена, которую Боги чудом вернули в его объятия, забыла о пережитом. У них будет совсем другая жизнь. Да что там, ведь у всего города теперь будет совсем другая жизнь!

Несмотря на радостное предвкушение, Никес никак не мог отделаться от смутных тревожных предчувствий. Он смотрел на холмы за городом, вспоминая тайные тропы. Леддне ещё только предстояло стать новым рэмейским гарнизоном. Скоро прибудут солдаты Императора, но пока сил людей и рэмеи было недостаточно, чтобы патрулировать границы всей области. Придёт ли враг? Воспользуется ли градоправитель соседнего Митракиса, так и не приславший Ликиру помощь, слабостью Леддны? Странно было думать о людях как о врагах, но отношения между лебайскими городами были далеко не братскими. Кто знает, как теперь всё повернётся…

– Командир, ты как ослиной мочи нюхнул, – хохотнул Стотид, хлопнув его по плечу. – Если б меня дома ждала такая красавица жена, я б сиял что твой панцирь.

Никес усмехнулся и покачал головой.

– Да, ты, пожалуй, прав. Просто место тут дрянное, навевает неприятные мысли.

– Дрянное, ага. Его сиятельная рогатость даже прочесать дворец не дал – так и погорело всё добро, – бывший разбойник скорбно вздохнул. – Смотрю вот и тоже печалюсь… как подумаю о тканых золотом коврах, о чеканных серебряных чашах…

– Ты теперь в страже Леддны.

– Ещё пока нет, – ухмыльнулся Стотид.

Никес закатил глаза в ответ на привычную шутку. Его товарищ уже согласился пойти к нему на службу, и вопрос был в общем-то решён. Сегодня они даже собирались отпраздновать новое назначение. Никес предпочёл бы просто пропустить пару кружек пива, благо таверну горожане восстановили одной из первых – ещё бы, такое во всех смыслах нужное заведение. Но Клийя настояла на том, чтобы лично накормить ужином одного из своих спасителей, друга своего мужа. Не то чтобы Никес стеснялся Стотида, но не хотел вызывать у жены неприятных ассоциаций с наёмниками. Клийя же заявила, что сидеть за одним столом с разбойником, тем более бывшим, ей будет намного приятнее, чем со многими знатными горожанами. На том и порешили.

Когда Никес отдал последние распоряжения стражникам, сменившим его отряд на патрулировании, они со Стотидом отправились на долгожданный ужин, обсуждая последние новости в городе и обмениваясь шутками. Но командир всё никак не мог перестать думать о смутной угрозе в холмах. Не он один знал тайные тропы… Где сейчас те, кто обещал Ликиру помощь?..

Глава 1

В храм Золотой Анирет, разумеется, так и не успела – ни в тот день, ни на следующие – настолько захватила её круговерть дел. Часть её сознания нашёптывала, что это было несправедливо, что не нужно было позволять Мейе отвести туда Нэбмераи, когда царевна не могла присоединиться к ним на этой прогулке. Но не в характере Анирет было нарушать радость других только потому, что сама она эту радость разделить не имела возможности. Разумеется, царевна отпустила их, извинившись, что у неё так и не выдалось минутки. Где-то глубоко внутри в ней начало расти чувство вины перед Таэху. Она ведь обещала, что поможет Нэбмераи привыкнуть к жизни во дворце, а сама с трудом могла выкроить немного времени даже чтобы просто поговорить или поужинать вместе. Пожалуй, в чувствах Мейи была польза. По крайней мере, подруга царевны сумела скрасить одиночество Нэбмераи в столице так, как сама Анирет не могла.

Меж тем первый месяц Сезона Жары подходил к концу. Отец уже сообщил ей, что ладьи будут готовы к отбытию через два дня. Девушка радовалась небольшой передышке, хоть и понимала, что в грядущем путешествии с дядюшкой они будут разговаривать не за жизнь, а о делах, и дайте то Боги, чтобы не каждую минуту. Сегодня Император и Великий Управитель дали ей немного отдохнуть. Анирет понимала, что такой случай представится ей ещё не скоро и торопилась воспользоваться моментом.

Мраморные купальни дворца имели несколько бассейнов и подогреваемых помещений и разделялись на мужскую и женскую половины. Рэмеи – и благородные, и простой народ – относились к чистоте собственного тела с большим вниманием из соображений как религии, так и здоровья. В Таур-Дуат даже крестьяне совершали омовение дважды или трижды в день. В каждом селении имелись свои общественные термы[3], а уж в городах – далеко не одни. Дворцовые купальни были довольно посещаемым местом среди вельможных жителей дворца. Здесь иной раз в неформальной обстановке можно было даже провести переговоры, а не только насладиться омовением и поразмыслить в тишине. Разумеется, членам императорской семьи, когда они того желали, предоставлялось полное уединение.

Сегодня Анирет хотела одиночества. Разговоров на всех этих государственных собраниях с неё за минувшие дни хватило, хотя там она в основном слушала, а не говорила. Царевна с наслаждением попарилась в термах, а потом нырнула в бассейн из персикового мрамора и долго плавала от берега к берегу, позволяя прохладной воде унести напряжение. Две молчаливые служанки ждали её с покрывалами, напитками и закусками из сладостей и тонко нарезанных фруктов. Мейа упорхнула куда-то, чтобы распорядиться о косметическом уходе для своей госпожи.

Анирет грациозно вынырнула и поднялась на бортик бассейна. Одна из служанок тотчас же обернула её мягким льняным покрывалом, впитавшим влагу с кожи. Девушка потянулась и зажмурилась от удовольствия. Её мышцы расслабились и разум успокоился. Ей нравилось ощущение прохладного мрамора под босыми ступнями и тёплое прикосновение к коже ветерка из окон. Открыв глаза, она огляделась и чуть улыбнулась, любуясь. Стены купальни были украшены изразцами[4] с лотосами и росписями, изображавшими охоту камышовых котов за выпархивающими из зарослей у заводей стаями птиц. Купальню окружали изящные резные колонны в виде связок бумажного тростника[5]. Здесь царило умиротворение, точно в небольшом святилище.

Царевна легла на живот на устланную покрывалами кушетку. Одна из служанок принялась втирать в её кожу благовония с тонким приятным ароматом, навевавшим дразнящие мысли о дальних краях, откуда привозили ингредиенты для драгоценных умащиваний. Анирет нежилась под искусными прикосновениями женщины, массировавшей её уставшие плечи и спину. Вторая служанка втирала масла в её ступни и обновляла краску на когтях. А вот к волосам царевны допускалась только Мейа.

– Вы просто волшебницы, – промурлыкала царевна. – Благодарю вас.

– Всё для тебя, госпожа, – ответила первая.

– Поддерживать твою красоту – в удовольствие нам, – не без гордости отозвалась вторая.

Служить лично Эмхет любой рэмеи считал очень почётной обязанностью. Однажды краем уха царевна услышала, как служанки обсуждали, будто в этом есть что-то жреческое – почти как заботиться о статуях Божеств. Утверждение было, конечно, спорным, но Анирет тогда предпочла не заострять на этом внимание. Мейа тоже иной раз любила блеснуть при дворе высотой своего положения – мол, не абы кому служит, а дочери самого Императора. Но дружили девушки совершенно искренне, хотя при этом свои обязанности Мейа выполняла безукоризненно, чем тоже чрезвычайно гордилась.

Когда служанки закончили массаж, Анирет позволила себе задремать, совсем ненадолго…

Она лежала не в дворцовой купальне, а на берегу священного озера Обители Таэху. Она слышала шелест ветвей и далёкие голоса, чувствовала кожей лёгкий ветерок и пробивавшиеся сквозь листву солнечные лучи. На душе её было легко и радостно, ведь она вернулась Домой. Не осталось совсем никаких тревог и забот – всё, что тяготило её, стало не более чем сном. Заслышав приближающиеся шаги, она чуть улыбнулась, медля открывать глаза, потому что и так знала, кто шёл к ней.

– Анирет? – голос был знакомый, но не тот, который она ожидала услышать.

Царевна вздрогнула и очнулась, сбрасывая сладкое оцепенение сна. Вокруг была всё та же купальня. Девушка перевернулась на бок.

– Извини, не хотела тебя испугать, – улыбнулась Мейа, подходя. – Я принесла твои одежды и украшения. Всё как ты велела.

– Спасибо, – Анирет улыбнулась в ответ и посмотрела на стены и потолок, убеждаясь, что видение было только видением.

И почему только ей вдруг приснилась Обитель? Она даже не думала об этом. Возможно, потому, что там она и правда отдыхала душой?

– Выглядишь прекрасной и посвежевшей, – искренне сказала Мейа, раскладывая ослепительной белизны калазирис[6] из тончайшего льна, алый с золотом пояс и украшения. – Всё же отдых очень важен для женщины, а иначе всю красоту можно растерять.

– Я предпочитаю не думать об отдыхе, чтобы не тосковать, – усмехнулась Анирет, садясь и потягиваясь. – Но Ренэфу придётся ещё тяжелее, когда он вернётся и сразу же должен будет приступить к обучению. Ох, хотела бы я знать, как он там… Вести доходят слишком медленно.

– Уверена, что с ним всё в порядке, – сказала Мейа, помогая царевне облачиться, а потом принялась расчёсывать её влажные после купания волосы, чтобы после собрать их в ритуальную причёску. – Не могут же Боги лишить нас и второго царевича!

– Я верю, что Ваэссир и Аусетаар хранят его и подарят ему удачу в бою.

– Твой брат, может, и зазнайка, а всё же кое-чего стоит. Это задание ему вполне по силам.

Анирет кивнула. Она очень хотела, чтобы Ренэф поскорее вернулся: не потому что скучала по нему, а просто чтобы знать, что с ним всё хорошо. Возможно, дело было ещё и в чувстве вины. Как она скажет брату однажды, что всё это время знала, кого выбрал отец? Хотя, в общем-то, не её это было право, сообщать Ренэфу такую весть, а Императора. Это станет для царевича ударом, который девушка не представляла как смягчить. Их отношения были прохладными, но, зная Ренэфа, девушка понимала: после таких известий с него станется и вовсе возненавидеть её. От этой мысли Анирет сделалось не по себе. Наверное, и мать её тоже возненавидит… или, может быть, всё же будет гордиться хоть немного?

– Что с тобой? – спросила Мейа. – Ты вся как одеревенела.

– Просто… мысли тяжёлые, – ответила царевна, расправляя поникшие плечи. – Расскажи лучше, как у вас с боевым жрецом? Он стал более благосклонен?

– О… – поскольку Мейа была занята причёской Анирет, та не видела её лица, но по голосу слышала, что подруга заговорщически улыбнулась. – Кто может противостоять энергии Золотой? Поход в храм принёс свои плоды.

– Что, прямо-таки плоды? – восхитилась Анирет. – Как много я пропустила!

– Нет, пока немного. Я позволила себе короткий поцелуй, а он задержал меня и укрепил этот случайный жест, скажем так. Прямо в рощах под сикоморами Госпожи Бирюзы, – Мейа усмехнулась. – Я бы, конечно, не ограничилась только поцелуями, но придётся подождать.

– Тебе понравилось?

– Ммм… многообещающе.

– Выходит, он не так сдержан, как кажется, – царевна тихо рассмеялась. – Ты была права.

– Теперь я не могу перестать думать о том, что ещё за тайны скрываются за фасадом этого храма, – вкрадчиво добавила Мейа и вздохнула. – Красивые чувственные губы. Да-да, не удивляйся, вблизи он даже немного красив. И такие руки… до сих пор дрожь берёт. Никогда не умела ждать!

– Однако ты всегда дожидалась нужных моментов.

– Да, внешне я терпелива. А так – нет.

– Ну, может быть, в ходе путешествия…

– Надеюсь на то. В одну из ночей, когда ладьи причалят к берегу, мы прогуляемся в заросли и…

– Главное, чтоб вас крокодилы не съели, – подначила её Анирет. – Они, видишь ли, тоже любят отдыхать в зарослях у заводей Апет.

Подруги рассмеялись. Потом Мейа рассказывала о прогулках по столице и кратком свидании в роще храма Хэру-Хаэйат, а Анирет размышляла о том, как обернётся эта история для них всех в дальнейшем. За разговорами подошло время идти в святилище.

По всей Империи было заведено, что простой народ в храмы допускался ограниченно. Для общих молитв были отведены специальные молельные дворы, для медитаций – колонные залы. Только жрецы имели право входа во внутренние святилища, и лишь избранные среди жрецов – в самое сердце храма, туда, где в священных одухотворённых изображениях-статуях было сокрыто дыхание Богов. Эльфы презрительно называли рэмеи идолопоклонниками, заявляя, что те слишком много времени проводят в молитвах своим многочисленным статуям. Впрочем, и сами обитатели Данваэннона тоже не гнушались изображать своих Божеств, поскольку ценили красоту во всём, но обычно изображения эти служили не для молитв, а просто для услаждения взора.

Вот только рэмеи молились не статуям, а энергиям, в эти статуи заключённым. Да и не каждый камень мог стать вместилищем дыхания Богов. Прежде над изображениями следовало провести целую череду ритуалов, будь то маленькая домашняя алтарная статуэтка или огромное изображение в наосе[7] столичного храма. Когда изображение освящалось, часть силы Божества входила в него, и присутствие становилось ощутимо. Ни одному изваянию, ни одному жрецу не под силу было вместить в себя Силу столь великую и явление столь многообразное. Таковым было связующее звено, отражение части энергий на земном плане бытия.

Ваэссир был единственным Божеством, чьи статуи располагались не только в святилищах, но по всей Империи. Сидящие колоссы охраняли врата каждого храма, вибрируя мощью защищающей энергии. На некоторых из них были нанесены имена вполне конкретных Владык, пожелавших запечатлеть себя в веках таким образом, но и они были изображены во вполне определённый миг – в тот, когда они воплощали Силу своего предка на земле. Глазами потомков первый Эмхет взирал на возлюбленную землю, ради которой когда-то отказался от своего совершенного существования. Единственный из Богов, Он был прикован к земле, растворён в ней, и биение её сердца было Его жизнью. Если однажды сгинула бы земля и Его дети, в чьих жилах пела Его золотая кровь, сам Ваэссир канул бы в небытие, несмотря на всю Свою мощь. Но пока Таур-Дуат процветала, и царил на ней Божественный Закон, жива была и Сила первого Эмхет.

Как и все Эмхет, Анирет была жрицей, просто не из тех, кто всегда жил при храме. Все члены императорской семьи проходили обучение ритуальной работе в той или иной степени – такова была одна из их основных Задач. Это касалось и Эмхет из побочных ветвей – тех, в ком проявлялась кровь божественного предка. Разумеется, Ваэссиру служили не только Эмхет. Его культ был одним из самых процветающих. Ему были посвящены многие храмы по всей Таур-Дуат, и поддерживали эти храмы десятки жрецов. Верховным Жрецом Ваэссира был Император, и поворотные ритуалы, от которых зависело гармоничное течение энергий по всей рэмейской земле, исполнял именно он, проводник Силы предка. В остальном же работой при храмах руководили те, кто носил, в отличие от прочих культов, титул не Верховных, но Первых жрецов. Они и возглавляли местные общины и обладали всеми необходимыми полномочиями.

Иногда дядюшка Хатепер подшучивал, что когда государственные дела окончательно заставят его рога закрутиться в обратную сторону, он уйдёт на покой в один из храмов, и даже сам Ваэссир его оттуда не выкурит. Правда, Анирет была уверена, что это невозможно. Отец во многом полагался на своего брата, и сама она, став Императрицей, тоже будет полагаться на дядю, если он переживёт отца. Иного просто и быть не могло.