Соседи и родня Оттавии Малевольти

Итальянец тоже боролся с собой, только не подавал вида. Душистый аромат духов, смешавшись с тонким благоуханием кожи, выразился в восхитительную композицию. Гамма неясных, но волнительно-прекрасных чувств просыпалась в нём. Близость чужой, неизмеримо далёкой от него по происхождению женщины пьянил. Она никогда не будет принадлежать ему…но разве сейчас она не в его объятиях? Его поразило то, как быстро Августа понимает его образы, задумки, как согласно идёт на уступки и сама выражает колоссальную фантазию, делая изгибы, обрисовывая оперение.

Баронесса тоже хотела избавиться от наваждения, она, как бы, между прочим, спросила:

–А какая у Вас жена?

–Моя жена – англичанка.

Малевольти-старший возился у своего изваяния, шлифуя камень. Чтобы не мешать занятиям, он даже взгляда не бросал в сторону учителя с ученицей.

–Что привлекло Вас в избраннице?

–Белокурые волосы Зилы подействовали на меня гипнотически. Лишь после я понял, что волосам хорошо бы ещё иметь умную головку, а то жена настолько ограниченная личность, что с ней практически не о чём поговорить.

–У вас всё ещё лёгкий акцент. Кто Вас учил английскому?

–Слуги в Вашем доме. Помните, когда мы только приехали в Англию, с нами говорил по-итальянски лишь Ваш свёкор сэр Айвор Драммонд. Ах, да, раньше Вы не вели домашних дел…

–Да, я не интересовалась прислугой и их детьми.

Августа произнесла это и покраснела, как будто в этой фразе было нечто стыдное, разве можно укорить человека тем, что он у тебя в услужении? Но этими словами она ставила всё на свои места: хозяйка и раб.

Чезорино отошёл в сторону, поделка готова.

Задумчиво глядя на совместное изделие, он произнёс:

–Вам не кажется, что нет некой незавершённости?

–Надо обжечь и раскрасить лебедя.

–Лебедь одинок. Он прекрасен, но одинок. Лебедь не должен быть без пары.

–Да, без пары лебедь гибнет, он не мыслит жизни без любимого существа,– теперь задумчиво вторила баронесса.

–Вот Вам и домашнее задание: сделайте фигурку второй птицы. А я сделаю свою. Потом сравним. Оставим возле нашего лебедя лучшую.

–Согласна,– с улыбкой кивнула миссис Драммонд.

Вечером Бернхард, проходя мимо библиотеки, заметил там свет. «Неужели Залман потянулся к книгам?»– подумал глава семьи. Заглянул внутрь. На диванчике расположилась женская фигурка.

–Билинда, не порть зрение, для чтения существует день,– поморщился Берни, полагая, что женщинам ум ни к чему.

–Пошёл вон,– посоветовал ему голос жены.

–Ты стала читать Плутарха?– не веря глазам, не спускал взгляда муж с оглавления.

–Никогда не поздно совершенствоваться.

Женщина поднялась, и, деланно отвернувшись, прошла мимо него.

Она зачиталась до полуночи.

Проснулась оттого, что Бернхард стаскивал с неё одеяло. Августа немедленно водрузила тёплое покрывало обратно. Мужчина напрасно теснил её обжигающими лобзаниями и покрывал навязчивыми поцелуями, женщина лишь морщилась.

–Последнее время ты стала очень привлекательной,– шептал муж.

Августа спихнула обеими ногами с кровати расслабившегося мужчину. Берни плюхнулся на толстый ковёр. Жена злорадно улыбалась.

–Ты мне не интересен, Бернхард. Побереги силы для новых подвигов с другими глупышками.

–Ты ещё пожалеешь, Августа!– грозил муж, покидая спальню жены, и при этом прихрамывая.

Настал следующий день занятий. Миссис Драммонд вертела в руках своего лебедя, который, как ей казалось, тянулся ко второй половинке пары. Но созданного ими лебедя обнимала-оплетала шеей другая птица. Трогательная картина: одна птица млеет от любви, наслаждаясь единением, другой пернатый благосклонно принимает ласку, тая в объятиях любимой.

Чезорино улыбнулся, разглядывая изделие ученицы.

–Августа, Ваш лебедь шипит от зависти?– шутил он.

Женщина улыбнулась в ответ и бросила своё домашнее задание в огонь печи.

–Ваша половинка более совершенна,– подытожила она.

–Вы самокритичны,– удивился итальянец.

–Где Ваш отец?

–С рабочими облицовывает мраморной плиткой парадное крыльцо.

–А, это, наверное, Бернхард распорядился. Я планировала другие реставрационные работы. Ну, потом я планирую перейти к ремонту остальных помещений дома.

–Давайте сегодня создадим комплекс из двух скульптур. Одну буду лепить я, другую – Вы. Ваше предложение: кто это будет.

–Психея и Эрот.

–Неплохое сочетание. Бог любви Эрот, влюбившийся в Человеческую Душу – Психею. У Вас творческое мышление. Интересно, какой позой Вы будите соблазнять моего Эрота?

–Интересно как Ваш Эрот докажет Психее свою любовь.

Теперь Августа и Чезорино сидели напротив друг друга. Работа вновь захватила их, властвуя над вниманием и временем. Вдохновлённые они творили каждый своё представление о любви и красоте.

Когда Малевольти узрел в склонённой фигурке Психеи скорбную позу, мужчина воскликнул:

–Она плачет! Ваша богиня оплакивает распластанную на земле птицу! Конечно, вулкан чувственности могло тронуть умение сострадать!

–А почему Ваш Эрот так низко наклонился?

–А вам ещё не понятно?– смешинки бегали в глазах итальянца,– Он будет целовать ноги Вашей Психее.

–Ноги?

–Конечно! Потому, что в возлюбленной всё прекрасно. Он обожествляет не только её душу, но и каждую частичку её тела.

И они опять корпели над статуэтками.

Когда фигурки, по их мнению, достигли совершенства, ваятели радостно-блаженно взглянули в глаза друг другу.

Чезорино пожал напарнице руки в знак благодарности. Оба, будто обожглись. Мужчина понял, что слишком долго жмёт руки Августе, но не мог отнять их от себя, словно не видел их целую вечность, словно не её руки только что блуждали возле его рук, ваяя рядом. Скульптор поцеловал поочерёдно обе её руки.

–Что Вы делаете, мистер Малевольти?

–Ах, простите, я всего лишь хотел выразить признательность за чудесную работу.

Он взял фигурку Эрота и придвинул к ногам Психее. Совокупность двух фигур восхищала.

–Я бы хотела научиться вырезать статуэтки из камня.

–Каменная пыль очень опасна, а Вы слишком нежны.

–Наверное, Вы правы… Я, пожалуй, сделаю перерыв в нашем обучении, а Вам дам другое задание. Я задумала установить в холле фонтанчик с миниатюрной горой Олимп. Два персонажа у нас уже есть. Какие кандидатуры Вы предложите на проживание на Олимпе Драммондов?

–Надо подумать, набросать эскизы: все персонажи греческого фольклора самобытны и интересны.

Ветер раздувал паруса галеона.

Впереди синела морская даль, над головой в небесной лазури кружили чайки.

Росс держал жену за руку. А Беула с умилением переводила взгляд с бегающего по палубе Фрэда на гордо выпрямленного у штурвала Роланда, которому помогал управлять кораблём лоцман.

–Ты не сердишься, что я оторвал тебя от дел?

–Сколько можно отдавать времени работе?! Я рада нашему путешествию.

–Я слышал, на одной из твоих фабрик идёт монтаж новых агрегатов.

–Я доверяю своим инженерам. Моё присутствие излишне.

–Как долго продлиться сборка машин?

–Для надёжности эксплуатации и безопасности рабочих никогда не стоит спешить.

–Я признавался тебе в любви, но не слышал слов признаний от тебя…– робко заметил Персиваль.

–Перси! Разве мои глаза перестали кричать тебе о моём чувстве?! Я люблю тебя!

–Пойдём в нашу каюту.

–Как предусмотрительно ты отвёл для мальчиков другую каюту,– хихикнула женщина.

Позже, млея в объятиях мужа, Беула горячо шептала:

–Я теперь понимаю, что не любила Бернхарда. Наша связь была его условием: постелью он покупал моё молчание…

–Так у вас был сговор?!

–О, нет! Он отравил Вирджа, и после поставил меня перед фактом. Получалось, я была ему обязанной. Изводившего меня мужа я ненавидела, интим с Вирджиниусом у нас был раз в год, а любви так хотелось, что я безумно, без любви, кинулась в объятия этого негодяя Бернхарда, ища ласку. Это было убого: объятия с озираниями по сторонам, связь с постоянным чувством вины. А с тобой я растворяюсь в неге безграничного счастья.

Берта со скучающим видом брела домой после службы. Она всегда была фантазёркой. Сначала, в детстве, придумала, будто бог любви Амур влюблён в неё, и каждый раз весной земля расцветает специально для неё. Затем стоило заинтересованно глянуть на Доминика, как парень превратно истолковал её блуждающий, восторженный взгляд. Хорошо, хоть никто не прознал об их интрижке…

Энрико явно не понимал жену, и уж тем более не соответствовал её романтическим запросам, так считала Берта. Ей 26 лет, а ей так скучно жить!

Радует, что леди Спенсер, а ныне Росс, ценит её дар художника, ведь только на любимой, творческой работе Фиоре может воплотить свои фантазии в жизнь.

Дома же ждало её уныние. Неразговорчивый, недалёкий и угрюмый амбал Энрико. Шустрая и бойкая Элеонора с компанией подружек с утра до вечера носится по дворам.

Неожиданный вопрос заставил девушку вздрогнуть:

–Миссис Фиоре?

–Да,– удивлённо подтвердила та.

–Вам велели передать.

И посыльный вручил Берте букет махровых тюльпанов.

–От кого презент?– окликнула она незнакомца, но тот даже не обернулся.

На следующий день Берте Фиоре было назначено явиться в адвокатскую контору по поручению уехавшей хозяйки.

Сэндлер деланно поздоровался с вошедшей, оценивающе разглядывая красотку. Она, конечно, уступала сестре во всех отношениях, но отдалённо напоминала любимый идеал красоты Нормана.

–Меня послали за заверенными нотариально договорами и за отчётом о деле с конкурентами.

–Присаживайтесь, пожалуйста.

Девушка послушно опустилась на жёсткий стул.

–Как посмотрит Ваш муж на то, что Вы найдёте сверхурочную, отлично оплачиваемую работу?

–Простите, не поняла. Вы предлагаете мне работу секретаря или некоего переписчика судебных дел?

Сэндлер толкнул к ней через стол раскрытую коробочку с ожерельем и серьгами из сердолика.

Сам, глотая окончания, протараторил:

–Я предлагаю Вам немного развеяться от скучной, однообразной жизни, скрасив её любовными эпизодами…вкупе со мной.

Норман внимательно изучал лицо Берты, глаза которой полезли из орбит. Он начал уже бояться за своё лицо: как бы горячая итальянка его не оцарапала в праведном гневе, и как бы не пострадала его репутация, если ей вздумается горланить и оскорблять его достоинство.

Но девушка пришла в себя от неожиданного подарка, кокетливо повела плечиком и поинтересовалась:

–Цветы дарили Вы?

–Понравились?

–Необычные. Надо создать ткань с таким рисунком.

–Поехали в гостиницу куда-нибудь на край города.

–Прямо сейчас?

–А чего медлить? Скажу, что лично доставлю бумаги в контору вашей фабрики.

Адвокат сложил нужные документы в красивую, кожаную папку с замочком из драгоценных камней. Затем пропустил даму вперёд, и, довольный, шествовал за нею до казённой кареты.

Норман набрал с собой в номер много спиртного. Для Берты взял конфеты и фрукты.

Девушка с беспокойством наблюдала, как барон залпом выпил один за другим пузатые бокалы с виски.

–Выпили для храбрости?– осмелилась спросить она.

Мужчина ухмыльнулся. Он стряхнул с ладони итальянки пару абрикосов, притянул любовницу к себе. Сердце Берты запрыгало и засомневалось: зачем ей это приключение? Однако запах чужого мужчины вызвал желание.

Норман сбросил с неё шляпку, растребушил волосы. Осторожно, словно пробуя: горячо ли, поцеловал губы. Его порадовал возбуждённый призыв её тела.

Они стали наспех снимать толстый слой европейской одежды.

Берте казалось: всё, что с ней сегодня происходит – к ней не имеет отношения. Кто-то другой вместо неё обнимал и прижимал к себе красивого блондина.

Опробовав страсть итальянки в постели, Норман надел замшевые брюки, опять сел за стол, наливая очередную порцию виски. Казалось, он чем-то недоволен или вспомнил о чём-то грустном. Да, он ожидал большего. Произошло простое удовлетворение плоти, как если бы он купил час обычной проститутки. Ему не на минуту не показалось, что пред ним вожделенная Оттавия. Почему он боится вот так просто подойти к Отт, и спросить: «Не проведёт ли она с ним ночь»? Он боится её оскорбить…и отказа он не переживёт – это будет крах всех его мечтаний.

Августа в один из вечеров спустилась в холл осмотреть бутафорскую гору Олимп. Она не ожидала увидеть там корпевшего над деталями каменного изделия Чезорино Малевольти, который заработался допоздна. Последнее время они долго не встречались, баронесса избегала встреч с молодым скульптором, боясь за своё комфортное спокойствие.

Придав лицу отстранённый вид, она хвалила ваятеля:

–Камешки подобраны живописные, разноцветные…неожиданно, но красиво… Фигурок ещё совсем мало…Рядом с Зевсом Гера?

–Несомненно,– поддакнул итальянец.

–В Гере угадывается внешность Оттавии.

–Да, моя сестра превосходно сложена.

–А кого отображает эта статуэтка? Нежная и хрупкая девушка держит звезду?

–Держит Солнце. Это будет Эос в пурпурных одеждах. Богиня надежды и радости.

–Надежды и радости? Вы ничего не путаете?

–Эос дарит надежду с каждым днём. А каждый день встречать рассвет – великая радость жизни.

–Эос не слишком тщедушна? Ведь ей приходится держать в руках могучее Солнце.

–В отличие от других богов-атлетов Эос не может претендовать на большее, ей разрешают распоряжаться небом лишь несколько минут. Но она не ропщет, а превращает каждый свой выход в свет в незабываемое зрелище для смертных и богов.

–Мне кажется, я где-то видела это лицо…

–Конечно, оно Вам знакомо – это же Вы.

Женщина смутилась.

Затем, опустив взгляд, спросила:

–Кого Вы ещё намерены поселить на этом Олимпе?

–Пока я в раздумье.

–Может, пройдём в библиотеку, подберём нужную литературу? Вы освежите память…

–Я тоже думаю, что мифы натолкнут на нужную идею.

Обитель книг располагалась на этом же первом этаже.

Миссис Драммонд разложила перед скульптором на столе книги с нужной тематикой.

Чезорино в задумчивости перелистывал страницы. Баронесса тоже погрузилась в научные статьи.

Немного погодя через раскрытую дверь библиотеки читатели услышали, как хлопнула входная дверь, и раздались чертыханья Бернхарда по поводу того «где ошивается лакей-ублюдок, неужели по два часа чай пьёт».

–Ой, что муж подумает о том, что мы тут уединились?– прошептала Августа.

–Но мы же ищем достойные кандидатуры для импровизированного Олимпа…

–Иди сюда,– позвала женщина, отодвигая край толстой портьеры.

Её гость шмыгнул за штору.

В библиотеку вошёл Берни. Взял одну из книг со стола, повертел, положил обратно.

У Чезорино пошла кругом голова от близости желанной женщины, пряный запах её тела дразнил терпение. Он осторожно прикоснулся к её талии. Баронесса испуганно расширила глаза. Это было так мило, что итальянец не удержался и быстро чмокнул её в губы. Августа затрепетала, но не от большего испуга, не от близости мужа, а оттого, что любимый мужчина проявил к ней интерес, от пьянящей близости его губ, которые оказались нежно-мягкими и сладкими. Она с обожанием глядела на него, и Чезорино не удержался и приник к её губам с жаром. Поцелуй был опасной игрой под носом у законного мужа, но это их не могло остановить.

Барон вышел из комнаты для читателей, закрыв за собой дверь, ворча в очередной раз:

–Какой баран настежь всё раскрыл, да так и оставил.

Влюблённые с придыханием прервали поцелуй. С минуту жадно и ненасытно глядели друг на друга, затем рьяно продолжили лобзанья.

–Ну, я пойду,– шёпотом проговорил Малевольти.

Женщина прижала его к себе, не отпуская. Он был нужен ей, она ещё не насладилась вкусом его губ, она не испила страсти до дна.

Мужчина с вожделением вновь прижался к ней, его руки крепко вцепились ей в талию, а губы перемещались по шее.

Когда поцелуи достигли уха, Августа взахлёб вздохнула. Желание жгло её, но куда же она его поведёт? В свою спальню – слишком опасно. На чердаке пыльно…

–Нас ждёт наш домик-мастерская,– потянул её Чезорино,– Там сейчас никого нет.

Баронесса открыла окно, и они вылезли в него из читальни.

Крадучись они шмыгнули в тень деревьев. Затем, обнявшись, побрели вглубь сада. Весенняя прохлада нисколько не смущала влюблённых, их грел огонь любви.

–Как ты осмелился поцеловать меня?

–Я вдруг увидел в тебе не баронессу, не хозяйку, а просто женщину. Желанную, одинокую и неизмеримо любимую.

–Любимую? В тебе правда говорила не похоть?

–Я люблю тебя. Любишь ли ты меня, или я лишь игрушка для тебя?

–Я призвала тебя развеять однообразие бытия и тоску…но я отчаянно влюбилась. За Бернхарда я вышла замуж по договору Айвора Драммонда с моим отцом. Брак по расчёту. Отчего-то я даже ревновала его…право же мы с трудом отдаём то, что по праву считаем своим.

Чезорино прервал её монолог поцелуем. Он подхватил Августу на руки и внёс в домик.

В жарко натопленной мастерской поставил ношу на ноги, нашёл огниво, зажёг свечу.

Женщина села на жёсткую, деревянную скамью с резной спинкой. Она медленно задрала подол, нехотя, как бы лениво, принялась снимать скользящими движениями чулки.

Мужчина тяжело дышал, его руки дрожали от желания, и пальцы непослушно расстегивали бесчисленный ряд пуговиц. Обнажив свою красивую фигуру, он осторожно помог стащить с возлюбленной платье, развязал её корсет, и освободившиеся тела от оков одежды потянулись друг к другу.

Легковесную Августу Чезорино приподнял, она обхватила его руками и ногами.

Утром за завтраком Берни вглядывался в жену: лихорадочный румянец, беспокойный взгляд с красными белками глаз от бессонницы. Жёнушка явно завела себе любовника. Надо за ней проследить.

Этой же ночью Бернхард не нашёл жену в спальне.

Он выглянул в окно. Где-то вдалеке мерцал слабый огонёк.

Из под кровати на доктора зарычала болонка.

–Иди, ищи хозяйку!– прикрикнул на Ириску Берни.

Собачка выскочила в открытую дверь. Хозяин метнулся за ней, спустился в холл, открыл входную дверь.

Животное опрометью побежало по росе, углубляясь в парк. Но Драммонд и сам уже догадался где «засиделась» допоздна его жена.

В тусклом свете свечи мастерская казалась туманной обителью фей. Барон едва различил два силуэта, слившиеся в один. Его жена сидела на коленях у итальянца, одетого только в панталоны, он завязывал на ней корсет, постоянно отвлекаясь от этого занятия, чтобы поцеловать Августе плечо, шею, затылок…

Обманутый муж понуро побрёл домой.

А Чезорино шептал возлюбленной:

–Сколько времени мы упустили, занимаясь лепкой.

–А я думаю: наши поделки стоили того. Да и мы лучше узнали друг друга.

Мужчина пересадил возлюбленную на скамью, опустился перед ней на одно колено, подобрал с пола чулок, и принялся одевать его ей на ногу, периодически целуя кожу, по которой продвигал эластичную ткань.

–Ты также распаляешься и с Зилой?– вдруг ошарашила итальянца Августа откровенным вопросом.

Чезорино замер.

Потом отчего-то грустно признался:

–Нет. Только тебя я обожаю, как богиню.

У женщины пошла кругом голова от счастья, она обрушила всю силу своей любви, выражая чувства поцелуями.

Ранним утром Августу сильно удивила скулящая Ириска у порога мастерской.

Домой она влезла через окно в библиотеке.

У порога спальни её поджидал муж с вопросом:

–Где ты была всю ночь?

–Читала внизу.

Бернхард зло смотрел в её глаза. Женщина опустила голову.

–Этот замарашка-итальяшка лапает, и как хочет имеет мою жену!– закипела ревность у Драммонда, и он бросил правду в лицо Августе.

–Ты не посмеешь уволить его, и разлучить нас! Ты, который украл у меня сестру!

–Как можно любить существо, которое создано прислуживать нам, высшему обществу?!

–Предки Чезорино сидели на троне и покоряли дикие народы, когда Англия ещё видала только людей в шкурах!

–Я тебе нисколько не дорог? Порви с любовником, давай налаживать семейные отношения.

–Да моя собака Ириска лучше тебя, и дороже мне во сто крат!

–Да, конечно, куда мне до собаки.

В поле зрения, на лестнице, появился лакей.

Ему неудобно было прерывать разговор хозяев, но он всё же доложил:

–Ваша Милость, в дом входит Ваш отец – господин Айвор Драммонд.

–Молодец, папа, опять вернулся живой и здоровый из дальнего плавания,– посветлел лик Берни.

–Дед Айвор, как крокодил, будет жить лет двести,– съехидничала Августа.

Сын спустился встречать отца.

Родственники обнялись.

–Папа, какую пикантную бороду Вы отпустили,– польстил старику Бернхард.

–О, у нас ведутся ремонтные работы!– радостно воскликнул Драммонд-старший, осматриваясь.

–Спасибо тебе, папа, за подарок из Италии от всего города, особенно от сквайра Боу и меня лично,– с сарказмом уныло отвечал сын.

–О чём ты?

–Помнишь, ты приволок нищую семейку с Сицилии?

–Ты-то как пострадал? Марко Малевольти испортил интерьер какой-нибудь комнаты?

–Чезорино Малевольти испортил твою сноху.

–Отрави негодницу, ты же врач.

–Я сам не святой. Долгое время путался с её сестрой Беулой. Прижил с ней сына Фрэда.

–Ого, у меня появился ещё один внук! На кого похож?

–Наша фамильная внешность Драммондов, и такой же непоседа, как Вы, папа, и Залман.

–Почему ты всё-таки позарился на свояченицу?

–Чёрт его знает, понравилась. Кстати, Беула вышла замуж за Росса.

–Дед!– перебили разговор старших спускающиеся с лестницы обрадованные внуки.

Старик принялся целовать, трепать и разглядывать младших членов семьи.

За завтраком Августа делала усилия не зевать и не клевать носом. Пила очень чёрный кофе.

Драммонд-старший хмурился. Бернхард делал вид, что всё в порядке, безразлично погружённый в поедание каши.

Двенадцатилетний Залман с полной серьёзностью взрослого спросил у деда:

–Что в Европе говорят о Бонапарте? Что он опять замышляет?

–Наполеон – великий правитель,– с пафосом начал путешественник,– Он поднял Францию после руин буржуазной революции.

–Бунты и резня в крови у французов,– поморщилась Билинда.

–Южные народы – горячая кровь,– усмехнулась Августа.

–В завоёванных землях Наполеон, как истинный домостроевский корсиканец, ставит во главу правления представителей фамилии: Жозеф Бонапарт – неаполитанский король, Луи Бонапарт – король Голландии, Жером Бонапарт – король Вестфалии. А также другие члены рода правят в других завоёванных державах. Полный монархизм,– подхватил тему разговора Бернхард.

–По-моему, этому французскому лидеру, живому и темпераментному, никогда не наскучит воевать,– подвёл итог престарелый глава семьи,– И я не удивлюсь, если Наполеон замахнётся завоевать весь мир.

–Это будет глупо. Весь мир ему не подчиниться, он обломает зубы о какую-нибудь доблестную, великую расу,– хмыкнула Билинда.

–Но загордившемуся и зарвавшемуся от побед генералу это трудно понять,– парировал Айвор.

–Наполеон – вояка, он слишком зациклен на войнах, это его погубит,– сделала вывод Августа.

–Для Англии Наполеон представляет прямую угрозу?– спросил Залман у деда.

–Как это типично для англичан: видеть во Франции наипервейшего врага,– заметила подростку мать.

–Кто знает, что на уме у диктатора?– пожал плечами седой путешественник,– Наполеон объявил континентальную блокаду Британии в прошлом году из-за того, что наша страна – активный член антинаполеоновской коалиции, но и мы игнорируем товары с континента.

–Всё равно французские вина пребывают к нам с контрабандой,– усмехнулась Августа.

–Эти горячительные напитки скупают и пьют не патриоты,– сурово клеймил Айвор нарушителей правительственного постановления.

Билинда внимательно всматривалась в лицо отца.

Высказала свои опасения:

–Папа, у Вас нехороший цвет лица. И белок глаз какой-то с желта.

–Подозреваю, что у меня панкреатит и желчекаменная болезнь.

–А вдруг гепатит?– испугалась дочь.

–Исключено. Нет температуры.

Августа едва скрыла злорадную улыбку. Но Бернхард уловил её мимолётное проявление радости и нахмурился.

–Что ты за врач, если не можешь вылечить даже себя,– проворчал Драммонд-старший.

–Папа, я уже предпринимаю меры, вот перешёл на лёгкую пищу,– кивал Берни на кашу.

–Может, нарвать какой-нибудь травки?– переживала дочь,– Мы бы с Залманом съездили в лес.

–Я не сторонник фитотерапии,– сморщился доктор, – Аллопатия имеет больше доводов к существованию.

–Аллопатия?– наивно переспросил мальчик.

–Лечение лекарствами: таблетками и уколами,– пояснил Залману отец,– И к тому ж на пороге передовой век индустрии, как можно лечиться травками у колдуньи?

Несколько позже Айвор вошёл к сыну в кабинет.

–Если связь Августы с рабочим всплывёт, то это событие ославит нашу семью на столетия. Билинду будут обходить все приличные семейства не только Уэльса, но и женихи близлежащих государств будут шарахаться от неё, как от чумы,– пугал отец.