Дневники Сузурри

– Прости, – Мила от страха отпрянула от водительского кресла, вжалась в свое сиденье и виновато опустила голову, комкая край своей футболки.

– Так. Кэт, садись-ка за руль, мы с Евгением пойдем толкать, а ты, – он указал на Милу пальцем, – вон из машины, от тебя пользы все равно никакой, только лишний груз.

Мила буквально упорхнула со своего места в сторону, ближе к деревьям. Пока мы возились в грязи, выталкивая Тигуан из рытвины, в голове вертелся детский стишок: 'нелегкая эта работа, из болота тащить бегемота'. К тому же, припустил дождь, делая наши потуги еще более невыносимыми.

Раз пятнадцать пришлось останавливаться на перекур, мы уже были испачканы по уши в муляке. Дождь, смешанный с потом, капал с кончика носа, стекал по лбу, залепляя глаза. После очередной безуспешной попытки я устало облокотился о бампер и обернулся. Сестра куда-то исчезла. Я невольно заволновался и, хотел было уже все бросить, чтобы идти ее искать, но Дем меня остановил, процедив сквозь зубы:

– Вот вытолкаем и позовем. Не придет, пусть тут и остается.

– Слушай, ну ты не прав. Мила тебя предупреждала, – он в ответ только хмыкнул. – К тому же, она там сейчас промокнет и заболеет, ты же знаешь какое у нее здоровье, – я хотел еще много чего высказать насчет его отношения к моей сестре, но помня данное ей обещание, поумерил свой пыл.

– Жень, я знаю о Матильде все. Она взрослая и самодостаточная барышня, справится. А вот нам надо подумать о машине.

– Лебедка, – вдруг сказал я, сам не понимая, откуда это слово взялось у меня на языке.

– Вот блин, точно! – оскалился Дем. – Сам только что об этом подумал.

Мы подложили бревен под колеса, зацепили один конец троса за самое толстое дерево поблизости, а второй за автомобиль, скрепили все ручной лебедкой и дело пошло значительно быстрей. Уже через полчаса нам удалось вытолкать Тигуан из природного плена. Мы настолько выбились из сил и промокли, что хотелось только поскорей просто примостить свой зад на поверхность, хоть в саму эту лужу.

Посмотрев в сторону, я с удивлением обнаружил, что сестра стояла поодаль, на том же месте, где и вначале нашего приключения, печально ковыряя носком кед в земле. Она тоже сильно промокла, хотя дождь всего лишь моросил, а кроны деревьев должны были надежно ее уберечь.

– Где была? – крикнул я ей.

– Тут, – Мила пожала плечами и опять уставилась на носы своих кед.

Сложив нехитрые приспособления и стерев, насколько хватало возможностей полотенец, следы грязевых ванн, мы погрузились обратно в машину. Оправдываясь дождем, я попросил Катерину не выходить и не меняться больше местами, а ехать на переднем сиденье. Сам же залез с Матильдой на заднее.

– Ты знала, что так будет? – тихо спросил я ее.

– Угу, – только и ответила она мне, рассеянно глядя в окно.

– Может, переоденешься? – я протянул, снятую с себя и оставшуюся более или менее сухой под курткой, футболку. – Заболеешь.

Она поблагодарила, взяла ее в руки и, прильнув к ней лицом, вдохнула. Блаженно улыбка расплылась на ее лице.

– Детством пахнет, – и тут же отвернувшись, переоделась.

– Тяжелое у тебя, видать, детство было, – хмыкнул Дем.

А я хотел было ему ответить, но Мила положила свою ручку на мое грязное колено и едва заметно губам прошептала: 'Тшш-шшш-шшш'. Я глубоко вздохнул, успокаиваясь, и попросил Дема наболтать погромче музыку. И когда убедился, что нас никто не слышит, нагнулся поближе к сестре и сердито зашептал на ухо:

– Ты чего так позволяешь с собой обращаться? – волоски на ее руке встали дыбом и появились знакомые пупырки. – Мерзнешь? Эй, Дем, включи печку, а то мы заболеем тут все, – и, повернувшись обратно к ней, продолжил отчитывать: – Почему ты не возмутилась?

– А чего возмущаться? – недоуменно уставилась на меня сестра. – Что я должна была сказать?

– Ты же предупреждала его! Это Дем тебя не послушал, вот мы и застряли! Имела полное право его упрекнуть.

– Женя, – улыбнулся Мила. – Все совсем не так. А вдруг бы он свернул вправо, и получилось гораздо хуже?

– Ты – трусиха. Признайся!

– Не трусиха, не правда! Просто я же не знаю наверняка, что будет дальше. Я что, по-твоему, в голове фильмы о будущем прокручиваю? Просто почувствовала опасность. Если бы Дем повернул вправо – неизвестно чем бы это закончилось.

– Ерунда какая-то!

– Просто ты не видишь взаимосвязи в жизни. Каждый шаг, каждое слово – может привести к непредсказуемым последствиям.

Я недоверчиво на нее покосился. Где-то в глубине души я понимал, что она хочет сказать мне что-то умное, но слишком устал и злился на сложившиеся обстоятельства, чтобы вникнуть в суть слов. Сестра видимо это почувствовала, посмотрела на меня, протянула руку и пальчиком потерла мою щеку.

– Запачкался, – лаконично заявила Мила, пытаясь таким образом отвлечь мое внимание, – и зарос за два дня. Иногда даже поворот вправо может решить судьбу миллионов. Слова, произнесенные вслух, необходимо взвешивать до того, как сказал, так же и с поступками.

– Он же их не взвешивает, когда орет на тебя!

– Потому что у него тоже нет ответственности за свои поступки. Ну, разозлился Дима, ничего страшного же не произошло. Я же понимаю, что просто попалась под руку. Ну, отвел он душу таким образом, я же не переломилась. Для чего мы тогда женаты, если не для этого?

– Вот и я не пойму, для чего!

– Ты сам сейчас злишься якобы на Дема, хотя мы оба прекрасно понимаем, что корень твоего гнева я и только я.

– Мила, прости, но ты иногда такая дура! – я окончательно психанул и отвернулся от нее.

– Еще какая, – хихикнула Мила.

Мне не хотелось с ней разговаривать. Если человек признается окружающим, что дурак, значит, у него совсем не осталось чувства собственного достоинства. Обозвав ее, я надеялся хоть на какую-нибудь ответную реакцию. Ведь я уверен, если дело в трусости, то сестра не побоялась бы отстоять свои позиции. Но она так легко согласилась с моим диагнозом. Значит, я что-то недопонял. И вот я уже больше злился на себя самого. Черт бы побрал эту Милу! Как у нее ловко выходит мучить людей.

Я посмотрел на нее, задумчиво изучающую узоры на окне. Сидит, как ни в чем не бывало, дышит на стекло, а потом рисует пальцем котов и деревья. Все стирает и по новой. Если бы я был на месте наших родителей, я бы наверное тоже думал, что Мила без царя в голове. Сестра резко обернулась, и, смотря на меня, принялась вытирать свое последнее творение, загадочно улыбаясь:

– Ты ничего не видел, – заговорщицки проговорила она и подмигнула. Ну как на нее можно злиться?

– Чего там случилось? – обернулась Катерина, заинтересованно глядя на нас. Не знаю почему, но мы одновременно с сестрой рассмеялись и не могли долго остановиться, чем явно очень обидели мою девушку. Она недовольно нахмурила брови и отвернулась.

– Нельзя так, – покачала головой Мила, – плохо, очень плохо.

– Я все улажу, не переживай, мышка, – и подвинувшись ближе к сиденью Кэт, замурлыкал ей извинения.

Приехав домой, я сразу пошел в душ отогреваться, пока Катерина готовила ужин и постель. Из головы не лез этот проклятый сон, от близости Матильды тело ныло и, казалось, рассыпается на тысячи осколков, а мельком увиденная в машине ее обнаженная спина, не давала сойти болезненной эрекции. Две ямочки в районе поясницы, они всегда меня завораживали. Пребывая в подавленном состоянии, я вышел из душа.

– Что с тобой? – все еще немного злясь, спросила Катерина.

– Двое суток тебя не обнимал, не могу уже, – соврал я. – Вот этим мне и не нравится уезжать надолго.

Она расплылась в улыбке, готовая простить мне все за такое признание.

– Я мигом, только не засыпай, – и скрылась в душе.

Я завалился на кровать и едва прикрыл глаза, прокручивая в голове события прошедших выходных, еще больше вгоняя себя в уныние. И когда пришла Катерина, я выбросил в нее всю смесь переживаний, скопившуюся за эти дни.

Она мирно спала, а я все ворочался, секс не принес ожидаемой разрядки. Встав с постели, я вышел в тамбур покурить, и ничуть не удивился, когда там же появился мой сосед.

– С тобой покурю, не против?

Я безразлично пожал плечами.

– Ездили куда-то? – не унимался тот. Сергей громко втянул воздух в ноздри и довольно улыбнулся. – Да, хорошо пахнет. Сейчас последние погожие деньки, грех такими не воспользоваться.

– Ну да, – пространственно ответил я. Странно, сегодня все что-то нюхают.

– С обеими ездил? Как блондиночка поживает?

– Послушай, она замужем, и не любит случайных знакомых, отстань от нее, а? – раздраженно попросил я. Его физическая близость была мне неприятна, а он как будто специально пробовал пределы моей зоны комфорта.

– Да я так, просто, не кипятись, чувак. Ну не взял в расчет, что ангелы тоже замуж выходят, – усмехнулся он в ответ мне.

– Выходят, – печально подтвердил я и едва слышно добавил: – и гибнут.

– Ха, ну бывай, – он по-дружески шлепнул меня по плечу и скрылся в темноте коридора, а я следом поплелся домой и лег в кровать.

Никак не мог понять, что ему надо. С виду обычный влюбленный в мою сестру, я их сотни перевидал на своем веку. Жалкие, лишенные человеческого облика, люди-приведения, они волочились за ней годами. А она за всех волновалась, всех понимала и сочувствовала, беря на себя вину за очевидную бесхребетность ухажёров. Ведь никто из них не мог ей ничего предложить. Да и какой женщине понравится, если кавалер сразу раскрывается без остатка, не оставляя от своей личности и грамма самобытности? Глупые и наивные, принимающие ее жалость за слабость.

Но этот был явно не из таких, слишком самоуверенный что ли. Может Матильде просто показалось, и он вовсе никакой не демон? Может, я сам верю в ее экстрасенсорные способности, а она ловко поддерживает это состояние во мне?

Уже засыпая, я вдруг увидел в дверях комнаты Сергея. Он стоял и улыбался своей нахальной раздражающей лыбой, вскидывая игриво бровями. В ушах начал нарастать сильный шум, почти невозможный. Я хотел подняться и прогнать его, но не мог пошевелиться. Что-то сковало меня. Сонный паралич. Осознание происходящего на этот раз пришло довольно быстро. Я попытался позвать Катерину, чтобы она меня разбудила. С неимоверным трудом мне удалось развернуться и дотронуться до плеча спящей рядом девушки, но когда она обернулась ко мне, вместо красивого лица я увидел рожу смеющегося соседа. И опять я лежал на спине, в том же положении, откуда все началось. Это было невыносимо. Я повторял попытки проснуться снова и снова, и каждый раз, сознание возвращалось в исходное состояние. Из последних сил я попытался крикнуть, и какое-то подобие мычания сорвалось с моих губ.

– Милый, милый, что с тобой, проснись, – в панике Кэт трясла меня за плечо.

Я резко сел и испуганно посмотрел на свою девушку. Потом потрогал на всякий случай ее лицо.

– Господи, ну и кошмар.

Я повернулся на бок, крепко обнял Кэт и принялся объяснять, что я имел в виду, говоря 'кошмар'.

Глава 12

Еще долго Катерина вела себя, мягко говоря, странно, неодобрительно высказываясь о моей сестре при любой выпадающей возможности. Стала вся какая-то напряженная и постоянно доканывала расспросами, пытаясь выяснить, где мы болтались той ночью с Матильдой. Я отшучивался, как мог, говоря, что просто вышел покурить, а сестра увязалась за мной и попросила проводить ее в туалет. Но моя девушка упорно не хотела мне верить. Я стал понимать, что ей весьма неприятна такая моя фанатичная забота о Миле.

Спустя какое-то время Кэт сменила тактику. Начала интересоваться эзотерикой, богословием и еще какими-то околонаучными темами, напрочь вынося мозг всей этой мурой. Записалась на курсы малопонятной мне Аюрведы, которые я про себя называл сектой, ходила на многочисленные собрания, возвращаясь оттуда 'восторженной идиоткой'. В ее устах философствование о жизни и смерти, о растворении самосознания в космическом Ничто звучало как-то нелепо, наивно и до одури шаблонно. Она просто заучивала модные тезисы, сыпала ими направо и налево, не вникая особо в суть самого учения. И если Матильда имела дар убеждать людей, то у Катерины с этим явно были проблемы. Любой вопрос, отстранённый от темы, которую она проповедовала в тот момент, ставил ее в тупик. Раздражение нарастало, доводя меня до точки кипения, и я взрывался, но быстро остывал, прося просто оставить меня в покое. Наступало, примерно, недельное затишье, которое я мог полностью посвятить работе, стараясь не обращать ни на что внимание.

Три месяца я корпел над новой книгой, не прерываясь, изредка созваниваясь с Матильдой, чтобы уточнить линию сюжета. Сестра всегда с удовольствием болтала, но встретиться отчего-то не желала, мотивируя тем, что плохо себя чувствует или погода плохая, или Дмитрий не пускает. У нее находилось тысяча причин, чтобы не видеться со мной, сама же она никогда не звонила первой. Но я ее не виню. Ей вообще, чтобы сделать хоть один звонок, даже очень важный, приходится собираться неделю. После нашего разрыва, когда я уехал учиться, а она сбежала с Михой в попытке обрести счастье, наше общение всегда происходило наплывом. Мы могли на протяжении недели видеться каждый день, буквально погрязнув друг в друге, а потом полгода даже не перекинутся и парой слов, чтобы при встрече вновь, на короткое время, сплести свои судьбы в один тугой узел. Одно для меня было всегда ясно: за моей спиной она и, если что-то случится, сестра никогда не отвернется и подставит мне плечо. Очень хотелось верить, что Мила чувствует то же самое, помня о своей безопасной гавани в этой стремительной жизни.

Пролетела незаметно осень, настала промозглая мокрая зима. Снега почти не было, зато дождь лил практически каждый день, превращаясь под действием небольшого мороза в скользкий лед, одевая природу в прозрачную простыню, так что создавалось впечатление, будто это не живые деревья и трава, а статуи из хрусталя. Я никогда не любил такую погоду и редко выходил на улицу. А если уж мне и суждено было по каким-то делам выбираться в город, то приходилось отпаивать себя весь вечер горячим глинтвейном под монотонный бубнеж Катерины о сакральных тайнах Вселенной. Наши встречи с соседом стали обычным делом, можно сказать, что мы даже подружились и иногда устраивали небольшие попойки у нас дома в выходные. Он действительно оказался самым обычным, слегка эксцентричным молодым человеком. Нас сблизила тяга к литературе. Сергей только делал первые шаги по направлению к писательству, но у него уже неплохо получалось. Вопросов о моей сестре он больше не задавал, только если я сам иногда вскользь не упоминал в разговорах о ней.

Январь подходил к концу, а это было одно из любимых мною времен. Всё находилось в каком-то трепетном нетерпении, ожидании, томлении предчувствием самого прекрасного явления на земле – пробуждения природы. Дождь, наконец, прекратился, город по утрам укутывался странным туманом, создавая неповторимое ощущение таинственности и уединения, привнося в мою жизнь своеобразный уют.

Настал день рождения Матильды. Обычно сестра в этот день устраивала праздник, готовила вкусные блюда и с нетерпением ждала гостей. И хоть она была не большой охотницей за гостинцами, да и баловали ими сестру не часто, но, например, самодельные открытки, которые традиционно преподносили ей племянники, она принимала как дар волхвов и часам разглядывала, хвастаясь ими каждому пришедшему. Для Матильды не бывало пустячного подарка, если, конечно, он был сделан от сердца.

Теперь все по-другому. Вот уже пять лет она не отмечает ни День Рождения, ни Новый Год, ни другие памятные даты, считая праздники – поедателями времени.

Проснувшись, я тут же ей позвонил, стараясь первым поздравить. Сонная Мила даже не сразу поняла кто это, я совсем забыл, что не предупредил о смене номера.

– Мы не будем отмечать, но если хочешь, приходи на чай, – без особого энтузиазма пригласила она к себе. – Это просто день, я не люблю этого всего.

Но мне все равно, что она думает по этому поводу. Этот праздник был в первую очередь важен мне, как напоминание о минувшем детстве. Я горел нетерпением сделать ей сюрприз, еще месяц назад заказав особый подарок. Такого человека, как Матильда, тяжело удивить. И хоть я знаю, что она будет рада простой безделушке, мне хотелось презентовать ей что-то действительно стоящее, какую-нибудь серьезную 'ловушку для разума'. Сестра часто мне про такие штуки рассказывала:

– Вот знаешь в чем самая главная опасность в жизни? – как-то задала она мне такой вопрос. – Это не бури и быстрые течения, не головокружительные водовороты. Жизнь нас возносит на волнах и обрушивает с головой на дно. Но в такие минуты резервы твоего самосознания активизируются, делая восприимчивость острой, мир ярче, а мысли стремительней. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да, – неуверенно соглашался я.

– Но в моменты блаженного затишья, когда ты нежишься в море спокойствия – всё вокруг уже не имеет значения. Понимая, что начинаешь засыпать, ты будешь пытаться каким-нибудь образом встряхнуть себя. Примешься суетливо что-то делать, измельчаясь, таким образом, духовно. Эта суета, изначально задуманная в качестве поддержки бодрствования, на самом деле еще сильней закрывает твои глаза. Ты принимаешься егозить, нервничать, отрываясь на родных. Смотришь вокруг и уже не помнишь, почему тебя окружают именно эти люди, зачем вы в одной лодке. Вот самая ужасная опасность, грозящая утопить в пучине надуманных страстей. И очень хорошо, если в секунду, когда ты чувствуешь себя побежденным, кто-то, кто любит тебя, просто указывает на 'ловушку для разума', от взгляда на которую ты сразу вспоминаешь – кто ты и для чего пришел в этот мир, обретая целостность.

Именно что-то такое мне и хотелось подарить Матильде. То, что всегда бы напоминало ей обо мне, действовало, словно якорь, крепко удерживающий ее в этом мире. Чтобы она возвращалась, хоть иногда ко мне, на Землю. Мой выбор пал на небольшой круглый медальон, сделанный из золота, на одной стороне которого я попросил нанести гравировку в виде мольберта, кистей и палитры, а на обратной надпись: 'Моей милой Миле'. Я всегда любил созвучие этих слов, они пузырями скатывались с языка, лопаясь под тяжестью давления воздуха из легких, оставляя после себя летнее земляничное послевкусие.

Катерина брезгливо скривилась от самой идеи, не понимая смысла задуманного.

– Можно просто подарить деньги! Это самый нормальный подарок. А золотишко муж должен дарить.

– Деньги – это подарок, когда хочешь всячески подчеркнуть, что человек тебе безразличен! Что тебе лень думать и изобретать. А я не хочу, чтобы моя сестра хотя бы заподозрила меня в этом.

– Какие наивные детские рассуждения! Ну, давай ей подарим тогда нормальный кулон, раз уж хочется. Например, сердечком! Ну или там браслет плетенный. Знаешь, я видела недорогой, в этом новом магазине, его еще по телеку рекламировали. Он хоть и серебренный, но твоей сестре вполне сгодится. Насколько я помню, Матильда вообще не носит украшения.

– Кэт, всё, хватит, – я махнул на нее рукой, давая понять, что продолжать разговор не намерен. Если ее не остановить, она могла часами рассуждать об украшениях и новых магазинах.

– Не отмахивайся от меня, я же знаю лучше. Я же девушка и понимаю, чего бы хотелось мне на месте Милы получить в день рождения, никак не кругляшку с какими-то линеечками.

Я в сердцах чертыхнулся. Повезло, что ума хватило не рассказывать ей про надпись на обратной стороне, тогда бы мне точно не удалось просто абстрагироваться, скандал был бы обеспечен.

Вечером, заехав по пути за кулоном, мы с Катериной подкатили к дому Матильды и постучали в дверь.

Открыл Дмитрий, весь какой-то лениво круглый, походивший своим видом на сонного медведя. Мила хозяйничала на кухне, привнося последние черты к праздничной трапезе. Сегодня был греческий салат, макароны под соусом болоньез и тортик к чаю. Моя сестра любила и умела вкусно готовить, а я, признаться, уже устал от быстроприготовляемых суррогатов, коими пичкала меня все это время Катерина. Аппетитный запах витал по всему дому, заставляя рот наполняться слюнями, а живот урчать в предвкушении.

Матильда никак не нарядилась к празднику, на ней болтались старенькие домашние теплые шорты и моя футболка, оставшаяся у сестры с нашей осенней поездки в лес. Она была значительно уже заношена и застирана, покрытая пятнами краски.

– Могла бы и примарафетиться в честь гостей, – шепнула ошарашенная Катерина, которая не позволяла себе даже в одиночестве ходить в таком виде. – Ну и замарашка, просто жесть.

И тут же натянула на себя радушную улыбку и полезла целоваться:

– Мила, как дела? Сколько мы не виделись, как ты чудесно выглядишь.

Матильда, уже успевшая отвыкнуть от Катерины, глядела на нее рассеяно и сконфуженно, но через несколько минут подобрала комбинацию правильных ответных эмоций и улыбнулась.

– Я рада, что вы пришли, давайте садиться за стол. У Анастасии заболел Артем, она не придет, Елена на работе сегодня, дети ее уже забегали поздравить меня, а родители чего-то не звонили даже. Так что ждать нам больше некого.

Мы практически молча ели и пили. Я заметил сильную перемену в своей сестре. Она больше не светилась. Была необычно тиха. Огонь, который я всегда наблюдал в ее, казавшихся безумными, глазах угас. Довольно четко она отвечала на все вопросы и разговаривала по большей части об обычной чепухе.

– Ты рисуешь? – улучив момент, задал я тревоживший меня вопрос. Дмитрий нахмурился, а Мила наигранно засмеялась:

– Что ты, я устроилась на новую работу, мне сейчас совершенно некогда.

– Вот что произошло, – качнул я головой. – И что за работа?

– Да так, диспетчер. Сижу у себя в коморке и отвечаю на телефонные звонки. Платят не много, но стабильно. Уже три месяца там.

– Да любая работа, лучше, чем безделье дома! Ведь дома женщина начинает загнивать, надумывает себе несуществующих проблем и развлекается, тираня близких, – тут же влез Дмитрий. – Хорошо, что работает, так гораздо лучше. Жена, пойди, поставь чайник, – и как только Матильда скрылась, нагнувшись ко мне, шепотом добавил: – Не нужно ей этого, не начинай. Только налаживаться все стало.

Я лишь пожал плечами, но был разочарован. Мы посидели еще около двух часов, но разговор не клеился, заметно было, что Мила отчего-то волнуется и все время вытирает влажные руки о свои коленки. Я все ждал момента, чтобы вручить ей подарок и посмотреть на реакцию, но ни Кэт ни Дем не оставляли нас ни на секунду, как будто мы могли сбежать от их неусыпного надзора в ночь.

– Мил, а я тебе что-то принес, – поняв, что все так и будет продолжаться, я встал из-за стола и направился в коридор, где висела моя куртка. – Иди, покажу.

Она последовала за мной, а наши благоверные вывалились в коридор, толкаясь в дверях.

– Поздравляю тебя с днем рождения! – торжественно произнес я и вручил сестренке коробочку. Видя, что она собирается отделаться только сухой благодарностью, а посмотреть потом, схватил Матильду за руку и прошептал: – Сейчас!

Сестра смутилась, но все-таки послушно открыла подарок. Едва взглянув на медальон, она еле слышно ахнула, потом долго рассматривала его, перевернула и улыбнулась. Все мы, собравшиеся, замерли в немом предвкушении. Мила подняла глаза, и я увидел, как в них заблестели слезы.

– Не надо было, Жень, – проговорила она одними губами, чтобы понял только я.

– Ты чего? – я взял ее за обе руки и слегка одернул. – Уснула?

А она посмотрела мне в лицо, опять, словно силясь что-то разглядеть, громко сглотнула и сжала в своих крепких объятиях.

– Спасибо, Жень, спасибо. За все.

– Ну вот и хорошо, – поспешила к нам Катерина. Наши объятия показались ей через чур тесными. – Подарок понравился, а нам как раз пора домой.

Мила тут же отпустила меня и, сделав шаг назад, дала возможность Кэт встать между нами и снять верхнюю одежду с вешалки. И пока моя девушка суетливо собиралась, громко говоря какие-то банальные фразы о гостеприимстве, мы с сестрой смотрели друг на друга неотрывно, вспоминая о самой важной вещи на этом свете – о том, что мы есть друг у друга.

Поездка домой проходила в полной тишине. Катерина, явно обиженная, сидела насупившись, а я так устал от нее за сегодня, что даже не предпринимал попытки наладить отношения. К тому же у меня в голове роем носились многочисленные вопросы, на которые я, к сожалению, не знал ответа. Что же все-таки случилось с моей сестрой? Почему она вдруг стала такой? Неужели и вправду заснула? Как это могло произойти?

– И о чем ты лоб наморщил? – вдруг возмущенно поинтересовалась Кэт. – Уже полпачки втянул, не останавливаясь.

Я действительно увлекся и выкурил за поездку как минимум три сигареты.

– Да так, – пространственно ответил я и затушил в пепельнице окурок.

– Выкладывай, что она тебе там сказала? Подарком не угодил?

– Нет, наоборот. Просто, – я набрал побольше воздуха в легкие, уже пожалев, что начал фразу, но пристальный взгляд Кэт не оставлял мне выбора. – Просто, неужели ты не заметила эту перемену, которая в ней произошла? Задумался, от чего она такая стала.