Звон монет убивает

– Да.

– В Германии, как и везде, налоги никто платить не хочет. Мой патрон предложил мне шабашить на дому. Он просто покупает мою работу за наличные. Я согласился. Дело пошло. Вскоре шеф так завалил меня домашними заданиями, что я стал смертельно уставать. Воистину, всех денег не заработаешь. Пока ясно?

– Да.

– И тогда я вспомнил о Леночке. Я предложил ее труд своему шефу. Он согласился. С того момента Леночка начала работать вместе со мной. Не буквально, разумеется. Я пересылал ей задание, она его дома выполняла, а конечный продукт отправляла мне. Ее зарплату получил я. Шефу все равно кому платить, лишь бы работа шла. Таким образом я получил для Леночки восемь тысяч евро. Вот об этих деньгах я вас и спрашиваю.

Теперь понятно, почему следствие не нашло зацепок. Все упоминания о Мише Леночка уничтожала. Не хотела, чтобы о ее заработках кому-то стало известно. Восемь тысяч валютой Стран Заходящего Солнца – деньги немалые. У нас и не за такие суммы убивают.

– Как долго вы работали вместе? – спросил я.

– Год без месяца.

– Вы выслали Леночке ее зарплату целиком?

– Да. Как получил, так и выслал.

– Как вы переправили наличность из Германии?

– Любой водитель автобуса с международных линий за два процента от суммы провезет через границу хоть миллион. Я так шлю деньги маме.

– Телеграфом не безопаснее?

– А переплата?

– Существуют еще банки…

– Не забывайте о ценах и сроках. Заплатишь три процента, прождешь месяц, а с получателя еще сдерут за обналичивание. Грабеж!

– Когда Леночка могла забрать деньги у перевозчика?

– Сразу по прибытии автобуса. Во вторник, двенадцатого июня.

А в среду поднесла к виску револьвер и нажала на спуск? Ни черта подобного! Кто стреляется после получки в восемь тысяч евро?

– И вы не проверили, – не удержался я, – дошла ли ваша передача?

– Нет. Деньги часто меняют людей не в лучшую сторону, – Миша запнулся. – Леночка молчала, и я подумал, что теперь я ей не нужен.

– А если водитель оказался не чист на руку, и ваши денежки присвоил?

– Такого не бывает. Я не один пользуюсь этим каналом переправки. Никто из моих знакомых еще не жаловался. Водилы любят менять свои старые потрепанные купюры на новенькие чужие, но чтобы воровать…

– Как я могу встретиться с вашим курьером?

– Он работает в турфирме “Дойрус”.

– Какими купюрами вы передали деньги?

– Новенькими пятисотками. Я на всякий случай записал номера банкнот. Отправлю вам через час. С вашей визитки мама продиктовала электронный адрес. Он живой?

– Да.

– Ждите письмо.

Абонент с берегов Рейна выключил трубку.

*

*

Приближалось время, когда Миша обещал прислать письмо. Я включил компьютер, закурил. Пока эта прорва радиодеталей приготовит себя к работе, можно переползти Сибирь.

Устройство бесперебойного питания завизжало очень вовремя. Двести двадцать вольт из сети исчезли, а батарея на моем перебойнике сдохла еще в прошлом веке. Почта осталась на сервере.

Я развалился в кресле, Плимут взобрался мне на живот. Кошачье урчание закрыло мне глаза. Самое время вздремнуть. Работа работой, а полноценный отдых сделал горбатого стахановца человеком.

Ровно через час загрохотал холодильник.

– Да будет свет! – воскликнул я, выползая из-под сонного кота.

Рано радовался. Провайдер предложил обождать, пока он обслужит других клиентов. В ожидании коннекта я взбодрился не одной чашечкой кофе. В конце концов, чудо свершилось, и модем ворвался в интернет.

На фоне пустого почтового ящика письмецо Миши выглядело увесистой бандеролью. Несмотря на мизерный размер, мне оно казалось ценнее вагона, набитого золотом.

Я вчитывался в ровные строчки, словно в завещание дядюшки-миллионера. Текст простой и емкий: “Фирма: “Дойрус”. Автобус: “SETRA”, серого цвета. Госномер: 5493. Прибытие: вторник, двенадцатого июня, около семи утра. Водитель: Владимир Красный”. Плюс шестнадцать рядов цифирей. Восемь тысяч евро бумажками по пять сотен. Коротко, ясно. Не Миша, а Клондайк!

Компьютер – вещь ненадежная. Что начертано пером, то не сотрешь случайным кликом. Убористым почерком я запечатлел номера купюр на визитке, а письмо распечатал в трех экземплярах.

На отправку Мише благодарственного послания ушло еще десять минут. Довольно шустро, учитывая время ожидания предыдущего соединения с сетью.

Составители бизнес-справочника знали о фирме “Дойрус” не больше, чем я. Юной особе из городской справки такая контора тоже неведома.

Я позвонил в службу, для которой на карте города белых пятен нет. Фирма “Дойрус” им известна, и телефончик они дадут. Но прежде прослушайте рекламную паузу.

Бархатный голос сообщил, что мне необходимо приобрести оптовую партию женских прокладок. Дешево, и чувствуешь себя комфортно с утра до вечера. А долгими ночами сухим как тальк я буду, купив по сходной цене упаковку подгузников. Под конец я узнал координаты аптек, где к этому добру продается слабительное вместе со снотворным.

Гигиенический ликбез завершился выдачей адреса и телефона фирмы “Дойрус”. И никаких нервов.

До семи вечера оставалось двенадцать минут. В это время застать кого-нибудь на рабочем месте равносильно встрече с шахтером в благотворительном забое. Без особой надежды я набрал номер.

На том конце провода сняли трубку. Голосом ответивший не походил на клерка, загруженного работой.

– “Дойрус”, – произнес Сонный Голос.

– Здравствуйте! Мне нужно встретиться с вашим водителем. Имя ему Владимир Красный. Как это устроить?

– Я здесь простой охранник, а фирма давно закрыта. Звони завтра с девяти до шести.

– Но мне нужно сегодня, и позарез! Не откажите, будьте так любезны! Вы же в своей конторе знаете каждую собаку. Я сам работал сторожем, не забыл, как по утрам начальство мозги полощет: кто звонил, что ты ответил… Хочешь, не хочешь, а всех сотрудничков по имени-отчеству выучишь, ведь так?

– И не говори! Совсем задолбали! А за телефон не доплачивают. И ведь отключать запрещают, чудаки на букву “М”! А куда мне деваться? Спасибо, что хоть такую работу дали. Кто сейчас берет пенсионеров? Вот и сижу себе, помалкиваю.

Сонный Голос обновил запас воздуха в легких.

– А Вовку Красного я знаю. Он как раз вчера из рейса вернулся. Зачем, говоришь, он тебе нужен?

– Мне передали из Германии посылку, а я свалился с аппендицитом, и встречу автобуса пропустил. Передач из Германии я еще не получал. Как это делается? Знаю только имя водителя и телефон вашей фирмы.

– Поезжай к ним в гараж. Сегодня они будут машину обслуживать до ночи. Завтра вечером Вовке опять в рейс. Пашут без продыху, как негры на плантации. Только захвати паспорт – без него посылку не получишь.

– Спасибо! Где гараж?

– Арендуем бокс в автобусном парке. Знаешь, где это?

– Да.

У черта на куличках. Практически за городом. Туда полчаса езды перед рассветом, когда дорога пуста как забытый хайвей. А сейчас еще даже не ночь. То есть добираться до автопарка минут сорок в лучшем случае.

Пенсионер опять стал охранником, вооружившись сонным голосом:

– Тогда спокойной ночи! – прозевал он. – Вовке от меня передай привет!

Отдав распоряжение, Сонный Голос повесил трубку. Должно быть, спешил возобновить несение караула. То бишь трудиться аки пчела.

*

*

Вечернее небо неспешно прощалось со светилом. Деревья исчеркали асфальт длинными узкими тенями. По закону Бутерброда в затененных участках дороги таятся ухабы не меньше противотанкового рва. Пересчитав кишками с пяток приличных колдобин, я снизил скорость.

Автобусный парк от города отделяет мощный стальной шлагбаум с запасом прочности как у бронепоезда. Подниматься он отказался, чем пресек мой проезд на охраняемую территорию. Я пожелал ему бессменного сезона кислотных ливней и поплелся к тому месту, где у него кнопка.

Моя машина поперек дороги не сумела отвлечь вохровца от важного занятия. Крепенький как белый гриб дедок удостоил меня взглядом не раньше, чем я вошел в его сторожку. Прижав карандаш к тому месту кроссворда, на котором остановился, он нетерпеливо спросил:

– Чего тебе?

– Вечер добрый, отец! Не подскажете, где стоят автобусы фирмы “Дойрус”?

Старик махнул рукой в необозримые глубины парка:

– Восьмой бокс. Все время вперед, и упрешься прямо в него. Чахлика своего оставь здесь. Нечего кататься туда-сюда! И убери с проезда, а то автобусом переедут и не заметят. На газон закати свое несчастье, подальше от дороги.

Поблагодарив вохровца за оскорбление боевого коня, я выполнил приказ. Чахлика оставил пастись на выгоревшей травке, а сам пошел прямо.

Размерами восьмой бокс напоминал авиационный ангар. Три автобуса стояли в ряд под левой стеной. Возле самого дальнего, под номером 5493, копошились люди в промасленных комбинезонах. Оттуда доносилась мелодия, рожденная на лесоповале.

Я натянул бессмысленную улыбку, и направился в сторону 5493. Один из людей в комбезах что-то сказал в салон автобуса. Оттуда выпрыгнул мужичок с фигурой бизона. Он поскакал мне навстречу, поигрывая связкой ключей.

Расстояние между нами сокращалось, а скакун и не думал тормозить. Столкновение с ним не сулило мне ничего хорошего. Я решил предотвратить наезд бизона на мое тщедушное тельце, сказав:

– Добрый вечер, уважаемый! Я ищу водителя фирмы “Дойрус” по фамилии Красный.

Бизон остановился в полуметре от меня, поднял лицо, и довольно трезвым голосом сказал:

– Я и есть Красный. Что надо?

Его рот выпустил на волю облако воздушно-водочной взвеси. Я отшагнул в сторону. Еще не хватало, чтобы перегаром пропиталась моя одежда. Гаишникам только дай унюхать этот запах. Потом дыши в трубочку и доказывай, что не пил.

Долю секунды я рассматривал нетрезвого мужичка. Половину ладони скрывал перстенек размером с кубик Рубика. Шею укутали красные якорные цепи. Аурум высшей пробы. На лбу светился лозунг: “Ни дня без пляшки!”. Ни за стол, ни за руль не садится, не приняв на грудь поллитровку. Рубль тому, кто докажет обратное.

Минуту масляные глазки наводили фокус на визитку.

– Что за бумажку ты мне суешь? – спросил он наконец. – Не можешь словами сказать, кто ты такой?

– Я расследую убийство молодой беременной женщины. Две недели назад человек из Дюссельдорфа через вас отправил ей восемь тысяч евро. Ее застрелили на следующий день после предполагаемой встречи с вами.

Произнося слово “убийство”, я отметил в глазах Красного беспокойство.

– Я ни в чем не замешан, – проговорил Красный.

– Но вы в состоянии оказать посильную помощь в поисках убийцы.

Красный мотнул головой так, что она чуть не отвалилась.

– Ничего я не могу! Не впутывай меня в свою канитель, понял? И вали отсюда, пока я трезвый.

– Молодая женщина погибает, не дожив два месяца до рождения первенца. Ублюдок хладнокровно расстрелял беременную. Ваша хата по прежнему с краю?

– А ты мне на жалость не дави! Это не мое дело. Ищи себе другого помощника, раз ты у нас такой сознательный. И не пошел бы ты туда, откуда приперся?

Каждую фразу водила приукрасил цветистыми воспоминаниями о романтических отношениях с моей матерью. Мат из него пер селевым потоком.

Я зубами достал из пачки сигарету и прикурил, не сводя взгляда с Красного. Медленно, с расстановкой, я заявил:

– Вы мне поможете в любом случае, хотите вы того или нет. Не добровольно, так принудительно.

– Не пугай, сынок! – водила сплюнул себе под ноги. – Не дорос еще!

– Я ищу убийцу, а вам, как я понял, плевать на все. Вашими стараниями этот урод до сих пор на свободе. Таких, как вы, я считаю соучастниками.

Глаза водилы приняли недоброе выражение.

– Опять пугаешь, гаденыш? – он ощерился, словно волк на собаку.

– Фирме “Дойрус” не нужны лишние разговоры с милицией, службой безопасности и остальными веселыми конторами. Ей есть что скрывать от этих господ и без ваших темных делишек. Сейчас каждый третий ищет работу, и среди них найдется шофер, который не станет незаконно переправлять наличность через границу.

– Я еще не попадался.

Я улыбнулся одной из своих мерзких улыбочек:

– Это поправимо. Тот человек из Дюссельдорфа подтвердит под присягой, что вы получили из его рук восемь тысяч евро. И он найдет еще с десяток очевидцев.

– Я не придурок, чтобы брать бабки при посторонних!

– Разве я сказал, что свидетели будут настоящие? Он попросит друзей дать ложные показания. Заплатит, в конце концов, бродягам. Ведь речь идет об убийстве его любимой женщины. Он пойдет на все. При этом он под защитой немецкой полиции.

Я и не надеялся, что Миша сделает хоть толику из перечисленного. Но хороший понт дороже денег.

Уже не столь уверенно как вначале, Красный произнес:

– Немецкие полицаи не смогут защитить его здесь.

– Где вы видели идиота, который мечтает вернуться в наш город из Германии? Да его теперь оттуда палкой не выгонишь! Но даже если он приедет в гости, а вы намылите ему шею, что это изменит? Вас с извинениями восстановят на работе?

Красный опять озвучил воспоминания о близком знакомстве с моей матерью. И еще он заметно протрезвел.

Я втер окурок в бетонный пол, посмотрел на Красного.

– Начнем?

– Только в темпе. Ты мне уже надоел.

Я хотел сказать ему то же, но сдержался. Он захлопнется как устрица, и я останусь с носом. Тем более что блеф мой слабоват.

– Вы вообще поняли, о каких деньгах речь?

– Не тупой. Восемь штук перевожу не часто. Все больше по мелочи шлют. Тысчонку, другую, не больше. И не каждый день за бабками приезжают беременные.

– Кто еще в курсе вашего бизнеса?

– Я по радио об этом не объявляю! О бабках не знает даже мой напарник. Если бы я много болтал языком, вот как ты, я бы попался с первого же раза.

– Вы перевезли деньги через границу. Дальше?

– Приехала та баба и забрала их. Я посмотрел ее паспорт, без него мы бабки не отдаем. Тот мужик в Дюссельдорфе написал ее данные на конверте. Я сверил – все чин чинарем – и вручил ей бабки. За пересылку мы берем с отправителя, так что мне с ней больше делать нечего. Забрала она бабки, и умотала.

– Вы хорошо ее помните? Узнать сможете?

– Попробую.

Я протянул ему фотографию моей соседки. Трюк детский, но работает безотказно. Если человеку есть что скрывать, он опознает Мать Терезу на групповом фото ветеранов стриптиза.

– Нет! – уверенно сказал Красный. – Это не та баба.

– Точно?

– Точно! На кой мне брехать?

Я показал портрет Леночки Северцевой. Взглянув на снимок, Красный кивнул.

– Она! Зачем подсунул первую фотку? Не доверяешь?

– Вы же знаете пословицу. Народная мудрость. Я должен быть уверен на все сто, что вы не ошиблись. Она приехала за деньгами одна?

– Нет, с мужиком.

– Который сидел за рулем муниципального такси?

Лицо Красного приняло изумленное выражение. Будто я в три часа ночи спросил, как пройти в библиотеку.

– А ты откуда знаешь?

– Такси не могло быть частным?

– Кажется муниципальное… – Красный потер лоб. – Точно! У них же герб города на всю дверцу, разве проглядишь? И в тот день на такси больше никто из получателей не приезжал.

– Номер машины?

– Запоминать номера? Я на клиентов в мусарню стучать не собираюсь. Это ты любишь такие дела, а мне…

– Мужик, который привез получательницу, из машины выходил?

– А ты б не вышел, когда жена с такими бабками?

– С чего вы взяли, что они – семья?

– Показалось. Ошибся?

– Если мужик выходил, то вы его видели. Опознаете?

Я повторил фокус с подменой снимков. Красный не узнал Джимми Картера. Я показал свадебную фотографию, прикрыв пальцем ту часть карточки, где изображена Леночка. Я сделал это нарочно, чтобы у Красного не возникло невольных ассоциаций. На снимке хватало людей для опознания и без невесты.

Палец водилы уверенно ткнулся в жениха.

– Он! Этот мужик тогда приезжал с той бабой. Точно!

Леночку сопровождал Олег. Выходит, о деньгах знал.

– Вам передавал привет охранник офиса вашей фирмы, – вспомнил я.

– Лучше б он, гад, забыл как меня зовут!

Еще Красный вежливо попросил, чтобы я, мать мою так, изыскал возможность не представать более пред его ясны очи. Я не без удовольствия пообещал внять просьбе.

*

*

Плимут встретил меня голодными завываниями. Я попытался кота перекричать:

– Привет, бездельник! За шеф-поваром соскучился? Да заткнешься ты наконец? Дай мне раздеться!

Плимут великодушно согласился подождать. На второй секунде вой возобновился. Я метнулся к холодильнику.

Остатки каши с рыбой ненасытная зверюга проглотила чуть не вместе с блюдцем. Пока не забыл, я положил брикет замороженных бычков в мойку, для чего пришлось разгрести гору немытой посуды.

Я не спеша перекусил и, захватив чашку кофе, уселся в любимое кресло.

Из сигаретной пачки я извлек дневную добычу. К желтой бумажке, квитанции на пятьдесят баксов, вопросов нет. Кассир из компьютерного магазина все популярно объяснила: накануне своей смерти Леночка оплатила сборку компьютера за девятьсот долларов.

С газетными объявлениями предстояло разобраться. Кто-то их выделил, заключив в фиолетовый овал. Такие пометки не ставят в киосках, торгующих прессой.

Я набрал номер из объявления. Мне уже ответили, когда я догадался посмотреть на часы. Не самое подходящее время для звонка, но класть трубку поздно. Я вплел в голос нотку вины:

– Добрый вечер!

– Я уже спал!

– Извините…

– Поздно! Вы по объявлению?

– Да.

Тот, кого я поднял с постели, повеселел:

– Тогда слушайте и не перебивайте! Четыре комнаты, высокие потолки, все удобства, телефон. Район тихий, спокойный. Транспорт рядом, но его совсем не слышно. Соседи золотые. Музыка до утра не орет и алкашей поблизости не водится. И просим мы сущие копейки. Когда вы придете посмотреть?

– Снимать ваш дом я не собираюсь.

Он опять заснул. Об этом говорила гробовая тишина. Потом проснулся, судя по визгу:

– Почему же вы раньше молчали?! Что я, нанялся вам задаром распинаться?!

– Вы приказали не перебивать…

– Ну и что с того? У вас своей головы на плечах нет?

– Вам позвонила чужая голова. Моя на ремонте.

– Издеваетесь?

– Пока вы не положили трубку, представлюсь. Леонид Брежнев, следователь областной налоговой полиции.

– Вы восстали из пепла и сменили профессию?

– Можете продолжать в том же духе, если вам неймется принести нам декларацию о своих доходах от сдачи жилья в аренду.

– Ну, что вы, право! – пролепетала сама любезность через минуту оторопелого молчания. – Я ведь пошутил!

– Я забуду номер вашего телефона, если вы напряжете память. Примерно три-четыре недели назад к вам пришла беременная женщина. Она искала дом, где хотела жить после рождения ребенка. Ваши хоромы ей понравились, и она обещала подумать. Я ошибся?

– Нет.

– А теперь внимание! Сосредоточьтесь и постарайтесь описать эту женщину, не упуская ни одной мелочи.

– Нет проблем! Я ее хорошо запомнил. Но… причем здесь налоговая полиция?

– Узнаете, когда я пришлю к вам сотрудника под видом клиента. Существует уйма способов уличить граждан в неуплате налогов. А штрафы у нас такие, что лучше бы вам лишних вопросов не задавать.

Я немедленно получил описание Леночки Северцевой в мельчайших подробностях. Когда он закончил, я сказал:

– С памятью у вас порядок.

– Ко мне не часто приходят клиентки… ммм… в положении. И она первая явилась без сопровождения. Обычно с ними мужья, мамы, подруги. Поэтому я ее так хорошо и запомнил. А что она натворила по вашей части?

– Секрет фирмы.

– Понимаю. Тайна следствия, да?

– Вы догадливы. А теперь, как я и обещал, я забуду номер вашего телефона. До встречи!

Хоть он и прикрыл микрофон ладонью, я расслышал троекратное “Тьфу!”.

Звонок по второму объявлению дал тот же результат.

Итак, Леночка занялась поиском жилья, достойного ее заграничной зарплаты. Она посетила, по крайней мере, два дома, сдаваемых в аренду. Не совсем обычное поведение для человека, задумавшего самоубийство.

Жила-была девочка Леночка. Любила мужа, ждала ребенка, сажала цветы, искала новый дом, зарабатывала немалые деньги, и вдруг, ни с того ни с сего – пиф-паф, застрелилась! В этом столько же смысла, как и в добровольном восхождении на эшафот.

Ее убили. Мотив на восемь тысяч евро. Кстати, почему Олег умолчал о получении денег? Ведь он знал… Но как он мог убить? Игорек клянется, что лачуга Леночки была заперта изнутри, а это аргумент.

Надо найти возможность закрытия окон снаружи. И чтоб без подозрительных следов. Почему не начать с дверей? Светиться со двора убийца не рискнет: в огороде копошилась соседка. Зато со стороны заброшенного участка путь свободен. Не случайно в доме недавно смазали оконные петли и шпингалеты.

Я вышел на балкон и закрыл на шпингалет одну из створок остекления. Затем опустился на колени, и впился взглядом в злосчастную железку.

Три минуты медитации – и я стал шпингалетом. Я открывал себя, закрывал, смазывал, протирал насухо, вертел рычажок влево и вправо, и… Ни одной новой идеей не разродился. Из меня такой же медитатор, как из пацифиста – боец спецназа.

В кухне с треском грохнулось что-то хрупкое. Стремглав нестись к месту катастрофы я счел напрасной тратой сил. Спешить уже некуда.

Я не ошибся. Две тарелки и чашка разлетелись на куски. Причиной тому бычки Плимута, которые я положил в мойку размораживаться.

Полтора часа назад, перекусив, я догрузил кипу немытых тарелок, увенчанную россыпью таких же чашек. Подперев гору посуды брикетом замороженных бычков, я предотвратил ее падение набок. Лед растаял, и Пизанская башня потеряла равновесие. Грохот стал звуковым сопровождением вылета керамики из мойки.

Очистив пол от осколков, я сварил Плимуту овсянку с бычками. Мне повезло: овсянка не пригорела, и милый котик оставил меня в живых.

Теплый душ смыл дневные заботы. В соседней квартире точная копия кремлевских курантов пробила полночь. Двенадцать ударов молотком по сонной голове послужили мне наркозом. Я заснул.

… Я измельчал до размеров спичечного коробка. Стою в мойке. Надо мной – гора посуды, подпертая брикетом мороженых бычков. Вот одна из рыбешек оттаяла и отделилась от собратьев. На нее опиралась Пизанская башня из тарелок и чашек…

С ревом рассекая воздух, тарелки и чашки одна за другой срывались с вершины горы и летели вниз. Я в ужасе карабкался по эмалированным стенкам мойки в надежде спастись, но тщетно.

Я остался жив, но попал в ловушку. Тарелка лежала вверх дном, накрыв меня. Поднять ее, чтобы выбраться, мне не хватало сил. Я скреб ногтями дно мойки, мечтая вырыть подкоп. Пальцы превратились в когти хищного зверя, но они лишь скользили по гладкой эмали, издавая мерзкий скрежет.

Дышать под тарелкой стало нечем. Последний вдох…

Я вскочил, хватая ртом воздух. Плимут уставился на меня со своего лежбища, зевнул, потянулся и, свернувшись калачиком, продолжил дрыхнуть.

На будильнике начало четвертого. Заснул в двенадцать. Для меня три часа сна в сутки – как для гепарда один хомяк в неделю. Глаза слезились так, словно добрый дядя припудрил их известью. В памяти еще плавали ужасы сна.

И тут я понял, как запереть окна снаружи, не оставив следов.

Холодный душ помог проснуться и напомнил о повышенной небритости.

Развернув кресло к окну, я вонзил взгляд в ночное небо. Едва восток посветлел, я выскочил из дому. На журнальном столике остался дымиться недопитый кофе.

*

*

Я остановился возле ветхих деревянных ворот, со двора увитых чайной розой. Соседские собачки сонным лаем дали знать, что мой приезд занесен в их журнал нарушителей утреннего спокойствия.

Секундная заминка, и замок, скрипнув, позволил мне войти в лачугу Леночки.

За сутки в доме ничего не изменилось. Те же обрывки газет на полу, тот же шорох лапок и запах мышиной братии. Разве что за ночь пауки занавесили ставни тонкой вязью ловчих сетей.

Я открыл одно из окон спальни. В тишине раннего утра я смог различить лишь слабый шорох рвущейся паутины. Сквозь распахнутое окно в комнатку ворвались остатки ночной свежести. Затхлый воздух нежилого помещения ожил, словно спящая красавица от поцелуя прекрасного принца.

Неухоженный соседский двор позади дома Леночки казался вымершим. Весь периметр заброшенного участка заполонили кусты сирени. Центр зарос травой, опаленной солнцем. Покрытая росой, она источала запах прелой соломы.

Я закрыл окошко без помощи шпингалетов. Окно не распахнулось. Створки держались в раме за счет вековых наслоений краски. Я ощупал точки контакта. Пальцы заскользили по поверхности легко.

Я поднес горящую спичку к скользкому месту на раме. Пламя облизало поверхность краски, слегка ее прикоптив. Вскоре копоть приобрела влажный блеск. От мокрого пятнышка потянулась струйка насыщенного белого дыма. Запахло погасшей свечой.