Новый Ванапаган из Чёртовой Дыры

«Что ты думаешь про нашу Юулу?» – спросил Антс.

«Про Юулу?» – призадумался Юрка. Конечно, эта сгодилась бы, поскольку Юула была дородная и выносливая, с большими ручищами и толстыми ногами, могла лошадь запрячь, и была по силам выполнить любую мужскую работу. Кроме того, она слыла большой мастерицей метать стога, хотя её и считали слегка глуповатой.

Юрка помог ей как-то спуститься с нового большого стога сена, потому что только у него хватило силы удержать Юулу на весу. Потом они оба хохотали, как двое сумасшедших, и Юрка тогда подумал, что вот бы ему такую жену, как Юула, а не такую доходягу, как Лизете.

«Юула и мужику в поле не уступит, и уж цигаркой либо трубкой нe задымит», – нахваливал девушку Антс.

«Пожалуй, не задымит», – рассудил и Юрка.

Таким манером и сговорились: Юула вместо сгоревшего парня отправилась в Чёртову Дыру, а сам Юрка по-прежнему остался гнуть спину на Антса, добро своё отрабатывать.

«Поглядим, неужто и меня в Чёртовой Дыре поджарят», – дурашливо смеялась Юула, отправляясь в дорогу к новому месту службы.

«Ты сама кого угодно поджаришь», – сказал Юрка.

«Хозяин мог бы меня и до места проводить», – засмеялась Юула.

«Жаль день из-за тебя тратить, ступай-ка ты сама», – сказал Антс. «Как раз камни возим с парового поля – кого я вместо Юрки поставлю, если он тебя провожать пойдёт?»

Конечно, Антс был прав. Вместо Юрки поставить было некого. Не было и в помине мужика, подобного Юрке. Это Юула отчётливо почувствовала в тот краткий миг, когда Юркины руки подхватили её со стога сена. Потому-то она и смеялась как сумасшедшая. Ведь нет большего счастья, чем знать, что есть ещё на свете такой, как Юрка, человек. Как схватит тебя, так сразу почувствуешь, что словно в тиски попал.

Но когда Юула ушла в Чёртову Дыру, в Юрке случилась странная перемена: он тоже стал туда рваться. Раньше он про жену как-то и не вспоминал, а тут вспомнил. Причём лишь другие, а не он сам, это заметили.

«Юрка, принялся ты в Чёртову Дыру сновать», – сказал Антс. «Чего там случилось?»

«Бабы без присмотра – поэтому», – молвил Юрка.

«Всё у тебя заботы – сначала с батраком, теперь с девчонкой».

«Вроде бы так».

Но у Лизете было своё понимание вещей. Она спросила мужа:

«Что за девку ты мне прислал? Будто малость придурковата, а пашет за двоих батраков. И меня начинает подгонять, словно она в доме хозяйка».

Ничего не ответил Юрка жене, но сердце его зашлось от безмерной радости. И с этих пор он стал всё реже появляться в Чёртовой Дыре. Вскоре бросилось Лизете в глаза, что Юула днём сонная, будто не высыпалась по ночам. Что бы это могло быть? Она стала следить за девушкой: та же, вместо того, чтобы вечером ложиться спать, крадучись уходила из дома. Куда бы это она могла ходить? В следующий раз, когда Юрка заявился в Чёртову Дыру, Лизете сказала ему:

«Девка по ночам шляется, не остаётся дома, а днём сонная».

«Ох, скажу я ей», – ответил Юрка.

«Ради Бога, и не заикайся!» – попросила Лизете, – «а то, как останемся вдвоём, набросится на меня, потому что сразу сообразит, что это я рот раскрыла. А я, между прочим, и знать не знаю, где она да с кем…»

«Что тебе до чужих дел».

«Как же она чужая, если у нас в доме живёт».

На том и закончилось. Юрка пообещал, что не вымолвит девушке ни слова. А девушка была временами слегка сонная, но работала как для самой себя. Прошли недели. Теперь Лизете заметила, что Юула не может больше есть, поскольку её постоянно тошнит. И когда начала расспрашивать девушку, то узнала, что та беременна. От кого? Этого она сказать не может, никак не может.

При первой возможности Лизете рассказала обо всём Юрке и спросила, что делать. Но тот остался невозмутимым и, подумав немного, сказал:

«Ну что же, такое уж время настало, что раз у замужних нет детишек, то пусть тогда у девушек будут. Присматривай, чтобы она на работе не надрывалась, а то кто знает, чего да как».

«Ах, так из-за того, что у меня своих детей нет, я должна уже начать чужих ещё до их рождения пасти!» – воскликнула Лизете.

«Вроде бы так», – ответил Юрка. «Ты не можешь ни от своего, ни от чужого ребёнка родить, а…»

«Ты глянь! Да, не могу и не хочу!» – перебила Лизете. «Мне даже на земле-то жить не хочется, на кой мне тогда здесь эти дети».

«Хочешь сломя голову в рай попасть, а?»

«А хотя бы и в рай».

«Ступай хоть в ад. Но до тех пор, пока ты живёшь на земле, ты обязана заботиться о детях. А если нет собственных, то присматривай за чужими».

«Послушай, старик, с чего это у тебя вдруг такая тяга к детям?»

«Я человек, я смертен и хочу обрести спасение26 – поэтому», ответил Юрка.

«Уж не от Антса ли ты этой премудрости набрался, а?»

«Я в церковь хожу – там».

«Так, значит, оно! Ванапаган из Чёртовой Дыры в церковь ходит!»

«Хожу в церковь и учусь петь».

Лизете смеялась до икоты, поскольку решила, что муж шутит. Но когда она, наконец, увидела, что ему не до шуток, на сердце её легла печаль. Как же ей оканчивать свои дни на земле, если муж превращается в посмешище среди людей! И печаль её возрастала по мере того, как дело у Юулы подходило к разрешению от бремени, потому как Юрка начал всё больше опекать девушку. Если поначалу Лизете считала, что муж стал чаще наведываться домой из-за неё, то вскоре не было ни малейшего сомнения, что причиной этому – Юула и её будущий ребёнок. Так закралось в сердце Лизете дьявольское подозрение, что, пожалуй, её муженёк и есть отец ребёнка Юулы, и что у тех были летом свидания в лесу. Лишь она, глупая, вовремя не догадалась об этом, иначе смогла бы застичь их на месте. Таким образом, однажды она сказала Юуле:

«Ага! Теперь-то мне ясно, кто отец твоего ребёнка».

«Поди знай», – ответила Юула.

«Юрка!» – выкрикнула Лизете.

«Сам сказал, да?» – спросила Юула.

«А иначе чего он так шибко о тебе хлопочет. Да знаешь ли ты, кто такой Юрка? Ванапаган. Ты произведёшь на свет дитя Ванапагана».

Юула зашлась смехом, а потом сказала:

«Все хозяева Чёртовой Дыры Ванапаганы, однако дети у них такие же, как у других людей».

«Юрка – настоящий Ванапаган», – уверяла Лизете.

«Все говорят, что он новый Ванапаган», – толковала Юула. «Но мне это всё равно, будь он хоть сам Всевышний. Главное, что он мужик, который сильнее меня, слабаков-то я не люблю. Делает со мной, чего его душе угодно, и ничегошеньки я с собой поделать не могу».

«Чертовка ты бесстыжая!» – с лютой ненавистью выкрикнула Лизете.

«Не чертовка я, хозяюшка», – возразила Юула, – «поскольку у меня ребёночек будет. Увидишь, что ещё и двойня, так что…»

Трудно представить, чего натворила бы разъярённая Лизете, поскольку ей вспомнилось, что приключилось с батраком. Но вовремя подоспел Юрка, и теперь зубовный скрежет обрушился на него.

«Эта бесстыжая здесь сказала, что ты отец ребёнка», – набросилась Лизете на Юрку.

«Не я это сказала», – поправила её Юула. «Хозяюшка говорит, что хозяин сказывал, что он отец моего ребёнка. А я сказала, что, пожалуй, даже двойня».

Юрка стоял и дожидался, чем закончится перебранка между бабами.

«А ты что, язык проглотил?!» – крикнула ему Лизете.

«Вроде бы так», – молвил Юрка.

«Так вот почему ты так шибко о Юуле хлопочешь», – говорила Лизете.

«Да кто его знает», – пробубнил в ответ Юрка.

«Обоих бы вас на огне сжечь!» – крикнула Лизете.

«Уберусь-ка я лучше от греха подальше», – сказала Юула.

«Ты остаёшься», – решил Юрка.

«Тогда я ухожу!» – прорычала Лизете. «А тебе, муженёк, я ещё подпущу шпильку».

«Не подпустишь», – сказал Юрка, – «я тебя прежде прикончу».

«Пусть живёт», – сказала Юула и коснулась Юркиной руки, и он тогда рассудил:

«Видишь, старуха, ради этой женщины я дарю тебе жизнь».

«Не хочу я твоих подарков!» – завопила Лизете. «Убей меня, прикончи меня на этом самом месте! Лучше я в ад отправлюсь, чем буду здесь жить!»

«И отправляйся», – сказал Юрка, – «если не хочешь земной жизнью жить».

«И отправлюсь!» – рыкнула Лизете. «А тебе, Юула, я скажу, чтобы ты знала: Юрка сам сжёг свой сеновал и батрака – у входа сторожил, чтобы парень не выбрался».

В избе надолго воцарилась тишина. Затем Юула вразвалочку подошла к Юрке и спросила:

«Это правда?»

«Правда».

«Почему?»

«Спал со старухой».

«А Юула с тобой спала, теперь и её нужно сжечь!» – завопила Лизете.

«У Юулы ребёнок, а у тебя по сей день ни черта», – пояснил Юрка.

«Эта премудрость у тебя тоже из церкви, а?» – спросила Лизете.

«Из Священного Писания», – ответил Юрка. «Плодитесь и размножайтесь»27.

«И ты, Юула, останешься с этим душегубом?» – взывала Лизете к девушке.

«Он отец моего ребёнка», – отвечала та.

«Ну, тогда я вас обоих сдам в руки полиции», – пригрозила Лизете.

«Почему?» – спросил Юрка.

«Потому что батрака сжёг».

«Не я сжёг».

«Ты же сам только что сказал Юуле, что сжёг».

«Ничего я такого не слышала», – заверила Юула. «Смотри, как бы это не ты сама сарай запалила, а не то придётся тебя саму в полицию сдать».

Лизете была сражена – эти двое держались вместе. Она застонала:

«Я умру от ненависти».

«Если ты и помрёшь, то от злобы своей помрёшь», – сказала Юула.

Но Лизете больше не отвечала. Она слегла в постель и сказала, что будет ждать смерти. Другие пускай живут, а она больше жить не хочет. От жизни у неё сплошные разочарования. Так она и лежала целыми днями: не принимала из рук Юулы ни пищи, ни питья, сама не произносила ни слова и на вопросы других не отвечала, и даже для Юрки, если тот приходил её проведать, оставалась глуха и нема. И лежала до тех пор, пока одним прекрасным днём Юула не обнаружила, что хозяйка мертва. Ничего другого не оставалось, как вскипятить воду в котле и обмыть тело, чтобы чинно водрузить на помост для покойника. Помощь была не нужна, потому что и при жизни-то хозяйка была худенькой, а по смерти ещё более иссохшей, так что Юула управилась со всем в одиночку. После обмывания тела она отправилась уведомить Юрку, так что покойница осталась хозяйничать и домовничать одна. Именно так и подумалось Юуле: хозяйничать и домовничать.

IV

Когда Юрка услышал, что старуха умерла, он рассказал об этом Антсу. Тот был человеком находчивым, дал Юрке досок и гвоздей, пилу и рубанок в придачу, чтобы тот своими руками сколотил старухе «деревянный тулуп»28. Таким манером Юрка и Юула отправились домой вдвоём – мужик впереди со своей ношей, женщина за ним следом. И всё бы славно сложилось, если бы не приключилась нежданная беда. Потому что, когда Юрка пришёл сообщить пастору о смерти своей жены, чтобы позвонили по ней в колокол и всё такое, тот достал одну за другой толстенные книги и поискал в них, повторяя про себя одно и то же:

«Нет, ничего нет».

«Я же гроб ей сколотил, как же нет?!» – перебил, наконец, его Юрка.

«Да, чадо возлюбленное, гроб есть, а души нет», – сказал пастор.

Юрка опустился на стул и уставился в пол. Пастор никак не мог взять в толк – в чём дело, чем так удручён мужик. Он добавил, разъясняя:

«Ни тебя самого, ни твоей жены нет».

«Я же здесь», – сказал Юрка и поднялся со стула.

«Сам ты здесь, а души нет», – усмехнулся пастор.

«Где же моя душа?» – поражённо спросил Юрка.

«Где-то в ином месте, в другом подушном списке29. Но, чадо возлюбленное, кто ты, собственно, будешь? Я не припомню, чтобы видел тебя раньше».

«Я несколько раз заходил в церковь».

«Чадо возлюбленное, а как у тебя обстоит с причастием?»

Нет, там Юрка ещё не был.

«Чадо возлюбленное, откуда ты?»

«Из Чёртовой Дыры».

«Ах, та-ак!» – протянул пастор. «Так-так! Теперь я начинаю понимать!» Но Юрка ничего не понимал. Непонимающим взглядом он уставился на пастора. «Прежнего хозяина Ванапаганом прозывали. А тебя как?» – усмехаясь, продолжил пастор.

«Того прозывали, а я – он самый и есть», – ответил Юрка.

«Ах, так ты, чадо возлюбленное, и есть тот самый настоящий Ванапаган?»

«Я и есть тот самый настоящий», – подтвердил Юрка.

Пастор рассмеялся и смеялся от всей души, но только Юрка не мог взять в толк, над чем тот смеётся. Тем не менее, из приличия он попробовал посмеяться вместе. Но когда пастор услышал его грохочущий как из бочки голос, то уставился на него с самым серьёзным видом, словно и впрямь узрел пред собой живого Ванапагана.

«Если ты действительно Ванапаган, то зачем ты пришёл на землю?» – спросил пастор, когда немного рассмотрел Юрку.

«Божья воля».

«Ага! Зачем же?»

«Чтобы обрести спасение».

«Если ты желаешь обрести спасение, чадо возлюбленное, то не должен верить в то, что ты Ванапаган».

«Но я же и есть он».

«Ванапагану не обрести спасение, чадо возлюбленное».

«А если вочеловечится?»

«Если вочеловечится, то и верить должен в то, что он человек».

«Но если я и есть Ванапаган…»

«Ты должен поверить в невозможное, тогда и обретёшь спасение».

«Я верю, что обрету, а иначе не попасть людям в ад».

Из этого пастор не понял ни черта, а потому с любопытством спросил:

«Как так, чадо возлюбленное?»

«Пётр сказал».

«Что этот Пётр сказал?»

«Пётр сказал: грешен человек, не хочет стать праведным, и не может им стать, настолько он грешен – хочет, но не может, а быть может и не хочет. Силы небесные пожелали узнать – хочет или не хочет, может или не может. Оттого сказал мне Пётр, когда я пришёл за душами: больше не получишь. Если хочешь ещё получить, сойди в образе человека на землю и попытайся, сможешь ли ты обрести спасение. Если сможешь, тогда и человек может, а только не хочет. А если не сможешь, тогда и человек не может, хотя и хочет. И если он может, но не хочет, то отправим мы его к тебе в лапы в самое Пекло. Но если он не может, а хочет, то дорога ему в Царствие Небесное. И ты больше душ ни вот столечко не получишь. Таков Пётр. И тогда пришёл я на землю, чтобы обрести спасение».

От рассуждений Юрки пастор надолго онемел. Наконец, он сказал:

«Но, чадо возлюбленное, что будет тогда с искуплением30?»

«Пётр сказал – это боле не в счёт».

Пастор опустился на стул. Ему, тому, кто верил, что юродство есть якорь благодати, нравилось в своё время посещать больницы душевнобольных. И там он встречал людей, считавших себя кто Сыном Божиим, кто китайским императором, стогом сена, курицей-наседкой, мусорным ящиком, ветром или ничем. Но Ванапагана он не встречал доселе ни в сумасшедшем доме, ни на воле. Лютер и прочие отцы церкви были счастливее его, они стояли с Лукавым лицом к лицу. Но теперь и у него самого настал этот торжественный момент: перед ним сидел живой Ванапаган. Лишь об одном жалел пастор: почему в мире – ни у него самого, ни у других – не было этой глубокой, незыблемой веры, что позволяла бы принимать вещи такими, какими они представляются для наших чувств. Почему всегда и везде гложет нашу грудь червь сомнения, так что мы вынуждены непрерывно и неумолимо всё тщательно взвешивать! Почему не может он принять этого здоровяка за настоящего Ванапагана, а считает его лишь кандидатом в сумасшедший дом! В какое жалкое ничтожество превратились мир и человек! Да и в нём сейчас не было иного переживания перед живым Ванапаганом, кроме некоего опасения – что будет, если на сидящего напротив мужика накатит приступ ярости. Но, слава Богу, между ними стоял письменный стол с книгами, а за его спиной, в паре шагов, дверь. Поэтому он сказал Юрке довольно спокойно, хотя сердце в груди слегка трепетало:

«Как же ты думаешь обрести спасение, если искупление больше не в счёт? Мы, люди, надеемся лишь на искупление».

«И погибнете, сказал Пётр».

«Чтобы именно Пётр да такое сказанул», – туманно изрёк пастор, потому как боялся разозлить Юрку логичными, уверенными и прекословящими ответами. Но эта осмотрительность была совершенно беспочвенна – судя по всему, Юрка был миролюбив и безопасен, его чувства ничто не тревожило.

«С другими силами небесными мне в этот раз в Небесной канцелярии встретиться не удалось», – совсем буднично произнёс он.

«Где была эта небесная канцелярия?» – спросил пастор как можно непринуждённее.

«Разве господин пастор не знает, где небесная канцелярия?» – спросил в ответ Юрка.

Из сего ответа пастор заключил, что с Юркой бессмысленно разбирать дела веры, поэтому сказал:

«Эти объяснения увели бы нас слишком далеко. Вернёмся лучше к нашему делу. Ты сказал, что хочешь похоронить свою жену. Однако ни тебя самого, ни усопшей нет в моей ревизской сказке. Откуда ты родом?»

Юрка сказал, откуда, и даже показал пастору какое-то удостоверение личности, из которого тот сделал для себя пометки. Таким образом, всё оказалось в порядке, и Юрка мог предать свою старуху земле. Но прежде, чем он ступил за порог, пастор подошёл к нему, положил ему на плечо руку и сказал:

«Чадо возлюбленное! Это очень хорошо, что ты рассказал мне, кто ты есть, но не рассказывай об этом каждому, потому как люди не верят, что им говорят, они поднимут тебя на смех. Это вещи духовные, а так как я духовный пастырь, то я их понимаю. Но в искупление ты всё-таки должен поверить, если желаешь обрести спасение. Теперь ступай с миром, поскольку жена твоя ждёт тебя в своём гробу».

Юрка вышел в дверь. Ему стало жаль пастора и досадно за его последние слова, поскольку ими тот обнажил свою неискушённость и неразумие. Рассуждает о вещах духовных, когда перед ним наяву стоит Юрка, сам Ванапаган во плоти! А как ничтожно мало он знает о его старухе! Жена ждёт! Юрка мог бы расхохотаться над неискушённостью пастора во всё горло. Лишь в одном он был согласен с пастором: не стоит рассказывать о своих делах людям – они так и так не поверят. Даже пастор не поверил, Юрка это знал.

А вообще-то, теперь дело было в шляпе и хозяйку Чёртовой Дыры похоронили, как подобает – и в колокол позвонили, и всё такое. Единственным изъяном во всей церемонии было то, что гроб был заколочен гвоздями, так что ни один посторонний не увидел, какое лицо было у покойной после смерти. Юула обосновала это тем, что покойница якобы подурнела, поэтому Юрка не хочет её показывать. Это взволновало умы ещё больше: захотели непременно увидеть, насколько подурнела старуха из Чёртовой Дыры после смерти. Но Юрка оставался твёрд: крышка гроба была раз и навсегда приколочена длинными гвоздями, так закрытой и осталась.

Но вскоре после похорон повсюду заговорили, что Лизете умерла не своей смертью. Особенно усилились слухи, когда Юула родила двойняшек: она, должно быть, и есть та, что угробила старую хозяйку, чтобы занять её место. Юрка же либо ничего не знал, либо помог сокрыть преступление. Потому-то и крышку гроба приколотили раньше времени. Теперь припомнили и сгоревший сенник, и странную гибель батрака, и захотели узнать, что вообще творится у этого нового Ванапагана в Чёртовой Дыре. Подозрения стали столь очевидными, что, наконец, вмешалась полиция: могилу хозяйки Чёртовой Дыры заново вскрыли. И теперь выяснилось, что тела в гробу не было, лишь камни да земля. Юрку и Юулу взяли в оборот: как они это объяснят? Но они вообще ничего не объясняли, лишь уставились друг на друга.

«Кто положил в гроб землю и камни?» – спросили их.

«Я», – ответил Юрка.

«Зачем?»

«Покойницы не было».

«Куда же она подевалась?»

«Не знаю».

«Так твоя жена умерла или нет?»

«Вроде бы так».

«Ты видел её мёртвой?»

«Пожалуй, нет».

«Кто же видел?»

«Юула».

Тогда взялись за неё и узнали, что хозяйка действительно была мертва и что она обмывала её.

«Что за болезнь у неё была?» – спросили.

«Испуг либо рожа».

«Что так?»

«Взбеленилась».

«Отчего же она так взбеленилась?»

«Что я должна родить от Юрки ребёночка, и что я сказала – авось двойняшки народятся. И, глянь, народились».

«От этого и умерла?»

«Не от этого».

«От чего же?»

«Что днями напролёт хворала, не ела и не пила – ни всухомятку, ни с водой»

«Может, ты не давала?»

«Почему ж я не давала, предлагала каждый день».

Юрка также заверил, что и он предлагал жене еду и питьё, но та ни капельки, ни крошечки не принимала.

«Так что умерла, выходит, с голоду?»

«Вроде бы так», – признал Юрка.

«Но куда ж она мёртвая подевалась?»

«Я обмыла её, положила на лавку и отправилась рассказать Юрке», – поясняла Юула, – «а когда пришли обратно, – у хозяина доски для домовины на спине, в кармане гвозди, – покойница сбежала».

«Где она у вас оставалась?»

«В комнате».

«Когда вы вернулись в комнату, дверь была закрыта?»

«Полуоткрыта», – в один голос заверили Юрка и Юула.

«Вы дверь на замок не заперли, когда из дома уходили?»

«У нас на двери и замка нет, лишь засов деревянный».

«А дверь на засов запирали, когда уходили?»

«Наверно всё же запирала», – сказала Юула, но для уточнения сразу добавила: «А может, и нет, потому как по дороге я подумала: покойница осталась в доме за хозяйку».

«Что сие значит?»

«Ну, что кто же туда пойдёт, если покойница в доме. А чтобы ей было лучше, я и оставила дверь нараспашку, ведь покойники любят прохладу».

«Так что?..»

«Так что я не знаю, что сказать».

«Но что же вы подумали, когда, придя домой, не нашли покойную? У вас не возникло никаких подозрений?»

«Нет», – ответил Юрка.

«Как нет?» – изумились.

«Хозяин сразу сказал: эта прямиком в ад отправилась», – растолковала Юула.

«Так оно и было», – дополнил Юрка со своей стороны. «Моя старуха не хотела ложиться в землю, боялась – отправят потом оттуда в рай. Поэтому всегда обещалась прямиком в ад сойти. Ну, теперь и сошла, а как же иначе».

«А почему вы сразу не донесли об этом в полицию?»

«Побоялись», – ответил Юрка.

«Чего побоялись?»

«Что подумают незнамо чего да начнут досаждать, не поверят».

«Ты сам-то веришь, что твоя старуха отправилась прямиком в ад?»

«Вроде бы так».

«Встала со смертного одра, да и пошла, так?» – подивились.

«Почему нет. И пастор в церкви сказал, что мертвые восстанут из могил, так почему бы моей старухе не суметь восстать, если она померла. А она всяко померла, иначе бы Юула её ни в жизнь мыть не стала».

«Я обмыла её собственными руками», – заверила Юула.

«Тогда она непременно померла, иначе бы не позволила себя мыть», – заверил и Юрка.

«Ещё ведь не было Судного дня, чтобы мёртвые восставали из могил», – попытались возразить Юрке.

«Для моей старухи авось был», – сказал тот.

Так, с одной стороны, стало ясно, что с Юркой спорить бессмысленно. А с другой стороны, Юрка понял, что чиновники ничего не знают и ничего не понимают. Расскажи он им, кем была его старуха, и кто он сам такой, зачем явился в Чёртову Дыру, – даже это было бы бесполезно. Быть может, когда-нибудь он и откроет им глаза, но не сегодня, так как видит, что они ему не верят.

«Быть может, перед домом были видны следы зверя, когда вы пришли домой?» – спросили напоследок.

«Какого зверя?» – спросил в ответ Юрка.

«Всё равно, какого зверя. Были вообще следы?»

«Когда добрались домой, было темно», – пояснила Юула. «Ночью выпал снег и выла вьюга, утром и от наших-то следов ничего не осталось».

«Так что вечером вы следов перед домом не видели?»

«Нет», – ответил Юрка.

«Я же сказала, что было темно», – пояснила Юула.

«Но если ты подумал, что старуха отправилась прямиком в ад, то мог бы пройти по её следам», – сказали Юрке.

«По дороге в ад следов нет», – ответил Юрка.

«Почему ты так думаешь?»

«Иначе бы ад давно отыскали».

С этим были все согласны: нет по дороге в ад следов, ступай хоть прямиком, хоть через могилу. Даже если бы отправился прежде через рай, всё одно отсутствуют следы. Поэтому на сей раз расследование закончили. Вопрос был ещё в том, брать Юрку и Юулу под стражу или нет. Наконец, решили оставить их на свободе, поскольку полученные в отношении них от Антса и других людей сведения позволяли полагать, что хотя у дела и есть привкус преступления, однако едва ли кто-то из этих двоих совершил злодеяние. К тому же Юрка должен был отправиться к Антсу, а там могли за ним доглядеть, пока не прояснится вся эта история. И Юула со своими двумя малютками никуда в зимние холода из Чёртовой Дыры не денется. Другое дело, когда придёт весна со своими тёплыми дождями, свежей травой и прохладными ветерками. Но к тому времени всё, быть может, прояснится – снег выдаст свои секреты.

Озабоченность ещё вызывала раскопанная могила на кладбище. Что с ней делать? Опустить в неё обратно пустой гроб и потом закопать? Может, сделать это без гроба? Или оставить могилу раскрытой до весны, когда дело, быть может, прояснится? Набожные люди полагали, что гроб следует снова опустить в могилу, а могилу закопать. Потому как над гробом уже, как положено, и в колокол позвонили, и Писание почитали – чего же ещё. Освящённый гроб годится лишь в освящённую землю, и никуда более. Но другие толковали, что если звон колокола и слово Господне освятили гроб, то они освятили и эту землю с камнями, что заменили труп – тогда землю с камнями следует оставить в гробу. Им возражали, что землю и камни нельзя оставлять в гробу, так как они были жульничеством. А его следует удалить из земли освящённой. Но теперь вопросили: может ли жульничество ещё таковым считаться, если оно освящено? Ибо не только над гробом позвонили в колокол, но и над землёй с камнями, что в гробу. Здесь набожные люди не нашли уже единогласного ответа. А чтобы разрешить дело по справедливости, следовало почитать толстые книги и провести исследования. Но так как и в священных книгах мнения расходились, то всё разрешение вопроса отняло уйму времени.