Музыка Гебридов

Амелия со смешанным чувством наблюдала, как он порой ворошил свои волосы и кривил губы, будто ему было больно говорить.

– Что дают сожаления? Очередную дыру в сердце да душевные раны. Я полагал, что с годами всё забудется. К тому же я не планировал выжить там, куда отправился на вшивом торговом судёнышке с кучкой набожных лютеран. На дальних берегах повсюду лишь опасности подстерегали. С одной стороны воинственные коренные племена, а с другой – проклятые французы, с которыми тоже приходилось считаться. Ты даже не представляешь, какие ужасы предстают перед глазами путника на длинной дороге от злополучного Роанока до земель потаватоми!

Капитан утёр рукой глаза и вздохнул так тяжело, что Амелии показалось, будто эту тяжесть он нёс с собой на протяжении всех семи лет.

– Несколько десятков раз я был близок к смерти. Так близок, что порой мне хотелось умереть, и я ждал смерть, как давно потерянного друга. Но у судьбы свои причуды. Оказавшись в милости у вождя мохоки, я выжил. Они вылечили меня, вернули голос, и я иначе взглянул на некоторые аспекты своей жизни. Я перестал, наконец, бежать, сломя голову, от цивилизации и её разрушительной силы. Я взглянул на жестокость, распространявшуюся по Америке, как чума, на несчастных индейцев, которых всё дальше и дальше оттесняли с их законных земель, и понял вдруг, что должен потратить силы не на поддержание этой жестокости, а на создание чего-то правильного и справедливого. Не так уж сложно оказалось отыскать себе союзников. Это были такие же одинокие и разочарованные люди, как и я. Они поддержали меня, стали моей новой семьёй, и я поклялся никогда не подводить их. Я вернулся к берегам Британии с надеждой, что сумею отыскать на земле своих предков достойных людей, тех, кто доверится мне и попросит помощи. А через несколько лет о Диомаре и его ловкой команде знали все – от последнего пастуха на Гебридах до

королевского двора. Разумеется, Георг ничего не заподозрил. Он слишком плохо разбирался в людях, чтил память о моём отце и ценил моё молчание… Думаю, оно его даже забавляло. Я долго собирал людей и ресурсы для обратного путешествия, однако война перевернула все наши планы. Пришлось стать осторожнее и тише. Скоро «Полярис» сильно пострадал, и не осталось средств, чтобы вернуть его на воду, тогда я отчаялся и обратился за помощью к твоему дяде… Благороднейший человек! Но такой несчастный! Он волновался за тебя, ибо предрекал свой скорый уход. Он доверил мне свои богатства… и твою жизнь.

Внезапно он вынырнул из темноты, словно соскользнувшая тень, неумолимой тяжёлой поступью приблизился к девушке и остановился прямо перед нею. Глядя на него, Амелия неожиданно подумала о том, что при любых иных обстоятельствах она уже принадлежала бы ему. Один его острый взгляд стоил всех усилий противостоять его власти, его несгибаемой воле. О чём бы он там ни говорил, в чём бы ни каялся – он всё равно был сильнее, потому что однажды её душа уже потянулась к нему и, кажется, с тех пор так и не вернулась.

– Ты говоришь, что я свёл тебя с ума, но ведь всё как раз-таки наоборот, – произнёс он сурово, затем коснулся пальцами её подбородка и заставил взглянуть ему в глаза. – Честно говоря, в глубине души я надеялся, что ты уже вышла замуж, что ты любима кем-то другим… Но твой дядя забрал у меня эту надежду. Амелия, я не хотел тебя любить, этому я сопротивлялся до последней минуты, клянусь! И всё же, как только ни старался, ты заставляла меня хотеть тебя ещё сильнее. Ты притворилась, будто забыла меня, да, пташка? Забыла своего несчастного скромного друга Томаса? Я думал, что, оставив тебя в покое, позже сумею с лёгкостью вычеркнуть из своей жизни. Я не собирался ничего рассказывать, предпочёл действовать жестоко и твёрдо, я бы спокойно уплыл… но один твой прыжок со скалы решил всё! Когда тем дождливым утром ты появилась здесь, я глаз не мог оторвать от тебя! В тот момент ты принадлежала океану больше, чем я сам когда-либо, и я понял, как заставить тебя вернуться к жизни. Но только вот силы не рассчитал. Ты слишком сильно привязалась к Диомару, совершенно позабыв о Томасе.

– Вы играли в эту игру так же, как и я, – прошептала Амелия с трудом.

Её дыхание сбилось, потому что он находился слишком близко. От его речей у неё в горле пересыхало, а сердце начинало судорожно колотиться. Амелия сумела вздохнуть лишь тогда, когда его пальцы в последний раз скользнули по её коже, и он сам отстранился с неясным выражением недовольства на лице.

– Я перестал разделять реальность и вымысел, сударыня, – произнёс он с тоской. – Чем ближе вы были ко мне, тем больше боли я желал причинить. Это сумасшествие, но именно так я и поступал с людьми последние несколько лет!

Так было проще существовать, никому не подчиняясь. Привязанность к вам лишила меня рассудка и здравомыслия. Я не знал, что делать. Я срывался и снова бросался к вам, а потом вдруг вспоминал, что я – уже вовсе не я, а кто-то другой, и его вы презираете… Господи, что же я с нами сотворил?

Один шаг, и он уже вплотную стоял перед нею. Его одежда пропахла океаном и ледяным солёным ветром, Амелия всё это почувствовала. Зато прикосновение оказалось обжигающим и властным. Когда его ладонь легла ей на затылок, Амелия и не сообразила увернуться, лишь замерла на месте. Перед лицом внезапно сверкнули его серые глаза, и тяжёлое дыхание коснулось её пылающей щеки.

– Один поцелуй! Дай мне только один поцелуй перед тем, как всё закончится, и мы, наконец, проснёмся от этого кошмара, – прошептал он почти яростно в дюйме от её губ. – Неужели я многого прошу?

И как она могла отказать, если её саму так неотвратимо тянуло к нему, несмотря на всю боль, что он ей причинил, и гнев, который она испытывала из-за его лжи? Он наклонился и прижался сомкнутым ртом к её губам, и неожиданно она ощутила привкус собственных слёз. Но какой же это был жестокий и собственнический поцелуй! Когда Амелия, ошеломлённая и дрожащая, невольно сделала очередной вдох, он поцеловал её снова, чуть сильнее надавив рукой на её голову. А после его длинные пальцы успокаивающим жестом погладили вьющиеся локоны, рассыпавшиеся по её спине, и ещё раз, и ещё. И вот тогда Амелия осознала, что после этого поцелуя никто и никогда уже не сможет подарить ей подобных ощущений. Этот человек украл её у других, эгоистично украл, и окончательно разрушил её для любого из мужчин.

Амелия непроизвольно лизнула губы, когда он медленно отстранился. Она взглянула на Стерлинга и в который раз поразилась бесстрастному выражению его лица. Всё верно, он сумасшедший, и признался в этом. Он заперт в своём собственном непостижимом мире, там, где ей не было места. Где никому не было места. И пусть его близость до сих пор волновала, пусть даже его самый мимолётный и жестокий взгляд заставлял её трепетать, она поняла вдруг, что не имеет право позволить себе простить его. А между тем её губы горели после поцелуя.

– Через несколько дней до Виндзора долетит новость о том, что у западного побережья были найдены обломки пиратского судна, как и изуродованное тело Диомара, – изрёк он несколько апатично, всё ещё глядя на девушку. – Он исчезнет вместе с кратковременной славой. А вы прибудете в Англию с прискорбной вестью о том, что ваш муж тяжело заболел и скончался по дороге. Они пожалеют вас, сударыня, уж поверьте. Халсторн позаботился обо всех документах, я возместил ваше приданое с лихвой. К тому же с вами остаются Биттон и Дарнли! Ни вы, ни Джон ни в чём не будете нуждаться… Замечу, что у этого мальчика явная тяга к военному делу. Он станет отличным офицером, если вы ему поможете.

До неё не сразу дошёл смысл его слов, но вот, прошла решающая минута, и Амелия покорно опустила глаза, уставясь в пол. Стерлинг вышел вон, не проронив больше ни слова, и она уже не увидела того несчастного взгляда, который он послал ей перед уходом.

***

Казалось, будто наверху стояла гробовая тишина, но Томас прекрасно видел каждого из команды со своего места, на палубе полуюта. Несколько минут назад его матросы побросали свои дела, чтобы проводить долгими взглядами Амелию и её сопровождение. Некоторые бормотали что-то себе под нос, другие, не стесняясь, благодарили Бога за то, что Он избавил их от сумасбродной девицы, посмевшей поднять оружие на их капитана. Сам Диомар бесстрастно наблюдал, как только что поднявшуюся на палубу девушку встретили младший брат и нянька (до чего же нервная и шебутная дама!), затем Мегера проводила всех троих на берег. Там, недалеко от песчаной полосы, в самом удобном месте находилась деревенская повозка, которую Стерлинг вызвал из ближайшего поселения.

Томас скривился от внезапного неудобства, его плечо всё ещё сильно болело, и левой рукой он старался не шевелить. Но ему наносили раны и похлеще. Все они затянулись со временем.

Солнце скрылось за тучами, и стало прохладнее, но он до последнего не отрывал взгляда от жены. Вот так, в мнимом спокойствии команда «Полярис» проводила Амелию, смирившись с решением капитана судна – никакой казни, разумеется, и не планировалось. Девушка просто сошла на берег.

– Вот и славно, – ворчал кто-то из мужчин, – пусть лучше так! От этой рыженькой одни неприятности! Горные кланы всегда оставляли после себя разруху да кровь.

Однако нашлись всё же и те, кому её уход не пришёлся по душе. Молодой лоцман Жеан, болтаясь на вантах, был мрачнее тучи, наблюдая за девушкой, спускающейся по трапу к высокому деревянному причалу. Старик Скрип молчал, с досадой поглядывая то на берег, то на своего капитана, и сжимал в руках свою шапочку моряка.

Амелия так ни разу и не обернулась, покинув палубу. Но Стерлинг видел, как крепко она сжимала руку Магдалены, как опиралась на неё, будто ей было тяжело идти. «Ничего, скоро она вернётся домой и сможет отдохнуть, – отчаянно успокаивал себя капитан. – Она наберётся сил и сможет обо всём забыть». За подобные мысли он себя люто ненавидел. Но близилось время отплытия. Когда Мегера возвратилась на корабль, её глаза метали молнии. Она молчала, хотя Томас готов был поклясться, что ей многое хотелось высказать. После того, как его рану обработали, и он пришёл в себя, первая помощница отчитала его, как последнего школяра. Никогда ещё он не видел её такой злой. Жаль, что Амелия так и не узнала, как яростно Мегера защищала её честь.

– Прикажете поднимать якорь, капитан? – как ни в чём не бывало, спросила пиратка, поравнявшись с ним на палубе.

Их взгляды пересеклись, и всё, на что ему хватило сил, лишь кивнуть в ответ. Мегера крикнула, чтобы поднимали трап, а после уже тише произнесла:

– Скоро всё станет, как прежде. Нужно только потерпеть.

Её слова эхом отдались у него в ушах. Стерлинг взглянул на опустевший берег, на волны, омывающие песок, и его сердце вдруг заныло. Тоскливо, жалобно, как после долгой разлуки с матерью, когда наяву кажется, словно её протяжная колыбельная слышится где-то вдали. Капитан подошёл к левому фальшборту и с силой сжал планширь пальцами. Томас уцепился взглядом за следы телеги на берегу, уходящие вдаль, за зелёные холмы. Он не услышал свиста одного из своих матросов. В мыслях он неожиданно оказался вдали от «Полярис».

Вот-вот судно отчалит, и тогда уже серые берега островов окажутся потеряны для него навсегда. Он никогда больше не вернётся на землю своих предков. Его влечёт другая культура, далёкая цивилизация, принявшая его тогда, когда он больше всего в этом нуждался. А что Амелия? Однажды она сумела

притвориться, что не знает его, и теперь сможет. Стерлинг убеждал себя в этом каждую секунду с тех пор, как украл у неё последний поцелуй и решил подарить свободу.

Откуда тогда возникло это обжигающее чувство неполноценности и опустошения? Так же, как было там, в кубрике, под отчаянным пронизывающим взглядом его бедной пташки. Она упорхнула от него, наконец, а он-то надеялся, что без неё снова обретёт над собой контроль и возрадуется, ибо ничто более не способно отвлечь его от грядущей миссии. Но сейчас он стоит на палубе своего любимого судна и понимает, что протянул руку не к райским вратам, а куда-то, где было темно и одиноко. И там не было её!

Его команда рядом, галеон ожидает отбытия недалеко отсюда, и всё готово для возвращения в Новый Свет… а он не может отвести глаз от того места, где только что скрылась деревенская повозка! Стерлинг вдруг понял, что его руки дрожат, и взглянул на них, будто они были чужие. Мегера окликнула его, а он не отозвался.

Он дал Амелии свободу в надежде, что однажды сам от неё освободится, но разве могла целая Атлантика заставить его позабыть? Он не смог забыть семь лет назад и каждый раз с тоскливой нежностью вспоминал её, даже когда грозила смертельная опасность. И именно сейчас он понадеялся, что ему хватит прежней воли от неё отречься? Она уже принадлежала ему. Его маленькая подружка, его раненная пташка… дикарка из древнего рода МакДональд.

Его ожидали дивные прохладные леса Америки, бескрайние просторные земли и невообразимые обещания свободы и достатка… И Стерлинг с ужасом подумал: «Да разве всё это могло заменить её?»

До конца своих дней прожить без неё и умереть, не взглянув на неё в последний раз?

Он обернулся к команде, к морякам, доверившим ему свои жизни, и холодный ветер хлестнул его по лицу. Когда Мегера, разговаривавшая в это время со старым пиратом, взглянула на капитана, на её загорелом лице отразилось непонимание, но в следующую секунду, едва Стерлинг буквально слетел с палубы юта вниз, промчавшись по трапу, она истошно прокричала его имя. Уже был поднят якорь, приготовились поднять также и все паруса, но «Полярис» ещё находился вблизи причала. Судно слегка покачнулось, и в этот самый момент Стерлинг перемахнул через левый фальшборт и прыгнул на причал, ловко приземлившись на ноги. Его сапоги с грохотом ударили по дереву, на шум сбежалась вся команда. Опираясь на ограждения, Мегера звала капитана по имени, но он уже умудрился проскользить по доскам и в самом низком месте спрыгнуть на песчаный берег. Пиратка в отчаянии прикрыла рот рукой и взглянула на мистера Скрипа, приблизившегося к ней. Они оба вдруг осознали то, о чём другие члены экипажа даже не догадывались.

Стерлинг бежал по берегу с той стороны, где песок соприкасался с почвой больше всего. Он знал, что, сумев перебежать вовремя крошечную бухту, мелькающую впереди меж скал, обязательно догонит повозку, колесившую в это время выше и севернее, над берегом. Он всегда бегал быстро, умел верно восстанавливать дыхание и не уставать, но теперь он мчался так, как никогда прежде. Даже в те мгновения своей жизни, когда смерть преследовала его по пятам. Особенно теперь, превозмогая дикую боль в плече.

Океанский ветер стих и изменил направление, волны вдруг зашумели, словно обезумевшие, затягивая в свою тёмно-синюю бездну всё до последнего мелкого камушка. От напряжённого бега Стерлинг взмок, его тело до кончиков пальцев пылало, будто в огне, и никакая морская волна не смогла бы погасить это пламя. А в голове лишь одна единственная мысль мелькала: «только бы успеть, только бы вовремя успеть, всё остальное уже не важно!»

Когда неожиданно из-за поворота, за самой дальней грядой чёрных скал, нависших над береговой линией, показалась мелькающая серая точка, с его раскрытых сухих губ вместе с рваным горячим дыханием сорвался болезненный стон. На одно мгновение он помедлил, будто бы не веря собственным глазам, а затем рванул вперёд, оттолкнувшись от песка. Он потерял повязку, что держала его левую руку, и боль стала почти невыносимой, но ему было всё равно.

Серая точка быстро превратилась в серое платье в обрамлении огненно-рыжих волос, и, когда Томас сумел разглядеть бледное лицо своей жены, бежавшей к нему, ему захотелось отпустить все эти пугающие, давящие на него чувства и зарыдать.

Амелия бежала, высоко подняв юбку, буквально вцепившись в стёганую ткань. Она была без редингота, и Стерлинг видел, как рукава белой рубашки соскальзывали с её плеч, обнажая ровную бледную кожу. Босая, запыхавшаяся и растрёпанная она неслась навстречу, пытаясь поймать его взгляд, а когда это случилось, она всхлипнула и разрыдалась. И именно в тот момент, когда их разделяли всего несколько шагов, Томас едва не упал на колени, но успел подхватить Амелию, бросившуюся в его объятья, и прижать к себе её дрожащее тело.

Так вот, каково это – ощущать истинное счастье! Обнимать её, прильнувшую к его груди, чувствовать, что она стремилась к нему так же, как и он к ней! Однажды он решил, что никогда больше не доверится женщине, не позволит пошатнуть его закрытый мирок, и смирился с этим. Он бы так никогда и не узнал, что способен полюбить, а ведь он был молод, и его сердце изнывало от желаний, присущих любому нормальному мужчине. И он пожелал её, маленькую раненую пташку, и отпустить уже не смог.

Глава 26. Пепел над водой

В сгущающихся вечерних сумерках эта Богом забытая бухта показалась Амелии куда мрачнее. Несмотря на столпотворение на берегу, на нагруженные пассажирами и всяческим барахлом шлюпки, здесь было дико и неприглядно. Совсем не как днём, когда океанские воды казались прозрачными, и близ берега виднелся каждый риф и камешек. Со стороны подъездной дороги, в этой темноте, развеянной лишь несколькими фонарями, нелегко было рассмотреть пиратский галеон. Но вот, не позже, чем через час, Амелия и её скромное сопровождение, ютящееся в шлюпке, уже могли разглядеть и носовую фигуру корабля, и орудийные порты нескольких бронзовых пушек, и входной люк у правого борта.

Казалось, передвигались они, словно во сне. Время неслось неумолимо быстро с той самой минуты, как капитан изменил своё решение и отдал приказ доставить супругу на галеон. Амелия чувствовала, что действовала механически: то собирая вещи, то прислушиваясь к чужим разговорам. В один миг она вдруг обнаружила себя посреди всеобщей суеты и осознала происходящее, будто очнувшись ото сна. Её муж был пиратом Диомаром, и вся его команда готовилась к отплытию в Новый Свет, спасаясь от оков британского правительства; её младший брат Джон жив и здоров, и теперь держит её за похолодевшую руку, не отпуская ни на секунду; и она – последняя женщина из рода МакДональд – перешагнувшая через собственное безумие, оказалась среди маленького бунтующего общества.

Этой ночью океанский ветер был неумолим, принося с собой водяную пыль, колючую, будто крошечный град. Стоя на палубе полуюта галеона «Сан Батиста», Амелия стянула с рук перчатки и отдала их Джону, иначе его пальцы совершенно окоченели. Сердобольная Магдалена, несмотря на всяческие протесты мальчишки, укутала его в тёплую шаль. Пока выбившаяся из сил нянька покрывала проклятьями «несчастных безбожников» (приспешников Диомара), на чём свет стоял, Амелия разглядывала прибывших за ними пассажиров и команду корабля. Здесь находились и старики, и женщины с детьми, разговаривающие на разных языках. Девушка успела увидеть и цыган, и барбе́ров, даже нескольких протестантов-гугенотов. Все они, до сего дня, скрывались на Гебридских островах, в ожидании своего маленького «исхода». Амелия прищурилась в поисках знакомых лиц, но Мегера и мистер Скрип были настолько заняты, что даже не смотрели в её сторону. Многие другие, чьих имён она так и не запомнила, иногда бросали на рыжеволосую девушку недовольные косые взгляды. «Они ещё не скоро забудут, что я ранила их капитана», – с тоской размышляла она, потирая озябшие плечи.

Как-то совершенно неожиданно известили о полной готовности отчаливать. Ктото громко засвистел, а затем послышался громкий голос Альварадо и его приказ поднимать якорь. Амелия крепче сжала руку брата, и они оба подняли глаза к бизань-мачте. Зашелестели и надулись паруса, заскрипел штурвал, и вскоре, под громогласный звон судового колокола, судно закачалось и тронулось.

Джон тут же бросился к перилам возле ближайшей шлюпбалки и подозвал сестру. Теперь им всем оставалось лишь одно – с тревогой или же восторгом наблюдать за тем, как всё мельче и мельче становились берега острова Гаррис. Амелия тяжко вздохнула и приобняла за плечи свою бедную бонну. Магдалена не могла сдержать слёз, и теперь горячим шёпотом читала на гэльском молитву.

Сочувствующим жестом Амелия осторожно погладила её по волосам, спрятанным под чепцом.

– Разве вы не будете скучать по своей родине, милая? – бормотала Магда, утирая слёзы. – Сколько бы горя мы здесь ни пережили, хорошее тоже случалось.

Амелия не нашлась, что ответить. Она взглянула на брата, который с восторгом всматривался в бьющие о медную обшивку галеона тёмные воды, затем на собравшихся на верхней палубе незнакомцев. В последний раз посмотрев в сторону удаляющегося берега, девушка внезапно подумала о герцоге Камберлендском. Однажды она поклялась убить его во имя своего отца, а теперь убегала, так обещание и не исполнив.

«Но скоро, я это точно знаю, скоро судьба его настигнет, он будет лежать на пороге смерти, и тогда вспомнит о мятежном горном клане, – представила она с неким упоением. – Если не я, так Господь его покарает. И он будет гореть до скончания времён за всё, что с нами сделал… Верно, папа?»

Из мрачных раздумий её вывело прикосновение к руке: Джон быстро одёрнул сестру и кивком головы указал в ту сторону, где находился штурвал. Вокруг неожиданно установилась какая-то тягостная пугающая тишина. Смолкли голоса матросов и пассажиров, даже дети притихли. Амелия обернулась вместе со всеми и увидела, что на широкую палубу полуюта в сопровождении Альварадо и ещё троих незнакомцев ступил сам капитан.

Казалось, будто люди умолкли, оцепенев от тревоги или страха, но в свете покачивающегося кормового фонаря было ясно, они лишь встречали хозяина галеона в смирении и почтении. Амелия не видела мужа с той минуты, как он велел ей вернуться к нему. Именно так, никак иначе. Это был приказ, отданный на диком берегу, свидетелями которому стали лишь чайки в небе да беспокойные волны. Но тогда, едва он поймал её в свои объятья, она успела ощутить отчаяние и боль, которые он так стремительно попытался скрыть за маской суровости. Да, он всё ещё не простил ей удара в сердце, а она и подавно не могла простить ему обман… И всё-таки они оба сбежали тогда на берег, чтобы, наконец, осознать – друг без друга они жить не смогут.

«Я люблю его, и это бесспорно, – подумала Амелия внезапно, когда в воцарившемся молчании Стерлинг встал перед толпой пассажиров. – Но мы будем мучить друг друга, пока один из нас не сдастся первым. Он всегда был так самоуверен! Видимо, считает, что я прибегу к нему, потому что он здесь капитан и хозяин? Значит, он плохо меня знает».

Благо, ещё не накрапывал дождь, уставшие пассажиры оделись достаточно тепло, и на верхней палубе было вполне светло, благодаря фонарям. Прохаживаясь по-хозяйски и сцепив руки за спиной, Стерлинг внимательно осматривал каждого, кто находился перед ним. Амелия невольно следила за их реакцией. Женщины в смущении отводили взгляды, а те, что помоложе, не скрывали внезапных улыбок, когда капитан становился рядом. Половину его лица всё ещё скрывал платок из плотной чёрной ткани, видны были лишь внимательные серые глаза. Когда он заговорил, когда его голос прозвучал в угасающих сумерках, Амелия и вовсе вздрогнула, словно впервые его услышала. – Benvenuto a bordo! – произнёс он с насмешкой. – Полагаю, уважаемые дамы и господа, вам уже известно, кто я такой. За сим мне нет нужды представляться. Однако я так и не успел познакомиться с каждым из вас лично. Спешу заверить, у нас ещё будет такая возможность. «Сан Батиста» корабль быстрый и прочный, поэтому примерно через двадцать пять дней, если же некоторые факторы нам не помешают, мы достигнем берегов Мэриленда. Разумеется, никто не ожидает нас на чужой земле с распростёртыми объятьями, но не беспокойтесь! Причин для волнений нет! Никто не заставит вас сдаваться в плен французам или же незамедлительно подписывать бумагу на договорное рабство. Вы не будете работать на местных богачей, вспахивать их землю, загибая свои спины. И всё же мы не станем оседать в Мэриленде, где основную часть населения уже более сотни лет составляют английские католики…

По палубе прошёлся шёпот и недовольные разочарованные вздохи. Даже Магдалена вдруг угрюмо насупилась.

– Мы создадим собственную колонию и, благодаря поддержке племени поухатан, которые довольно мирно относятся к дружественным народам, доберёмся до следующего места дислокации.

Он говорил громко и складно, и весёлые искорки в его глазах, принадлежавших скорее шкодливому мальчишке, чем опытному моряку, не могли утаиться от присутствующих. Даже в его слегка охрипшем голосе ощущалась некая весёлость. Амелия невзначай подумала, что он упивается вниманием публики каждый раз, как приходится к ней обращаться.

– Надеюсь, дамы и господа, что вы не боитесь ступить на чужой берег и встретиться с краснокожими лицом к лицу? – продолжал Стерлинг. – Уверяю вас, при должном обращении они ведут себя вполне мирно…

– Ха! Вполне! Красивое слово! – воскликнул один из мужчин в чёрной остроконечной шляпе. – Я много слышал о пропавших колониях, численность которых насчитывала более двухсот человек! Куда они делись, если не индейцы приложили к этому свои руки? А нас сколько? Меньше сотни!