Музыка Гебридов

– Что ты делаешь?! А ну брось клинок, дура! – крикнул капитан, на что она лишь яростнее завизжала.

Томас приготовился к уклонению, когда она снова кинулась к нему с диким воплем и проклятьями. Он успел увернуться, и Амелия налетела на стол. Острие клинка вонзилось в дубовую поверхность. Уловив момент, пока она пыталась вытащить своё оружие, мужчина молниеносно подскочил и, схватив за талию обеими руками, попытался оттащить её прочь. Амелия закричала, но выдернула нож, глубоко засевший в дереве. Яростно размахивая им, она пыталась повернуться и достать до Стерлинга, однако он спешно перехватил её правую руку и попытался разжать пальцы, вцепившиеся в толстую рукоять.

Они оба тяжело дышали, капитан рычал от напряжения, ведь она не сдавалась и вырывалась, будто в неё бес вселился. В следующий миг девушка так оттолкнулась, что вместе с ним едва не налетела на комод. Вместо этого они оба врезались в стену, и Амелия больно ударилась плечом, едва себя не порезав. Стерлинг попытался отвести руку с клинком за её спину, чтобы она не поранилась, но Амелия вскользнула из его хватки. Через секунду она уже стояла к нему лицом, и её обезумевший взгляд обжёг Томаса до самого сердца.

Когда он отпустил её руку и попытался отступить, в каюту ввалилась Мегера и ещё трое матросов, среди которых были лоцман и старик Скрип. А после всё случилось, словно в самом кошмарном сне. Мегера истошно закричала.

Закричала так, как не кричала, даже когда много лет назад её пытались казнить на родине. Только что перед нею Амелия кинулась к капитану и вонзила в него клинок.

Лезвие вошло глубоко и плавно куда-то ниже левой ключицы. Амелия отпустила рукоять и отскочила, с отчаянием прижавшись спиной к стене. Сознание медленно покидало её, но она видела, как ужас отразился на бледном лице Стерлинга. С каким пугающим бесстрастием он взглянул на клинок, торчащий из него. И как, с трудом сглотнув, он прошептал что-то, затем внезапно упал на колени. Его серые глаза наполнились слезами, и в тот самый момент к нему бросились мужчины, удержали его от падения и подхватили под руки. Мегера кричала, чтобы его унесли и как можно скорее позвали араба-лекаря, а сама прижимала руку к груди Стерлинга, горячо шепча ему продолжать дышать и смотреть на неё. Старик Скрип призывал товарищей поторапливаться, затем вышел вместе с ними за дверь.

Амелия стояла, привалившись к стене и уставясь невидящим взором перед собой. Когда Мегера приблизилась к ней, она мельком заметила кровь на её ладонях. Женщина со всей силы ударила её, да так, что девушка свалилась на пол, а голова дёрнулась, словно у марионетки.

Мегера ничего не сказала, ни слова не произнесла. Она вылетела из каюты и захлопнула за собой дверь. Вокруг снова воцарилась тишина. И хотя на палубе возмущённо загалдели пираты, Амелия этого не услышала. Она лежала неподвижно, прижимаясь щекой к холодному деревянному полу, и ничего больше не чувствовала.

Примечание к части

[18] Комета Галлея – яркая комета, возвращающаяся к Солнцу каждые 75—76 лет, в 1759 году была видна невооружённым глазом примерно до начала июня.

Глава 25. Лицом к лицу

Amor non est medicabilis herbis

Нет лекарства от любви

***

Сколько именно времени она провела в каюте капитана, Амелия даже не предполагала. Время для неё стало мерой относительной. До того глубоко она провалилась в это тягучее парализующее состояние тихого безумия, что не заметила даже, как зашумел экипаж «Полярис» на палубе. Как возмущались они и негодовали, увидав своего истекающего кровью капитана на носилках. Откуда же ей – обезумевшей от горя и несправедливости – было знать о том, с каким трудом Мегере удалось унять разозлённых пиратов и удержать их подальше от двери его каюты? Как они грозились вломиться внутрь, вытащить «проклятую рыжую ведьму» под ночное небо и жестоко наказать за то, что она сделала с их обожаемым предводителем.

В какой-то момент Амелия всё же ощутила чьё-то присутствие рядом – это пришёл Эрнан де Альварадо. Угрюмый и молчаливый он взял девушку под руку, поднял с пола, на котором она сидела, поджав под себя ноги, и повёл прочь из каюты. На палубе уже царила тишина, пинас лишь слегка покачивало при движении. Ночь казалась издевательски спокойной и холодной. Крепко сцепив пальцы под локтем, испанец провёл девушку вдоль левого борта. На мгновение в темноте ей показалось, будто он хотел столкнуть её в отрытый грузовой люк; на самом же деле мужчина помог осторожно спуститься по крутой лестнице на нижнюю палубу, где ощутимо пахло сыростью и воском.

Он отпустил её перед массивной дверью, над которой висел покачивающийся в стороны фонарь.

– Это единственное пустое помещение в кубрике, – мрачно сказал испанец и открыл дверь. – По крайней мере здесь вы не столкнётесь с крысами, сеньора. Очень скоро мы прибудем к берегам Гарриса.

Казалось, она оставалась глуха к его словам. Девушка не сопротивлялась и не отвечала. Альварадо недовольным тоном пробормотал что-то на родном языке, затем подтолкнул её за порог и запер на ключ. Амелия снова осталась одна. Помещение было небольшое, без каких-либо особых удобств: только пара больших заколоченных ящиков, на которые можно было даже улечься. Через решётку в потолке внутрь проникал лунный свет. А луна этой ночью была яркая.

Постояв несколько минут на месте, Амелия почувствовала, как от усталости её ноги начинают слабеть, и уселась на один из ящиков. Несколько раз кто-то подходил к решётке и пытался заглянуть сверху. Впрочем, обзор не позволял разглядеть её, а лишь краешек юбки.

Кто-то там, наверху, шептался, и звучало это весьма неприятно, но Амелия не в силах была поднять голову. Она сидела неподвижно, обняв себя руками, и, оставшись в тишине, наедине с собственными мыслями, теперь вынуждена была вернуться в ту жестокую реальность, куда забросила сегодня её судьба.

Как же могло выйти так, что она ни о чём не догадывалась? Как же он – её спокойный безголосый супруг – сумел расставить ловушку и обмануть её? Амелия морщилась и тянула себя за локоны при каждом воспоминании о Стерлинге, что вспыхивало в мыслях. Он мог говорить, и он был Диомаром. Он лгал ей и играл с нею, запутывая и заставляя считать себя распутницей. С какой целью? Наказать? За какие такие преступления она должна была

расплачиваться самым жестоким способом? Он мог рассказать ей и раньше, но не сделал этого. Она считала, что он подчинялся Георгу и служил на благо королевства, а на самом деле хитроумно обводил их всех вокруг пальца. Наверняка, он и раньше уводил корабли с ценным грузом из-под носа англичан, притворяясь пиратом. Нет надёжней источника, чем ты сам.

Амелия вздохнула и потёрла кончиками пальцев виски. Он женился на ней ради наследства, чтобы вложить эти средства в авантюру с колонией. Картина стала проясняться, и всё оказалось довольно просто и очевидно. Какой она была дурой! Не смогла распознать в собственном муже человека, за которым порой так пристально наблюдала. Амелия ненавидела себя за то, что оказалась слепа, но в особенности за собственную слабость перед его обаянием. Он сумел околдовать её и заставить поверить, что разбойник Диомар – другой человек. И она купилась. Столкнувшись со свободными людьми, жаждущими, как и она, свежего глотка воздуха и насыщенной жизни, она ослепла и потеряла всякую бдительность. А ведь Стерлинг так убедительно играл роли немого и пирата!

После смерти графа Монтро, когда он снова появился в её жизни, она была холодна и солгала, что не вспомнила его. Отомстил ли он за это? Или причина кроется в ином?

Едва начало светать, Амелия встала и прошлась несколько раз по своей темнице, дабы размять конечности. Сознание понемногу возвращалось к ней, как и понимание произошедшего. Она так и не смогла заснуть. Всё думала о том, как тот злополучный клинок оказался вдруг в её руке, а затем она увидела его в теле Стерлинга. Его чёрное одеяние тогда мигом пропиталось кровью…

На рассвете послышались неторопливые шаги, затем дверь отворилась и внутрь вошёл высокий худощавый араб в чёрном туарегском тюрбане – мужчина преклонных лет с длинной густой бородой, одетый в тёмно-синее одеяние, скрывающее его ступни.

Когда он поклонился и попросил Амелию позволить осмотреть её ушибленное плечо (он очень сносно разговаривал на английском), она и не подумала воспротивиться. Всем своим видом этот старик внушал доверие, а

прикосновения его иссохших рук, похожих на крепкие ветви дерева, оказались тёплыми и успокаивающими.

– Я не чувствую никакой боли, господин, – произнесла Амелия наконец. – Пожалуй, этого уже достаточно.

Закончив осмотр, араб-лекарь поклонился ей снова и отвернулся, чтобы уйти.

– Постойте! Умоляю, скажите мне…

Старик лишь слегка повернул в её сторону голову.

– Он жив? Капитан корабля? Пожалуйста, скажите!

Пусть его ответ был тих и не слишком информативен, отныне Амелия хотя бы знала, что Стерлинг выжил. Лезвие засело глубоко в мышцах, но кровь удалось остановить, а рану вовремя обработать и зашить. Лекарь ушёл, и девушка прислонилась к холодному дереву спиной. Ей хотелось помолиться, однако сил не нашлось даже для этого. Да и трудно было собраться с мыслями и сосредоточиться. В конце концов, единственное, к чему привели долгие размышления – это осознание, что Томас всё-таки выжил. Он жив, и, несмотря ни на что, она искренне была этому рада.

Вторым её посетителем стал мавр, которого прошлым вечером Альварадо назвал Эмиром. Он пришёл, когда сквозь решётчатый люк в потолке уже

проскальзывали согревающие лучи солнца. Амелия в это время почти дремала на ящиках, а когда мужчина вошёл, она очнулась, встретилась с его чёрными глазами и чуть подвинулась, вжавшись в стену. Мавр улыбался, показывая ровные белоснежные зубы, и тихо мурлыкал под нос какую-то мелодию. С собой он принёс угощения на расписном подносе и оставил его в паре шагов от двери.

– Капитан не знать, что я прийти к вам, госпожа. Никто из его людей не знать. Но вы должны поесть, иначе плохо будет, – изрёк он ласковым тоном и поклонился. – Пожалуйста, поешьте.

– П-постойте! Где мой брат? Вы знаете, где мой брат?

Но он только шире улыбнулся, склонил голову ещё раз и вышел вон. Звякнул ключ в замочной скважине, и всё стихло. Амелия лишь взглянула на поднос и вздохнула. Кажется, в глубокой тарелке был бульон, а рядом лежала не самого свежего вида булочка. В серебряном бокале, судя по аромату, находилось подогретое вино.

Она не ощущала голода, пока, наконец, не почувствовала запахи еды, но сумела откусить лишь пару кусочков хлеба и сделать глоток вина. «Он угощал меня вином с пряностями в самый первый вечер, как я появилась здесь, – подумала Амелия с тоской. – Диомар был любезен и дружелюбен. Он хорошо ко мне относился, пока всё не испортилось».

Она нервно засмеялась и вернулась на своё местечко на ящиках. Как странно теперь было разделять двоих мужчин, вокруг которых так долго сплеталась одна единственная нить судьбы. Её судьбы. И всё-таки… Стерлинг или капитан Диомар? А может быть, спустя несколько лет после их расставания он стал кемто ещё? Кем-то, кого она не знала?

Всё это время судно слегка покачивало на волнах, но настал момент, когда внезапно Амелия услышала над собою возгласы моряков, и стало ясно, что пинас причалил к берегу. Следующий гость в её маленьком карцере не заставил себя долго ждать. Когда Мегера вошла, Амелия без труда догадалась по выражению её лица, что женщина вымоталась и не спала ночью. Пиратка суровым взглядом окинула помещение, сняла с головы шляпу и утёрла платком лоб и шею. От неё слегка пахло потом и рыбой.

– Ну и натворили же вы делов, ты и Стерлинг, – протянула она мрачно. – И как же из этого выпутаться?

– Где мой брат?! – Амелия тут же вскочила на ноги. – Он ещё в замке? Ты должна знать!

– Нет, он здесь. Он и эта монашенка, которая называет себя твоей нянькой. На самом деле, я ведь и из-за них сюда пришла. Эй, там! Снаружи! Заходите!

У девушки словно камень свалился с души, едва она увидела Джона и Магдалену. Когда они появились на пороге, Амелия с тяжёлым вздохом бросилась к ним, в их раскрытые объятья. Несчастная Магда принялась лить слёзы и причитать. Мальчик же, прижимаясь к груди сестры, молчал, но она успела заметить, что глаза его покраснели и слегка распухли. Слава Господу, он и любимая бонна теперь были рядом, они были целы и невредимы!

– Ох, дорогая моя, ну как же, как же всё это могло с вами произойти?

– бормотала Магдалена, гладя воспитанницу по спутанным волосам. – Клянусь, я не знала ничего! Мы с господином Джоном ничего не знали, пока Биттон, этот негодяй-заговорщик, не разбудил нас, рассказал о пиратах и велел скорее отправляться в дорогу.

– Вас не ранили? Не причинили вреда? – Амелия прижала ребёнка к себе, погладив по голове. – Умоляю, скажи, что вас не обижали!

– Нет, нет, не обижали! Нас привезли на берег и проводили сюда. Они сказали, что ты на корабле, – мальчик поднял к ней бледное лицо. – Эта женщина сказала, что лорд Стерлинг – пират! О, Амелия, их там так много! Моряков на палубе! И они все злятся. Злятся, что ты на Томаса набросилась и ранила его.

Улыбка на лице девушки померкла. Она осторожно посмотрела на Мегеру, которая тем временем наблюдала за ними из тёмного уголка, и спросила:

– Так они все – часть его колонии? Кто ещё обо всём знал?

– Прислуга из замка. Многие бродяжки из Сторновей. Некоторые жители ближайших поселений, уставшие от серости и бедности. Стерлинг убедил их к нему присоединиться ещё очень давно. Они шпионили ради него, работали ради него… Но суть не в этом, пташка. Члены команды в бешенстве и требуют тебя казнить. Сегодня же.

При этих словах Магда тут же разразилась гневной руганью, а Джон крепче прижался к сестре, нарочно подтолкнув её назад, словно защищая от пиратки. Мегера рассекла рукой воздух, сделав крикливой женщине знак заткнуться.

– По нашему кодексу предателя и любого, кто намеренно покушается на жизнь капитана команды, немедленно закапывают заживо… Да закрой ты уже рот, противная баба! – рявкнула она на Магдалену. – Морские законы не мною писаны! Я пришла, чтобы разъяснить вам факты, и только! Последнее слово всегда за капитаном, понятно вам?

– Значит, если лорд Стерлинг прикажет Амелию казнить, то так и случится? – Джон испуганно посмотрел на женщину.

Магдалена гневно сверкнула глазами. Её белый чепец давно уже соскользнул на спину.

– Этот негодяй не смеет так поступать с моей девочкой! Он лжец, подлая змея! Иуда! Вертел ею, как желал, свёл с ума и запер в этом кошмарном месте. Он и нас обманывал! Я не позволю ему и пальцем к ней прикоснуться!

– Всё будет так, как положено, по законам чести и кодексу нашей колонии. Никто не спросит мнения какой-то там старой девы!

– Ах, что за низкие слова для женщины! Гляжу я на вас и понимаю, милочка, что благочестие и милосердие для вас чужды! А честь моей девочки никого здесь не волнует?!

– Да поймите же вы, наконец, что эти люди зависят от жизни капитана! – нетерпеливо произнесла Мегера. – Их семьи, их надежды и стремления! А его любовные дела не касаются членов команды, и не должны касаться. Для них самое главное – его благополучие… и собственное.

– Она права, – отозвалась Амелия чуть слышно. – Этим людям не я нужна, а Томас. Для них моя жизнь – ничто. Если он погибнет, тогда настанет конец всему, за что они так долго боролись. Без него они пропадут.

Она сделала глубокий успокаивающий вдох, опустилась на колени перед братом и взяла его лицо в свои ладони. Его щёки были холодными после долгой дороги до берега. Красивые глаза были полны слёз, но мальчик не плакал. На секунду Амелия представила, что больше никогда не увидит этого милого лица, не сможет прикоснуться к его густым волосам и потрепать их рукой, не услышит его смеха, и ужаснулась. Но реальность ожидала её там, наверху, вне этой мрачной комнатки, и близилось время, когда она должна будет взглянуть ей в лицо.

– Помнишь, как я говорила, что не оставлю тебя? Помнишь, что обещала никогда не оставлять одного? – Девушка погладила мальчика по щеке. – Я люблю тебя, Джон, и это правда. Тебя и Магду. И потому, что я люблю вас обоих, я хочу, чтобы вы были сильными и смелыми. Что бы ни произошло сегодня, ты должен позаботиться о Магдалене, слышишь?

Мальчик скривился, сжав губы в тонкую линию, и Амелия поняла, как сильно он старался не заплакать. Ни здесь, ни при Мегере он не желал показывать свою слабость. Девушка улыбнулась против воли. Как же она гордилась им! И как бы им гордился папа!

– Прошу, сестра, не говори так, – прошептал он с болью.

– Пообещай мне, Джон. Пообещай! Ты последний из рода МакДональд, сын своего отца…

– Но я хочу остаться с тобой! Я смогу тебя защитить! Я смогу!

Он попытался её обнять, но тут Мегера громогласно провозгласила о конце встречи. Пиратка взяла ребёнка под руку и потянула прочь, к выходу. Она приказала Магдалене забрать мальчика, и женщине, несмотря на его отчаянное сопротивление, пришлось увести Джона с собой. Мегера мельком взглянула на поднос с едой и ехидно ухмыльнулась.

– И всё же есть среди этих тупоголовых кретинов сердобольные души, – сказала она, затем обернулась к Амелии. – Прежде чем я уйду, ты должна знать. Я пыталась уговорить его как можно скорее всё раскрыть. Поверь мне, я не хотела, чтобы тебе причинили зло… Он много страдал, пташка, и однажды перестал доверять людям. Тебе он тоже не доверял. Более того, не собирался ничего говорить. А после, когда время прошло, я поняла, что он влюблён, и тогда я испугалась! Знаешь, почему? Потому что он не понял, что нужно делать с этой любовью, и его разум затуманился. Он говорил о тебе, как о птенчике со сломанным крылом, которого стоило вылечить, но он заигрался и забыл, кем ты была. Прости.

Амелия молчала, глядя на неё бесстрастным взором. Мегера покачала головой. Она не могла больше вынести этого взгляда. «Несчастный ребёнок! – подумала пиратка вдруг. – Он держал в руках её жизнь и её любовь, но сдавил кулак слишком сильно! Что за дуралей!»

– Мне очень жаль, пташка, – повторила она бесцветным голосом. – Но знай, будь у меня выбор, я встала бы на твою сторону.

И она ушла, а для Амелии её неожиданное откровение показалось сном наяву. Чем-то мимолётным, но согревающим душу. Девушка встала у стены, подперев её плечом. У неё было время обдумать искренность слов Мегеры. Эта женщина всегда была язвительной и смешливой, но вместе с тем она относилась к ней, как к подруге, часто защищала и оберегала. Возможно, потому что Стерлинг так велел. Возможно, Мегера просто оказалась добродушной гордячкой.

Сколько времени прошло с ухода Мегеры, она не могла точно угадать. Сквозь решётку Амелия могла слышать шум на палубе, топот и незнакомые голоса моряков. Когда в двери повернулся ключ, и некто высокий, прячась в тени, вошёл в комнатку, все звуки в мире будто бы стихли. Амелия так и отпрянула к стене, подняв лицо к своему последнему посетителю. Она замерла, широко раскрыв глаза, когда вошедший отвесил ей церемонный поклон.

– А вот и он, господин и повелитель всея Земли. Бог и Судья всех неверных, – сказала Амелия, не скрывая сарказма. – Как вы бледны, капитан! И как взволнованны!

– Отнюдь, я чувствую себя вполне уверенно.

– Раньше я не могла заглянуть под эту маску, за которой вы прятались. Но теперь я всё вижу. Вижу по глазам, что вы предпочли бы отправиться на виселицу, чем стоять здесь, передо мной.

Вместо того, чтобы разозлиться, Стерлинг лишь небрежно пожал плечами. Затем скривился от боли и шумно втянул носом воздух. Плечо под белой шёлковой рубашкой, жилетом из тёмной кожи и длинным кафтаном было туго перевязано. Его левая рука висела у груди на плотной ленте ткани. Амелия снова окинула мужчину недовольным взглядом. Ей стало мерзко, но не смотреть на него, нет – выглядел он гордо и, на её взгляд, чересчур великолепно с чуть растрёпанными волосами и в широких тёмно-красных штанах, заправленных в высокие потёртые сапоги – а всё от того, что она хотела смотреть на него, она почувствовала в этом необходимость, и возненавидела себя за это.

– Что же, с тех пор, как вы осмелились напасть со спины, полагаю, в вас действительно открылась новая способность – видеть меня насквозь.

Говорил он ясно и достаточно сурово. Амелия едва сдержала напрашивающееся само собой ругательство. Она смотрела ему в лицо – это ненавистное красивое лицо с голосом Диомара – и мечтала о том, чтобы хоть на мгновение не ощущать его влияния над собой. Одним лишь присутствием Стерлинг подавлял её волю и заставлял её мысли путаться. А она так сильно хотела его ненавидеть и больше ничего при этом не чувствовать!

– И вы смеете ставить в укор то, что я повела себя, как недостойный воин? – вскипела Амелия, сжав кулаки. – Да хоть бы я из-под земли набросилась, мне всё равно! Даже не думайте бросаться обвинениями, когда весь мой мир пошатнулся в одно мгновение! Вы едва раскрыли, что лгали и дурили меня столько времени, как полную идиотку… Так что же мне оставалось?

– Вы абсолютно правы, сударыня, – ответил он бесстрастно. – На вашем месте я бы довёл дело до конца.

– Я не желала вас убивать. Ярость застила мне глаза. Я хотела сделать вам больно, и сделала.

– Кто принёс вам еду? – неожиданно спросил Стерлинг. Амелия закатила глаза.

– Тот высокий чернокожий мавр.

– Добрый Эмир. Рад, что он позаботился о вас без моего веления. Почему вы не поели? Вы едва на ногах держитесь. Нельзя доводить себя до такого состояния…

Амелия больше не могла сдерживаться, гнев забурлил в ней с новой силой. Она ударила кулаком по дереву и воскликнула, что даже голос сорвался до хрипа:

– Это вы довели меня! Вы свели меня с ума! Кто вы такой? Я не знаю! Вы ли сын своего отца, немой мальчишка, которого я повстречала в Абердиншире? Мальчишка, который был добр ко мне, которого я даже… Ах, да к чёрту! Я любила вас тогда, а вы исчезли! Да, мне тоже было больно, вы и не представляете, как больно! А потом этот договор, и вдруг вы появляетесь, а я должна броситься к вам в объятья и воспылать от радости? Вы промолчали, когда я появилась на корабле, ничего не сказали. Всё это время я считала, что стала зависимой от власти Диомара, и мне было стыдно смотреть собственному мужу в глаза! О, Господи!

Пальцы Амелии скользнули по пылающим щекам, но она не плакала. Её разрывало изнутри жгучее чувство несправедливости и ярости.

– Я же каждый божий день пыталась полюбить вас. Меня заживо сжигал огонь – это безумие, откуда я не могла выбраться. А я даже не знала, за какие именно грехи. Вы виноваты во всём, вы его разожгли, это адское пламя! Вы играли со мной, как с безвольной куклой, превратили в это… И вы взяли меня той ночью… Боже мой, вы же взяли меня, не позволив взглянуть вам в лицо. Зачем вы так поступили?

– Потому что я хотел. Я хотел вас, и я вас взял. Всё просто.

Она не нашлась, что сказать на подобную бесцеремонность. Нужно было ответить колкостью или остротой, чтобы сбить спесь с этого самоуверенного мужчины. Но её предательски одолели обрывки воспоминаний о той ночи здесь, на борту «Полярис», и Амелия мгновенно почувствовала себя слабой, беспомощной. Возможно, Диомар – такой, каким она его когда-то представляла – навсегда исчез, и, казалось бы, она не должна ощущать себя так, однако всё стало лишь хуже. Стерлинга она теперь боялась сильнее всего.

Выражение его лица не менялось, как и взгляд, то ли жалостливый, то ли скорбный. Амелия не шевельнулась, когда он сделал шаг к двери, будто бы намереваясь уйти, затем снова обернулся. Казалось, он сомневался в том, стоило ли остаться или же сбежать. Стерлинг встал у противоположной стены так, что свет, падающий сюда сквозь решётку, не попадал на него. Когда он заговорил, Амелии пришлось собрать все силы, чтобы побороть желание отвернуться, дабы не смотреть на него:

– Много лет назад мы с отцом повздорили, да так, что нанесённые им оскорбления оставили шрамы глубже, чем те, что я получил в диких краях Квебека. Я был совсем юн и слишком глуп, чтобы не поддаться желанию отомстить ему. Но я отомстил – забрал у него единственного ребёнка и наследника и оставил до конца дней в большом пустом замке, в одиночестве предаваться горю. Жалею ли я об этом? Нисколько! Видимо, считаешь меня за это негодяем? Но я никогда не мог похвастаться своей любовью к нему. Как отец он был жалок и скуден на чувства. Твоя дядя был тебе больше отцом, чем лорд Стерлинг для меня. И вот, родной отец стал первым, кто научил меня взращивать ненависть, питаться ею, жить с нею и мириться, словно она моя неотъемлемая часть. Но ведь ты тоже была там. Появилась из ниоткуда – девочка с волосами, будто огонь – и я понятия не имел, что с тобою делать. Жалею ли я, что ушёл тогда, не попросив твоей руки, не заявив на тебя права так, как мог бы? Первые несколько месяцев, как покинул родину, я сожалел об этом больше всего. Я вспоминал о тебе и всё больше ругал себя: лучше бы я потерял в твоём лице друга, чем потерял тебя всю и навсегда. Но было уже поздно.