Музыка Гебридов

– Ох, пастор, полноте! – осадила его соседка, полноватая черноволосая матрона. – Снова вы тоску на всех наводите…

– Я не пытаюсь никого запугать! Просто опасаюсь за жизни наших людей.

Стерлинг встал посреди палубы полуюта, стянул с лица платок и, скрестив руки на груди, вздохнул:

– Опасаться или даже бояться – никогда не зазорно. Но знайте! Отныне, если я в чём-то уверен, отступать не собираюсь. Пока вы послушны и следуете моим приказам, ни один индеец не посмеет вас и пальцем тронуть, – затем он как бы невзначай пожал плечами и улыбнулся. – Но до берегов Нового Света ещё далеко. Об индейцах и как с ними ладить мы ещё успеем поговорить. Рано утром судно остановится у островов Сент Килда. То будет последняя гавань на нашем длинном пути. Мы только пополним запасы пресной воды и двинемся дальше.

Мужчины и женщины с пониманием закивали, а когда кто-то из детей принялся громко и протяжно зевать, капитан небрежно махнул рукой, обернувшись к Эрнану де Альварадо:

– Кажется, наши маленькие гости заскучали и вымотались. Проводите этих несчастных на нижнюю палубу, в кубрик… А те, кто ещё не валится с ног, помогут остальным на камбузе, затем пусть отправляются спать. Сегодня старине Джеку привалило голодных ртов и работы.

Вместе со своей бонной и братом Амелия осталась в сторонке, пока пятеро женщин и их дочери принялись благодарить Стерлинга за заботу и внимание, на что капитан только вскинул руку, прервав их болтовню, и сурово произнёс:

– Дамы, дамы! За приют и покровительство я не прошу взамен ничего, кроме верности и послушания, – именно в тот момент Амелия ощутила на себе его острый взгляд. – И я желаю, чтобы каждый из вас это понял и подчинился.

Несложно было догадаться, что по большей части он обращался именно к ней. Амелия едва сдержала недовольный вздох: и после всего, что произошло, он действительно смеет указывать на её место в его команде? Видимо, до сих пор опасается, что её мятежный дух даст о себе знать. Но на этот раз вокруг будут люди, чьё мнение Стерлинг уважает и не захочет, чтоб упрямая девица, пусть даже она является его женой, устраивала на судне сцены.

Когда остальные разошлись, Амелия плотнее укуталась в плащ, внезапно ощутив себя незащищённой. Едва Стерлинг взглянул на неё и приблизился, суровая Магда попыталась было преградить ему путь, встав между ним и своей воспитанницей, но Амелия шёпотом попросила её успокоиться и смолчать. Однако первым, к кому обратился капитан, стал Джон.

– Мальчик! Подойди ко мне!

Паренёк поймал обеспокоенный взгляд сестры, затем сделал пару нерешительных шагов вперёд.

– Parece un repollo! – насмешливо пробормотал усатый моряк, слоняющийся возле левого борта. Однако Стерлинг посмотрел на него так сурово, что тот лишь вжал голову в плечи и отвернулся.

– Что ж, мальчик, насколько я знаю, для тебя морские путешествия не в новинку, – заговорил капитан, пристально вглядываясь в лицо Джона. – Ты держишься увереннее остальных детей.

– Я уже давно не ребёнок.

– Хм! Верно, верно! – улыбнулся в полутьме Стерлинг. – Мы не слишком хорошо начали, учитывая всё, что произошло между мной и твоей сестрой. Но, как ты и сказал, ты уже взрослый и должен понимать, что времени для ссор больше не осталось. Как капитан, я хочу, чтобы каждый мужчина на этом судне приносил нашей большой и дружной семье пользу. Ты согласен?

Выдержав небольшую паузу и несколько раз взглянув куда-то вглубь палубы, за мачты, мальчик кивнул.

– Молодец! Ты сильный и смелый парень. Ты не станешь отсиживаться в каютах за юбками женщин, верно?

– Я никогда не отсиживался в каютах! – ответил Джон, поморщившись.

– Старик О’Нилл не терпел лентяев. И я много чего умею!

– Что ж, тогда я доволен! Для тебя как раз найдётся место рядом с моей командой. Мегера, моя первая помощница, познакомит тебя с лоцманом Жеаном. Он тебе здесь всё покажет. С завтрашнего дня ты увидишь, как у нас живётся юнге…

Вслушиваясь в их разговор, Амелия попросту лишилась дара речи. Это был её младший братик, её брат, а Стерлинг уже во всю и бесцеремонно распоряжался им, как одним из своих бывалых моряков! Возмущение охватило её жаркой волной. Сжав всю волю в кулак, девушка выступила вперёд и, положив ладонь на плечо Джона, сурово посмотрела в лицо мужу.

– Мы только что прибыли, и после долгой и утомительной поездки, вместо предложения отдыха, вы тут же принялись раздавать моему брату приказы! Он не ваша личная прислуга!

Любой, кто находился в тот момент рядом, мог увидеть, как изменился в лице капитан. Он медленно обернулся, и Амелия заметила, как кровь бросилась ему в лицо. Пусть она плохо знала истинную сущность этого человека и не понимала его нестабильного характера, но всё ещё могла распознать, когда он начинал злиться. Серые глаза становятся похожими на две льдинки, черты лица заостряются, а губы превращаются в тонкую линию. И страшнее всего, страшнее любых жестоких слов, лишь его пронизывающий холодный взгляд.

Когда Стерлинг весьма бесцеремонно встал между сестрой и братом, девушка продолжала упрямо смотреть ему в глаза. Руки её превратились в кулаки, и пальцы онемели, но она и бровью не повела.

– Кажется, вы ни слова не поняли, о чём я здесь говорил всего несколько минут назад, – произнёс мужчина бесстрастно. – И в отличие от вас, этот мальчик реагирует соответственно обстановке.

– Но он не один из вашей команды головорезов!

– Даже так? – удивился Стерлинг, не скрывая усмешки.

– Именно так! Он просто мальчик, на долю которого и так выпало слишком много несчастий. Сначала вы дурили его там, на островах, притворяясь его другом… а теперь делаете вид, что он ваш подданный…

– Любой на этом судне, мадам, и есть мой подданный! В том числе и вы. Не забывайте об этом. Более того, вы всё ещё моя супруга. Думаю, не стоит объяснять, почему прав у меня на вас гораздо больше.

От возмущения Амелия лишь раскрыла рот. Она вдруг ощутила пустоту в груди. Да, она задела его гордость и получила в ответ не менее жестокий выговор. По его негласному приказу она становилась одной из его подчинённых. И Амелия поняла, что так он решил продолжить дразнить её. Она не может простить его за обман, а он – упрямый гордец – в свою очередь не станет уступать ей. Потому что, если бы умел, то не оказался бы здесь.

Девушка вгляделась в напряжённое лицо мужа и с трудом подавила тяжёлый вздох, рвущийся из груди. Становилось совсем холодно, и пришла пока покончить с утомительной перепалкой. А тем временем облака рассеялись, и усыпанное бесконечными искрами звёзд чёрное небо, наконец, прояснилось. Ненадолго Амелия опустила глаза в пол и глухо произнесла:

– Вы указали мне на моё место, капитан… Поверьте, я этого не забуду. Но не нужно использовать моего брата, чтобы задеть меня. Я не настолько глупа и всё понимаю.

– Слово капитана – закон на этом судне, мадам. Ничего иного я возразить не могу. Вы либо подчиняетесь, либо…

– Да?

Стерлинг беспечно пожал плечами. Лицо его при этом ничего не выражало.

– Мы найдём для этого мальчика достойное дело, – нетерпеливо сказал он и склонился к девушке. – А вас прошу отныне не выдумывать бредовые небылицы и послушаться меня.

Стерлинг жестом указал притихшему Альварадо увести мальчика, а когда Магдалена попыталась воспротивиться и прижать ребёнка к себе, Джон обернулся, взглянул на неё исподлобья и прошептал:

– Перестань, Магда! Не позорь нас!

Капитан проводил долгим взглядом Альварадо и мальчика, затем вновь обратился к Амелии и сообщил, что места в кубрике осталось не так много. Для неё и Магдалены найдётся скромная, но уютная комната на нижней палубе, возле кают младших офицеров. Выслушав его, Амелия спокойно накинула на голову капюшон и ответила:

– Поскольку теперь я одна из ваших подданных, капитан, не вижу смысла в излишней роскоши. Я буду спать и есть там, где и все остальные пассажиры. Извините.

И она ушла, так и не обернувшись.

***

Несколько дней на борту «Сан Батиста» для всех его обитателей прошли непросто. Кого-то до сих пор одолевала качка и морская болезнь, кто-то так и не смирился с разлукой, и теперь хандрил, скучая по суше и родным берегам. Благо, большинству озабоченных родителей не нужно было волноваться за собственных детей: моряки ладили с ними и не давали заскучать, так что двум десяткам ребятишек нашлось, чем заняться в замкнутом пространстве.

Амелия ежедневно наблюдала, как её брат бегает с поручениями лоцмана или Мегеры. И они вовсе не оказывали ему особого внимания. Любой молодой человек на корабле получал соответствующее его силам и возможностям задание, а по мере его выполнения и похвалу или награду. Старшей сестре, оказавшейся в одной лодке с обстоятельствами, от неё не зависящими, приходилось мириться с фактом, что её брат был уже совсем взрослым. Так, однажды, в один из первых летних дней, проходя мимо и бросив взгляд в сторону полубака, Амелия заметила там Джона. Стерлинг был рядом с ним и как раз обучал бою на ятаганах. Каково же было удивление девушки, когда она поняла, что оружие оказалось настоящим, а вовсе не фальшивкой, подготовленной специально для спарринга. И вот, стоило мальчику неудачно увернуться и с грохотом упасть на палубу, как сердце у неё замерло и сжалось от страха, и она бросилась бежать, лишь бы поскорее помочь ему.

Уже и причитания, и проклятья готовы были сорваться с губ Амелии, но она увидела, как Джон оттолкнул руку капитана, которую тот протянул ему в помощь, резво встал на ноги и снова приготовился к атаке. Лицо его было почти багровым от напряжения и злости на собственную нерасторопность, но Амелия видела во взгляде мальчишки сосредоточенность и решимость. Стерлинг, глядя на него, только насмешливо улыбался. И тогда девушка поняла, что её волнения станут здесь лишними и неугодными. Она ушла, смирившись, что в заботе Джон больше не нуждался.

На протяжении почти двух недель плавания солнце редко являло себя, и по большей части лишь серое полотно простиралось от небес до кромки горизонта. Едва миновали последние обитаемые острова, как всем стало понятно: началось то самое большое путешествие к Новому Свету, о котором так любили перешёптываться бывалые моряки, сидя на деревянных ящиках возле гротмачты по ночам. Озорные дети, те, что постарше, привыкли подслушивать их и подглядывать через решётки камбуза или в плотницкой на средней палубе. Таким образом они немало узнали о кровожадности краснокожих, о путешествиях в диких краях Америки и, разумеется, запомнили самые отборные ругательства и похабные шуточки, на которые только были горазды те, кто столь продолжительное время промышлял пиратством.

Взрослые наблюдали, как их чада носятся по палубам, размахивая деревянными мечами и выкрикивая пиратские лозунги, не стесняясь старших. Возникали и жалобы, и ссоры, доходило порой до рукоприкладства. Стерлинг умел разрешить любой конфликт, несмотря на то, что вскоре вспыхивал новый. Как-то вечером, после молитвы, Амелия стала свидетелем занимательной сцены: один из моряков – молодой итальянец по происхождению и обладатель красивого бельканто – оказался застукан с дочерью пастора, которая в это же время не стеснялась строить глазки цыгану-турку. Скандал разразился нешуточный, и капитан, как хозяин корабля, пообещал пастору наказать обоих несостоявшихся ухажёров.

Амелия наблюдала за участниками этой драмы и молча поражалась тому, как, при всём этом этническом разнообразии, на галеоне до сих пор удавалось обойтись без жертв. Подошедшая в это время к ней Мегера улыбнулась, скрестив руки на груди, и произнесла:

– Он действительно умеет располагать к себе людей. Сколько не наблюдаю за ним, всё никак привыкнуть не могу. Даже я не настолько лояльна.

Заметив в сумерках грустное лицо девушки, она решила, что той просто жаль итальянца, ведь в наказание его запрут в трюме, и развлекать всех своим пением по вечерам он уже не сможет.

– Да, Томас считает, что он справедлив, и порой так оно и есть, – сказала Амелия беззвучным голосом. – Только вот мсье де Бреваю в своё время не повезло.

– Вот уж не думала, что ты будешь сочувствовать такому негодяю, как Паук! Может быть, мы с капитаном действительно чего-то не знаем?

Амелия резко обернулась к ней, так что широкий капюшон упал с её головы, обнажив россыпь рыжих локонов. Лицо у неё было бледным, но глаза пылали раздражением.

– Можешь смеяться, сколько угодно, Мегера, – проговорила девушка. – Я ни одному мужчине на этом свете повода не давала, и ты это прекрасно знаешь! Меня тяготит лишь то, что я виновна в смерти человека, пусть даже им был де Бревай.

– Да ты же не глупая, пташка, и понимаешь, что капитан расправился с ним из ревности. Будь это любая другая девчонка, де Бревай отделался бы высылкой. Околдовала ты его, вот и вся история. Ну что ты так глядишь, будто я тебя оглушила? Это правда. У капитана всегда был непростой характер, но именно это помогло ему выжить и добиться тех высот, что мы сейчас имеем. И женщин он сторонился, потому что они мешались… а потом возникла ты, и он сорвался. И опять, и опять…

Когда Мегера прищурилась, словно выискивая что-то на лице собеседницы, Амелия вытерпела и не отвела глаза в сторону.

– Хотя кто его знает. Может быть, он все эти годы по тебе одной и тосковал? Только вот воссоединение ваше ничего хорошего не принесло, – её голос вдруг стал тише и растерял былую дерзость. – Когда он спрыгнул на берег и помчался за тобой, мне всё стало ясно, и в ту минуту я испугалась даже больше, чем когда ты проткнула его лезвием кинжала… Ни мы, ни колония, ни обещания новой жизни не смогли его удержать. Он бросил всё, и готов был даже остаться там… только ради тебя. Но вот, вы оба здесь, и что же я вижу? Не глядите друг на друга, не разговариваете совсем. А он по ночам не спит, я же знаю. Всё ждёт, когда ты придёшь к нему.

– Так это я у него в должниках?! Не ему одному больно было принять такую любовь! Я тоже пострадала…

– Ты же не бессердечная, пташка. Признайся, нельзя бегать от него так долго.

Амелия застыла, будто её ударили. В наступившей тишине она слышала, как ветер играет с парусами, как тросы над их головами скрипят, и тихие разговоры матросов где-то вдалеке. Время шло, и она поняла вдруг, как сильно устала и была измотана собственными ощущениями. Бросив взгляд вниз, она увидела его. Стерлинг посмотрел на неё тоже, и то ли печаль в его глазах отразилась, то ли злость.

– Ты, видимо, не знала, Мегера, – прозвучал её голос, словно совсем чужой, – но нет у меня больше сердца. Я сама его вырвала. В ту ночь, когда Сары не стало, я бросила своё сердце там, на покрытую пеплом землю, и втоптала его в грязь.

– Значит, Диомар подобрал его и попытался оживить. Скажешь, не сумел?

На её ответ Амелия лишь закатила глаза. Она хотела уйти, но вдруг остановилась посреди лестницы, ощущая, что Мегера всё ещё наблюдает, и сказала, не оборачиваясь:

– Та девица, дочка пастора, нарочно двоих мужчин дразнила. Я слышала, как она злилась на итальянца и готовила ему ловушку… Ты, как правая рука капитана, думаю, сможешь повлиять на его решение… Её надо наказать, иначе ещё один несчастный пострадает из-за неё.

– Хорошо, – ответила пиратка. – Я ему передам.

Ночью Амелия долго не могла уснуть. Она лежала на своей койке, построенной из трёх небольших ящиков и накрытой двумя покрывалами для удобства, и глядела на стены кубрика. Качка была едва ощутимой, той ночью океан оказался спокоен. И громкий храп пассажиров, к которому большинство уже привыкли, разносился по всему жилому помещению. А следующим утром Амелия узнала, что пастор выпорол свою старшую дочь и просил прощения за её нерадивое поведение у самого капитана.

День большой стирки специально выбирали под солнечную погоду. Когда на баке зашуршали щётки, загремели лохани и загалдели скучающие по бабским сплетням матроны, все будто бы забыли о том, что находились они посреди океана и каждый день своих жизней подвергались невидимым опасностям. Но женщины просто занимались привычными бытовыми делами, и всё казалось правильным и естественным.

Амелия стирала наравне со всеми, не боясь заветрить или поцарапать руки. Не зря Магда оказалась хорошей наставницей, девушка не боялась работать. Впрочем, как и Джон. Они оба были друг для друга отличными примерами. Если мальчику приказывали драить палубу, он слушался. Если гнали на камбуз до ночи возиться с припасами и помогать коку, он не противился. Так и протекали долгие дни на судне галеона – каждый занимался своим делом.

– Гляньте, девоньки! Снова этот красавчик, этот испанец, Альварадо, с трапа спускается! – послышался чей-то звонкий голосок.

Женщины обернулись и захихикали, увидав, как в их сторону направляется испанский товарищ капитана. Эрнан де Альварадо умел разговаривать с женщинами, делал он это без стеснения и пошлых ужимок, присущих мужчинам его возраста. Даже замужние дамы на корабле частенько посматривали в его сторону. Что и говорить, его любезность и Магдалене пришлась по вкусу. Несколько раз она пыталась разузнать побольше о его личной жизни из первых уст, но испанец тактично умел увернуться от этого разговора.

Пока женщины занимались стиркой, Альварадо прохаживался мимо них и с улыбкой на загорелом лице интересовался у каждой о здоровье, о детях, о том, что их беспокоило. Те в ответ смеялись и отшучивались, смущённые вниманием столь обходительного молодого человека. Не так давно он сбрил усы и бороду, от того казался ещё моложе, но не менее мужественно, так что, едва Альварадо снимал шляпу, любая девушка краснела, глядя в его зелёные глаза.

Тем временем, пока шла стирка, вездесущие соседки Магдалены неустанно перешёптывались и сплетничали:

– Он такой общительный! Не то, что наш капитан. Последнее время он почти не выходит из каюты. Только после того, как стемнеет.

– Капитан родом из Шотландии, и, несмотря на столько лет путешествий, он всё же вышел из серости туманного королевства. Какой же в этом шарм? А этот испанец горяч, как раскалённый уголёк. Вон, какой внимательный взгляд у него!

– Скажешь тоже! Как уголёк! Да он сердцеед! С любой девицей нянчится, будто чего-то хочет.

– Вот поплавала бы ты с месяцок в этом деревянном гробу без единого симпатичного мужика, посмотрела б я, как ты себя поведёшь!

Они смеялись, продолжая тихонько подшучивать, улыбались Альварадо и кивали ему в знак приветствия. Лишь Магда заметила, что её любимица пристально всматривается в мутную воду лохани и трёт щёткой постельное бельё так, будто от этого зависит её жизнь. Амелия не обращала внимание ни на женщин, ни на их сплетни, пока Альварадо не остановился рядом с ней и не заговорил первым:

– Вы же так дыру протрёте в этой простыни, синьора! Вряд ли это понравится капитану.

Она подняла голову, утерев тыльной стороной ладони влажный лоб, взглянула на него с любопытством, затем продолжила стирку, пробормотав:

– Мне совершенно всё равно, что там нравится вашему капитану. Пусть хоть на голой скамье спит.

– Зря вы так. Негоже пускать в расход даже самый малый клочок ткани, когда ты находишься один на один с океанской пучиной, – Альварадо вдруг обольстительно улыбнулся. – Хотя, узнай вы цену этой ткани, вряд ли были бы столь жестоки.

На мгновение Амелия задумалась, а после вздохнула и отложила щётку и мыло.

– Вы правы, извините. Бывает, я принимаю некоторые ценности, как должное. Во мне говорит дурное воспитание.

Порыв ветра слегка растрепал её волосы, собранные на висках и закреплённые лентой на затылке, и несколько локонов упали ей на лоб. Альварадо долго молчал, наблюдая за ней, разглядывая так, словно изучал, затем просто махнул рукой, затянутой в чёрную перчатку, и сказал:

– Вы на себя наговариваете. Уж что, а воспитали вас должным образом, в этом я уверен. Насколько я знаю, вашим дядей был граф Монтро, отставной генерал Его Величества… Его имя не из последних в Шотландии, и вы должны гордиться этим.

Впервые за долгое время Амелия ощутила тепло в груди от того, что некто столь неожиданно принял её прошлое и её саму, словно он знал её уже очень давно. Это действительно было приятное чувство. Когда девушка улыбнулась в ответ, испанец прикрыл ненадолго глаза, словно щурясь от солнца, а после вдруг вдохновенно произнёс:

– Я уже растерял всякую надежду – увидеть вашу улыбку, поскольку всё это время вы выглядели совершенно печальной. Разве что ваш брат способен развеять эту печаль.

– Да, рядом с Джоном я всегда чувствую себя лучше.

– Он отличный парень, никаких сомнений! На судне его любят. Кажется, ему тоже начинает нравиться наша компания… И, надеюсь, вас не беспокоил никто из команды.

Девушка беспечно, словно это её ничуть не задевало, пожала плечами:

– Никто мне и слова не сказал, но по их лицам я вижу, что они ещё злятся за покушение на жизнь их обожаемого капитана.

– Честно сказать, поначалу я тоже был обескуражен, но ведь вы защищали свою честь, будучи обманутой. Это тяжело принять, особенно в столь юном возрасте, синьора. Я бы на вашем месте поступил так же.

Она удивилась, если не сказать больше, и с любопытством взглянула в его приветливое, озарённое лучами солнца лицо. Ей хотелось бы поинтересоваться, откуда он узнал, что Стерлинг дурил её, ведь Мегера однажды уже клялась, что капитан ни с кем из своих людей не делился личными делами. Многие до сих пор не знали, что он был женат. Ей хотелось спросить Альварадо, но она не стала. Вместо ответа, она одарила его благодарной улыбкой и обернулась туда, откуда послышался заливистый девичий смех.

И там, возле дверей в каюту капитана, она увидела невысокую, черноволосую цыганку и Томаса. Девушка была совсем молоденькой и низкого роста, но складной, со стройной фигурой и премилым лицом. Амелия присмотрелась и поняла, что замечала её всего несколько раз, но ни разу не заговаривала, даже имени её не знала. Она отряхнула руки, обтёрла их о фартук и поднялась, чтобы получше разглядеть цыганку. Та стояла весьма близко к капитану и смеялась, пока он, склонившись к ней поближе, о чём-то говорил.

Так они беседовали достаточно долго, и Амелия ни слова не могла разобрать со своего места, да и ветер усилился, унося прочь их голоса. Она выглядела довольной, эта молодая цыганка, чересчур довольной. Её кожа была гораздо светлее, в отличие от остальной цыганской семьи, большие чёрные глаза, ровные белые зубы за обольстительными полными губами… Когда она улыбалась, её лицо словно озарялось светом, и это сложно было не заметить.

Амелия сама не понимала, отчего так пристально наблюдала за нею и Стерлингом. Капитан ничем не выказывал неуважения и стоял перед девицей, сцепив руки за спиной. И всё же он тоже улыбался и постоянно кивал, с чем-то соглашаясь. Странно это было, видеть рядом с мужем чужую женщину, да ещё и настолько красивую. Когда у неё задрожали вдруг руки, Амелия удивилась и тут же себя одёрнула. Нет, что за глупостью было ревновать сейчас! Это было неправильно и странно. И совершенно не к месту.

Но она не могла, как ни старалась, отвести от Стерлинга глаза. Он снова облачился в чёрные одежды Диомара, разве что не скрывал больше своё лицо под шлемом. И каждому, с кем ему доводилось разговаривать, он смотрел прямо в глаза, внимательно, испытующе. Амелия прекрасно помнила этот взгляд. Мурашки бежали по коже каждый раз, как она вспоминала ту ночь, в его каюте, когда он открылся ей и снял шлем. И как он смотрел!

А теперь он смотрел на эту цыганку. И, надо же, пожал ей руку, как мужчине! Как приятелю! Девушка снова засмеялась, даже голову откинула назад, так её это позабавило.

– А она не дурна, что скажете? – услышала Амелия рядом голос Альварадо. – Её, кажется, зовут Махризе. В отличие от своих цыганских сестёр, она привлекательна. И она самая старшая, ей всего двадцать два года! У них нет матери, поэтому она заботится о младших детях и до сих пор не вышла замуж.

Услыхав это, Амелия изо всех сил постаралась скрыть удивление. Старше её на год, а лицо будто у невинной девочки! Механическим жестом ей захотелось пригладить свои волосы, но она быстро очнулась и отвернулась, наконец, в сторону борта. Альварадо всё ещё находился рядом, чему она тоже была удивлена.

– Что и говорить, но капитан наш действительно странный! Будь я на его месте…

– Но вы не на его месте, – сухо прервала Амелия. Взгляд её до сих пор был устремлён на воды океана.

– Верно, сеньора, – сказал испанец на выдохе, и на несколько мгновений неожиданно склонился к её уху. – Но, будь я на месте капитана, поверьте мне… будь вы моей супругой, я бы ни на секунду глаз с вас не спускал!

От него исходил терпкий запах табака и каких-то пряностей, тех, что хранились в трюме. Девушка была настолько поражена его ответом, что поначалу показалось, будто она вовсе ослышалась. И прежде, чем Амелия успела повернуться, Альварадо нахлобучил на голову свою шляпу и широкими шагами покинул палубу, взбежав по трапу наверх. Из-за его слов она ощущала смущение, даже щёки до сих пор горели. Бегло оглядев женщин, занимающихся стиркой, она с облегчением вздохнула: никто ничего не услышал, особенно Магдалена, которая в это время болтала с женой пастора.