Хохот Демиурга. Мысли в моей голове

Есть в нем жизнь или нет? Если его душа уже покинула Внутреннюю Ригу, а тело сгнило на реальном кладбище, что находится передо мной? Призрак призрака…

– Дружище, дай мне руку.

Том смотрит безэмоционально.

– Не бойся, протяни руку.

Никакой реакции.

Если он в полном беспамятстве и лишен разума, то ему нечем будет ощущать боль.

– Том, дай мне руку! – Попробовал я приказным тоном.

Мне надоело упрашивать, я схватил его за кисть, потянул на себя, развернул ладонью и с размаха вогнал шило.

Том завыл, рухнул на пятую точку и стал вырывать руку. Но я, переполненный злостью от того что у меня ничего не получается, начал проворачивать шило внутри. Его вой перешел на рев. Заряженный страхом, он легко высвободил руку из моей хватки и бросился на меня.

Оказалось, он обладал могучей силой, был вполне себе дюжим и запросто поборол меня, в своей жизни редко держащего что-то тяжелее кисти или бутылки пива. Я был прижат к кровати, коленями Том блокировал мои руки, его локоть упирался мне в подбородок, второй рукой он уперся в лоб.

Так он и замер, не зная, что предпринять. Я засмеялся:

– Так ты живой, дружище! Живой! Вот видишь! Чего тогда притворяешься?

Том растерялся, отпустил меня и быстро начал бродить по мастерской, вновь переворачивая предметы.

– Правильно, не высовывайся. Прикинуться непонимающим лучше всего…

Я смотрел как затягиваются раны на моей ладони и размышлял, можно ли довести Тома до полезного мне состояния – как выдрессировать его так, чтобы от него была польза…

Ничего в голову не пришло, и я решил отложить этот вопрос на потом. Но что делать сейчас?

Вероятно, идти к дяде Иманту еще рано – эти могут отслеживать мои действия, чтобы не терять время, надо разведать, что за фрукт последний из совсем незнакомых мне обитателей Внутренней Риги – Януш. Зачем его Убил Никита и как он относится к нашему цирку.

Лучше разузнать о нем в Храме Утех, или наведаться лично? Останавливаюсь на втором варианте, так как до сих пор считаю чем-то гадким заглядывать в чужие жизни. Нет, если потребуется, я конечно же преодолею брезгливость ради достижения своей цели, но сперва разузнаю, что конкретно искать.

Как-то Толик говорил, что Януш гнездится недалеко от меня (хотя историческая часть Риги настолько мала, что и в реальном мире понятие «далеко» в ее пределах кажется нелепым), тем не менее Януш должен быть совсем рядом – своей обителей отшельник (так о нем отзывались) выбрал синагогу, находящуюся в трех домах от меня.

Почему синагогу? Мысли об этом привели меня к мыслям о Боге, и я вдруг почувствовал вину за проделанное с Томом. Перед тем, как уйти, чтобы извиниться, я попробовал привлечь его внимание, но результата не удалось добиться.

Сегодня тратить время на прогулку не хотелось, поэтому я вышел из мастерской и тут же оказался у крыльца с двумя колоннами, эдакого миниатюрного неглубокого портика, за которым находилась массивная дверь – я открыл ее не раздумывая. Переступив порог, прошел в светлый просторный зал, в центре которого был небольшой помост, огражденный деревянной узорчатой перегородкой, приблизительно с метр высотой. Слева, справа и по центру – за помостом, стояли скамьи, смотрящие на стену с чем-то, напоминающим алтарь. По периметру возвышались колонны, поддерживающие балконы и крышу. Я поднял голову и увидел огромную позолоченную люстру с шестиконечной звездой ровно над огороженным помостом.

Выглядело, что в синагоге пусто.

– Есть тут кто? – Спросил я неуверенно.

Никто не отозвался. Я чувствовал себя немного растерянным, как и всегда, находясь в чьем-то храме.

– Шалом! – Выкрикнул я зачем-то и сразу же устыдился своей нелепости.

Надеясь обнаружить Януша в глубине синагоги, я медленно двигался к алтарю…

– Это ковчег. – Раздался голос, когда я обходил помост с левой стороны.

– Что? – Я обернулся на звук.

– Ковчег, в котором хранятся свитки Торы. Ты ведь к нему идешь? Но прочитать не получится, хозяин здешнего мира никогда не открывал священной книги евреев.

За изгородью, в центре помоста, по-турецки сидел мужчина в пестром халате. Его возраст было трудно различить, так как лицо скрывалось за густой рыжей бородой. Длинные волосы были убраны в хвост.

– А вы прочитать можете? – Спросил я зачем-то.

– Возможно какие-то отдельные предложения и знаю…

– На иврите?

– По-русски. Другими языками не владею.

– Извините, почему-то казалось, что все евреи…

– Я поляк, впервые оказавшийся в синагоге уже во Внутренней Риге.

– Почему тогда синагога? – Я не смог скрыть своего удивления.

Мужчина задрал голову и глазами указал на люстру:

– Чтобы не забывать, что «я есть То».

Киваю, делая вид, что понял.

– Что ты ищешь? – Спросил он сонно.

– Я Савел, – решил я представиться.

– Что ты ищешь, Савел?

– Януша… Видимо вас.

Мужчина чинно прикрыл глаза.

– Зачем ты меня ищешь, Савел?

Я вдруг понял, что уже не знаю, зачем. Поэтому сказал то, что было первое на уме:

– Чтобы не чувствовать боль.

– Что сейчас внутри тебя, Савел?

Я задумался:

– Гнев?

– Оставь гнев, чтобы не чувствовать боль, Савел. Что еще есть в тебе?

Что же еще? Я подумал о Вере:

– Любовь.

– Оставь любовь, чтобы не чувствовать боль, Савел. Что еще есть в тебе?

Немного постояв, будто заколдованный, я, наконец, пробудился:

– Так если я все оставлю, мне и не надо будет бояться боли. Если оставить все, что останется от меня?

Януш едва заметно наклонил голову, будто ответ его удовлетворил.

– А смысл? – Не понял я совсем, – мне нужно уметь не чувствовать физическую боль не чтобы успокоится, а чтобы отомстить. И я не могу это вот так вот взять и оставить. Тогда я буду уже не человек!

– Ты будешь выше, Савел. Ты есть То.

– Зачем мне быть Тем? Если То захочет, Тем и стану, деваться будет некуда. А пока я хочу оставаться человеком, уметь не чувствовать боль и отомстить хозяину этого мира за очень многое!

– Ты уверен, что хочешь именно этого?

– Уверен. И точно!

Я, наконец, понял, что Януш пытается изображать буддийского мудреца и играть в коаны. Видел я таких – буддисты почему-то считают себя умнее других. Конечно, верить в Ничто гораздо проще, чем во что либо – даже проще, чем не верить ни во что.

– Что измениться, если ты отомстишь, Савел?

– Почувствую себя живым. Тебе самому разве не хочется побыть живым?

– Зачем мне быть живым?

– Чтобы признавать то, что есть, а не пытаться сбежать туда, где нет ничего. Чтобы жить, раз уж удостоился жизни.

– И испытывать гнев, Савел?

– И любовь, Януш. И разочаровываться. И вдохновляться.

– Почему ты тогда хочешь избежать боль?

– Да чтобы отомстить.

– Замкнутый круг?

– Бесполезное существование лучше?

Последнее я говорил, уже приближаясь к выходу. Если вдруг будет время, надо пробежаться по его истории жизни в Храме Утех, но вряд ли Януш окажется полезен мне в чем-то. Живые, отрицающие жизнь, достойны лишь смерти. А Януша обделили и в этом.

Да, пускай я ушел бестактно рано, но разговаривать с Янушем – пустая трата времени. Лучше протыкать себе руку, в бессилии истекать кровью, но пытаться победить, чем вести разговоры о том, как же плохо испытывать эмоции. Если опустил руки сам, не навязывай ту же стратегию другим, прикрываясь сакральным.

Януш вывел меня из себя, потому что я понимал, что в это время Никита вполне мог продолжать свой поход на Веру, которая научила меня не сдаваться и не поддаваться течению. Мне еще рано, я еще не отплатил ей за преподанный урок.

Я только хотел вынуть шило из бездонного кармана, чтобы продолжить тренировку, как увидел Никиту с Андрюшей, несшихся в мою сторону. Я замер и крепко сжал инструмент, приготовившись обороняться. Неужели Януш еще и донес на меня?

Но они бежали мимо, в последний момент решившись остановиться поговорить:

– Вот ты морщишь нос в недовольстве, а некоторые даже приезжают к нам отдохнуть! – Андрюша не мог скрывать радость и желание чем-то поделиться.

– Вот только эти некоторые вряд ли знают, что выхода отсюда нет. – Среагировал я раздраженно, – Никита опять бомжа убил?

– Следи за языком – предупреждал ведь. – Нахмурился Толик.

Но Андрюша не обратил внимание на непочтительный тон:

– А вот и нет! А вот и нет! – Он едва не подпрыгивал, задыхаясь от волнения, – к нам приехал отпускной из Бизнес-Центра. Он хорошо поработал, и Никита его на недельку отпустил.

Я вопросительно посмотрел на более здравомыслящего Толика.

– Да, это правда. – Кивнул он, – сейчас будем встречать, показывать окрестности, учить пользоваться Храмом Утех.

– А ты продолжай себе мечтать разрушить наш мир! А то я такое придумал, а испробовать не на ком! А так глядишь, и отдаст Никита тебя мне на денек проучить.

Я невольно поежился, вспоминая пытки. Надо быть аккуратнее, я еще не готов повторить – в следующий раз, если он настанет, я не имею права сломаться.

– А этот отпускной… Кто он? С ним можно поговорить.

– Вряд ли он захочет. Я бы точно с таким нытиком и занудой не захотел.

– Попробуй найди нас завтра, – предложил Толик, – может, тебе и будет полезно поговорить. Узнаешь, как проводят время те, кто сотрудничают и приносят пользу. Вдруг и сам найдешь, чем пригодиться. А то ведь не протянешь долго – жалко на это смотреть…

Пока я подыскивал, что ответить, Андрюша потянул Толика и они куда-то перенеслись.

Любопытно, они показались специально? Вряд ли – Внутренняя Рига не место для случайных стечений обстоятельств. Но на отпускного стоит глянуть – Бизнес-Центр находится в списке интересующих меня вопросов. Вот только удастся ли мне их задать, ведь для этого нужно оказаться с отпускным наедине.

Не понимая, как действовать, я вернулся в мастерскую, подошел к холсту и взялся за портрет – не с целью воссоздать ее внешность, а чтобы упорядочить мысль.

Том бодрствовал, околачивался по мастерской и украдкой поглядывал на меня с некоторой опаской. Нет, надо найти способ его оживить. Но не болью. А тогда чем? Стоит изучить его жизнь, о каком там стержне говорил Никита? Если ему удалось сломать Тома, то, возможно, мне удастся обнаружить место поломки и починить? А будет ли Том мне надежным союзником? Об этом сейчас не стоит задумываться – нужно действовать со всех фронтов, пока не найду уязвимое место для удара. Лучше так, чем сидя в Храме Утех, или же в другом чьем-то храме пытаться избавится от чувств.

Я не мог остановить выплескивающуюся из меня злобу – работа над портретом не помогала. Нельзя сидеть на месте, нужно что-то делать, каким-то способом искать выход. Вот только каким?

Как раз в этот момент дверь в мастерскую открылась, и ко мне без стука вошли.

– Вот тут у нас художник и обитает.

Толик по-хозяйски вошел и обвел помещение рукой. Следом за Толиком проскользнул долговязый незнакомец с черными, гелем зализанными назад волосами, одетый в несочетающийся синий пиджак поверх расстегнутой на три верхние пуговицы гавайской рубашки. Замыкал делегацию будто бы чем-то смущенный Андрюша – неузнаваемо тихий и робкий.

– На чердаке – как и подобает! – Просиял довольной улыбкой незнакомец и сразу же протянул мне руку, – что, давай знакомиться? Виктор!

Я пожал ему руку и даже невольно улыбнулся. От Виктора исходил заряд бурлящей энергии и обезоруживающего добродушия, сияющего сквозь наглость.

– Савел.

– И имя подобающее! – Виктор завершил рукопожатие хлопком по спине. – Ты-то сразу видно – нормальный! С тобой и оторвемся. В клуб пойдешь?

– В какой клуб?

– Вот! – Виктор оглянулся и осветил всех присутствующих широкой белозубой улыбкой, – это мне уже нравится! Значит, у вас их даже несколько?

– Не понимаю…

– В клуб говорю! В ночной! С музыкой туц-туц! Да не парься, я свою поставлю, а то что, зря приехал? Эх, жалко телок у вас нет! Да, Андрюша?

Тот потупил взор и даже покраснел. Человек, способный выбить из колеи надзирателя нравился мне все больше, хотя я и не понимал причины Андрюшиного состояния.

– А ты давай хватит мяться! – это Виктор говорил уже мне, – знаю я вашего брата… Пока силком не вытащишь… И друга своего прихвати!

Виктор кивнул на ошалелого Тома.

– Ну, идем? Времени у меня ма-а-ало. А надо многое успеть! Отпуск, знаешь ли, не резиновый.

– А Никита где? – Спросил я ничего не понимая.

Виктор надул щеки и тут же шумно через сжатые губы выпустил воздух:

– Ну а он-то тебе зачем?

Я пожал плечами, мол не нужен он вовсе.

– Вот и отлично! Только ты это – переоденься, а то фейс-контроль не пропустит.

Виктор задорно расхохотался, оставив меня в замешательстве.

– И давай-давай, пошустрей! – Он обернулся к Толику, – сколько с художниками работал, постоянно их расшатывать надо. И чем, гады, талантливее, тем сложнее их расшевелить!

Я не стал набивать цену своему таланту замешательством, закрыл глаза и попробовал представить себя в другой, более парадной одежде. Когда глаза снова увидели Никитин внутренний мир, я был в робе, в которой обычно писал при жизни, а потом в ней же гулял с Верой по ночным улочкам – длиннополая, заляпанная масляной краской хлопковая рубашка и свободные сероватые штаны. Поняв, в чем я, теплая волна ностальгии холодком пробежала по спине.

– О как! – Виктор вновь озарил меня улыбкой, – отлично! Как раз на рейв. А второго как зовут?

– Том… но он это… Вряд ли пойдет.

– А чего это ты за него решаешь, он что, немой?

Виктор подошел к Тому и замахал у него перед лицом. Я оглянулся на Толика, но тот лишь пожал плечами.

– Есть кто дома? Алло! – Виктор захлопал в ладоши, – мы в клуб идем. Танцевать! Ты с нами?

Мне показалось, что Том о чем-то задумался.

– Пойдем, будет весело. Я же видел – ты любишь клубы.

Том стал озираться по сторонам, и это выглядело осмысленным.

– Коктейли с меня, – продолжал Виктор, – а глядишь, найдем и что посильнее.

Том улыбнулся, я увидел его улыбку впервые. А после его взор помутнел, и будто бы рядом никого не было, Том запросто улегся на пол и крепко уснул.

– Вот те на! – Озадачился Виктор, – ну, это он, наверное, чтобы отоспаться и позже подойти. – Объяснил он мне, – если что, встретим его на месте, ждать, пока выспится – времени нет. Пойдем?

А ведь времени и правда нет, подумал я и кивнул Виктору.

В ушах стоял гул от громкой музыки, в глаза били разноцветные лучи электрического света. Мы оказались в просторном зале без окон. Я не понимал, в какую часть Внутренней Риги мы перенеслись. Вместо людей на танцполе разместились застывшие манекены в пестрых одеждах, которые, видимо, должны были создавать ощущение толпы. Я принялся оглядываться по сторонам, но, кроме Виктора никого рядом не увидел. Пытаясь оказаться громче музыки, я прокричал ему в самое ухо:

– Где мы? И где Толик с Андрюшей?

Виктор наморщил лоб и проорал в ответ:

– А? Ты про педиков? Они не успели – теперь им так просто нас не найти! Что ты смотришь? Разве ничего про них не знал, это же очевидно? Я мелкому так и сказал, подчеркнув, конечно, что ничего не имею против однополой любви. Да чего ты глаза-то выпучил? Ладно, не забивай голову – нам надо поговорить!

Виктор потянул меня за рукав к лестнице, поднявшись на которую мы оказались на балконе над танцполом. На балконе было несколько круглых столиков, за один из которых мы сели. По желанию Виктора перед нами оказались бокалы с коктейлями, украшенные кусочками фруктов, миниатюрными зонтиками и соломинками. Музыка сделалась приглушенной, будто, сев за столик, мы проникли в невидимую изолированную капсулу.

– Немного о себе, – Виктор улыбнулся и пригладил волосы, – во Внутренней Риге я уже достаточно давно, можно сказать, Бизнес-Центр строился при моей помощи – это я его архитектор. Так же, как и этого клуба – но тут вообще все мое – от идеи до воплощения. Никита не приложил руки совсем. А знаешь, что это означает? Что мы тут одни – нас никто не сможет найти – даже Никита не знает, где мы – он сам тут ни разу не был. Ты уж не блести глазами – сильно захочет – разыщет. Но некоторую маскировку мы сейчас имеем. Считай, что мы в подполье…

Так вот, первое время я считал, что оказался во Внутренней Риге случайно, а Никита пытался спасти меня от гибели, но уже давно понимаю, что он подстроил мою смерть. В той жизни я руководил отделом маркетинга в крупной компании, в которой начал работать тогда еще стажером Никита. Так же я занимался текстами, писал статьи, речи, в том числе и политикам – был, так сказать, свободным журналистом, за свое хобби получая не деньги, а знакомства и влияние. Мне как-то всегда удавалось найти нужный подход к людям и склонить их на свою сторону. Здесь, во Внутренней Риге я работаю копирайтером жизни Никиты – отвечаю за все то, что касается его карьерного роста – думаю, что ему следует, а что нет говорить, как действовать, как себя презентовать тому или иному. Я, можно сказать, серый кардинал, управляющий им, когда он пытается заработать. Да – я занимаюсь только его карьерой, в личную жизнь не суюсь – это мы сразу оговорили по моей инициативе – так что вся история с тобой и Верой чисто его выдумка, ты не подумай…

Вот. Я копирайтер. А копирайтер обычно работает в связке с арт-директором: первый отвечает за содержание, второй за оформление. Писатель и художник, понимаешь, к чему я клоню?

Я кивнул, приятно удивившись прямоте Виктора, тому, что он не ходил вокруг да около.

– Там, в мире живых, – Виктор грустно улыбнулся, – мои самые успешные проекты были реализованы в связке с арт-директором. Мы дружили. Отсюда, через Никиту, как ты понимаешь, взаимодействовать сложнее, тем более что они не ладят. Никита предлагает решить вопрос, пригласив дизайнера сюда, но я, естественно, против – раз загробная жизнь есть, то и не за чем брать грех на душу. Нужна альтернатива – я посмотрел твои работы, в основном так себе, но посмертная меня поразила. Потенциал в тебе есть, а я лучше всех умею направлять его в нужное русло. Никита взялся за проект, который я один не потяну – мне нужно нестандартное мышление художника. Предлагаю поработать, что скажешь? В замен ничего предложить не могу – разве что отвлечешься и посмотришь на невиданный прежде уголок Внутренней Риги.

Я задумался – с одной стороны посмотреть на Бизнес-Центр хотелось, с другой – помогать Никите… Стоит ли того очередной закуток ума моего убийцы.

– Я же говорю, художники тяжелы на подъем. – Громко сказал Виктор, будто нас кто-то слышал, и рассмеялся, – ну чего ты ломаешься?

– Я не хочу работать на него. Это принципиально.

– А ты попридержи-ка свои принципы при себе. – Виктор нагнулся над столом ко мне, – ими иногда стоит поступиться во благо цели.

– Цели? – Не понял я.

Музыка смолкла. Стало настолько тихо, что было слышно, как моя ненависть к Никите стучит по вискам.

– Ты сказал то, что я и хотел услышать. Теперь раскрываю все карты, – Виктор перешел на тихую скороговорку, – как я уже говорил, это я помогал Никите строить Бизнес-Центр. Это было воплощением моей идеи. Но стекло, метал и камень, созданные по моей воле, рассыпались в пыль. Я не мог творить в чужой голове. И тогда к стройке подключился Никита, но не привычным для него способом. Он просто вдохнул в мою конструкцию жизнь. Улавливаешь? В МОЮ конструкцию – а я парень не промах. Я каждый день искал выход отсюда – вот и пошел на эксперимент: я подумал, а потом четко представил, что есть некая дверь, ведущая на свободу. А Никита своей волей, даже не заметив, воплотил мою мысль в жизнь. Выход есть! Понимаешь? Но мне одному до него не добраться – поэтому я здесь – сегодня я просмотрел все ваши жизни и понял, что больше остальных должны хотеть выбраться ты и Том. Ты должен сильнее хотеть, а Том физически сильнее остальных. Но Том овощ, так что мой выбор невелик. Подыграй мне, и уже скоро мы окажемся на свободе – разве ты не хочешь этого так же, как хочу я?

Выход есть… Что он такое говорит? Ловушка? А зачем? Мне не остается ничего, кроме как проверить. Это лучше, чем сидеть с Янушем рядом и выжигать человеческое. Лучше быть и ошибаться, чем не быть и оставаться при своей правде. Выход есть! Мне хотелось сорваться с места и переплыть реку вплавь, чтобы быстрее оказаться у заветной двери…

– Что ты молчишь? – Начал волноваться Виктор.

– Извини. На радостях потерял дар речи. Можешь положиться на меня – я мечтаю выбраться побольше твоего. Выбраться, а затем отомстить.

7. Художник за работой

События развиваются не так быстро, как мне этого хотелось. Не могу избавится от навязчивого страха, что пока я бездействую, Никита обхаживает Веру, предпринимает все возможные меры, чтобы она поскорее забыла обо мне. Чем же в это время занимаюсь я?

В Храме Утех вместе с Виктором рассматриваю предоставленные ему фрагменты жизни Никиты, запечатленные рабочие моменты, которые мы вместе должны разобрать, чтобы я понял свои новые обязанности, чтобы научился помогать моему врагу преуспеть.

– Ты меня вообще слушаешь? – Виктор начинает психовать. – Повтори, что я только что сказал?

Устало поднимаю глаза:

– Что-то про то, что нужно ловить момент, когда вклиниваться…

– А конкретнее? Вклиниваться каким образом? Соберись, Савел! Думаешь, Никита позволит тебе перебраться в Бизнес-Центр только за твои красивые глаза? Ты реально должен стать полезным ему профессионалом. Давай все сначала! А если тяжело, вспомни, что тебе это нужно, чтобы добраться до выхода. Запустить симулятор!

Успеваю виновато кивнуть, и пространство передо мной схлопывается. Я оказываюсь в Никитиной голове. То есть не в придуманном им мире, а непосредственно в голове, будто сижу за пультом человекоподобного робота. Рядом со мной, за капитанской рубкой – Виктор. За остекленной кабиной мы видим то, что видел Никита в конкретный момент. Вовлечение не такое сильное, как когда я наблюдал за свиданием – тогда я будто бы слился с Никитой в одно целое, теперь я четко самоопределялся и был сторонним наблюдателем, смотрящим и слышащим через экран и динамики, а не напрямую через Никитины органы чувств.

Никита проводил какую-то презентацию, демонстрировал графики, бросался профессиональной терминологией. Я опять начал скучать, вместо того, чтобы слушать, что он говорит, я слышал, как он это делает – самоуверенно, свободно, подчеркивая, что он тот, к кому следует прислушиваться остальным.

Презентация подходила к концу, и наступала часть ответов на вопросы. Виктор цыкает, чтобы я обострил внимание.

Сидящие на офисных стульях люди в костюмах задают рядовые вопросы, переспрашивая скорее для вида, чем демонстрируя несогласие и наличие другой точки зрения. По их поведению становится понятно, что это раболепствующие подчиненные Никиты, и все менее понятной становится роль наблюдателя за величием убившего меня человека.

Когда, казалось бы, ни у кого вопросов не остается, из-за дальнего края стола поднимается сидящий чуть поодаль от остальных крепкий светловолосый мужчина с загорелым лицом, выдающим иностранца. Дорогой, удачно подобранный под костюм и рубашку галстук, особое место в зале, и даже более, чем у Никиты, самоуверенные повадки давали понять, что он единственный важный слушатель презентации.

– Спасибо за отлично проделанную работу, Никита.

Мужчина говорил на английском, но я не слышал оригинальной речи, до меня доносился почти синхронный перевод, обработанный мыслью человека, в голове которого я находился. Не потому что Никита заботился о нашем удобстве, а потому что так он воспринимал всю информацию на английском – тут же, не задумываясь, переводя ее на родной.

– Ваши идеи ясны, – продолжал иностранец, – расчеты эффективности не вызывают сомнения. Я полностью согласен со стратегией, но я не могу понять вашу тактику. Это самое слабое место презентации – вы пользуетесь размытыми понятиями, которые не решают проблемы, а задают вопросы. Предположим, вы убедили меня в том, что нам нужен ребрендинг, но я до сих пор не могу понять, что именно под ребрендингом вы подразумеваете?

– Вы правы, – отвечал Никита уверенно, – я действительно, на данном этапе, не предал большого значения тактике, и сделал это намерено – моей целью было утвердить вектор направления, а уже после, step by step, так сказать, разобраться со всеми этапами.

– То есть, «на данном этапе», – передразнил Никиту иностранец, – вы продаете кота в мешке?

Было ощутимо, как уверенность Никиты немного поубавилась, это почувствовал и я изнутри, и люди снаружи, и сам Никита. Нотки волнения слышались в его голосе:

– Почему же кота в мешке? У меня есть некоторое видение, которое я запросто отшлифую при помощи наших креативных партнеров…

– Мне казалось, господин Никита, – перебивает иностранец, – что вы надежный хозяин, способный держать свое хозяйство в руках, и на которого я могу положится. Наверняка вы знаете о моих намерениях, в которых я уже начинаю сомневаться. Ведь сейчас вы предлагаете отдать чертову кучу денег рекламному агентству, которое попросту пустит ее в трубу, как делают все агентства, работающие без четких указаний?