Моя ожившая тень

– Совсем сдурела?

– Да, – честно сказала девушка, не испытывая в новом диагнозе особенных сомнений.

– За тобой черти гнались?

– Домовой.

– Очень смешно. Помоги мне подняться.

Он протянул руку в надежде выбраться из колючего кустарника, но Стася её проигнорировала и с опаской посмотрела в сторону окна.

– Я серьёзно, там был домовой.

– А Баба-яга не прилетала?

– Не знаю, – задумчиво пробормотала девушка. – У них ещё в гробу кто-то живёт… Или не живёт… Но, видимо, там было занято, иначе с чего домовому меня одёргивать…

Вольтов наконец распрощался с кустами, подошёл к Стасе и, аккуратно взяв пальцами за подбородок, немного приподнял её голову, внимательно глядя в глаза.

– Психические заболевания у родственников есть?

– Нет.

– Точно?

– Не точно.

– И кто в зоне риска? Отец, мать?

– Брат.

– У тебя есть брат? – искренне удивился Иван. – Странно, на приёме ты не рассказывала, я бы запомнил.

– Странно, что я вообще что-то тебе рассказывала.

Она вырвалась и, бросив в сторону окна прощальный взгляд, направилась к забору. Пёс весело бежал рядом, похоже радуясь тому, что не только он вынужден видеть странные вещи.

– Если надумаешь ещё раз сюда зайти, возьми с собой кружку молока и чёрный хлеб с солью.

– Осиновый кол тоже захватить?

– Не помешает.

– Стась, что за фигня?

Вольтов догнал её и вцепился в локоть, но она даже не притормозила.

– Хочешь узнать, что за фигня – лезь туда и сам общайся с фольклорными элементами, а с меня хватит!

– Да погоди, объясни всё толком.

– Объяснить? Объяснить?! Я уже объяснила. Если ты чего-то не понял, это твои проблемы!

– Что я должен был понять? Что ты собиралась залезть в чей-то гроб, но тебе помешал домовой?

– Ты на удивление точно всё пересказал.

Она вскарабкалась на забор и оттуда, с безопасного расстояния, посмотрела на коттедж. Теперь жилище криминального авторитета производило совершенно новое впечатление, ассоциируясь не столько с преступлениями, сколько с чем-то совсем жутким и потусторонним.

– И всё-таки… – Вольтов прервался на полуслове, потому что окно, из которого она вылезала, с треском захлопнулось, хотя Стася, пристально разглядывавшая дом, могла поклясться, что никого там не видела. – Внутри и правда кто-то был?

– Сомневаешься? Вернись и убедись лично, – с мерзкой ухмылкой посоветовала девушка, которой уже не было страшно.

То, что обитель тёмных сил удалось покинуть с такой лёгкостью, могло говорить о многом. Например – о том, что ей действительно не желали зла. Или о том, что она оказалась быстрее непонятного, но голодного существа. Спасибо папе, который дальновидно отдал любимую дочурку в серьёзный спорт, а не на танцы.

– Как он выглядел?

– Кто? – Девушка не сразу вернулась в реальность и чуть не свалилась с забора.

– Тот, кого ты видела.

– Мелкий, морщинистый, со странными ушами. Ах да, он ещё одевается как наши древние предки, соответствующе говорит и назвал меня «красной девицей».

– Ну, здесь мужик явно погорячился, сейчас ты зелёная, местами даже в желтизну…

– Тебе смешно?! – взорвалась Стася. – Я могла не выйти оттуда живой, могла навсегда остаться рядом с телом, которое они прячут в гробу, или превратиться в такую же домо… домо… Как называется женщина-домовой?

– Кикимора?

– Идиот, кикиморы в воде живут.

– Тогда домовиха.

– Как-то по-дурацки звучит, мне не нравится.

– Чертовка?

– Вот это ничего, вполне по мне.

Вольтов неожиданно провёл рукой по её волосам и в ответ на возмущённый взгляд пояснил:

– У тебя должны появиться рога и хвост. На хвост ты вряд ли разрешишь посмотреть, так что…

– Да что ты издеваешься? У меня шок, между прочим…

– Я заметил.

Лишь тогда Стася поняла, что бессмысленная болтовня пришлась очень кстати и каким-то чудодейственным образом её успокоила. Состояние было подобно тому, которое она испытывала после тяжёлых соревнований или долгой болезни – вроде всё уже хорошо, но организм перенёс потрясение и только начинает восстанавливаться, напоминая о пережитом усталостью, сонливостью и меланхолией. Очевидно, Вольтов – не самый плохой психолог. Или искренне заинтересовался родовой принадлежностью домовых. Причём второе явно вероятнее.

– Ты когда-нибудь его видел?

– Нет.

– Но сам же говорил, что окна кабинета выходят…

– Выходят.

Они немного помолчали, думая каждый о своём, и Стася наконец покинула забор, с опозданием сообразив, что камеры могут быть установлены не только у ворот. Вольтов об этом, видимо, не беспокоился и о том, что их засёк кто-то из домочадцев Чернова, тоже не переживал. Его нетипичная реакция наводила на определённые мысли, но девушка всё ещё пребывала в некотором оцепенении и не понимала – какие именно. Это слегка раздражало, однако радость от того, что злоключение завершилось относительно благополучно, была сильнее, и через пару минут она начала улыбаться, подставив лицо солнечным лучам.

– Оклемалась? – заботливо поинтересовался Иван, и было видно, что он скорее удивлён.

– Твоими молитвами.

– Разве они действуют на чертовок?

– Можешь уточнить у моего знакомого домового… Слушай, ты же мне спор проиграл!

– И правда оклемалась, – покачал головой Вольтов.

Он стянул с себя рубашку с длинным рукавом, постелил её на пригорке, откуда открывался прекрасный вид на его дом, и жестом пригласил садиться. Было немного странно, что Иван даже не думает вернуться к себе, в более комфортные условия, но, прислушавшись к своим ощущениям, Стася поняла, что тоже не хочет уходить.

– Так что тебе понадобилось у Черновых?

– Ну уж точно не гроб, охраняемый домовым, – невесело усмехнулся Вольтов. – Зинаида, жена Чернова, ходила на консультации в мой центр помощи, а потом…

– Покончила с собой.

– Видишь, ты и так всё знаешь.

– Я не знаю, зачем надо доканывать вдовца, которому и без тебя нелегко… Подожди, ты думаешь, что она не сама? Но лично я не вижу здесь ничего удивительного, наше с тобой общение произвело на меня похожее впечатление, и если бы нервы были послабее…

– Обязательно ёрничать? Женщина погибла, между прочим.

Стася прикусила язык, но совсем отказаться от допроса не могла – слишком уж заманчивая история была связана с этой Зинаидой и её наследником. Вряд ли случившееся имеет отношение к тому, что её действительно интересует, и тем не менее проверить стоит.

– С чего ты взял, что она не сама?

– Считай это профессиональным чутьём.

– Чутьё тебе подсказывает, что ты не мог облажаться и виноват кто-то другой?

Вольтов приподнялся, собираясь уйти, но сразу опустился обратно и только махнул рукой.

– Я знаю, как это выглядит. И мне плевать.

– Допустим, – помолчав, сказала Стася. – Но какой смысл наблюдать за их участком и лазить туда? Что ты там рассчитываешь обнаружить? Всё уже случилось.

– Хочу больше узнать о её жизни, убедиться, что у неё не было таких намерений.

– А если убедишься в обратном?

Он не ответил, но заметно помрачнел и принялся разглядывать травинку. Любопытная реакция, учитывая его репутацию. Может, где-то внутри ещё остались зачатки совести, и Вольтов наконец понял, что здорово заигрался, а на кону чужие жизни…

– Вдруг это внезапное решение? Не каждый самоубийца месяцами выстраивает в голове сложные планы и оставляет следы, по которым близкие поймут, что происходит что-то не то. Иногда человеку так тошно, что он просто не в состоянии сопротивляться и хочет мгновенно со всем покончить.

– Ты кому это говоришь?

– Я имею в виду, что в таком случае ты не обнаружишь доказательств её суицидальных настроений, даже если Зина действительно полезла в петлю по собственной инициативе. Ну и какой смысл искать?

– Чтобы найти хоть что-то.

– Признайся уж честно, что приглядываешься к её сыночку.

– Чудесно.

Вольтов скривился и поднял глаза к небу. Стася не поняла, следует ли принимать его мимические упражнения за восхищение её детективными способностями или, наоборот, за сожаление по поводу необычайно низкого уровня интеллекта.

– Ты не мог бы раскрыть суть сего высказывания? – процедила она, остановившись на втором варианте.

– Чудесно, что я в тебе не ошибся, – послушно пояснил Иван, заслужив предельно испепеляющий взгляд и вызвав лёгкий зубовный скрежет. – Очень мелодично, почаще бы так…

– Вольтов, ты…

– Вряд ли сейчас последуют дифирамбы, поэтому, извини, перебью. Мальчишка тоже у нас консультировался, но мои специалисты быстро направили его в другое учреждение, а дошёл он туда или нет – не знаю. До принудительной госпитализации было очень далеко, мы всего лишь рекомендуем, не более того.

– Парень – психопат?

– О врачебной тайне не слышала?

– Слышала, но ты-то к ней каким местом?

– Знаешь, когда ты ушла из спорта и потеряла опору в жизни, ты нравилась мне гораздо больше. Я прям человека в тебе видел…

– А в Чернове-младшем видишь?

– Не очень, – усмехнулся Иван, отдавая должное её настойчивости. – Он почти лишён эмпатии, чувствует и мыслит совсем не так, как остальные. Но при этом не агрессивен и не опасен для окружающих. По крайней мере, пока.

– А как же Зинаида? Ты не думаешь, что…

– Маловероятно, – поморщился Вольтов. – Я бы скорее предположил, что это её криминальный супруг, планировавший привести в дом другую и не желавший делить нечестно нажитое… В общем, здесь что-то примитивное, сын всё сделал бы иначе.

– Как? С обилием крови, скальпом на стенке и внутренностями под столом?

– С выдумкой и азартом. Если он пойдёт по этой дорожке, будет испытывать в убийствах физическую потребность, получать от них удовольствие. Но рано или поздно любое удовольствие приедается и требуется чем-нибудь его разнообразить.

– А у него ещё не приелось?

– Он слишком умён, чтобы начать вот так и радоваться самому факту. Должно быть нечто более продолжительное и захватывающее, интригующее и подогревающее…

– Вроде затянувшейся слежки за соседями? – съязвила Стася. – Ты ждёшь, когда у него окончательно снесёт крышу? Чтобы что? Остановить?

– Ну да. Я же спец, пойму, что происходит, гораздо раньше его отца, учителей и друзей. И насчёт Зинаиды – правда. Мне очень не нравится её смерть.

– А остальные в восторг приводят? – снова не удержалась девушка. – Ладно, меня не волнует мелкий антихрист. И его убиенная мать тоже. И домовой с обитателем гроба. И…

– Какой редкий пофигизм…

– Скажи, особенности этого пылкого юноши могут передаваться по наследству?

– Нет.

– Прям точно-точно? Может, он получил их не от отца, а от какого-нибудь дяди, бабушки, прадеда…

– Ты слышала хоть об одном семействе маньяков? Я имею в виду не супругов, а кровную родню.

– Я не то чтобы сильно интересовалась вопросом.

– Родственники очень редко в курсе, а если знают – могут защищать или делать вид, что ничего не случилось, до последнего закрывать глаза… У них бывают разные роли, в том числе не самые хорошие, однако теми же наклонностями они не обладают. Если только совсем уж большое исключение. И я вообще подозреваю, что патология этого парня приобретённая, а не врождённая. Хотя на сто процентов не уверен, могут быть варианты…

– Приобретённая – это в результате какой-то детской психологической травмы?

– Учитывая род деятельности его отца, такой вариант – самый простой. Мальчишка когда-то что-то увидел, проникся и ожесточился. Отсутствие многих типичных эмоций – это как бы защитная реакция, она позволяет чувствовать себя непробиваемым, неуязвимым. Зачем страдать, когда можно причинять страдания другим…

– А третьего не дано?

– Для этого с ним надо работать много лет – при его полном содействии и желании стать нормальным. И даже тогда результат не гарантирован, всё зависит от травмы и особенностей его личности. И если уж тебя интересует наследственность, скажу так: передаться, например от деда к внуку, такое вряд ли может. Но вот реакция на стрессовые ситуации у близких родственников бывает весьма похожей. Поэтому, если в своё время дед был так же травмирован и так же закрылся от потенциальных угроз внешнего мира, у внука очень неплохие шансы пойти генетически знакомой тропинкой…

– То есть всё-таки надо искать родственников! – обрадовалась Стася. – Так я и думала.

– На кой они тебе?

– Ты бы узнал, если бы не ошибся насчёт соотношения моих бесподобных форм и подвального окна.

Она поднялась, стряхнула прилипшие к штанам травинки и, ни слова не сказав на прощание, направилась к автобусной остановке. Иван какое-то время посидел, прикидывая, стоит ли её догонять, потом всё же не выдержал и рванул следом.

– Слушай, у нас, похоже, одни и те же цели.

– Вовсе нет.

– Даже если нет, где-то они пересекаются, ведь так?

Стася нехотя кивнула и замедлила шаг. Судя по тому, что она слышала о Вольтове, связываться с ним себе дороже, да и раскрывать секреты своей семьи – ни малейшего желания. С другой стороны, удачное расположение его дома может оказаться очень кстати. Опять же, он общался с Зинаидой, которая, вполне вероятно, что-то знала…

– В твоём центре ведь есть какие-нибудь записи…

– О пациентах и клиентах?

– Достань всё, что имело отношение к Черновым, и я подумаю о сотрудничестве.

– Ты соображаешь, о чём просишь? Да я за это сесть могу.

– Только если кто-нибудь узнает. И вообще, я тоже рискую, соглашаясь на твою дружбу.

– Чтобы на что-то согласиться, нужно, чтобы сначала тебе это предложили, – безрадостно буркнул Вольтов. – И чем, интересно знать, ты так рискуешь?

– Психическим здоровьем. – Она зашла в подъехавший автобус и обернулась. – Найдёшь меня, если надумаешь. А если не надумаешь, я сама найду.

Обещание явно не привело Ивана в восторг, но он автоматически кивнул и побрёл прочь – видимо, размышляя о перспективах тюремного заключения.

Вернувшись в свою квартиру, Стася включила чайник, соорудила бутерброд и только тогда подумала, что может быть не одна. Боязливо оглядевшись, девушка налила в кружку молоко, посолила чёрный хлеб и, запихнув угощение за холодильник, громко пожелала домовому приятного аппетита. Ещё немного – и придётся обращаться к Вольтову за профессиональной помощью.

Утолив голод, она устроилась на диване, попыталась нащупать где-то под собой пульт от телевизора, но в процессе поиска устала и с облегчением закрыла глаза, радуясь, что этот день наконец завершился.

                                        * * *

Проснулась Стася, когда за окном уже брезжил жидкий рассвет, а комната была наполнена холодными сумрачными тенями. Взгляд тут же упал на большой чёрно-белый портрет, висевший над столом, и девушка, зябко поёжившись, постаралась смотреть в другую сторону. На том, чтобы изображение украшало собой её квартиру, настоял отец, но Стасе это было не по душе, и каждый раз, когда она видела серьёзные строгие глаза, точёный греческий нос и плотно сжатые губы, внутри что-то переворачивалось.

Ей говорили, что они ужасно похожи, просто копия друг друга. Ей говорили, что от него она переняла спортивный талант и характер. Ей говорили, что она стала утешением для семьи и надеждой на продолжение рода… Стасе много чего говорили, только она никогда не понимала, почему её не воспринимают как отдельную единицу и всегда пытаются связать с братом, которого уже давно нет в живых. А даже если и есть, он отказался быть частью их семьи, отказался явиться на её крестины и первый чемпионат, отказался ухаживать за отцом, когда тот серьёзно болел, и помогать маме на даче, отказался хотя бы раз намекнуть, что с ним всё в порядке, отказался подарить родителям спокойную старость, а ей – собственную судьбу, где не было бы его призрака и были бы свои решения…

Стася скорчила портрету злобную рожу и отправилась на кухню. Она корила себя за не самое сестринское отношение к родственнику, но и перебороть отрицательные эмоции не могла. Сколько она себя помнила, отец и мать жили только им и связанной с ним трагедией, а она была для них лишь бледной тенью, подобием из разряда «на безрыбье и рак рыба». Из неё пытались вырастить его аналог, сделать клонированную версию, у которой нет своих особенностей и желаний. В чём-то девушка понимала родителей и очень им сочувствовала, однако быть для них сыном ей давно надоело, а как быть дочерью, её не научили. В результате Стасю тянуло в противоположные стороны, она часто ошибалась и во многих ситуациях не представляла, как поступать. Уйдя из спорта, она впервые начала ощущать себя личностью, и это перевешивало все неудобства и проблемы.

По крайней мере, так было до вчерашнего дня, когда жизнь оказалась существенно разноображена весёлыми испытаниями и нетипичными знакомствами. Возможно, родители не зря старались уберечь её от чрезмерной самостоятельности, но кто предполагал, что реальный мир настолько аномален…

Тоскливые размышления прервал дверной звонок, и Стася с ужасом посмотрела на часы. Кто может заявиться в такую рань, да ещё без предупреждения? Если бы у родителей что-то стряслось, они воспользовались бы телефоном, а остальные…

Что сделали бы остальные, она так и не придумала, потому что звонок повторился и пришлось переместиться ближе к двери. Подкрадывалась она на цыпочках, чтобы не обнаружить своего присутствия, и даже проигнорировала глазок: если там домовой Черновых, его, в силу роста, всё равно не будет видно, а обитатель гроба явно должен быть не из тех, на кого приятно смотреть в четыре утра. Подивившись собственному практически равнодушному отношению к запредельному в своей сверхъестественности происходящему, Стася приложила ухо к двери и моментально услышала раздражённое:

– Если не откроешь, я пройдусь по твоим соседям и расскажу, чем ты занимаешься.

– А чем я занимаюсь? – по-настоящему изумилась девушка, распахивая дверь.

На лестничной клетке стоял хмурый Вольтов с пухлой папкой в руках. Вид он имел самый плачевный, но сразу сказать, в чём именно это заключается, было сложно.

– Подбиваешь людей на ужасные злодейства. – Он вошёл в квартиру, сбросил обувь и недовольно осмотрелся. – Не думала найти жильё поприличнее?

– Не думал приобрести часы?

– А у меня есть, – просветил Иван. – Точнее, были. Пока я не оставил их на месте преступления.

– Кого прикончил? – не особо удивилась Стася.

– Свою совесть. – Он сунул ей папку и рухнул на диван – запрокинув голову и вытянув ноги. – А ведь ещё вчера был добропорядочным человеком, бродячих животных подкармливал…

– А сегодня?

– А сегодня заныкал в тайнике деньги и загранпаспорт – на случай если менты всё узнают.

– Где?

– Да где угодно, хоть от тебя…

– Заныкал где? Мало ли что с тобой будет, а так я хоть найду жильё поприличнее…

Вольтов презрительно скрутил пальцы в кукиш и с некоторым воодушевлением заметил:

– Не тешь себя иллюзиями, ты тоже по этапу пойдёшь. Как организатор преступной группировки.

– Тебя маловато, чтобы называться группировкой.

– А я ещё домового сдам, как раз банда вырисовывается… Можешь эти бумаги хоть до дыр зачитать, но там действительно ничего интересного. Зинаида обратилась к нам из-за сложностей в отношениях с мужем: они охладели друг к другу, почти не проводили время вместе, разговаривали только о сыне и домашних проблемах… Это всё стандартно для супругов с их стажем.

– А говоришь, не было повода для суицида.

– Так оно и есть, вменяемые люди не лезут в петлю из-за подобной ерунды. Вернее, некоторые, конечно, лезут, но это или по молодости, когда расставание видится гипертрофированной трагедией, или – если со второй половинкой человек теряет что-то ещё.

– Состояние, дом, ребёнка и привычный уровень жизнь?

– Ребёнка она не потеряла бы – парень скоро совершеннолетним будет, за него даже судиться бессмысленно. Насчёт остального тоже не факт – основная часть имущества нажита в браке, так что в случае развода Зинаида не оказалось бы нищей. Но, собственно, про развод речь и не шла, она просто хотела, чтобы в их отношениях появились прежние доверие и тепло. К тому же ситуация была очень далека от действительно острой, так что повод для петли отсутствовал.

– Ну а ещё что? – разочарованно спросила Стася. – Она говорила о родственниках мужа?

– С чего бы? Родня в их жизни почти не участвовала и никакого влияния не оказывала.

– Но она существует?

– У Зинаиды есть мать и двоюродная сестра. Кто у Чернова – не в курсе, она о его семье не говорила.

– Тогда поехали к матери.

– А я всё ещё не знаю зачем, – вяло напомнил Вольтов. – И где эта мать живёт, извини, тоже. У меня не детективное агентство.

– Очень жаль. Надеюсь, к следующему разу ты восполнишь этот пробел.

– К какому разу? – сквозь зубы уточнил Иван. – Я ещё этот не пережил.

За окном символично завыли сирены, и Вольтов заметно побледнел.

– Ты что, правда кого-то убил за эту папку?

– Хуже, – буркнул он, и Стася решила, что совершенно не хочет знать подробности.

– Где Зинаида родилась?

– Думаешь, мать по-прежнему там живёт? – Вольтов взял папку и принялся перебирать бумаги. – Где-то об этом было, но я сомневаюсь, что за столько лет…

– Почему они мокрые? – полюбопытствовала Стася, брезгливо присматриваясь к документам.

– Система автоматического пожаротушения, – коротко пояснил Иван, и ей снова расхотелось задавать вопросы. – Вот, написано, что Зинаида росла на берегу водохранилища и дружила с мальчиком из соседней квартиры.

– Прям на берегу?

– Думаю, речь о многоэтажке.

– Кажется, там только один такой дом, остальные – дачи и новенькие коттеджи.

– По-моему, он расселён давно. Или даже снесён уже.

– А если нет?

Вольтов обречённо поднялся с дивана и проследовал в прихожую, где печально, со вздохами и долгими паузами натягивал кроссовки. Чувствовалось, что перспектива прогуляться до водохранилища его не слишком прельщает, однако протестовать он отчего-то не стал и покорно ждал на лестничной клетке, пока Стася переоденется. Девушка решила не усердствовать и попросту накинула на свой вчерашний наряд чёрную толстовку – утреннюю прохладу ещё никто не отменял.

– Отлично смотришься, – съязвил Иван. – С первого взгляда и не скажешь, что ходила в этом весь день, а потом спала. Только со второго.

– Тебя вообще выжимать можно, но я же вежливо молчу. Так где был пожар?

– В моём центре. Должен заметить, что некоторые документы уже не восстановить.

– И не найти? – прищурилась Стася. – Серьёзно: что ты сделал? Не мог же и правда спалить место, в котором работаешь.

– Между прочим, многие об этом мечтают, – уклончиво сказал Вольтов, и дальнейших комментариев не последовало.

Водохранилище располагалось на окраине города, и долгое время захолустный район считался самым непопулярным. Однако около десяти лет назад его облюбовала местная администрация, отгрохавшая на берегу роскошные особняки, а вскоре потянулся и люд попроще. Крупнейшая в области спортивная база тоже находилась у воды, поэтому раньше Стася частенько тут бывала и сейчас, завидев песчаный спуск к причалу, прониклась детским восторгом.

– Давай подойдём!

– Зачем? – безо всякого воодушевления поинтересовался Иван. – Вон многоэтажка, которая нам нужна, туда ещё пилить и пилить.

– До чего нынче мужик хлипкий пошёл, – скривилась девушка и, не слушая его брюзжания, побежала вниз.

Серое зарождающееся утро окрасило воду в тёмные, почти чёрные оттенки. Лёгкая рябь, холодный песок и мокрые прогнившие доски причала тоже не добавляли пейзажу привлекательности, но Стасе было всё равно. Она встала на четвереньки, дотронулась ладонью до длинной зелёной растительности, покачивающейся у поверхности, и улыбнулась кому-то в глубине.

– Друзей высматриваешь? – хмуро буркнул Вольтов, усаживаясь рядом.

– Каких друзей? – не поняла она.

– Водяного, утопленников, русалок… Кто там у тебя ещё в ближайших товарищах…

– Как ты относишься к небольшому заплыву?

– С диким предвкушением. Особенно сейчас, когда… Ты сбрендила? Вода ледяная.

Стася презрительно фыркнула и сняла толстовку, которой благоразумно утеплилась меньше часа назад. Кожа сразу ощутила свежий ветерок. Захотелось снова одеться и никуда не лезть, но идти на попятный было поздно – не показывать же нерадивому психологу, что она не может сохранять элементарную последовательность в своих, пусть и оригинальных, решениях.

– У тебя проблемы, – мигом сообщил он, выразительно рассматривая синеватые мурашки, покрывшие её руки. – Я бы даже предположил, что этим детским способом ты пытаешься самоутвердиться и кому-то что-то доказать, вот только…

– Доказывать некому и нечего.

– Именно это меня и удивляет. Напрашивается вывод…

– Который до безобразия неверен.

– Ты его даже не слышала, – усмехнулся Вольтов.