Широко открытое небо

Даже в столь гнусном создании на короткий миг, абсолютно ни с того, ни с сего, вдруг появиться чувство отцовского волнения и тревоги. Он вспомнит о своём ребёнке, о жене, которую он неоднократно избивал под героином, дурью, паршивым алкоголем или просто так – плохое настроение. Возвышай себя унижая других – как инструкция к личностному росту мерзавца. Уже много лет он возвышается за счёт других. Этим он занимался и сегодня, но, вдруг, давно обугленное сердце почему – то зашевелилось, совсем чуть – чуть. Луч света, луч надежды. Звезда, ведущая к спасению… но самодур поскорее закуривает, вливает в себя две подряд полные рюмки тёплой водки, ставит грязный стакан на грязную стойку и известным всем завсегдатаям бара жестом просит повторить.

Дверь бара закрывается с оглушительным грохотом. Тьма сгущается.

Любящая, почти святая мать горько плачет. Руки девочки расслабляются. Плюшевый мишка падает на кафельный пол больницы.

За окном рассвет. Гость покидает комнату. Ему очень хочется изменить ход событий, но он перед ними бессилен. Ему не спасти девочку.

2

Наверное одно из лучших ощущений в жизни – чувствовать себя человеком… живым, счастливым, не обречённым, независимым. Стив порой мечтает о такой жизни, но каждый раз он входит не в ту дверь.

Три стука. В ответ тишина. Стучит ещё. Внутри послышалась возня.

– Кого черт принёс?

– А ты погляди в глазок, – брякнув Стив.

Щелчок замка. Дверь приоткрылась. Лица не видно.

– Стив, ты? – дверь открылась шире.

Стивен молчит.

– Конечно ты. Только от тебя может так разить.

– Заткнулся бы ты, – не дождавшись приглашения, парень вошёл в квартиру, протиснувшись между дверным откосом и полноватым, низким Джоном.

– Башмаки снимать не учили, свинота? – брякнул хозяин жилья, прикрывая дверь.

Поросячьи глазки Джона полны пренебрежения. Он знает, зачем пожаловал Стивен. Он всегда приходит лишь с одной целью. Никаких вопросов. Немного ожидания.

Закурил и ждёт, опершись плечом в стену, когда – то оклеенную белыми обоями. Те уже давно стали жёлтыми от курева и прикосновений грязными рукми. Та же участь настигла и зубы Джона.

– Если я их сниму – мы оба задохнёмся, поэтому давай не выходить за прежние рамки, – злобно отрезал Стивен.

Джон опустил взгляд на свои потные пятки. Кивнул, сделал затяжку.

– Доставай, – брякнул он, почёсывая лысую макушку.

Стив передав второму телефон. Тот поглядел на него со всех сторон, пошевелил густыми усами и сказал:

– Да на нем кровь, Стиви. – Приподнял бровь, снова крепко затянулся и пустил густую струю дыма.

– А тебе давно не всё равно?

Джон опустил взгляд на телефон, несколько раз подкинул его в руке.

– Полсотни, Стиви, и имей не забывай кое – что: если ко мне кто заявится с вопросами о телефоне – я тебе выдам, не сомневайся в этом. Ты редкостная мразь и я догадываюсь, где ты его взял.

Стив молча протянул руку вперёд, глядя куда – то на пол.

Джон потёр нос тыльной стороной ладони, сунул руку в карман грязных шорт и достав оттуда пару двадцаток и одну десятку. Он даже не рассматривал вариант более высокой цены за телефон. Отдал случайно попавшие в карман деньги и все на этом. Все всегда согласны. Лишь некоторые просят больше, тщетно пытаются сторговаться, и только единицы могут действительно вытрясти из жирного, низкого и лысеющего, вечно воняющего потом человека немного больше. Джон призирает и хает подобных «друзей».

На самом деле телефон можно реализовать за три – четыре сотни. Джон прекрасно это знает, как сейчас, так и в каждый другой раз. До ужаса жадный человек настолько дорожит деньгами, что лишний раз не тратит их на себя самого, если, конечно, дело не касается проституток, наркотиков и пьянок во всевозможных барах.

– Проваливай, – Джон открыл дверь. В душное помещение проник прохладный воздух.

Стив вышел на улицу. Смеркается.

Проваливай.…

Даже такому ничтожеству, такой твари, как Джон он не смог ничего ответить. Как отвратительна, жалка жизнь Стивена. Он зависим от самых гнилых слоёв общества.

Падение продолжается.

Злость приходит вместе с отчаянием. Стивен не знает, на что именно он злится – несправедливость, имеющееся для него общество, на самого себя? Он ощущает эту фоновую энергию, источник которой зарыт глубоко внутри него. Будто бы намагниченные камушки подползли друг к другу вплотную, и их общая сила вызывает вибрацию, источающую зло. Каждый камушек внутри Стива – глоток, сделанный им в разное время жизни. Он глотал свою трусость, свою неуверенность, чужое мнение, свои и чужие страхи, которые породили сотни демонов. Он спрятал это всё глубоко внутри себя. Камни переросли во что – то новое и теперь всё это медленно, но уверенно убивает Стивена.

Он ничего об этом не знает. Он ничего не понимает и просто злится.

Темнота вокруг исправно освещающих улицы фонарей сгущается. Демонам этот свет не страшен. Не полная тьма, разумеется, но не так больно, как при солнце – свете Бога.

Перекусив чем подешевле в одном из ближайших кафе, Стив придёт в ночной парк. В нем он найдёт скамью, на которую свет фонаря падает меньше всего. Закурит. В темноте уголёк будет подолгу стоять в одном положении. Мысли отвлекут его от курения.

Парень двадцати девяти лет – ничего не достигший, ничего не видевший и не сделавший ничего хорошего как для себя, так и для других. Его существование воздействует на людей пагубно. Ну, если только кто-нибудь не откажется от соблазнов вколоть в себя что-нибудь этакое, глядя на Стива, как на последствия соблазна. Ход мыслей был именно таким. Стив не боролся.

3

Грех – вязкая субстанция, склеивающая общество. Чем больше группа людей – тем больше среди них греха. Быть может кто – то примет это слово слишком буквально. Что одному грех – то другому спасение. Все относительно.

Разум и милосердие, внутренняя доброта, понимание, умение поставить себя на место другого человека и борьба с собственным эгоизмом – хороший набор инструментов для работы над вопросом – что есть грех?

Почему люди поступают так, а не иначе? Что ими движет? Может в их хрупком устройстве чего – то не хватает? Вроде всё на месте. Душа у каждого, хоть и разная от времени и действий, но есть.

Глупость, наивность, мечтательность, беспечность – всё здесь.

Как же непрост человек. Кто бы мог подумать!

Гость смотрел на звезды. Там, вверху, целая вселенная! Столько звёзд, столько миров, столько бесконечной красоты! Неподдающиеся воображению пространство, колоссально большие объекты, ослепительно яркие цвета, невероятно красивые краски.…

Сколько энергии….

Человек, взгляни на небо! Посмотри, как много мерцающих огней на чёрном фоне. Каждый из них – целая история, возрастом где в миллионы, а где и в миллиарды лет. Сколько всего древнего, мистического и непостижимого для твоего разума она способна открыть? Всего одна крохотная точка сияющего света!

Не вздумай вламываться в голову ребёнку, который ищет прекрасное в небе. Не заражай его сознание раньше времени. Жизнь сделает это и без тебя.

Гость думал.

Звезды горели и после того, как погасли все огни, сотворённые человеком. Они будут гореть и после того, как угаснет последний импульс в теле последнего человека. Кто теперь будет считать себя выше и важнее всего прочего?

Звёзды были до человека, они будут после него.

Как хорошо, что не все люди такие. Некоторые способны доказать, что они состоят из тех прекрасных тканей, из которых соткана и всё во вселенной.

Человек – самое необыкновенное существо из всех, что Гость видел за свои долгие годы. Он не ожидал столкнуться с таким количеством граней, что обнаружились им в обществе этих существ. Насколько переменчивым и непостоянным может быть человек! Верным и неверным, добрым и злым, счастливым и несчастным, живым во всей полноте смысла этого слова и… просто живым, как объект его сегодняшнего внимания. Просто живой, но переменчивый, имеющий много затупленных годами граней человек. Было в нем ещё что – то особенное, очень редкое, но свойственное человеку по набору качеств.

Гость хотел подойти к нему именно сейчас, но его вдруг что – то сильно смутило. Возможно, это было ощущение ненужной спешки, которая сорвёт с ветви немного недозревший плод. Тот будет никуда негодным. Всё потраченное на его рост время испарится в воздухе по щелчку пальцев. Все планы на его счёт сольются к нулю. Смысл будет утерян, а без него останется только отчаявшаяся пустошь, жизни в которой не ищи.

Не спеши!

Совсем скоро всё случится. Неизбежно случится, как и случалось раньше. Это очередной пик очередного подошедшего к завершению цикла.

Звезды горели и после того, как Гость шагнул в пустоту, прямиком с крыши пятидесятиметрового здания. Растворился в сгущающейся у земли темноте.

Луна росла четвертую ночь. Местами лениво плыли полупрозрачные облака. Дул лёгкий, тёплый ветер. Все живущие в городе ночные птицы были заняты своими делами. Многие из них пели, многие охотились, сотрясая крыльями ночной воздух – точно так же, как это сейчас делал Гость, но смысл его охоты был далёк от общепринятого представления этого слова.

Город отстрелялся в ночь дробью огней. Фасады многих домов были напрочь темны. Мир спал. Любимые обнимали друг друга, дети прижимали к себе свои игрушки. Сны спустились на землю и разбрелись по людским головам. Утопичная ночь… такой она и останется, если, разумеется, не приглядываться, куда не стоит.

4

Я так устал от всего этого. Ах, если бы кто знал. Зачем я вообще живу? Может это какая – то кара за прошлые провинности?

Стив закурил вторую подряд сигарету. В голове снова каша. Тело начинает поламывать. Жажда.

Жажда.

Голод… зависимость. Ломка.

В этот раз Стив подготовился заранее. У него есть деньги. Он неспешно бредёт на хорошо знакомый адрес. Сегодня ему не придётся на кого-то нападать. Ненужно кого – то обворовывать, избивая при этом. Как правило – более слабых и беззащитных людей.

Последние вздохи полной грудью. Сейчас он чувствует тепло ветра, его нежность, смотрит вверх – как красивы звезды. Сверхмассивные гиганты долетают до земли в образе точки света, источник которого может не существовать уже миллионы лет. Как это величественно! Всё земное неважно на фоне звёзд.

В этот короткий, едва уловимый миг он счастлив. Сразу же за чувством счастья приходит понимание того, что он его недостоин. Он обязан страдать за все свои деяния.

Грань под его ногами – грань позади.

Жажда… голод. Выжить любой ценой.

Дикость в очередной раз берёт над ним верх.

Дверь открылась с тихим скрипом. Несколько этажей по лестнице. Палец бьёт о дерево. Возня с другой стороны.

Лицо Стива застыло. Поверх него лёг тускло – красный свет коридора. Густейший дым в нём бывает намного чаще чистого воздуха. Люди сидят на полу, опершись о стены. Кто – то лежит с торчащим из руки пустым шприцом, кто – то медленно качается взад – вперёд, кто – то прямо сейчас справляет нужду в свои штаны. А вон в том месте, где сегодня сидит очередной обезображенный наркотиками человек вчера умер парень.

Стивен всё ещё стоит перед дверью. Он не понимает, что его останавливает. Что – то пошло не так. Он не в силах поднять ногу, чтобы переступить порог.

Парень стоит в тусклом свете лестничной площадки, перед распахнутой дверью, на краю света, в который из тьмы пополз дым. Он словно щупальца, которые вот – вот схватят Стива и затащат его внутрь силой.

– Ты так и будешь стоять? – сказал дистрофично худой, высокий парень, открывший ему дверь. – Входи уже!

Его голос был таким же тощим и пустым, как и его владелец, а в его взгляде не было ничего, кроме пугающей красноты. На Стива будто бы смотрел демон из темной и воняющей всякой мерзостью преисподней.

Стив не понял, как произошло дальнейшее:

– Нет, – ответил он и тут же развернулся.

Дверь медленно поползла обратно. За ней становилось всё темнее и в этой тьме не было видно ничего, кроме красных точек – глаза собравшихся внутри демонов, пробравшихся в падкие на соблазн, крайне слабые человеческие тела.

Последний вихрь дыма вырвался в щель, повторил контур двери и растворился в воздухе. Дверь легла на место.

Стив уселся на бетонную ступеньку. Закурил.

Нет.

Впервые в жизни он сказал что – то подобное перед распахнутой дверью, ведущей к желаемому оазису

На лице начал собираться пот. Стива затрусило. Сигарета выпала из ослабших пальцев, перепрыгнула несколько ступенек, скатилась ещё по трём и остановилась, пустив голубую струю дыма вверх.

Да что это я такое выдумал? Как это нет? Кто вообще это сказал? Это точно был не я. Как глупо. Неужели я способен на такой поступок?

Нет

Наивный, глупый Стив. Как такое вообще можно вообразить? Решиться отказаться от наркотиков? Сможешь побороть в себе невероятно сильную жажду, переломиться, завязать? Хочешь стать нормальным человеком, полноценным членом общества? Забыть прошлое, как страшный сон? Принять себя и весь мир таким, какой он есть?

Нет

Как же это будет тяжело! Сколько сил для этого понадобится. Зачем вообще затевать всё это? Есть ли смысл? Даже если удастся соскочить с иглы, что делать дальше? Что в жизни сможет заставить держаться молодцом? Кто поможет?

Все близкие давным-давно от него отвернулись. Случилось это не потому, что всё бывшее окружение было таким плохим – Стивен так захотел, сам сделал выбор. Люди до последней капли пытались удержать его над краем пропасти, но он всячески, каждый раз превосходя самого себя, бил по рукам добродушных людей, доказывая им, что он безнадёжный, жалкий и ничтожный персонаж грустной истории.

Нет

Он воровал у тех, кто ему помогал. Он делал больно тем, кто его любил. Быть может, он даже убивал, но доподлинно ему это неизвестно.

Уже ненужные удары ногами, фотографии с УЗИ. Таблетки в его кармане, которые могли быть жизненно необходимыми для женщины или для дитя в её утробе. Её деньги, телефон, жизненно необходимые для Стива.

Нет

Стив понимал, что даже если ему и удастся соскочить с иглы, то ему всё равно конец. Его раздавит суровая реальность. Его уничтожит пробудившаяся и ничем не сдерживаемая совесть. Она размажет его по грязным, усыпанным мусором дорогам, сырам непонятно от чего, бетонным полам лачуг. Она напоит его горькими слезами некогда любивших его людей. Она заберут у него все, что он когда – то украл. Она обрушит на него шквал острых, пронизывающих насквозь слов, сказанных когда – то им же. Она обрушит на него разом все удары, которые он когда – то кому – то нанёс.

Нет

Он начнёт вспоминать всё то, что он так старательно пытался забыть. Его сердце снова забьётся, он вновь почувствует давно атрофировавшиеся эмоции. Он вспомнит вкус потерь.

Безнадёжно

Чёрная птица вновь упорхнёт из его рук. Ему снова придётся пережить даже это – видеть, как человек оборачивается птицей и улетает в небо.

Быть может, наркотики спасли Стива от самоубийства. Точнее, отсрочили его на какое – то время, а если совсем точно – они и есть его самоубийство, но лишь в намного более жестокой и мучительной форме.

Стив хочет умереть, но эта жажда не даёт ему и этого. Как страшен его плен.

Начать новую жизнь… быть может он бы и смог, если бы ему кто – то помог, но, увы, он давно доказал людям, что помогать уже некому и незачем. Стив никак не мог понять, что первый шаг должен сделать он сам – проявить желание. Спасение утопающего – дело рук самого утопающего.

Стив, тебе никто ничего не должен

Почему он стал тем, кем он сейчас является? Когда раздался этот хруст, ломающий всё и сразу? Почему он сейчас здесь, совсем один, сидит, испытывая чувство ломки? Какими путями жизнь привела его к этому моменту? В какой миг исчез тот славный мальчик, который бесконечно любил жизнь?

Истина находилась в нужном направлении, но пот на лице продолжал собираться куда быстрее, чем нужные мысли в голове. Он скатывался по щекам и разбивался о бетон, будто слезы. Вены стонали от боли. Всё тело скованно, голова готова взорваться в любой момент. О прочих болевых ощущениях не стоит даже и говорить.

Я сейчас умру. Здесь и сейчас. Пусть уже это случится. Хотя бы перед смертью я сделаю хоть что-нибудь достойное – умру перед соблазном, не поддавшись ему.

Струйка дыма от упавшей сигареты оборвалась. Она дотлела без остатка.

Обхватив ребра руками, Стив, закрыл глаза, завалился правым боком на перила. По его несчастному телу проносились волны жара и холода, то усиливая, то притупляя боль.

Над его головой заморгала лампа. Яркая вспышка, тихий хлопок. Будто бы издалека послышался тихий и короткий звон.

Темнота

Пугающая темнота, наполненная чем – то по-настоящему страшным, чем-то имеющим длинные, худощавые, когтистые руки. Одна рука спустила с головы Стива капюшон и несколько раз толкнула его в спину холодным, едва уловимым прикосновением. Вторая рука медленно потянула дверную ручку на себя. Тьма наполнилась мертвецки жёлтым светом коридора. Красные точки – маяки указывали Стивену направление.

Он встал и пошёл.

Снаружи дверь подтолкнули все те же руки. Она плотно легла на прежнее место.

Коридор казался длиннее обычного. Куклы на полах казались безжизненными. У многих были стеклянные глаза. Шприцы повсюду. Плотный дым заслонил собой ту самую дверь.

Как – то странно здесь тихо. Здесь всегда не особо громко, но ведь стонут постояльцы всегда. Почти всегда кто – то плачен, иногда слышен тихий, истеричный смех, но в этот раз тишина рушится лишь от тихого хруста шприцов под подошвой ботинок Стива.

Красная дверь будто светится изнутри. Она излучает что – то пугающее, но, несмотря на это, Стив крепко схватил её ручку и потянул дверь на себя. В комнате никого нет. Стол накрыт несколькими белыми дорожками, пачкой сигарет и пистолетом. Тумбочка с покосившимися дверьми открыта.

Стив достаёт из кармана все деньги, кладёт их на стол и берет двойную порцию. Прикрыв за собой створки сердца оазиса, он обернулся. Темнокожий, хилый парень в солнцезащитных очках и шляпе держит его на прицеле. По его лицу так же катится пот, но это уж скорее от ужасной жары внутри комнаты. Тускло – красный свет настолько густ, что кажется огнём.

Стив кивнув на стол, на деньги. Темнокожий опустил взгляд туда же. Через несколько секунд он сдержанно, но уж до боли жутко рассмеялся. Опустив пистолет, развернулся и пошёл туда, откуда пришёл – за очередную дверь. За ней происходят вещи пострашнее тех, что происходят в коридоре. Уходя, он продолжал смеяться. Смех был слышен недолго и после того, его тело растворилось в красных тонах.

Добрев до подобия ванной комнаты, Стив принял всё, что припас в красной комнате.

Перед ним висит зеркало. В нем кто – то есть. Это какой – то человек. Стивен боится его. Незнакомец глядит на него агрессивным взглядом. Глубже – отчаянье, страх и боль. Стив не выдержал его взгляд. Отвернулся, посмотрел в грязную раковину. Набрал в ладони воды. Плеснул её в лицо. Выпрямился и вышел, оставит на полу два пустых шприца и пустую упаковку таблеток.

Скудный мир изменился. Он приобрёл новые цвета, звуки и ароматы. Изменённый мир качался, расплывался и мутнел. Ноги Стива перестали чувствовать пол под ногами. Он упал, не дойдя до выхода пару – тройку метров. Его сердце медленно останавливалось. Он продолжал двигаться к выходу ползком – мимо бездушных кукол и демонов внутри них.

Дыхание ослабевало. Он продолжал ползти. Глаза блестели от слез, вызванных горечью и страхом, осознанием того, что конец близок. Страхом перед тем, что после того, как он умрёт его не ждёт ничего хорошего. Даже его последний вдох и выдох будут наполнены болью. До последнего момента его сознание останется спутанным. Он не ощутит освобождения от телесных уз.

Толкнул дверь рукой. Выполз на площадку. Ощутил холодный бетон под увядающим телом. Услышал чьи – то шаги.

Смерь пожаловала.

Вот она, некая форма смерти, в человеческом облике. Хозяин притона и ещё двое парней из числа его шестёрок. Гарри и Филип.

– Кто он? – спросил торговец смертью.

– Не припомню его. Посвети ещё, – недолгая тишина. – Нет, не знаю такого.

– Уберите его отсюда. И лампочку поменяйте. Темно.

Шестёрки схватили парня под руки и поволокли вниз.

Нужно обязательно поменять лампочку. Нужен свет. Мотыльки летят на свет.

– Да он жмур, – вполне нормальным голосом заявил Гарри.

– Да нет же вроде, – сказал Филип.

Вполне обычный разговор. Для них в таких беседах нет чего – то необычного.

– Да точно жмур, я тебе говорю.

Остановились у машины. Опустили свою ношу на асфальт. Генри осматривался, Филип открыл багажник.

– Куда выбросим?

Подняли ношу.

– Давай так, чтобы быстро. Я обещал жене отвезти дочь утром в школу. Поспать бы ещё.

– У тебя есть дочь?

Багажник захлопнулся.

– Да, четыре годя крохе. Она славная умница, – полный гордости ответ Гарри.

Проехал несколько кварталов, машины свернула в очередную грязную подворотню. Никаких церемоний. Стива выбросили в мусорный бак.

– Там ему самое место, – прощальная речь от Филипа.

Отошли, закурили.

– Слышал?

– Что?

Филип подошёл к баку.

– Вот мерзость.

– Что там? – спросил Гарри.

Подошёл в баку.

– Крысы, да такие жирные! Что они тут жрут?

– Ну, наверное, таких вот, как он.

– Мерзость.

Оба отошли. Крысы зашуршали сильнее.

Молча покуривая, Филип глядел на серые фасады переулка. И тут он подпрыгнул на месте.

– Сейчас слышал?

– Да.

Из бака послышался стон.

– Он жив?

Тот молча кивнув.

– Что? Оставим его так?

Гарри достал пистолет.

– Пристрелим.

Стон из бака всё громче.

Пушка направленна на Стива.

Проулок разразился звериным криком. Громкий, дикий, пугающий крик и огромный силуэт, едва просматривающийся во тьме.

– Что это, мать твою? – достав пушку, проговорил до жути испуганный Филип.

– Не знаю, – Генри думает. – Птица?

Тень проскочила по кирпичной стене, молниеносно, едва уловимо.

Выстрел, второй.

Тишина наполнена тяжёлым дыханием двух людей и тихими стонами из мусорного бака.

Оглушающий крик, нечеловеческий. Какое-то животное, огромная птица.

– Вон, там, – Филип направил пистолет в самый тёмный угол переулка. Три выстрела. Тишина. Гильза падает к ногам. Теперь тишина абсолютная.

Тень в форме крыльев становится всё меньше. Она растворилась во тьме переулка.

– Ты что-то видишь?

– Тихо, – прошептал Гарри.

Тихо.

Именно так Гость пересёк границу тьмы. Темно – жёлтый мрак переулка встретил его во всей его красе. Высокий, лысый некто в чёрной мантии непринуждённо шагает босыми пятками к двум мерзавцам.

Выстрел.

Тишина. Гильза бьётся об асфальт. Гость идёт в прежнем темпе. Ещё выстрел, ещё и ещё, так до самых щелчков пустого магазина.

Гарри не стреляет. Страх сковал его всецело. Он даже руки поднять не в силах. Просто смотрит на происходящее с открытым ртом и полными ужаса глазами. Он чувствует, что сегодня они встретили кого-то особенного, необычного, крайне опасного. Обезумевший от страха человек совсем не думает о том, почему Гость именно здесь, сейчас, с ними.

Гость шагает. В его глазах разгорается пламя. Филип бросил пистолет под ноги и поднял руки вверх.

Гость безостановочно подошёл к нему, бесцеремонно схватил его за горло, поднял на метр над землёй и… заглянул в его глаза. Отвращение, боль, злоба и ярость ясно читались на лице Гостя. Ему стало противно, что он сейчас касается этого прогнившего вдоль и поперёк существа.

Крик Филипа был недолгим. На кирпичной стене вновь раскинулась тень крыльев. Поверх неё плотным слоем легла кровь разорванного пополам человека. Половинки плюхнулись под ноги Гостя. Кровь поползла в стороны. Над вывалившимися на асфальт внутренностями поднялся тонкий пар.

Второй в ступоре. Кровь дотекла до его ботинок.

– Убирайся к своему ребёнку,– сказал Гость, едва нашедший в себе силы сжалиться над Гарри, только от того, что он бы более – менее нормальным отцом. Это было его единственным достоинством. Во всем остальном он был ничтожеством, ухудшающим жизнь всем окружающим его людей.

Не мешкая, тот развернулся и пустился в бег.

Гость сорвал крышку бака. Швырнул её в темноту. Схватил худощавое содержимое, швырнул на асфальт. Тело приземлилось в непонятной форме, так, будто это самая настоящая кукла – марионетка без нитей. Руки и ноги были согнуты под неестественными углами, кости проступали через кожу пугающе сильно, но самое главное – пустые глаза. Стекла, в которых нет жизни, и это было так. Стив умер.