Поцелуй феи. Книга1. Часть2

– Позвать учиться ратному искусству, – поддержал его начальник стражи. – Все юноши об этом грезят. А если не захочет, сделаем намёки, что фею нужно защищать уметь. Когда вокруг мечи и арбалеты, легко несчастью скорбному случиться. К тому же будут рядом с ним лихие парни. Кто до вина охоч и до девиц. Помогут и ему к грешному пристраститься.

– Боюсь, у феи могут быть иные планы, на то, как жениха пристроить, – посетовал барон. – Тогда она воспримет негативно, как грубое вторженье в свою жизнь, любые наши инициативы по поводу его занятий. Тут надо осторожность проявить. Узнать сперва, чего она сама желает насчёт него. Потом уж что-то делать. Хотя конечно было бы неплохо определить его кадетом в гарнизон. И под рукой бы был всегда, и не мешался. Удобно.

Наступило молчание. Барон обвёл всех пристальным взглядом:

– Смотрю, иссякли в вас идеи, господа. А у меня вот есть ещё идейка. Нам надо слухов несколько пустить. Слух первый, что он снова клад нашёл. Другой, не мельника. И этот клад припрятал. Что он довольно состоятельный теперь. Второй слух, что он сердится на фею, за то что не пускает его в ложе к себе до свадьбы. И пытается найти девицу посговорчивей. Слух третий, что по безмерной глупости своей про клад не один раз уж проболтался, и если подпоить его получше, наверняка расскажет где зарыл.

Барон снова оглядел всех, ожидая реакции собеседников

– Про слухи я, признаться, не подумал, – извиняющимся тоном сказал советник. – Великолепно, ваша милость. Девицы станут липнуть сами. Или хотя бы глазки строить. У феи пробуждая ревность. Найдётся множество глупцов, кто будет подпоить пытаться. А нам и делать ничего не надо.

– Я бы добавил к вашей мысли, мой лорд, ещё четвёртый слух, – промолвил начальник стражи. – Известно, что он зол. Вот пустим слух, мол, он на фею злится, что она до свадьбы не пускает его в ложе, и уж поколотил её однажды. Она же, будучи магически влюблённой, даже когда он бьёт её, не может сердечных чувств своих к нему преодолеть, что видели, как он её ударил, она упала, и ползла к нему, в слезах, и всё твердила о любви своей безмерной. А он смотрел на это и смеялся.

– Вот это да! – выдохнул барон в восхищении. – Так живописно ты всё расписал, мой друг. У меня прямо картина перед глазами встала. Как он ударил, а она ползёт. И плача шепчет о любви. А он хочет злобно. Пожалуй, все поверить могут. Особенно, в столь ярких красках услышав эту небылицу. Возненавидят его люто. А чем сложнее им живётся, тем легче нам на них влиять. Молва великое оружье. Когда оно в руках умелых. Изрядно покалечить может. И даже жизнь отнять порой.

– Нельзя подобный слух пускать, милорд, – заметил настоятель осторожно. – Ведь фея почитай что бог. Её обидеть святотатство. Придёт толпа и растерзает смерда.

– Ну и прекрасно, – порадовался барон. – Нам не придётся рук марать.

– Никак нельзя, – возразил настоятель. – Ярость толпы кого угодно напугает. Увидит фея это зверство, уйдёт немедленно в свой мир. Ничем уж не прельстишь. Людей бояться станет.

Лицо барона приобрело разочарованное выражение.

– Вы правы, отче, – нехотя признал он. – А жаль. Красивая задумка.

– Нам всё же стоит её использовать, милорд, – обратился к нему советник. – Просто надо её смягчить. Без ярких красок, скажем, обижает, и всё. Пускай народ его невзлюбит.

– Согласен, – кивнул барон.

Наступило молчание. Барон встал из кресла, потянулся.

– Всё, больше никаких идей? – поинтересовался он у присутствующих.

Советник с виноватым видом развёл руками.

– Тогда ждём мага и его трактат, – произнёс барон. – Я вас покину ненадолго. А вам, скажу, чтоб принесли вина. Вы поразмыслите ещё. Получше. Времени у нас в обрез. Надо действовать очень быстро.

– Пол года аж до свадьбы, – напомнил Саатпиен. – Как будто времени полно, отец.

– Ах, сын, – покачал головой барон, словно пеняя ему на недальновидность. – Тут дело-то не в свадьбе. О фее слухи быстро полетят. Во все концы державы нашей. Соседи станут набиваться в гости. Не всякому посмеешь отказать. Начнут мешаться, путая нам карты. А там уж и король прознает. Пришлёт сюда каких-нибудь вельмож. С отрядом рыцарей. А то и сам приедет. И если фея в тот момент не будет мне женой. То заберёт, никак не удержать. У нас два месяца есть где-то на всё дело. От силы три, не более того. Нам надо очень-очень торопиться.

– Милорд, тогда вы съездите сегодня сами к фее. Чтоб сообщить ей спрошенный совет, – предложил советник. – Так ей покажете своё расположенье. Начнёте наводить мосты. Раз ею повод дан для личной встречи, грех не воспользоваться. Ну и заодно уговорите снова замок посетить.

Барон задумался.

– Спасибо, друг, ты прав. Так и сделаю, – промолвил он. – Повод действительно она как будто бы мне дала сама. Глупо его упускать. Сказать по правде, очень хочется увидеть её снова. Прелестница.

На последних словах он улыбнулся. Советник и настоятель с пониманием вежливо улыбнулись в ответ. Барон вышел, затворив за собою дверь. Настроение у него было взволнованное и приподнятое. В глазах отражалось бесконечность сладких грёз.

«Да», – размышлял он с радостным удивлением. – «Надо же! Жених. И коли выгорит жениться… тут дело даже не в её волшебных чарах. Не только в них. Чертовка хороша! Как хороша! Любых усилий стоит. К тому же ангельски невинна. Это тоже влечёт к ней чрезвычайно почему-то. Хотелось б её бросить на кровать. И целовать, и целовать. Пусть даже против её воли. Вот так мечты. С ума схожу я что ли? В мои-то годы».

***

Время похода в храм быстро приближалось. Лале пришлось перестать помогать бабушке, чтобы заняться своим внешним видом. Да, она не могла замараться. Но ползанье на коленках по грядкам всё равно проблема для девушки с очень длинными волосами. Они немного спутываются, в них застревают сухие травники. Лала сидела на лавочке рядом с домом, расчёсывая свои пряди гребешком. Рун неподалёку колол дрова. Лала поглядывала с озорным видом на него, он с улыбкой на неё.

– Нравится мне очень наблюдать, Лала, как ты расчёсываешь волосы, – признался он вдруг. – Что-то волшебное в этом есть. Завораживающее. Не знаю, как сказать правильно, что ощущаю.

– Тут есть секретики свои, – чуть иронично посмотрев на него, поведала Лала. – Надо сесть пограциознее. Чтоб подчеркнуть изгибы тела. Кавалеры всегда тают от подобной картины. Да и сами длинные волосы на вас действуют неотразимо. Когда за ними ухаживаешь, на вид их выставляешь, вот вы и воодушевляетесь. Они придают обличью больше женственности. А женственность притягательна для мужчин.

– Так ты меня поддразниваешь как бы? Когда расчёсываешь?

– Ну что ты, милый, – по-доброму молвила она. – За столь длинными волосами и правда уход нужен. Это непросто. Даже для феи. Но раз их надо расчесать, почему бы и тебе не сделать приятное. И себе. Ведь это же приятно, когда твой суженый на тебя смотрит в восхищении. Пойми, хороший мой, такие моментики и придают отношениям очарование. Привносят в них романтику. Я делаю нечто простое и обыденное для себя. А ты мной любуешься. Словно чудо какое-то лицезришь. Это согревает мне сердечко.

– А это ничего, что ты мне выдаёшь великие девичьи тайны? – поинтересовался Рун весело.

Лала рассмеялась.

– Это не великие тайны, Рун. Это секретики. Знаешь в чём тайная суть секретиков? Когда делишься ими с кем-то, это тебя с ним сближает. Ты теперь мой. Давно уже. Если бы я тебя завоёвывала, раскрывать тебе секретик про расчёсывание волос может и не следовало бы. А сейчас наоборот. Ты будешь понимать, что я стараюсь сделать тебе приятное. Что ты мне дорог. Это тоже будет сближать нас.

– Всё-то ты знаешь, милая. Об отношениях. Каждая мелочь по полочкам, – подивился Рун. – Ты умная.

– Ах, Рун, я же девушка, – улыбнулась Лала. – Девушкам дано такое понимать. Потому-то мы и крутим парнями как хотим. Вы не очень-то догадливы, когда речь идёт о сердечных делах. К тому же я фея объятий. Мой дар – умение влюблять в себя. Я подобные вещи просто чувствую.

– Значит ты крутишь мной? А-я-яй, как не стыдно, а ещё фея, – покачал он головой с шутливым укором.

– Я очень хорошая, – лукаво глядя на него, поведала Лала. – Я это говорила в общем. Про девушек. Не про себя. Я тобой совсем-совсем не кручу.

– Охотно верю, – усмехнулся Рун.

– Вот и правильно, заинька мой, – похвалила Лала. – Галантный кавалер не позволяет себе высказывать вслух сомнения в правдивости дамы. Рун, хочешь мои волосы порасчёсывать?

– А можно? – неуверенно спросил он.

– Пожалуй да.

Рун воткнул колун в чурку для рубки дров, сел рядом с Лалой на лавочку. Она подала ему свои золотистые пряди и гребешок. Сама прижалась к нему плечиком. Рун принялся очень осторожно водить гребешком по волосам.

– Что-то даже разволновался малость, – проговорил он смущённо. – Такие у тебя мягкие волосы. Словно шёлк.

– Как ты осторожно расчёсываешь, – порадовалась Лала. – Ни разу не дёрнул. Спасибо, любимый.

– Да не за что, дорогая невеста. Какие ты мне ещё секретики отроешь? Расскажи, мне интересно.

– Не знаю, – Лала призадумалась. – Да вот хотя бы о ласковых именах. Нам очень повезло, Рун, что мы стали называть ими друг друга.

– Что ты имеешь в виду? – удивился он. – В чём здесь везение?

– Мы решили пользоваться ими волей случая. Вот в чём. Я не осознавала, как это важно. Лишь сейчас догадалась. Начав их использовать, мы словно перешли черту в близости. Которую иначе никак не пересечь. Мы практически родные теперь.

– Немного не понимаю, о чём ты, – признался Рун. – По-моему как ни называй, всё едино. Ничего не меняет. Главное, что чувствуешь.

– Ты мужчина, Рун, мужчинам это трудно воспринимать. Столь тонкие моментики. Но на сердечко твоё они действуют, уж поверь мне. Оно их различает. Чувства хотят выхода, хотят проливаться на кого-то. Тебе нельзя меня приласкать рукой. Но можно ласковыми именами. И ты ласкаешь, и тебе нравится ласкать. Мы так выказываем, что дороги друг другу. И зная там, внутри, сердечком, что дороги, всё больше доверяем. Ты мне, а я тебе. Сближаемся.

– Могла бы позволить и рукой ласкать. Чуть-чуть, – деланно омрачался Рун.

– Могла бы, мой котёнок. Если бы мы были парой не понарошку. Для понарошку этого всё же нельзя. Ты вон итак мне волосы расчёсываешь. Ты, между прочим, первый из мужчин, кто это делает. Кому я разрешила.

– Ну ладно, коли так, – утешился он.

– Всё, Рун, теперь моя очередь, – заявила Лала радостно.

– Очередь чего? – не понял Рун.

– Тебя причёсывать.

Рун рассмеялся, словно услышал нечто очень забавное.

– Я серьёзно, – поведала Лала весело.

Они смотрели друг другу в глаза, и по её взгляду он всё больше понимал, что она и правда не шутит.

– Я же не девица, – усмехнулся Рун.

– Мужчины тоже причёсываются, суженый мой. Вся знать. Рыцари. Ты же хотел быть рыцарем?

– Не надо, – попросил он.

– Надо, – мягко но настойчиво возразила Лала.

– Буду глупо выглядеть.

– Нет, будешь красавец. Ну пожалуйста, любимый. Не упрямься.

Она мило буравила его очаровательными глазками. Рун вздохнул обречённо.

– Ну ладно. Меня и так все дурачком считают. Хуже не будет, я думаю. Крутишь мной, да?

– Должна же я быть настоящей девушкой, – ответствовала Лала довольно.

Он передал ей гребень. Лала встала пред ним, осмотрела его голову. Рун имел небольшую надежду, что это всё же шутка, и она сейчас сядет обратно. Но Лала и правда принялась водить гребнем по его волосам. Ему оставалось только смириться. Рун вдруг ощутил, что происходящее ему приятно, ему нравится её забота о нём, нравится то, что она делает с ним и для него, как могла бы делать мама, или сестра, или жена. Кто-то самый родной.

– Между прочим, ты тоже первая, кто меня причёсывает. Не только из девиц. Вообще, – проронил он.

– Я уже заметила, – рассмеялась Лала. – Эта шевелюра расчёски не знавала, сразу видно.

Она расчёсывала очень старательно. И с одной стороны, и с другой, и спереди, и сзади, придирчиво осматривая результат своих действий.

– Что-то подозрительно, – проговорил Рун с сомнением. – Гребень зацепится, и вдруг раз, как по маслу идёт дальше. Ты там случаем не колдуешь?

– Всё может быть, – радостно отозвалась Лала. – Но этого наверняка ты не узнаешь, мой дорогой.

Наконец она закончила. Осмотрела его голову последний раз с удовлетворением:

– Ну вот, так гораздо лучше. Ты симпатичный. Как бы не отбили.

– Мне почки? Мужики? За глупый вид? – пошутил он.

– Соперницы, Рун, – улыбнулась Лала.

– Ты думаешь, они у тебя есть?

– Всё может быть. Теперь обними меня, заинька. И надо бы уже пожалуй в храм идти, – попросила Лала.

Рун встал, прижал её к себе. Она мгновенно расцвела счастьем. Вздохнула умиротворённо.

– Чудо ты моё крылатое, – молвил он нежно.

– О, что-то новое придумал, как меня назвать, – порадовалась Лала. – Мне нравится, милый.

– А мне нравишься ты.

– Ты мне тоже. Очень.

– Сильно странно выгляжу? – добродушно спросил он.

– Ну нет же, Рун, нет, что ты, – ласково-ласково произнесла Лала. – Ты пойми, я тебя люблю. Ты мой кавалер. Мой жених. Я хочу тобой гордиться. Всем-всем, и внешним видом, и опрятностью. Мне приятно. Так правда лучше. Верь мне. Я никогда не сделаю тебе дурного, не выставлю в глупом свете, тем более в шутку или из прихоти. Ты мне дорог. Наоборот, я забочусь о тебе. От всего сердечка.

– Спасибо, славная моя, – сказал он тепло. И с усмешкой добавил, – Только меру в заботе тоже надо знать.

Ещё приближаясь к храму, Рун с Лалой услышали исходящий из него странный шум. Они переглянулись недоумённо, на вопросительный взгляд Лалы Рун молча пожал плечами, показывая всем своим видом, что сам не понимает, отчего сей шум происходит. В этот раз никто их пред дверями храма не встречал. Они зашли внутрь и тут же слегка оторопели от открывшейся картины. В храме собралось с дюжину священнослужителей, одни в обрядниках жрецов луны, другие солнца, третьи неба, четвёртые северной звезды, южных звёзд, звёзд. В общем, были жрецы всех мастей. Но самое поразительное заключалось не в этом, не в столь представительной компании посвятивших себя богу людей, а в том, что сеи святые отцы активно мутузили друг друга. Кто-то таскал кого-то за бороду, кто-то за космы, кто-то колотил по голове томиком псалмов, сидя сверху, кто-то махал кулаками. Всё это сопровождалось воем, воплями, сопением, выкриками отдельных коротких фраз вроде «вот тебе» или «познай кару божью». У Лалы от увиденного отвисла челюсть. Рун тоже слегка впал в ступор. Дерущиеся были настолько увлечены своим занятием, что не сразу заметили приход новых лиц. Но как только заметили, немедленно застыли как вкопанные, в тех позах, в которых были, сидя друг на друге, сжимая зажатые в кулаках чужие волосья. Все дружно уставились на Лалу, и физиономии святых отцов, расцарапанные, в свежих ссадинах, у некоторых с фингалом под тем или иным глазом, расплылись в улыбках умилённого изумления.

– Что тут происходит? – спросила Лала чуть испуганно и расстроено, с растерянностью.

– Ве… ведём… научный диспут. Об аспектах обряда очищенья, – кое-как выдавил из себя самый ближний к ним из священнослужителей, в обряднике жреца солнца, посмотрел с недоумением на свой кулак, в котором был зажат клочок чужой бороды, разжал кулак. Клочок бороды упал на пол.

– Это диспут? – поразилась Лала. – Даже боюсь представить, как проходят у вас консилиумы или конференции.

Жрецы отпустили друг друга, стали спешно приводить себя в порядок, со смущением. В то же время они продолжали неотрывно таращиться на Лалу, не в силах отвести от неё взгляды, словно пытаясь убедиться, не сон ли она, и с трудом веря в её реальность. Кто-то выглядел потрясённым, кто-то ошеломленным, кто-то пребывал в смятении, кто-то светился наивной детской радостью.

– Простите нас великодушно, увлеклись, – виновато извинился всё тот же жрец солнца взволнованным голосом. – Некоторые научные дилеммы… сложны для разрешения. В горячке спора перешли границы. Уж очень все хотели вам помочь, госпожа наша.

– Спасибо, добрые святые отцы, – подбадривающе улыбнулась Лала. – Мне лестно. Но драться всё же некрасиво. Особенно служителям богов. Вы ж не мальчишки.

– Ещё раз просим нас простить, – вздохнул жрец солнца, тоже улыбнувшись.

Тем временем отец Тай осторожно вылез из-за идола Бога Небо, приблизился к Лале и Руну.

– Святые отцы, почему вас здесь так много? – мягким тоном поинтересовалась Лала. – Неужто это нужно для обряда?

– Здравствуйте, госпожа, – произнёс отец Тай. – Нет, достаточно одного жреца. Святые старцы и наиболее просвещённые учёные мужи из местной обители, заслышав о вашем желании подвергнутся обряду очищения, настоятельно вызвались помочь, дабы провести его безупречно и безошибочно.

– Доброе утро, отче, – поприветствовала его Лала. – Я понимаю, что всем хочется оказать помощь фее. Но и вы меня поймите, добрые святые люди. Общение с богами, это интимно. Я пришла к ним, а не на смотрины. Я хочу немножко уединения. Давайте, здесь останется отец Тай и ещё кто-то один, кто наиболее умел в проведении обряда. А остальные всё же удалятся. Прошу вас, не обижайтесь.

– Ваше слово для нас закон, госпожа, – смиренно заявил жрец солнца.

– Только уж пожалуйста, выясняйте, кто наиболее умелый из вас, без… кулачных диспутов, – мило разулыбалась Лала.

Жрецы ответили ей негромким нестройным смехом, стараясь показать, что оценили шутку.

– Думаю, отец Геон самый лучший в проведении обряда очищения, – высказал своё мнение жрец солнца.

– Воистину так, – кивнул стоящий поблизости от него жрец неба.

Остальные одобрительно завторили:

– Пусть будет Геон.

– Геон хорош.

– С его трактовками я не согласен. Но боги благоволят ему. Пусть будет он.

– Значит, решено, – подытожил жрец солнца.

– Благодарю вас, братья мои, за доверие, – отозвался священнослужитель в обряднике жреца южных звёзд, на вид наиболее молодой из собравшихся, совсем без седины в бороде и на голове, высокий, худощавый, черноволосый, с умными внимательными глазами, впрочем, один из которых легкомысленно обрамлял смачный синяк. – Я приложу всю веру, все силы и всё старание, чтоб боги снизошли до феи и ниспослали ей благодать.

Жрецы сотворили над ним знак благословения. Затем над Лалой тоже.

– Чтож, мы пожалуй удалимся, госпожа, – обратился к ней жрец солнца. – Простите нас за недостойное зрелище, которое вам довелось увидеть. Сие от рвения лишь в жажде вам помочь, переусердствовали.

– До свидания, добрые святые отцы, – ответствовала она тепло. – Была рада встретить вас. Я не помыслю о вас дурно ни за что, усердие бывает и чрезмерным, я это понимаю, и ценю, ведь вы ради меня старались. Не обижайтесь, пожалуйста, что попросила вас меня оставить. Если позволите, возможно, когда-нибудь обитель вашу навещу.

– Визит ваш был бы честью нам огромной. Но лучше воздержитесь, госпожа, – учтиво попросил жрец солнца.

Лала с удивлением посмотрела на него.

– Поймите, – продолжил он чуть с юмором, – немало наших братьев подолгу не были в миру. Девиц не видели кто пять годов, кто десять, есть и поболе. Когда они узреют вас, столь распрекрасную, столь дивную собой, в подобном… очень смелом облаченьи. Боюсь, покой и сон утратят. И будут думать много о греховном. Помимо своей воли.

Лала разулыбалась.

– Действительно, – промолвила она мягко. – Я не подумала. Тогда прощайте, дорогие святые отцы. Быть может свидимся ещё когда-нибудь.

– Благословенны будьте, госпожа.

Жрецы снова сотворили в её сторону знаки благословенья и дружно потянулись к выходу. Вскоре дверь закрылась за последним, оставив в храме только Руна, Лалу, отца Тая и отца Геона. Наступила тишина. Лала выжидательно глядела на святых отцов, словно вопрошая «что дальше»? Отец Геон молчал, будто в забытьи, взирая на неё. Отец Тай имел озабоченный вид, переводя взгляд то на Лалу, то на коллегу.

– Думаю, вас надо представить друг другу, – заметил он наконец. – Госпожа моя, это отец Геон, монах обители местной. Учён, талантлив, уважаем, известен своим даром целителя. От рядовых обычных хворей он не лечит. С простудой и подагрой ни к нему. Но если хворь особая, такая, что непонятно в чём она, порой способен от неё избавить. А это, отец Геон, фея Лаланна, посланница другого мира, вершительница добрых чар. Часть из которых я и сам имел огромнейшее счастье наблюдать. И с ней поймавший её отрок Рун, её жених.

– Приятно познакомится, отче, – вежливо сказала Лала.

– Мне честь служить вам, госпожа, – взволнованно проговорил отец Геон. – Я… я в смятеньи полном, если честно. Все знают, в нашем мире множество чудес. Изобретательности неба нет предела. Но видя вас… О боже!

Он замолчал. Лала смотрела на него с доброй улыбкой, спокойно ожидая.

– Можно я на вас полюбуюсь хоть минуту? Дабы запечатлеть вас и сей момент нашей встречи навсегда в своём рассудке, – смущённо задал вопрос Геон с виноватым видом. – Когда начнётся обряд, мне придётся полностью сосредоточиться на нём, и вас уж я не очень буду замечать, госпожа. Мне станет не до лицезренья.

– Конечно, – мягко ответила Лала. – Любуйтесь, я всё понимаю.

Снова наступило молчанье. Отец Геон глядел на Лалу, поначалу с растерянным интересом, но постепенно на его лице всё более проявлялось выражение смеси радости, тоски и благоговения. Наконец он вздохнул:

– Спасибо, добрая госпожа. Я запомню нашу встречу навсегда. Так странно. Сидишь в обители годами, не помышляя даже и в мечтах увидеть чудеса. И вдруг судьба сама тебе устраивает встречу с волшебным существом из сказок. Чудны дела твои, Бог Небо.

– Быть может это вам награда за праведность, – предположил отец Тай.

– Спасибо, брат мой, но всё же есть много праведников гораздо достойнее меня, – скромно возразил Геон. – Чтож, приступим. Сейчас всё приготовлю. Минуточку.

Он отошёл к алтарному подиуму, достал из сумки, стоявшей там, верёвку ярко жёлтого цвета. Разложил её перед подиумом в фигуру, напоминающую круг, но не замкнутый до конца. Достал из сумки аккуратно свёрнутую расшитую золотом плащаницу, изобилующую узорами и изображениями рун, развернул, разложил внутри круга. Достал серебряную чашу треугольной формы, тоже поставил внутри круга. Достал миниатюрный изящный серебряный кинжал, положил рядом с чашей. Там же вскоре оказались два овальных гладко обточенных камушка из белого мрамора, совершенно одинаковые на вид, величиной с перепелиное яйцо, и квадратная тряпочка размером чуть более носового платка, подобно плащанице богато расшитая.

– Это всё святыни большие, – тихо поведал Лале отец Тай. – К примеру плащаница, ей уж за 80 лет, её святой древний старец Маэль освещал собственной кровью, к ней прикасались короли. И вот теперь она лежит в моём храме прямо на полу. Немыслимо! Я рад, что обратился к братьям. Они, как и я, считают, что вы госпожа, достойны самого лучшего.

– Для меня это очень-очень большая честь, – полушёпотом отозвалась Лала со смущённым личиком. – Но зачем же столько… беспокойства, отче? Я думала, вы сами проведёте обряд, ну… как бы… по-домашнему. А тут и дюжина монахов просвещённых, и святыни великие. Чрезмерно. Не нужно было.

– Простите, я с вами не соглашусь, дочь моя, – уважительно возразил отец Тай. – Поймите же, вы чудо! У нас все только рады вам помочь, хоть как-то оказаться вам полезны. Что до святынь, я думаю, отныне их станут ещё боле почитать, когда они соприкасались с феей. В обители гордиться будут этим. Предмета святость ведь не в нём самом, а в том, что было с ним, кому он был потребен. Мне ваша скромность очень по душе, вы добродетельны, сие весьма отрадно. Но в данном случае отсутствуют причины, чтоб вам её излишне проявлять. Вы только осчастливили здесь всех – меня, наш храм, обитель, моих братьев – нас честью одарив обряд для вас исполнить. Надеюсь, он вам пользу принесёт.

– Спасибо, добрый отче, – тепло поблагодарила его Лала.

Тем временем отец Геон достал из сумки бутыль, налил из неё воду в чашу, после чего убрал бутыль обратно в сумку. Сумку он вынес из круга, поставив в стороне.

– Всё готово, – сообщил он сдержанно, вернувшись к остальной троице. Сотворил над Лалой знак благословления. – Пройдёмте со мной, дочь моя.

Лала послушно отправилась за ним. Рядом с разложенной на полу верёвкой отец Геон остановился.

– Здесь нужно вам разуться и войти в круг, не переступая его, через его разрыв, – попросил он.

Лала скинула туфельки, прошла внутрь круга меж несомкнутыми концами верёвки.

– Ступайте прямо на плащаницу, – промолвил отец Геон.

Лала послушалась. Отец Геон тоже разулся, вошёл вслед за ней в круг, присел и сомкнул оный, завязав концы верёвки в узел. Круг был достаточно большой, чтобы внутри него свободно перемещаться. Отец Геон поднял два белых камня, лежащих около плащаницы, окунул их в чашу и протянул Лале.