Мятеж рогоносцев

– Вот он никогда и не смотрел на донну Изабеллу так, – ответил ему женский голос.

– Как «так»? – недоуменный голос принадлежал Додо.

– Так, у синьора аж глаза темнеют.

– Коли мне б женщина говорила такие вещи, у меня б тоже в глазах потемнело, – вступил в разговор еще один собеседник. – Уж я б намотал ее волосы на руку и показал, кто в доме господин, больше б она слова лишнего в жизнь не сказала.

– Дурень ты, Пабло! Своей жене можешь косы наматывать, а то – благородная дама.

– Да какая она благородная! Все делает сама, будто крестьянка. Шутка ли, у нее даже служанки нет.

– Эй, кончай болтовню, бездельники! – прогремел на весь двор Бернардо, капитан стражи, – Доброе утро, донна Алисия!

***

Я не успела дойти до погреба, как меня нагнал Хорхе и сказал, что дон Алонсо хочет меня видеть.

– Мадам, я не вижу дальнейшей необходимости в вашем пребывании в Эль Горра. Вы можете отправиться туда, куда посчитаете нужным.

– То есть? – мне показалось, что я ослышалась.

– Я уже отдал необходимые распоряжения. Ваша повозка будет готова к обеду. Думаю, у вас достаточно времени, чтобы собраться в путь.

– Что-то случилось?

– Случилось? – он усмехнулся. – Нет. Мне нужно ехать на север, в имение моей жены, и я не знаю, когда мне удастся вернуться. Оставлять вас в замке – слишком опасно. Ну, а коль скоро, этот пройдоха монах скончался, как вам прекрасно известно, у меня нет более возможности доказать, что я не был женат на вас. Я также не вижу смысла в вашем пребывании в монастыре, поэтому я принимаю ваше первоначальное предложение о разводе. Но прежде хотел бы знать, на какую часть моего имущества вы собираетесь претендовать, мадам?

Он говорил тем самым своим брезгливо-высокомерным тоном, от которого все во мне начинало клокотать. Но ведь я видела его другим – таким, как вчера, или таким, как у постели Фернандо зимними вечерами.

Я печально сказала:

– Во всем вашем имуществе нет ничего, на что бы я могла позариться, дон Алонсо.

– Не считая, разумеется, Альтамира, – усмехнулся он. – Что ж, в таком случае я хотел бы получить от вас одно обещание.

– Я вас слушаю.

– Если случится так, что мой сын останется сиротой, вы ограничитесь тем, что имеете, и не будете пытаться получить для вашей дочери то немногое, что принадлежит ему как наследному графу Луис эль Горра.

Я проглотила и это. И лишь сказала:

– Клянусь вам, Фернандо получит все, что ему причитается.

Едва уловимая усмешка пробежала по его лицу, когда он ответил:

– Я бы предпочел, чтобы вы не приносили никаких клятв.

Удар снова пришелся по самому уязвимому месту.

– Обещаю вам не пытаться заполучить что бы то ни было из наследства вашего сына. Но если вы не верите мне, к чему вам мои обещания.

– Мне – ни к чему. Вы будете помнить о них. Счастливого пути, мадам.

Я не могла не спросить:

– А Жанна? Означает ли ваше согласие на развод, что она будет продолжать считаться вашей дочерью?

– Доказать обратное мне уже не удастся. Тем более после того, как вы столько времени провели в моем замке.

– Поверьте, если бы я могла повернуть время вспять, я бы нашла другой способ обеспечить будущее Жанны. Я не могу попросить прощения у донны Изабеллы… но я приношу вам свои извинения.

– Я принимаю их. Хотя и не вижу смысла извиняться, добившись цели, – добавил он с той же высокомерной усмешкой. – Мои люди сопроводят вас до первого каравана. Прощайте, мадам.

– Благодарю вас… – это было все, что я могла сказать.

Я уже направилась к двери, но тут же вернулась.

– А как же Фернандо? Он потерял мать, теперь лишится подружки, а потом уедете вы…

Я осеклась, взглянув на его лицо. Он был похож на человека, у которого только что оторвали часть тела. Едва ли понимая, что говорю, я закончила свою мысль:

– Ему будет тяжело. Я могла бы взять его с собой на время вашего отъезда.

Мгновения, пока я это произносила, оказалось достаточно. На лицо дона Алонсо вернулось привычное выражение высокомерного упрямства.

– Фернандо уже достаточно подрос, осенью я отвезу его в школу Ордена, пусть рыцари займутся его воспитанием. Я благодарен вам за проявленную заботу, но вам не о чем беспокоиться.

– Ну что ж, в таком случае прощайте, дон Алонсо.

***

Уложить наши с Жанной вещи было делом недолгим. Дочь, узнав, что мы едем домой, обрадовалась и обещала Фернандо показать ему много интересного, когда он приедет к ней в гости. Они оба так были возбуждены сборами и собственной болтовней, что, к моему удивлению, расстались легко и весело.

Донья Хуана зашла к нам попрощаться, и у меня осталось ощущение, что в глубине души она довольна нашим отъездом. Хосефа простилась с нами тепло, но в целом все восприняли наш отъезд как само собой разумеющееся, как неизбежное и должное свершиться.

Все, кроме меня. Сидя в повозке и прижимая к себе спящую Жанну, я не могла уснуть. Этот внезапный отъезд оставил в моей душе тяжелый осадок. Мои мысли снова и снова возвращались к маленькому замку в горах, словно я оставила там что-то, но никак не могла вспомнить, что именно.

Тщетно я убеждала себя в том, что должна благодарить судьбу за столь нежданное освобождение из почти годичного заточения, что дон Алонсо проявил милосердие, позволив нам с Жанной покинуть замок как можно быстрее, и даже не подписав никаких письменных обязательств, скрепляющих наш с ним договор о разводе. Он отпустил нас с дочерью вместо того, чтобы запереть меня в монастырь. Но я чувствовала себя так, словно явилась в гости и была выдворена за дверь даже без объяснения причин.

Разумеется, рассчитывать на теплое прощание со стороны дона Алонсо было нелепо, но все остальные… Мы прожили вместе зиму, и какую зиму, мы бок о бок боролись за право остаться в живых, и теперь мне дали понять, что мы с дочерью все равно не принадлежим к этому маленькому горскому сообществу и никогда не будем принадлежать. Я понимала, что это нелепо и глупо, но все же не могла справиться с горечью охватившего меня чувства обиды.

И больше всего из-за дона Алонсо. Своим вопросом о том, какую долю имущества я хочу получить, своим пренебрежительно-высокомерным тоном он напомнил в очередной раз, кем меня считает – алчной беспринципной выскочкой. Женщиной, которую нельзя назвать порядочной.

Но горше всего было то, что многое из его обвинений было правдой. И у меня не было оправданий, только жгучее желание повернуть время вспять. Меня выставил за дверь человек, которого я, при всех его недостатках, имела основания уважать. Почти год я прожила в его власти, и ни разу он не применил свою власть во вред мне или моей дочери, хотя мог бы, и едва ли его стали бы за это осуждать. В нашем споре он оказался достойнее и великодушнее меня, так и не отказавшейся от претензий на АльмЭлис.

Вынесенный мне приговор не предусматривал права на ошибку, на человеческую слабость. Дон Алонсо со своим железным кодексом чести не дал такого права ни себе, ни кому-либо другому. Сидя в повозке, я плакала, потому что знала – я не могу поступить иначе, а он не способен понять, почему я поступалась своей совестью. Он никогда не женился бы на мне, даже не потому, что считал меня выскочкой, а потому, что все мои поступки, с его точки зрения, были недостойными и недопустимыми. А еще потому, что его гордость и мужское самолюбие не могли примириться с тем, что я принадлежала слишком многим мужчинам до него.

Он оскорбил меня и сделал это намеренно. Унижая меня, он наказал себя за то, что позволил себе забыться. Моя женская интуиция подсказывала, что он влюблен в меня, и истинная причина моего отъезда заключается в том, что грань между ним и мной стала тоньше, чем он мог себе позволить.

Глава 13

По мере того, как моя повозка в сопровождении охраны, выделенной доном Алонсо, продвигалась к цели своего путешествия, следуя то за одним караваном, то за другим, я все чаще задумывалась о том, что ждет меня дома.

Я отсутствовала почти целый год и, ясное дело, нечего было и рассчитывать на то, чтоб восстановить свое былое положение без борьбы. При одном воспоминании о придворных интригах меня бросало в дрожь, я отвыкла за это время от постоянных интриг, не имела представления о модных веяниях и последних новостях, а главное о том, где и с кем сейчас король. Король, который так и не соизволил ничего предпринять для нашего возвращения.

Пусть ему не было дела до бывшей любовницы, но Жанна – его дочь, и такого отношения к ее судьбе я спускать ему не собиралась. Я устала от его измен, от ненужных гостей и празднеств, от его небрежного и неопределенного отношения к дочери. Я поняла это, прожив год в захолустье, среди простых людей и понятных отношений.

***

Я въехала в ворота АльмЭлиса со слезами на глазах. Увидев до боли знакомые стены, я поняла, как сильно скучала по своему дому.

Навстречу мне вышла Фиона. Взяв на руки подбежавшую к ней Жанну, она лишь буркнула, глядя на меня: «Явилась! Дите-то как исхудало». Но меня ей было не провести. Да и я сама никого не хотела видеть так, как ее.

Следом за ней вышли Лизон и Андуэн. Энрике открыл было рот, но тут же закрыл, потому как я заявила, что устала и хочу отдохнуть с дороги. Я велела накормить и устроить на ночлег охрану, что сопровождала мою повозку, а сама поднялась в свои покои.

В сумерках я лежала на постели, слушая сердитый шепот Фионы:

– Бесстыжая, ох, бесстыжая! Этому нехристю все одно море по колено, так и ты туда же! Детям неповинным решили жизнь попортить! Что Жанне все это отзовется, поди не подумала?!

– Жанна теперь законная наследница АльмЭлиса.

– Жадная ты стала, от жадности голову потеряла. Говорила я тебе, пусть была бы она баронессой Чандос, так не висело бы сейчас над ее головкой это проклятие.

– Какое проклятие, Фиона? Никто ее не проклинал. Она теперь законная дочь графа Луис эль Горра, и после развода все так и останется.

– Ишь ты, какая прыткая! Уж и разводиться удумала? Вот оно и есть проклятие! За второй развод, знаешь ли, от церкви отлучают!

– Фиона, но я-то развожусь в первый раз.

– То-то и оно, что ты в первый. А мужа своего ты уже с одной женой развела.

– Что за чепуху ты несешь? Мне поверенный еще в самом начале сказал, что после развода, он может хоть тотчас же снова становиться под венец.

– Поверенный твой – шельма, а сама ты больно умная. Только я одно знаю: за второй развод отлучают! Вот, хоть падре Игнасио спроси, коли раньше спросить не догадалась.

– И спрошу.

– Спрошу! Ты лучше подумай теперь, как жить будешь дальше – ни мужняя жена, ни соломенная вдова. Хорошо, коли я ошибаюсь, да разведут вас и в самом деле. А коли нет? При живом муже с королем будешь жить? Или ждать, покуда овдовеешь? Ну, так это не скоро случится. Если, конечно, король не поможет.

– Фиона! Замолчи сейчас же!

– Я-то замолчу, только совесть свою молчать не заставишь. Хорошенькое наследство припасли вы дочери! Богатое!

***

К заутрене я пошла в церковь и после службы спросила падре Игнасио, правда ли, что за второй развод могут отлучить от церкви. Падре ответил, что такая мера существует, но в последний раз применялась сто с лишним лет назад: герцога де Вир Сент-Саймон отлучили от церкви, после того как он дважды был разведен за супружескую измену и непотребный образ жизни.

Фиона продолжала молча сновать по замку, и ее резкие движения говорили о том, что успокоится она не скоро. Я ни с кем в жизни не ругалась так часто, как с ней и доном Алонсо. Мне вспомнились слова, что он сказал однажды в Эль Горра: «Вы сами оскорбили себя своими поступками». Возможно, только эти двое и понимали, что с каждым шагом вперед в своей жизни я все больше отдалялась от себя самой, той, какой я хотела бы быть в глубине души.

Я послала гонца за поверенным и проводила людей дона Алонсо, охранявших меня в дороге, на прощание наградив каждого золотыми монетами.

Лизон не терпелось поговорить со мной, она просто не могла сдерживать дольше поток новостей. В мое отсутствие король ударился во все тяжкие, сообщила она. А потом вообще такое началось… О’Флаери воспользовался примером дона Алонсо и запер в имении свою не в меру любвеобильную жену, принцессу Элеонору. Его примеру последовали виконт де Луэлло, барон Нобиллхилл и граф Бертео, порядком уставшие от посягательств его величества на их супруг. Но и это еще не конец. Двор практически опустел – все сколько-нибудь хорошенькие замужние дамы исчезли. Поэтому, когда подстрекаемый Лизон Энрике спросил у короля, не пора ли вернуть меня ко двору, тот ответил, что на него и так уже ополчились все рогоносцы.

– Горстка идиотов, которые не могут удовлетворить даже собственных жен! – подключился к рассказу сам Энрике. – И вместо того, чтобы молчать и не позориться, они жалуются во всеуслышание! Кто ж виноват, если их жены ищут утешения на стороне?

Лизон смерила мужа испепеляющим взглядом:

– Речь не об этом, а о том, что король отказался вернуть Алисию.

– А что еще ему было делать? Собирать войско? Это же просто смешно! Война с рогоносцами! Как сказал О’Флаери, подобный крестовый поход не добавит королю славы и, в конце концов, каждый имеет право делать со своей женой, что хочет. Вокруг море незамужних красоток, между прочим.

Лизон и Энрике явно ожидали моего рассказа о том, как мне жилось в Эль Горра, и особенно о том, как мне удалось освободиться. Но я не была расположена тешить их любопытство. Как, впрочем, и всех остальных родственников и соседей, которые, прослышав о моем возвращении, под разными предлогами и без них, стали наведываться в АльмЭлис. Пуще всего их, вообще-то, интересовал вопрос о том, кем же я являюсь теперь, то бишь, в каких отношениях я с его величеством. Но раз уж я и сама этого не знала, то им, как и мне, оставалось одно – ждать.

***

Ждать, впрочем, пришлось недолго. Однажды утром, когда я занималась с падре Игнасио пересчетом налогов, уплаченных в мое отсутствие, в комнату влетела испуганная Аннет и сообщила, что король со свитой подъезжает к замку.

Король вел себя как обычно: потрепал Жанну за щеку, поцеловал меня и велел устроить пир. Компания с ним тоже была обычная – Вильруа, О’Флаери, дон Диего. Гости, которых они застали у меня, почувствовали большое облегчение, убедившись, что не ошиблись, нанеся визит.

Пировали до глубокой ночи, после чего король с друзьями, как обычно, уединились в охотничьей башне. Там дон Диего подошел ко мне и с тонкой улыбкой заметил:

– Надеюсь, вы на меня не в обиде за нашу прошлую встречу, дражайшая Алисия. Видимо, нам суждено оставаться родственниками, а не любовниками. Признаться, при иных обстоятельствах, я бы позавидовал брату.

– Вы знаете, когда мы венчались в церкви святого Иоанна в Ланкастере, он так прямо и сказал: «Диего будет мне завидовать, он сам хотел бы здесь венчаться».

Физиономия дона Диего на мгновение напряженно вытянулась. Но тут же он снова расплылся в улыбке:

– Вы правы! Я действительно завидую. Такое сокровище как вы нелегко обрести, еще труднее сохранить в неприкосновенности, для этого нужно быть, по меньшей мере, королем или мнить себя равным ему, но все же… иногда и мне хочется быть безумцем, который решится на такое. Написать его величеству: «Я не король, и не могу судить, стоит ли женщина королевства, но, по моему мнению, есть женщины, которых достоин не всякий король». Да он просто сумасшедший!

– Он, в самом деле, так ответил королю? – у меня перехватило дыхание.

– Дорогая Алисия, не обольщайтесь, он сделал это не столько из любви к вам, сколько из желания оскорбить короля.

– Эй, Луис эль Горра, что это вы там уединились? Идите к нам! – позвал король.

Мы вернулись к остальным. Разговаривая с Андуэном, король положил руку мне на талию. Затем рука поднялась на грудь и привычным жестом стала расшнуровывать завязку. Я отодвинулась и поправила платье.

– Сдается мне, вас, голубки, пора оставить наедине, – сказал Андуэн.

– Вот и скройтесь, – ответил король.

Друзья, посмеиваясь, вышли.

– Что, обижаемся?

– Мой король, коль скоро я замужем, я не вправе марать честное имя своего супруга.

Развалившись в кресле, он насмешливо произнес:

– Раньше тебя мало заботило его честное имя.

– Раньше я его не любила.

– Ого! – протянул он. – Ты с ним спала?

– Нет.

– Это уже хуже. Чем же вы тогда занимались столько времени под одной крышей? А, ну да, там же была его жена. Еще одна. При ней вы не решились, – король расхохотался. – Ну, а потом что вам помешало?

Он перестал смеяться, но напрасно ждал моего ответа.

– Решила заставить меня ревновать?

– Кто я, чтоб мнить такое о себе, ваше величество.

– Брось изображать из себя праведницу, – усмехнулся он. – Так что случилось? Какие достоинства ты обнаружила в нем, интересно знать? Умение красиво сочинять письма? Для дураков и немощных плотью это единственное утешение.

Он надолго замолчал и потом добавил:

– Я много тебе дал, а мог бы дать еще больше. Все, что пожелаешь. Или почти все. Кроме волшебного слова «замужем». Черт побери, в этом причина?

Я опустилась на колени подле него и взяла за руку:

– Мой король, вы сами отдали меня ему в жены. Моя дочь теперь носит его имя, и меньшее, что я могу сделать – хранить чистоту этого имени.

– Ладно уж, так и быть, с постелью я подожду до развода.

– Я скоро стану слишком стара для вас, ваше величество. И потому хочу, чтобы вы запомнили меня такой, как сейчас, еще молодой и прекрасной, мой король. Я не хочу дождаться того дня, когда моя красота увянет, и вы оставите меня. Пусть все останется, как есть.

Король внимательно смотрел на меня, но мне было трудно определить, что означал этот его взгляд. Я замолкла и ждала, что скажет он.

– Да, конечно, – король потрепал меня за подбородок, – все потаскушки на старости лет ищут местечко потеплее.

Он рассмеялся, встал, окликнул друзей.

***

На следующее утро я встретилась с О’Флаери. Похоже, мы оба искали этой встречи. Но по разным причинам.

– Признаться, я недооценил тот след, что вы сумели оставить в сердце его величества, Алисия.

– Зато я переоценила его.

– У вас вчера была почти невероятная возможность вернуть себе прежнее место. Но вы ее упустили.

– Уйти, пока тебя еще просят вернуться, – что может быть своевременнее?

– Узнаю ваше чувство юмора. Мне будет не хватать вас.

– А мне будет не хватать ваших дружеских советов, – лукаво ответила я.

– Как поживает наш общий друг? – в тон моему намеку спросил он.

– Меня беспокоит его манера писать письма. То есть я лично от нее в восторге, но, боюсь, мой восторг далеко не все разделяют.

– Это может плохо отразиться на его здоровье. Говорят, в таких случаях голова может отделиться от тела.

– Я тоже этого опасаюсь. Поэтому мне нужен ваш дружеский совет. Даже ваша дружеская помощь.

– Чем же я смогу вам помочь, после того как вы вдребезги разбили сердце его величества?

– Помогите кому-нибудь другому склеить его разбитое сердце. Я уверена, у вас прекрасно получится. Сделайте так, чтобы он не вспоминал больше о графе и графине Луис эль Горра.

– Это выше моих скромных возможностей.

– Я прошу вас лишь попытаться применить ваши скромные возможности.

– Алисия, мне, в самом деле, будет не хватать вашего умения убеждать.

– Я бы с радостью передала его вам, чтобы быть уверенной в вашем успехе.

– К тому же мне стало известно, что друзья нашего общего друга собираются повести себя достаточно неблагоразумно.

– Уверяю вас, он не имеет к этому отношения.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Что ж… в таком случае… Прощайте, Алисия. Я говорю это совершенно буквально. Если вы еще когда-нибудь появитесь при дворе, вы горько пожалеете об этом.

– Спасибо, О’Флаери. В вашем предупреждении нет нужды, но тем более я за него благодарна.

– Когда встретите вновь нашего общего друга, передайте, что найдется не так много мужчин, готовых лишиться графства, чтобы отстоять свою честь. Наверное поэтому, я сделаю, что смогу, чтобы помочь ему сохранить графство и голову. А честь и женщину, которой достоин не всякий король, ему придется беречь самому.

***

Больше мы об этом не говорили. Три дня продолжался пир, король был пьян и веселился, но ни разу не подал вида, что между нами что-то произошло. Иногда мне начинало казаться, что наш разговор мне привиделся. Уезжать он собрался так же внезапно, как приехал, вечером третьего дня. На прощание он подкинул Жанну в воздух, потом подхватил меня на руки, закружил, опустил на землю и сказал:

– Даю тебе время одуматься, – затем громко объявил всем присутствующим: – Графиня Луис эль Горра отправляется в изгнание в свое имение в Чандос. На полгода, в течение которых не имеет права покидать свое поместье. Поняла, дорогая? Завтра же.

***

Ночью у меня было полно забот, которые я не хотела оставлять на потом. Пробыв в АльмЭлисе так мало после долгого отсутствия, я старалась оставить все в таком состоянии, чтобы быть спокойной в Чандосе.

Андуэн уехал вместе с королем, а Лизон решила ехать со мной домой, в Ла Куряник, где я собиралась оставить Жанну. Фиону я, естественно, забирала с собой. Гости после случившегося как-то очень быстро разъехались, мне даже не пришлось напоминать им.

Дома мое появление вызвало настоящий ступор. Конечно, все были мне рады, но и их тоже мучил вопрос: что теперь будет с ними и со всеми привилегиями, которые они получали, покуда я оставалась королевской любовницей? Домашние разделились на два лагеря, в одном проклинали мою глупость и готовились к худшему, в другом вздохнули с облегчением и подумали, что, может, все к лучшему. К числу последних относились мама и мой брат Жак. Он-то по дороге в Чандос и сказал мне:

– Знаешь, не бери в голову, по мне так-то оно даже лучше. Я ведь еще с тех пор, как Тони убили, места себе не находил. Заезжать к тебе боялся. Приеду, думаю, а он там. Знаю, что на то он и король, чтобы повелевать, а как вспомню Тони, так в душе все клокочет.

***

Не успела я приехать в Чандос, как следом явился поверенный. Долго говорил о том, какую роковую ошибку я совершила. Сказал, что сейчас самое время все исправить, он уже уговорил отца подать жалобу в церковный суд, а теперь пора начинать бракоразводный процесс. Я спросила, какова будет причина развода. Он ответил, что, как мы и планировали, причиной будет то, что вопреки решению суда, дон Алонсо продолжал сожительствовать с двумя женщинами. Я спросила об отлучении. Он, нисколько не смутившись, заявил, что ничего страшного не случится, если дон Алонсо примет наши условия.

Когда я сказала, что не нуждаюсь более в его услугах, кроме как для улаживания дела с жалобой, которую так некстати подал мой отец, он просто остолбенел. Убеждал, грозил, взывал к моему благоразумию. На том мы и расстались.

А я занялась хозяйством. Мысли мои блуждали далеко отсюда, но руки справлялись со своими обязанностями. Я думала о том, как мне быть. Король отправил меня в Чандос одуматься, но чем больше я думала, тем яснее мне было, что я не одумаюсь.

В первую очередь я думала о Жанне, о ее благополучии. Король был ее отцом, и ради нее я могла бы испытать судьбу и снова вернуться к нему. Но… он так мало интересовался дочерью. Надеяться, что он будет заботиться о Жанне когда-нибудь в будущем, если он не заботился о ней до сих пор, было нелепо. По моей просьбе король обеспечил ее будущее, тут нечего было возразить, но обеспечил, переложив эту обязанность на чужие плечи и сбросив эту ношу со своих.

Я не могла вернуться к нему еще и потому, что знала – он никогда не забудет и не простит, что я сказала ему, что люблю другого мужчину. А я не смогу жить с ним и думать о другом.

Я замужем. Если не перед Богом, то перед людьми у меня есть муж. Я не в праве порочить его честь. Честь человека, давшего свое имя моей дочери. И вопреки своему обещанию я не могу развестись до тех пор, пока не удостоверюсь, что при разводе его не отлучат от церкви. Я не могу себе позволить стать причиной еще и этого бедствия, после того, как принесла ему столько неприятностей.

К тому же все во мне противилось мысли о разводе. Зачем нам расставаться, если я люблю его, более того, знаю, чувствую, что и он меня любит. Мы могли бы прожить жизнь бок о бок, воспитывать детей в тишине и покое, как я всегда мечтала.

Сердце мне подсказывало, что человек, способный в бурю отправиться через заснеженные перевалы за лекарем, чтобы спасти жену и сына, будет хорошим мужем. Он прекрасный отец. У него всегда хватает времени и терпения на своего сына. Даже Жанне за год, проведенный в его замке, он уделил больше внимания, чем ее родной отец за все пять лет ее жизни. Так, как я прожила эту весну, я могла бы прожить жизнь, и была бы счастлива.

Хотя, конечно, у дона Алонсо куча недостатков. Он упрям, язвителен, заносчив, временами даже жесток. Железный кодекс чести, вынудивший его отказаться от меня, был так незыблем, что я не знала, удастся ли мне пробить в нем брешь. Быть может, задумайся я об этом раньше, я бы заставила его почувствовать, что мы не можем, не должны жить друг без друга, почувствовать настолько сильно, чтобы он уже не мог отказаться от меня. Но и сейчас еще не поздно. Я поеду к нему и… Единственным недочетом в моем замысле было то, что дон Алонсо собирался ехать на север. Я могла не застать его в Эль Горра. Хорхе говорил, они собирались отправиться в путь в конце лета. Но даже если я его не застану, я останусь и подожду. А зимой ему будет нелегко придумать, как отправить меня обратно.