Мятеж рогоносцев

К тому же, раз он едет в именье донны Изабеллы, там он наверняка встретится с ее братьями. Как знать, вдруг они все же убедят его принять участие в их авантюре. Любыми средствами я не должна допустить, чтобы дон Алонсо ввязался в ту заваруху, что затеяла компания под предводительством барона Моргана. О’Флаери ясно дал мне это понять.

Вот так я приняла решение. И села шить себе мужской костюм. Взять с собой я решила Рене. Двое не так беззащитны, как один, и внимания привлекают меньше.

Когда Фиона увидела меня в мужском платье, готовую к отъезду, она сказала, что я окончательно спятила. Я велела ей быть за главного и никому не говорить, куда я пропала. Если что, пусть скажет, что я у родителей, поехала повидать Жанну. Ей вреден здешний климат, и потому она живет с ними в Ла Курятнике.

Глава 14

Первое время в пути пролетело незаметно.

Когда показались горы, мы невольно заторопились. До Ордении добрались с попутным караваном, дальше пришлось продолжать путь самим, стараясь не привлекать к себе внимания. Однако как мы не старались, неприятности все же начались.

Через несколько дней после того, как мы покинули Ордению, в одной подозрительной харчевне, где нам пришлось остановиться на ночевку, мне приставили к нож к горлу и обобрали до нитки. Рене бросился на помощь, но бандиты справились с ним в два счета. Так мы потеряли лошадей, всю одежду, кроме рубах, кошельки и чуть не потеряли жизнь. Хорошо еще было темно, и грабители не успели разобрать, что я женщина.

Я велела Рене позвать хозяина. Тот явился со светильником и недвусмысленно хмыкнул, увидев меня.

– Нас ограбили в вашем трактире.

– Значит, вы не сможете заплатить за ночлег, – ответ был прост и очевиден.

– Более того, мы не можем продолжать путь.

– Ну, это уж не моя забота. А вот раз не можете заплатить за ночлег, проваливайте.

– Мы не можем никуда идти в одних рубахах. Одолжите нам немного денег, и я обещаю, в накладе вы не останетесь.

– Красотка, я, что, похож на ростовщика? Или на сумасшедшего?

Хозяин посчитал разговор исчерпанным. В трактир шумно ввалились новые посетители, и он занялся ими.

Рене предложил сходить поговорить с ним. Я не надеялась на его способности к переговорам, но, появляться перед полным залом полупьяных бродяг, нечего было и думать. Я осталась ждать его в каморке.

Все оказалось намного хуже, чем можно было предположить. К сожалению, я поняла это поздно, когда хозяин с полупьяной компанией направились в мою сторону. Ждать ничего хорошего не приходилось, я шагнула вперед, в общую комнату с единственной целью оказаться поближе к выходу и постараться ускользнуть.

Увидев меня, посетители радостно заухмылялись. Несколько молодчиков повскакивали с мест и обступили меня. Хозяин сказал:

– Девице нужны деньги на ночлег и одежку. Никто не желает помочь?

– Если вы одолжите мне что-нибудь из одежды, мы сможем продолжить путь, – я улыбнулась, потихоньку пятясь к двери. Посетители, как назло, все прибывали.

– Красавица! Я могу ссудить тебя деньгами, причем за совсем небольшую плату. Иди-ка сюда! – один из веселой компании протянул ко мне лапы. Я быстро отскочила, но сзади натолкнулась на еще чьи-то руки и, развернувшись, ударила молодчика по лицу, что было сил. Бродяги разом загоготали. В мужчине, одна щека которого быстро покрывалась краской, я к своему ужасу узнала дона Алонсо. Уже второй раз в жизни я дала ему пощечину. Ничего более глупого не могло произойти.

– Если еще кто-нибудь распустит руки, остаток дней проживет без них, – прорычал дон Алонсо, одной рукой хватаясь за меч, а другой оттаскивая меня за свою спину.

Его люди последовали его примеру, обнажив оружие. Бродяги с ругательствами попятились к выходу.

– Приготовь комнаты для ночлега и ужин, – бросил он присмиревшему хозяину.

– Дон Алонсо… – начала было я.

Он протянул мне плащ, сказав презрительно: «прикройтесь», и вышел в след за своими людьми, вытеснявшими любителей легкой наживы прочь.

Только тут до меня дошло, что все это время я стояла в одной рубахе. Я мчалась к нему, чтобы признаться в любви, а вместо этого влепила ему оплеуху и в очередной раз выставила себя потаскухой.

После ужина, прошедшего в полном молчании, мы остались за столом вдвоем.

– Если бы раскаяние убивало, я бы, наверное, уже умерла со стыда, – я попыталась улыбнуться.

– Если бы ваша глупость не сочеталась столь тесно с вашим везением, вы бы уже точно были мертвы… или обесчещены… хотя не знаю, может, вы этого и добивались.

– Ей-богу, я ударила вас не нарочно, но после этих слов извиняться не стану, – я встала, чтобы уйти.

– Сядьте. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

Я молча вернулась за стол.

– Как вы здесь оказались?

– Проездом.

– Проездом куда?

Сейчас я не могла сказать, что ехала к нему. Не так я себе это представляла и не в такой обстановке.

– В Граэр, в порт Святой Женевьевы, – это было на севере, невдалеке от поместья донны Изабеллы, куда он, по-видимому, собирался.

– Зачем?

Я улыбнулась ему самой очаровательной из своих улыбок и промолчала.

– И как вы собираетесь добираться туда теперь? Без денег и даже без одежды?

Я улыбнулась ему еще более обворожительной улыбкой:

– Я как раз хотела попросить вас одолжить мне немного денег.

– Чтобы их у вас отобрали в следующей харчевне?

– И еще я как раз хотела попросить вас позволить мне и моему слуге ехать с вашим отрядом, коль скоро нам по пути.

– Почему вы решили, что нам по пути? И вообще, мадам, вы хотите, чтобы я дал вам денег, не зная, зачем они вам?

– Я скажу, куда и зачем направляюсь, но тогда, когда сама сочту нужным, до конца нашего пути, согласны?

– В таком случае деньги вы получите не раньше.

– Видите, я угадала, вы тоже едете на север.

– Спокойной ночи, мадам.

Что ж, по крайней мере, ближайшие дни мы будем вместе. Это уже кое-что. Потом я придумаю, как быть дальше.

***

С утра дон Алонсо был в дурном настроении. Видя его хмурое лицо, я не знала, как мне быть. Но, с другой стороны, после вчерашнего хуже уже не будет, подумала я и решилась:

– Вы отдали Фернандо в школу Ордена, как собирались?

– Что? – дон Алонсо с трудом оторвался от своих раздумий.

– Фернандо. Где он сейчас?

– Я отвез его в Ордению.

– Как он там? Он здоров?

– Привыкает. Ежедневные упражнения закалят его.

– Жанна часто о нем вспоминает.

Дон Алонсо буркнул что-то неопределенное и замолчал. Некоторое время все ехали молча, потом я предприняла вторую попытку:

– Сколько дней может занять путь до порта святой Женевьевы?

– Где вы оставили свою дочь? – спросил в ответ дон Алонсо инквизиторским тоном.

– Жанна в Ла Курятнике, у моих родителей.

– А-а, – протянул он и снова умолк.

В третий раз, когда я спросила о здоровье доньи Хуаны, он только посмотрел на меня, сердито сдвинув брови, и, пришпорив коня, отъехал шагов на двадцать вперед всего отряда.

Весь день мы провели в пути, сделав лишь короткий привал на время обеда. Я уже начала опасаться, что в таком настроении дон Алонсо решил путешествовать и ночью, когда из-за поворота показались огни придорожной деревушки.

Обувь, которую мне дали утром в трактире, совершенно не годилась для верховой езды, я измучила и себя, и лошадь, очень устала и чувствовала себя еще более разбитой от того, что одета в платье с чужого плеча.

В деревне оказалось полно народа. Там остановился проходящий караван, местный трактир был забит до отказа, во всех домах стояли постояльцы. Мы так бы и остались ночевать у обочины, если бы не то обстоятельство, что половину трактира сняла графиня Мередит со своей челядью. Увидев дона Алонсо, она распорядилась своей свите потесниться и разместить людей графа Луис эль Горра. Графиня Аурелия была так любезна, что велела своим придворным дамам освободить целую комнату для самого дона Алонсо:

– Ничего страшного, мы здесь уже второй день, поспят вместе. Зато вы отдохнете с дороги, граф.

– Благодарю вас.

– Какие пустяки. Ну что вы!

За ужином графиня Аурелия была еще более любезна.

– Граф, какую тяжкую утрату вы понесли. Ваша драгоценная супруга! Какое горе! – она вздохнула. – Бедняжка Изабелла, она так натерпелась. Воистину неисповедимы пути Господни! Прекраснейшая из женщин, благочестивая мать лежит бездыханна, во время как эта интриганка… впрочем, справедливость все же восторжествует, я не сомневаюсь. Теперь, когда король, наконец, опомнился и отправил выскочку туда, откуда она родом и где ей надлежит быть, он наверняка пожалеет о том, как необдуманно позволил этой куртизанке восстановить против себя одного из благороднейших рыцарей королевства. И вы будете свободны от тех лживых уз, которыми она вас связала.

Дон Алонсо хмуро взглянул на нее.

– Что сделал король?

– Неужели вы не знаете? Он отправил ее в изгнание.

Я вздрогнула. Итак, все уже в курсе. Меня так и подмывало встать и испортить мадам Аурелии ее тираду. Не будь я так одета…

– Общее мнение таково, что это – слишком мягкая кара. Ее следовало бы запереть в монастырь на всю оставшуюся жизнь для покаяния, но, боюсь, ни одни церковные стены не потерпят такую распутницу, – съязвила графиня.

Если я сейчас отвечу, завтра весь свет будет знать, что я нарушила волю короля, успокаивала я себя. Искушение было слишком велико. Стараясь быть незаметной, я встала из-за стола, где обедала челядь, и вышла во двор.

Ноги страшно гудели, неплохо было бы найти более подходящую обувь для странствий. Разговорившись с погонщиками скота, я узнала, где остановились купцы. Сапог в точности моего размера у них не оказалось, но по сравнению с тем, что сейчас было у меня на ногах, слегка свободные сапоги казались мне прекрасной обувью. Вот только денег, чтобы купить их, у меня не оказалось.

Пришлось возвращаться в трактир. К счастью, графиня Аурелия уже удалилась почивать. Я столкнулась с Хорхе во дворе и сказала ему о том, что хочу купить сапоги. Просить деньги у дона Алонсо после того, что говорила мадам графиня, мне совсем не хотелось.

– Похоже, вчерашних приключений вам оказалось недостаточно, ищете новых, – ядовито заметил дон Алонсо, увидев меня с Хорхе.

– На сегодня мне уже достаточно ваших грубостей. Можете совсем не говорить со мной, но не разговаривайте со мной в таком тоне, – на один день унижений более чем хватало, и у меня уже не было сил сдерживаться.

– Отправляйтесь в свою комнату, мадам, отдых будет вам полезнее ночных прогулок. Завтра нам предстоит долгий путь.

Я не стала его благодарить за то, что он уступил мне комнату, невольно задаваясь вопросом, где в этом случае он собирается спать сам, просто поднялась туда, кое-как умывшись, стянула с себя одежду и упала на матрац, приятно пахнувший соломой. Последней моей связной мыслью, была мысль о том, что, вполне возможно, нынче ночью дон Алонсо найдет утешение в объятиях графини Аурелии – во всех отношения достойной, благородной и прекрасной дамы, так выгодно отличающейся от той непорядочной женщины, с которой он собирается развестись. Единственное, что меня утешало, – в комнате графини расположилось не менее трех ее придворных дам.

Ночью меня разбудил неясный свет, падавший из-за двери. Памятуя о том, как меня ограбили, я, не полагаясь на Рене, храпевшего в коридоре так, что слышно было и в комнате, осторожно подкралась к двери. Каково же было мое удивление, когда в приоткрывшейся щели я увидела графиню Аурелию со свечой в руках, в одной рубашке. Наверное, больше меня изумилась только она сама, столкнувшись со мной нос к носу.

– Вы?! – растерянно пролепетала она.

– Здравствуйте, графиня, – ответила я.

– Кажется, я спутала комнаты, здесь так темно, – графиня поспешно удалилась.

И она еще называла меня распутницей вчера вечером! И хотя она растрезвонит повсюду, что бывшая фаворитка отнюдь не скучает в изгнании, я почувствовала сладость мести: поделом ей – нечего прогуливаться по ночам в спальнях чужих мужей.

***

Утром, когда мы двинулись в путь, я вскочила в седло в новых сапогах. Хорхе принес их мне за завтраком. В это утро молча ехать нам долго не пришлось.

– Графиня Аурелия сегодня сделала вид, что не замечает меня, а когда я попрощался, процедила что-то в ответ сквозь зубы. Ваши проделки, мадам? – поинтересовался дон Алонсо.

– О, нет! Просто графиня уже заходила к вам попрощаться ночью. Я обещала передать ее наилучшие пожелания, вот она и не стала повторять их поутру.

– Так я и знал, что без вас здесь не обошлось. Вы опытная интриганка.

– Зато вы – сама невинность, дон Алонсо. И не пытайтесь меня убедить, будто не догадывались, что графиня собирается пожелать вам доброй ночи, когда уступили мне комнату.

Он рассмеялся.

– Графиня сказала, король отправил вас в изгнание. Это правда?

– Да. Ближайшие полгода мне велено провести в моем имении в Чандосе.

– Но вместо того, чтобы сидеть у себя на болотах, вы оставили дочь у родителей, а сами ищете приключений на больших дорогах. Почему, интересно?

– Дон Алонсо, не забывайте про наш уговор.

– Я спрашиваю не из праздного любопытства. Раз уж вы все еще носите мое имя, я имею право знать, в чем дело.

– Не беспокойтесь, я не совершила ничего, что могло бы бросить тень на ваше доброе имя.

– Тем больше оснований для беспокойства.

– Почему?

– От двора редко отлучают за грехи, скорее наоборот.

– И что вы сделаете в этом случае? Неужели станете меня защищать?

– Как знать, быть может, я мог бы вам помочь.

– Помочь? Мне? Почему, интересно, вы стали бы мне помогать, дон Алонсо?

– Я не стану вам помогать и, вообще, предпринимать что бы то ни было, пока не узнаю, что вы натворили.

– Что бы я ни натворила, это не идет ни в какое сравнение с вашим письмом королю.

Он молча улыбнулся, пожав плечами, и я спросила, с тревогой ожидая ответа:

– Вы, в самом деле, думаете то, что ему написали?

– Я пишу и говорю то, что думаю.

– Зачем вы это сделали? Неужели не понимаете, чем рискуете? – спросила я, заглушая радостно забившееся сердце.

– Не хочу, чтоб кто-нибудь думал, что я отпустил вас из страха перед королевской карой.

– Вот как? Тогда почему вы меня отпустили?

– Вы знаете почему, – сказал он спокойно и, повернувшись, чтобы разглядеть выражение его лица, я увидела лишь профиль, обращенный куда-то вдаль.

***

«Нет уж, дон Алонсо, пора что-то решать», – думала я, исподтишка наблюдая, как он то улыбался, то задумчиво хмурил брови во время нашего разговора. – «До порта святой Женевьевы уже рукой подать, а вы все ускользаете от меня и дуетесь».

К тому же меня мучил один вопрос с тех пор, как я впервые подумала о том, что хочу остаться его женой – дон Алонсо еще ни разу не прикасался ко мне, если не считать той далекой истории с оплеухой, воспоминания о которой в моей памяти по прошествии стольких лет сохранились очень смутные.

В одном я должна быть благодарна графине Аурелии: она подала пример того, как мне, наверное, уже давно следовало поступить. И я сделаю это сегодня же вечером, решила я. Пока кому-нибудь еще не пришла в голову мысль покуситься на моего, пусть и формального, супруга.

На очередном постоялом дворе, к счастью, оказалось немного путников, и можно было рассчитывать на спокойный отдых. Я выждала, пока стихли голоса внизу, в зале и шаги постояльцев вверх по лестнице. Потом накинула на себя плащ, и, легко пробежав по коридору, постучалась в комнату дона Алонсо. Открывшего дверь камердинера, прежде чем он успел опомниться, я выставила за дверь. Дон Алонсо стоял у изголовья постели с мечом в руках.

– Что случилось?

Я покачала головой. Ничего. Сейчас, разбуженный внезапной тревогой, он выглядел не столько хмурым, сколько уставшим. Мне впервые подумалось, что его обычное высокомерие, быть может, не что иное, как отпечаток вечной тревоги, ответственности за все и вся вокруг, которую он сам на себя возложил. Я подошла к нему.

– Родной мой, – ласково погладила его по щеке, легко и нежно коснулась губ поцелуем. Еще раз. Он ответил мне, рука обвила мою талию. Его губы целовали мое лицо и шею, спускаясь все ниже к развязанному вороту рубашки.

Внезапно он отстранился от меня, резко схватив за плечи, встряхнул:

– Вы с ума сошли. Уходите, немедленно.

Он подтащил меня к двери. Открыл ее. Сейчас все кончится так же нелепо, как обычно в наших отношениях, а утром он уже никогда не даст мне возможности сказать ему, что я его люблю, успела подумать я, когда он вдруг притянул меня к себе и с глухим стоном впился в мои губы.

Он целовал меня так, будто хотел отомстить за то, что теперь его давняя страсть вырвалась на свободу. Быть может, он был груб или слишком нетерпелив, но мне это было приятно. Отвечая ему ласками, я хотела, чтобы со мной он почувствовал себя так хорошо, как никогда ни с какой другой женщиной. Должно быть, он и сам не хотел быть со мной таким в тот первый раз, потому что потом, когда мы лежали в постели и приходили в себя, и всю последующую бурную ночь он был со мной страстным и нежным, каким я только могла мечтать.

На рассвете, проснувшись после короткого сна с припухшими от поцелуев губами и сладкой усталостью во всем теле, я уже точно была уверена в том, что раньше только предчувствовала: небеса создали нас друг для друга, и если мы сумеем перешагнуть предрассудки и обиды, нас разделяющие, мы будем очень счастливы вдвоем. Мой любимый мужчина безмятежно спал рядом, я слышала это по его дыханию. Мне оставалось только наслаждаться этими минутами, в ожидании, пока он проснется. По опыту я знала, что первые утренние мгновения могут многое рассказать о мужчине и о том, как долго продлится ваша связь.

Я уже снова засыпала, когда почувствовала, как напряглась его рука под моей головой. Осторожно высвободив руку, он сел на постели. Я услышала, как он тихонько чертыхнулся, пытаясь в предрассветном сумраке нащупать разбросанную одежду.

Одевшись, он на мгновение задержался у постели, затем так же тихо выскользнул из комнаты. Что ж, ничего другого я и не ждала: будить меня он не стал, ушел, чтобы привести в порядок мысли, решить, как теперь со мной быть.

Немного погодя я тоже оделась и спустилась вниз. Наша свита уже сидела за завтраком. Я присоединилась к ним, невзирая на косые взгляды камердинера Хуана, судя по которым ночь он провел в коридоре, вместо того, чтобы спуститься вниз и присоединиться к товарищам.

Чуть позже рука дона Алонсо легла мне на плечо:

– Идемте, мне нужно с вами поговорить.

Мы остановились в садике за трактиром. Он обернулся ко мне и тоном, не допускающим возражений, сказал:

– Сейчас вы мне скажете, куда и зачем вы направляетесь.

– Хорошо. Я ехала за вами. Наша встреча произошла немного раньше и немного не так, как я ожидала, но это уже не важно.

– С какой целью?

– Не так давно я поняла, что, возможно, вы – именно тот человек, с которым я бы хотела прожить свою жизнь. Но мне было нужно в этом убедиться. И я убедилась. Сегодня ночью, – я смотрела прямо ему в глаза. – Больше я не приду к вам. Я отправлюсь к себе домой и буду жить там. Теперь ваша очередь принять решение, дон Алонсо.

– Что произошло между вами и королем?

– Мы расстались. Я сказала ему, что люблю вас.

– И поэтому он отправил вас в изгнание?

– Он сказал, что дает мне время одуматься.

Он медленно кивнул.

– Я отправлю с вами Хорхе и Игнасио. Они довезут вас до Чандоса.

Глава 15

Я вернулась домой. Надо отдать должное моей охране: назад мы доехали быстро и без приключений. Хватиться меня не успели, но в Чандосе я застала Эойю.

– Приехала повидать тебя. При дворе ходят упорные слухи, что, потеряв благосклонность короля, ты ищешь примирения с супругом. А еще есть версия, что ты отвергла его величество, по уши втрескавшись в собственного мужа. Не терпится узнать, какая же из них верная.

– Выбери любую, какая придется по душе.

– Я серьезно.

– Я тоже.

– Ладно, тогда я спрошу тебя: не огорчишься, если я поиграю с королем в ту же игру, что и ты в недавнем прошлом? Мы сможем остаться подругами при этом?

– Мне совершенно безразлично, с кем и во что он будет играть. Смотри только, не обожгись.

– Знаешь, вот теперь мне кажется, что вторая версия ближе к истине. Кстати, из-за твоего чертова муженька при дворе теперь такая скука, что просто смерть. Обманутые мужья все как один вспомнили о своей попранной чести и кинулись запирать жен в замках и монастырях. Просто какой-то «мятеж рогоносцев»! Даже О’Флаери запер Элеонору.

– Лизон меня уже известила.

– А его величество, представь себе, осаждает мадемуазель делла Кьера.

– Я думала, ты уже им занялась.

– Плохо же ты обо мне думаешь. Я сначала примчалась к тебе, между прочим. Цени!

– Ценю.

***

Проводив Эойю, я осталась наедине с тишиной.

Поставив дона Алонсо перед выбором, я поступила единственно правильным образом, как мне казалось. Я не сказала ему ничего об отлучении потому, что не хотела, чтобы он думал, что это повлияло на мое решение. Но теперь, узнав о слухах по поводу нашей размолвки с королем, он мог подумать, что я в очередной раз пытаюсь сохранить свое положение при дворе, если не как королевская любовница, то как графиня Луис эль Горра. Я сказала ему правду о причине своего изгнания, но теперь боялась, что ему это покажется расчетливой ложью с целью произвести на него впечатление. И вот сейчас я ругала себя, с ужасом повторяя, что потеряю его из-за этой нелепой ошибки.

У меня мелькнула мысль о возможной беременности, и я даже не знала, радоваться мне или нет. Пытаться привязать его ребенком, которого он вполне может своим не признать, слишком унизительно. Я ни за что не стану этого делать. Пусть он родится бароном Чандос. В этом мире, по крайней мере, я встречу его с любовью. И если его отец любит меня, он примет меня такой, с моим происхождением и ошибками, с моими детьми. Так что, когда я уверилась в том, что не беременна, мне стало жаль. Беременность сейчас успокоила бы меня, я не металась бы как птица в клетке.

В конце концов, я забрала к себе Жанну. Моя дочурка, моя несравненная красавица-хулиганка, как бы я жила, если бы у меня ее не было! В Ла Курятнике она покрылась здоровым загаром и обзавелась крупной шишкой на лбу, поставленной в драке одним из многочисленных кузенов.

Миновала зима, срок моего полугодичного изгнания истек, а от дона Алонсо по-прежнему не было ни слуха, ни духа. Приезжал поверенный, обещал расторгнуть наш брак без всяких последствий для меня или дона Алонсо, просил подумать и дать ему ответ.

Я уже давно могла бы уехать из Чандоса, с началом весны комары делали жизнь на болоте невыносимой, но мне все казалось, что так я убью свою последнюю надежду. Я никак не могла набраться мужества, чтобы признать свое поражение и начать думать о том, как мне жить дальше.

По вечерам, собрав травы, я сушила их на террасе и подолгу замирала, глядя на низкое солнце над болотами. В один из таких вечеров Фиона сказала с каким-то удовлетворением:

– Вот теперь ты любишь. Ты не любила моего Филиппа, но я не держу на тебя зла. Ты ведь была еще совсем ребенок. А дон Педро, король, и все прочие… Я уж думала, ты никогда не проснешься.

– Он не приедет за мной, Фиона.

– Да, не приедет. А чего ты ждала, после всего, что натворила? Ох, моя девочка, любовь – это боль. Но еще хуже, коли женщина проживет жизнь без любви.

– Бедная моя Фиона, – я обняла ее за плечи. Мы обе замерли, глядя на солнце, каждая со своей печалью.

– Дед Филиппа, хоть и неказист был с виду, а уж я в нем души не чаяла. Бывало, входит в двери, а у меня аж сердце останавливается. Ну и поплакала тоже довольно. И при нем и после.

– Фиона! И ты говоришь мне об этом только сейчас!

– А когда я должна была сказать? Когда ты и слова «любовь» толком понять не могла? – она рассмеялась старческим тихим смехом. – Послушай женщину, много пожившую на свете и много повидавшую, я ведь тебе и Жанне ничего кроме добра не желаю. И больше меня никто не обрадуется, коли вы еще в Чандосе останетесь. Только лучше тебе уехать сейчас. И ребенку здесь вредно, и ты сама… вон, на что похожа стала. Уезжай, глядишь, все наладится. У нас, у женщин, что у кошек, девять жизней, мы сильные.

***

Несмотря на совет Фионы, я все медлила с отъездом. До того дня, когда группа всадников остановилась у моста перед замком.

Узнав знакомые цвета, я вышла на мост. Я стояла под солнцем и смотрела, как дон Алонсо спешивается, и не могла двинуться с места. Где-то в горле застряли слезы, от счастья хотелось плакать и смеяться одновременно.

Он подошел ко мне и тоже стоял молча, смотрел на меня.

– Ну, наконец-то, вы приехали, а то она уже извелась вся, – сказала Фиона где-то за моей спиной.