Теоретик. Один и без оружия

Светлана, это я не понял: ты что, до сих пор не знаешь о моем даре эмоционала?

– Тебе и вправду интересно?

– Очень!

– Ну, в общем, я умею жадры эмоциями заполнять.

– Ты серьезно?! Ты что, самый настоящий эмоционал?!

– Был им. Правда, совсем недолго: все куда-то исчезло.

У меня в кармане постоянно находится несколько пустых жадров. И я время от времени сжимаю один из них в кулаке в надежде почувствовать болезненный укол, который не похож ни на что. Почувствовать, чтобы обнаружить свой вернувшийся дар. Хотя, возможно, и проклятие – это с какой стороны еще посмотреть.

– Света, а тебе что, никто ничего не рассказывал?

– Нет. Да и времени особенно не было.

– А почему сама у меня не спросила?

– Боялась.

– Боялась? Чего?!

– Тебя же пытаются убить. А вдруг ты и сам какой-нибудь убийца, за голову которого назначена награда? Мало, что ли, таких? Боялась в тебе разочароваться.

– Нет, Света, я не убийца – недоделанный эмоционал. Или переделанный.

Безусловно, есть и на моем личном счету несколько человек. Но у кого в этом мире их нет? Наверное, только у тех, кто за периметры поселений даже нос не высовывает. Да и то как сказать. Это только на Вокзале порядок. В других поселках перестрелки прямо на улицах не редкость. Но даже мой личный счет не делает меня убийцей. Это как на войне – там другие понятия.

– Игорь, а ты сильный эмоционал?

– Был им, Света, был. Говорят, был самым сильным из всех известных.

Мне и с этим не повезло. Для меня что пустой жадр, что заполненный самим мною или кем-то другим – разницы нет, ничего не чувствую. Так что сравнить себя с другими не получится.

– Все у тебя вернется, – горячо заверила девушка. – Обязательно вернется, вот увидишь! Главное, что ты не какой-нибудь там подонок. Сладких снов тебе, Игорь.

Сон, который мне приснился, был каким угодно, только не сладким. Во сне я проснулся, а вокруг никого. Ни Грека, ни Гудрона, так же как и Славы, Яниса, Светы, Гриши. Вообще никого. И ничего. Ни оружия, ни рюкзака, ни разгрузочного жилета… даже одежды на мне. Судя по тому, что угли в костре уже остыли, бросили меня давно. Хорошо хоть вообще не убили. Но что мне теперь делать?! Мало того, от входа в пещеру доносилось мяуканье. В этом мире кошечек нет, и мяукать в нем может только самый опасный хищник – гвайзел. В тот самый миг, когда показалась его скалящаяся морда, я и проснулся. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Наверняка бы я расшиб себе голову о низко нависший свод, если бы не руки Гудрона, которые прижали меня к земле.

– Теоретик, что с тобой?! – спросил он, все еще удерживая меня за плечи.

И столько в его голосе было неподдельной тревоги, что мне поневоле стало стыдно. За то, что смог в них усомниться, пусть даже во сне.

– Сон дурацкий приснился.

– Со всеми случается, – как мог, успокоил он. – В себя пришел?

– Пришел, – ответил я, освобождая плечи от его рук.

– Слишком долго спать вредно, – заметил возящийся у очага Гриша.

И верно. Судя по положению светила, которое хорошо было видно через высокую щель входа, мы давно уже должны быть в пути. Что-то не так?

– А где остальные? – Кроме них двоих, никого не было видно.

– Грек с Профом ушли, будут не раньше вечера. А возможно, и завтра вернутся. Ну а твоя подружка уроки берет у Яниса. – Гудрон улыбнулся. Но не ехидно, как можно было бы предположить с его характером и с его языком.

– Куда ушли?

Вчера вечером даже разговора не было, что наша компания может разделиться.

– Дорогу разведать. Вернее, перевал. Посмотреть, что там, перед тем как всем кагалом туда отправляться.

Перевал я помнил отлично. Там даже не перевал – ущелье, которое разрезает горную гряду, образуя проход на другую сторону. Уходя от Вокзала, мы прошли его ночью. Та еще прогулка выдалась! В ущелье и при свете дня черт ногу сломит, а уж в темноте!.. Благо что на небе хватало звезд.

– Как бы в обход не пришлось топать, – высказал свои опасения Гриша. – Не хотелось бы.

Не то слово! Крюк получается тот еще. К тому же по таким местам, куда добровольно не сунешься.

Светлану с Янисом я обнаружил у самого входа в пещеру. Он что-то втолковывал девушке, а сама она целилась в невидимую для меня цель через оптику.

«Настойчивая, – думал я, глядя на ее сосредоточенное лицо. – С таким рвением действительно научится постоять за себя». И еще ко мне пришла мысль, что абсолютно ее не ревную. Почему? Настолько доверяю Янису? А может, все дело в том, что нет у меня к ней особых чувств? Нет, она мне, безусловно, нравится. И характер хороший, и фигурка что надо. Но такого, чтобы при одной мысли «А вдруг они там!..» хотелось бы вскочить на ноги и броситься их разыскивать, нет и в помине. Настолько доверяю ей самой? Возможно, и так.

Первым меня заметил конечно же Янис. Это опыт, благодаря которому он, впрочем, как и другие, всё еще живы: чем бы ни занимался и насколько увлеченно это ни делал бы, не забывай контролировать обстановку вокруг себя. Опасность может возникнуть отовсюду: сзади, сверху, с боков, из-под земли… Клыкастая, когтистая, ядовитозубая… какая угодно. Причем настолько бесшумно, что можешь не услышать ее с расстояния в пару шагов. И потому необходимо постоянно крутить головой по сторонам и задирать ее вверх все то время, когда не смотришь под ноги и вперед.

– Толковая ученица! – сообщил мне Янис с таким видом, как будто полностью одобряет мой выбор. Мол, выбирал-выбирал я себе подругу, остановился на Светлане и не прогадал.

– Доброе утро, Игорь! – поприветствовала меня девушка. И тут же переключила внимание на своего наставника. – Янис, а упреждение – это что такое? – И, выслушав ответ, сказала: – Так, понятно. А от чего оно зависит? От скорости движения объектов? Ясненько. И сколько его нужно брать? В зависимости от дистанции? А как понять это в прицеле? Там столько галочек и всяких черточек разных.

Янис посмотрел на меня вопросительно: может быть, сам? Я развел руками. При всем желании у меня не получится так же замечательно, как у тебя самого: иметь дела с оптикой приходилось постольку-поскольку. И пошел назад в пещеру, откуда уже наносило запах варева. Приятно так наносило – Гриша готовить умеет.

Грек со Славой вернулись на следующий день к вечеру. По их лицам сразу стало понятно, что хороших вестей не ждать. Так и случилось.

– Ущельем не пройдем, – объявил Грек. – Там на выходе со стороны Вокзала сейчас пост на постоянной основе. Не по душу Теоретика конечно же – перквизиторы зачастили. Серьезный такой пост – человек десять, не меньше. Кстати, радиофицированный.

– Ну так и перквизиторы – опасность серьезная, – сказал Янис.

И все молча с ним согласились: серьезней некуда. Будь их вдвое больше, точно бы всех подмяли под себя.

– Может, стоит Теоретику внешность изменить? – предложил Сноуден.

– Ага, сделаем ему пластическую операцию, – согласился с ним Гудрон. – Иди, Гриша, стерилизуй инструменты. Ножи, топоры, клещи на всякий случай тоже не забудь. А заодно и всем остальным – Греку, мне и так далее. Чтобы уж точно никого не признали. Недельки три здесь отсидимся, чтобы опухоль с рож спала, и пойдем. Еще можно с боем прорваться. Нет, ну а что? Положим их всех на посту, затем заявимся на Вокзал, а в нем убивать никого нельзя, и потому нас не тронут. Там и будем сидеть, пока не сдохнем от старости.

– Ладно, завелся, успокойся! – Гриша уже и сам был не рад своему предложению.

– А если в обход вдоль хребта? – предложил Слава Проф. – Как будто бы там еще проход имеется.

– Ты дорогу к нему знаешь? – живо поинтересовался Грек.

– Я – нет. Но Борис однажды говорил, что ему известно.

Все посмотрели на Гудрона.

Тот покачал головой.

– Что, от своих слов отказываешься? – Гриша был рад отомстить.

– Не отказываюсь. Тут в другом дело. Слышал я, что он действительно есть. И даже примерно представляю, где его искать. Но не более того. Мы его месяц можем искать и не найти.

Помолчали. Затем Грек заговорил снова:

– Ничего в голову не идет. Знаю только, что и здесь долго оставаться нельзя. Вопрос времени, и на пещеру наткнутся.

– Может, не всем на Вокзал пойти? Паре-тройке, как тогда, на Самолет? – высказал идею Янис. – Закупиться и они смогут. – И сам же ее отринул: – Признают ведь, даже если одного послать. Со всеми вытекающими.

– Мозговой штурм? – предложил Слава. И пояснил, как я понял, для одного Сноудена: – Это когда, чтобы решить проблему, которая кажется нерешаемой, предлагаются самые бредовые или даже абсурдные варианты. Сами по себе они мало что значат, но каждый из них может дать толчок к какой-нибудь стоящей мысли. Вот она-то и станет выходом. Игорь, ты чего улыбаешься?

– Да так, – сделал я попытку уклониться от ответа. – Вспомнился мне один свой собственный бред. Потому и смешно.

– Говори-говори! – начал настаивать Слава. – В том-то вся и суть, что любой бред может оказаться выходом. Или, по крайней мере, ключом к нему.

А подумалось мне после слов Грека про голову, в которую ничего не идет, вот что. Голова необязательно должна быть моей. Достаточно заменить ее похожей. Еще и награду потребовать.

Мол, думали они, думали, да и решили, что плетью обуха не перешибешь, после чего оставили Теоретика без головы. Не тащить же меня полностью в качестве доказательства? Ну а то, что она по дороге попортилась, в здешнем климате легко допустимо. Анализа ДНК в этом мире не сделает никто. И зубной карты, в которой написано, что третий нижний моляр с пломбой, тоже не достать. Тут даже цвет глаз необязательно должен быть идентичным. Так, общее сходство черт лица. Ну а я пережду, сколько понадобится, где-нибудь в безопасном месте. В идеале – со Светланой. В том случае, если она сама будет согласна. Все-таки наилучший выход для нее – оказаться со всеми на Вокзале. Света нарочно или ненамеренно проболтается там, что голова совсем не моя? Так ведь не в самый же первый день. Должно хватить времени, чтобы запастись всем необходимым, а потом вернуться и меня забрать. Есть и еще вариант. Если постараться, все можно обстряпать так, что девушка полностью будет уверена – голова именно моя. Получится лишнее подтверждение, в сущности, от постороннего нам человека.

– Все равно ее негде взять, – вместо всех объяснений сказал я.

– Кого именно?

– Голову, похожую на мою. Чтобы принести ее в качестве доказательства. Не убивать же ни в чем не повинных людей?

Мне казалось, придется объяснять все подробно. Но нет. Они переглянулись между собой, после чего Янис уверенно заявил:

– Не поверят.

– Так она же испортиться успеет.

– Игорь, дело не в этом.

– А в чем тогда?

– В том, что никто не поверит, что мы смогли так поступить. У нас есть определенная репутация, которой мы дорожим. Именно в связи с ней и не поверят. Безусловно, мы не Праведники, но края наблюдаем отчетливо. И еще. Кто из нормальных людей после такого захочет с нами дела иметь? Никто. И опустимся мы тогда на уровень того же Кощея. Или хуже того – перквизиторов.

Все они как один согласно кивнули. Синхронно так, как будто бы отрепетировали, а затем дождались нужного сигнала, чтобы уж точно вместе.

О Кощее, кстати, моем тезке – Игоре, я слышал. Если судить по рассказам о нем – удивительной беспринципности человек. И жаден невероятно. Ну а с перквизиторами мне даже сталкиваться приходилось. Те вообще за гранью. Отмороженные бандиты в сравнении с ними – ангелочки с крылышками.

И о Праведниках Янис не просто вспомнил. Есть здесь такие, именно с большой буквы. Считают, что угодили сюда за грехи. Действительные ли, мнимые, но именно за них. Как сказал Гудрон: «Правильные они чересчур. Причем настолько, что тошнит от них. Отсюда и Праведники».

– Так совсем же необязательно, что вы меня. Мало ли что может со мной произойти? Упал – шею свернул, бахнул в себя от безысходности, на гвайзела нарвался…

И снова никто не даже задумался.

– Тоже не вариант. Ты бы сам в это поверил?

– Если честно, не знаю.

– Вот и я не знаю, – сказал Грек. – Ясно одно: назад, на базу в Фартовый, нам пути нет. Туда дорога вдвое длиннее, даже если пойти на Вокзал в обход. И в ущелье не сунешься. Давайте действительно мозгами пошевелим. Глядишь, что-нибудь да получится.

Не получилось. Спать легли далеко за полночь, и все это время судорожно пытались придумать что-нибудь толковое. В конце концов инициатор мозгового штурма Слава Проф согласился с тем, что даже такой метод срабатывает не всегда.

– Хотя, возможно, нам единственной мысли и не хватило. Единственной, – в заключение сказал он.

Но, как все ни тужились, родить еще одну так и не смогли.

Тем не менее решение было принято: попытаться найти в горах проход, о существовании которого Гудрон знал лишь понаслышке. Или обнаружить перевал, который позволил бы нам оказаться на другой стороне горной гряды. Глядя на заснеженные вершины гор, я размышлял над тем, что хотелось бы все-таки обнаружить проход. Лезть в горы без надлежащего снаряжения или даже просто теплой одежды попахивало самоубийством.

– Ну что, потопали?

Это фраза Грека была мне так же привычна, как, например, манера Гриши постоянно морщить лоб во время разговора. Или Светланы вначале улыбаться на каждый заданный ей вопрос, а уже затем отвечать. Или как особенность Славы Профа – тот, когда размышляет, шевелит указательным пальцем правой руки, как будто перебирает им пришедшие ему в голову мысли и отбрасывает ненужные. Сам я, когда о чем-нибудь думаю, почему-то держу сжатым правый кулак. Еще и прячу внутри его большой палец.

Согласно представлениям восточной медицины, каждый палец соответствует внутреннему органу. Мизинцы, например, сердцу. Заболит оно, и тогда следует начать их массировать. Не помню, что там насчет указательного, среднего и безымянного, но большой палец имеет связь с мозгом. Получается, пряча его внутрь кулака, я подсознательно пытаюсь спрятать свои мысли. Но почему прячу всегда один? Логичней было бы оба. Кстати, левая рука – это правое полушарие. Убей не помню, за что оно отвечает, за логику или креатив. Что именно я пытаюсь скрыть?

Правда, Слава был категоричен – полнейший бред. При решении любых задач мозг ничего не делит на полушария. И вообще, куда важнее количество нейронов в тех полях, которые отвечают за то или иное. Отсюда, как ни старайся, не быть тебе великим футболистом или скрипачом, если природа не наделила большим, чем обычно, количеством нейронов в центрах тонкой моторики. А такие вещи даются нам от рождения, и тут как лотерея – либо выпадет, либо нет.

– Путем невероятных усилий – ежедневными многочасовыми занятиями можно достичь высокого уровня, примеров хватает. Вот только одаренному от рождения повышенным количеством нейронов в нужных полях человеку, даже не прилагай он особых усилий, этот уровень дастся легко. А затем он уйдет еще выше, скажем так – на недосягаемую высоту.

– Что, настолько все грустно? – спросил Янис.

– Не настолько, как казалось бы, – пожал плечами наш Проф. – Каждый человек по-своему индивидуален. Главное, помочь ему определиться с тем, в чем именно его индивидуальность заключается. Ведь в таком случае не будет горьких разочарований, когда на что-либо потрачено немало времени и усилий, а результат – так себе. Хотя и там все не слава богу.

– Это еще почему?

– Потому что человек встанет перед выбором: заниматься тем, к чему лежит душа, но особого мастерства он не достигнет, или тем, к чему предрасположен, но никакого удовольствия это занятие не доставляет. Такие вещи совпадают далеко не всегда.

– А помочь с определением ему уже можно?

– Потенциально великих чемпионов в спорте научились определять с достаточно большой степенью вероятности. С другим – сложнее, но все к тому и идет.

Когда монотонно вышагиваешь в середине цепочки, не забывая, однако, зорко поглядывать по сторонам, в голову лезет всякое. Но, по крайней мере, хоть немного абстрагируешься от окружающей тебя действительности. От одуряющей жары, постоянно лезущих в глаза москитов, от пропотевшей под разгрузкой футболки и постоянно прибавляющего в весе рюкзака. А самое главное, забываешь о том, что в любой момент откуда-нибудь издалека или, наоборот, из-за ближайшего куста может раздаться выстрел, и тяжелая пуля разорвет мою глупую голову так, что только ошметки в разные стороны полетят.

Глава четвертая

Когда-то в детстве, начитавшись фантастических книг и насмотревшись фильмов, я хотел стать космонавтом. Чтобы побывать на какой-нибудь далекой планете, где никогда не ступала нога человека. И обязательно открыть тайну. Причем такую, чтобы она изменила весь мир полностью. Конечно же в лучшую сторону. Чтобы не было больше на планете ни эпидемий, ни войн, ни несправедливости, ни даже засух или наводнений. Чтобы все, абсолютно все, стали счастливы.

Сейчас мне совсем не хотелось никаких тайн и открытий. Страстно желалось только одного – вернуться на Землю. Действительность оказалась совершенно не такой, как в мечтах. Никакой романтики – одно лишь стремление выжить.

Заснеженные пики горного хребта, который нам предстояло преодолеть, виднелись все так же далеко впереди. Вернее, слева от нас, поскольку третий день подряд мы двигались параллельно им, стремясь попасть в какое-то место, о существовании которого наш проводник Гудрон знал лишь понаслышке.

– Этак мы скоро и до моря доберемся, – заметил однажды Гриша Сноуден.

Что, если вспомнить рассказ одной моей знакомой, ничуть не радовало. Если в глубине материка при должной сноровке, осторожности и соответствующей амуниции шансы выжить довольно высоки, то на побережье они сходили почти на нет. По ее словам, там какое-то подобие земного мезозоя, когда титанических размеров ящеры просто кишели.