Теоретик. Один и без оружия

– Проф, – покачал головой Гудрон, – вон там что? – Он указал направление кивком головы и сам же ответил: – Правильно, горы. А с другой стороны – болота, куда лезть себе дороже. Тут же некий перешеек. И его не миновать, куда бы ты ни направлялся. Не важно, куда именно – в Шахты, на Вокзал, Самолет, Фартовый… да хоть к додуне в гости.

– К какой еще додуне? – не понял его Янис. Вероятно, как и все остальные. Во всяком случае, я точно.

– Не играет роли, к какой именно, – отмахнулся тот. И снизошел до объяснения: – Выражение такое. Мне и самому толком непонятное, но оно есть. Так вот, эта троица могла попасть сюда откуда угодно и направляться куда угодно. Все, что им было нужно, – это описание Теоретика и как выглядит Грек. Ну и сам ты, например. Все! Спутать Теоретика сложно: на кого из нас он похож? Чтобы как брат-близнец. Или хотя бы немного?

В этом он прав – компания в смысле внешности у нас подобралась на редкость неоднородная. Больше всего друг на друга походили сам Гудрон и Гриша Сноуден. Друг на друга, но не на меня.

– Так вот, шли они себе, шли и тут появляется Грек! А это кто с ним? Весь такой мужественный, легкий на шаг, зоркий на глаз, скорый на руку и внушает столько ужаса одним своим видом?

Я подумал, что Борис сейчас выскажется в мой адрес. Судя по насторожившемуся лицу Гриши, он считал – в его. Но нет.

– Да это же сам Борис Александрович Аксентьев! Ну и остальных тоже признали, вот вам и результат, – закончил он.

– Хуже всего, что, чем ближе к Вокзалу, тем больше будет вероятность таких встреч, – сказал Грек. – Нам бы только, как выразился Борис, перешеек преодолеть. Ну а дальше появится место для маневра. Игорь, что ты там постоянно ежишься? – неожиданно поинтересовался он. – Зацепило все-таки? Или от пережитого?

– Пока на траве валялся, как будто ужалило что-то. Но точно не пуля. И не от пережитого.

– Как именно ужалило?

– Ну как шмель. Или пчела. Поначалу чувствительно было, а сейчас только немного жжется.

Они дружно переглянулись. Кроме Светланы, которая, пользуясь случаем, задремала. Сидя, прислонившись спиной к стволу дерева.

– Куда ужалило?

– Где-то между лопаток.

И ошалел от их реакции. Они смотрели на меня так, как будто со мной произошло нечто совсем нехорошее.

– Что же ты раньше-то не сказал? – Гудрон едва не кричал.

Что именно? Что меня пчела укусила? Так и раньше всякая гадость цапала. Иной раз куда больнее.

– Снимай быстро!

Что снимать? Зачем снимать? Я воззрился на него в недоумении.

– Разгрузку, лепень, футболку… все снимай, до пояса, – перечислил он все тем же приказным тоном. – Да побыстрей! Если повезет, успеем выжечь. – И добавил уже для других: – Дай бог, чтобы не геламона.

В отличие от «геламоны» значение слова «лепень» мне было знакомо. От него самого. И означало оно на тюремном жаргоне, в данном конкретном случае, мою камуфляжную куртку.

– Быстрее, Игорь, быстрее! – торопил меня Грек, хотя я, по-прежнему ничего не понимая, сбрасывал с себя одежду так быстро, как только мог.

– Как будто бы чисто, – бегло осмотрев мою спину, сказал Гудрон. – Укус есть, но явно не от геламоны. От той дырка бы осталась такая, что мизинец влезет! Может, и вправду какой-нибудь местный шершень.

– Может, мне еще и штаны с трусами скинуть? – Устроили вокруг меня какой-то цирк. Еще и Светлану разбудили.

– Скидывай, – кивнул Гудрон. – На всякий случай не помешает. Шанс небольшой, они всегда чуть ниже шеи метят, но мало ли. Мы как-нибудь переживем, а твоей даме не привыкать. – И ухмыльнулся.

– Игорь, зря ты так! Если бы это действительно была геламона, то дело серьезней некуда, – завидев выражение моей физиономии, сказал Слава Проф. И наконец-то объяснил всю шумиху: – Геламоны умудряются проникать внутрь плоти. И знаешь, что они делают первым делом? Парализуют, внедряясь в спинной мозг. Дальше все куда хуже.

Слава, куда уж хуже? Я нервно повел лопатками.

– Затем они откладывают личинки, – продолжил объяснение он. – В живом теле носителя. Или лежателя, если угодно, поскольку тот уже ни рукой ни ногой. Личинки растут, растут и, когда созреют полностью, прогрызают себе путь наружу. Говорят, на все это уходит лишь несколько дней.

– И что происходит потом?

– Смерть, что же еще?

Глава третья

Либо Грек изначально так планировал, либо недавние обстоятельства заставили его изменить маршрут, но в любом случае я оказался не прав. Вместо того чтобы спуститься к ручью и затем оказаться в укрытии между скал, мы взяли много правее, обходя его далеко стороной. К ручью мы все-таки вышли, но теперь у меня не было никакой уверенности, что он именно тот.

– Привал, – объявил Грек.

Место было не самым удачным, но Светлана выглядела настолько уставшей, что привал стоило сделать только из-за нее. Иначе вскоре придется плестись черепашьим шагом, чтобы она не отставала.

Я помог снять девушке ее рюкзачок из дерюжного мешка и усадил на ствол дерева, после чего уселся рядом.

– Сильно устала? – Как будто без того не было видно.

Самым мудрым решением было бы оставить Светлану в любом подвернувшемся селении. Да, ничего хорошего там может ее и не ждать, одну, без знакомых, которые могли бы за нее заступиться в случае необходимости. Но зато останется живой, а ведь это самое главное. Проблема в том, что до Вокзала мы будем старательно обходить их. Как можно дальше, чтобы не нарваться на неприятности. Да и не так много их, поселений, попадется нам по пути, и все они расположены в стороне. Разве что Грек решит сделать крюк.

– Я привыкну, Игорь, я обязательно втянусь! – заверила она. – Еще день-другой, и вы за мной не угонитесь.

Пришлось кивнуть, мол, нисколько в этом не сомневаюсь. Вопрос только, сколько времени на это тебе понадобится. Сам я за тот срок, что провел здесь, исходил, не осмелюсь утверждать – столько же, сколько за всю свою предыдущую жизнь, но немало. Тем не менее иногда держусь только за счет усилия воли.

– Игорь, а как ты думаешь, Янис мне одно ружье отдаст? Зачем ему два?

– Обязательно отдаст. Не сейчас, позже. – Если Янис соберется его выкидывать, заберу и отдам тебе уже сам. С другой стороны, хотел бы, давно бы уже выкинул: открутить прицел – минутное дело, даже на ходу. – А чем тебя наган не устраивает?

– А что ты сам с ним не ходишь? Вернее, почему у тебя еще и винтовка есть? – резонно поинтересовалась она, и я не нашелся что ответить. Лишь повторил:

– Отдаст. Как только научишься с ним обращаться.

Иначе станет оно для тебя бесполезной железякой весом в четыре кило, а ты и без того уже едва ноги передвигаешь.

– А еще, Света, ты молодец! – искренне сказал я.

– Ты желаешь меня ободрить?

– И это тоже. Но главное в другом.

– В чем именно?

– В том, что держишься молодцом.

Другая на твоем месте совсем иначе могла бы себя повести. Давила бы на жалость, слезами исходила или еще что. А ты просто держишься. Хотя и совсем нелегко тебе приходится, видно издалека.

После получасового привала мы шли до самого вечера, ни разу больше не останавливаясь. Я давно уже нес на себе рюкзачок Светы, который в сравнении с моим собственным казался пушинкой. Светлана терпела, хотя по ней было видно, что дорога дается ей с огромным трудом. Она даже на мои ободряющие улыбки отвечала едва заметным кивком. Наконец показалось то, ради чего мы и совершили марш-бросок такой протяженности, пытаясь успеть к закату, – темный зев входа в пещеру. О ее существовании я даже не подозревал. Но не Гудрон, который нас к ней и вывел. Причем он клятвенно уверял, что о ее существовании знают считаные единицы.

Внутрь мы попали не сразу: некоторое время таились в кустах, в то время как Янис с Греком ее обследовали на предмет притаившейся твари. Или даже целого выводка, выбравшего эту естественную полость своим домом. Мне за время своего пребывания на этой планете довелось побывать уже в довольно многих из них, и все они давали хоть какую-то иллюзию безопасности.

В отличие от некоторых других в этой не пахло ничем. Слава однажды говорил, что существует теория, согласно которой наши предки практически полностью утратили обоняние именно из-за пещерного образа жизни. Еще бы, веками, а то и тысячелетиями проживать в какой-нибудь из них, при условии что о гигиене не могло быть и речи. К тому же им было невдомек, что совсем необязательно устраивать мусорные свалки именно там, где проживаешь. Тут поневоле нюха лишишься. Хотя он же сам в этой теории и усомнился. Еще Слава добавил, что во сне у человека обоняние не работает вообще, и вот уже это факт непреложный.

– Да уж, неважнецкие у нас дела, – сказал Гриша, после того как мы наскоро перекусили и позволили дать себе несколько минут отдыха. – Если уж на охоту на Теоретика вышли даже такие криворукие и косоглазые, как те, что нам встретились, значит, желающих объявилась куча. Но ты не боись, Игореха, мы тебя не бросим!

– Я и не боюсь. Хотели бы, давно бы уже бросили.

– Тут даже не в тебе дело, – признался он.

– А в ком?

– Не в ком, а в чем. Теперь хоть какая-то цель в жизни появилась. Раньше оно как было? Выполнил работу, получил за нее пиксели, славно оттопырился день, другой, третий, неделю, и все по новой. Какой в этом был смысл? Да никакого, если разобраться. Теперь он хоть какой-то, но есть.

– У меня немного другое, – присоединился к разговору Слава. – После заявления Игоря, что он не собирается наживаться на своем даре, куском дерьма себя будешь чувствовать, если не поможешь. И без того в этом гребаном мире много раз через себя переступать приходилось, должен же быть этому конец?

– Я примерно так же думаю, – согласился с ним Янис.

– А я – нет, – заявил Гудрон. – Мне его благородство до фени. Я все жду, когда к Теоретику дар вернется, а сам он образумится. Ох и заживем мы тогда!..

Он едва ли мечтательно глаза не закатывал. Хотя и не было полной уверенности в том, что Борис говорит всерьез. Впрочем, как и обычно, – манера у него такая.

Гриша уже растянул рот в полуулыбке, чтобы сказать ему нечто едкое, когда обратил внимание на Светлану.

– Так, – поднимаясь на ноги, начал он. – Света, без тебя справимся, сам все сделаю. Отдохни лучше.

Девушка, посчитав, что готовка – ее женская обязанность, принялась хлопотать над ужином.

– Я не устала! – горячо заверила она. – И готовить умею. Честное слово!

– Верю, – кивнул Гриша. – И все же лучше отдохни. Завтра нам предстоит не меньше пройти. Так что приляг до ужина. Затем поешь и снова поспи.

Света послушно отошла от очага и присела рядом со мной.

– Может, действительно приляжешь? Сейчас постелю.

Хотя чего там стелить? Выбрал ровную площадку, откинул в сторону камешки, чтобы в бока не впивались, и после такого марш-броска брошенная прямо на землю плащ-палатка покажется пуховой периной. Ну и рюкзак вместо подушки.

Что бы она там ни говорила и в чем ни убеждала, вид ее выдавал усталость. Лицо осунулось, и под глазами тени. Прав был Григорий, когда освободил ее от готовки. Вообще-то мне самому должна была эта мысль в голову прийти. Хотя толку было бы от нее? Повар из меня тот еще, и сейчас не самое подходящее время прокачивать этот навык. И приказать тому же Грише не получилось бы.

Теоретически – без проблем. Если разобраться, в нашей компании главный не Грек – я. И именно вокруг меня все должно крутиться. Конечно же в связи с моим даром эмоционала. И все же приказать не смогу. Возможно, лидерских качеств нет, характера не хватает, чего-то еще… нет, не смогу.

Существует всего два стиля руководства – авторитарный и демократический. Примером авторитарного прекрасно может послужить армия. В ней все устроено просто: выше по званию или должности, значит, и авторитета у тебя больше. А следовательно, будь добр, исполни приказ, каким бы нелепым или даже глупым он тебе ни показался. Для армии – стиль самый правильный.

При демократическом все строится на убеждении. Доводы должны быть такими, что никаких приказов и не понадобится: сам проникнешься и исполнишь.

Кое-кто утверждает, что существует и третий – либеральный. В котором все пущено на самотек. Недаром еще он называется попустительским. Ну и как его после всего этого назвать стилем? На мой взгляд, самоустранение это, а не стиль.

Но я не об этом. Проблемы начинаются тогда, когда не имеющий достаточного авторитета человек, при условии что вы не в армии, пытается отдавать приказы. Или наоборот, когда его достаточно отдать, а людей пытаются в чем-то убедить. Что, несомненно, сочтут за слабость.

Так вот, сам я убежден: нет у меня такого авторитета, чтобы приказывать. А убеждать будет и вовсе глупо. «Сноуден, девушка устала, будь добр, замени ее!» И что ему помешает сказать в ответ: «И верно, устала. Ну так сам и замени!» И он будет прав.

– Спасибо, Игорь, – отказалась от моего предложения Светлана. – Никто не спит и чего я одна буду?

– Потому что ты девушка. И наш долг как мужчин заботиться о тебе изо всех сил.

Сказал больше в шутку, но Света ее не поняла.

– Не надо обо мне заботиться, я сильная! Сама о себе прекрасно могу позаботиться.

Следующая моя шутка тоже оказалась неудачной.

– Так ты, случайно, не феминистка? Все сама, сама.

– Еще чего! Игорь, а когда Янис мне винтовку отдаст?

– После ужина, наверное, – предположил я. – Сейчас спрошу.

Даже спрашивать не пришлось. Вряд ли Янис услышал наш негромкий разговор, вероятно, решил, что подошло время.

– Красавица, не желаешь свой пугач на нормальное оружие поменять? – поинтересовался он.

– Хочу! – тут же откликнулась девушка. – Очень!

И засмущалась непонятно отчего.

– Ну тогда держи. Игорь, объяснишь, что и как?

– Может, сам?

СВТ я держал в руках единственный раз. В самом начале своего пребывания здесь, на нашей базе в Фартовом, когда подбирал себе оружие. Сомнений нет: и разберусь, и объяснить смогу. Но у Яниса получится куда доходчивей.

– Могу и сам, – не стал отказываться он. – Только подождать придется, мы с Георгичем хотим по окрестностям немного прогуляться. Ты вот что, попроси Гудрона. Боря, поможешь?

– Легко!

Этот вариант был еще лучше. Борис – в прошлом офицер, успевший повоевать в горячих точках, так что в подобных вопросах он любому фору даст. Кроме Грека, у которого биография была схожей. За исключением того, что, когда Гудрон в тюрьме, по его собственному выражению, чалился, Грек в арабских песках наемничал в ЧВК.

– Ну и чего тогда откладывать? – тут же подошел к нам Борис.

Заодно посмотрев в сторону Гриши Сноудена: как у того дела и сколько времени осталось до ужина. Судя по тому, что вода в котелках едва начала закипать, полчаса у него было точно.

– Ну, Светик-семицветик, слушай и запоминай. Это СВТ – самозарядная винтовка конструктора Токарева под патрон семь шестьдесят два на пятьдесят четыре.

– Ты ее еще полную разборку заставь сделать, – не сдержался Гриша. – Они Светлане нужны, твои калибры? Стрелять научи!

– Изыди, сатана, – отмахнулся от него Гудрон. – Без тебя разберемся, что именно нам нужно, а чего нет. Правильно, Света?

Девушка с готовностью кивнула.

– Рассказывайте все, что считаете нужным.

– Может, тогда без «вы» обойдемся? Не такая уж большая у нас с тобой разница в возрасте.

Григорий снова не смог утерпеть.

– Боря, ты точно об оружии собрался говорить? «Не такая уж у нас и разница в возрасте», – передразнил он его. – Парубок, мля! – И обидно заржал.

Дня без того не проходит, чтобы Григорий с Борисом не пикировались бы. Правда, до ссор у них никогда не доходит. Впрочем, как и тогда, когда Гудрон подначивает Славу Профа. Но там задача другая: расшевелить Славу и заставить его рассказать что-нибудь интересное об устройстве мозга. Эти же двое просто развлекаются.

– Сноуден, сказал же тебе – изыди! – И продолжил, обращаясь снова к Светлане: – Можешь не сомневаться, я учитель хороший. Смотри, какого из Игоря орла воспитал, посмотреть любо-дорого! Это со Сноуденом бьюсь как рыба об лед, но толку-то!

Гриша почему-то промолчал.

– Вот эта штука, – указал пальцем Гудрон, – называется ПСО – прицел снайперский оптический, с видимым четырехкратным увеличением. Но мы его сейчас снимем: зачем тебе лишняя морока? У винтовки и открытый прицел есть, чай, не какой-нибудь там «Блейзер».

– Не надо ничего снимать! Показывайте как есть. То есть показывай, – поправилась Света.

– Насчет оптики – это тебе к Янису, – пожал плечами Гудрон. – Я с ней не очень дружу. – И торопливо добавил: – Зато во всем остальном – мастер!

Гриша нарочито громко хмыкнул, но опять промолчал.

– Эх, покурить бы! – мечтательно вздохнул Гудрон.

Мы успели поужинать, самое время ложиться спать: для всех, за исключением девушки, ночь поделена на дежурства, но все пока бодрствовали.

– Сам бы не отказался, – присоединился к нему Гриша.

– У вас такие прекрасные условия отказаться от пагубной привычки, а вы: сигаретки нет? – улыбнулся Янис.

– Все к тому и идет, – буркнул Сноуден. – Хотя вряд ли получится. Слышал я, на какой-то ферме махорку выращивают. Из земных семян. Только не спрашивайте, как они здесь оказались.

– Так же, как и все остальное, – сказал Гудрон. – Как это, это, это, – по очереди ткнул он пальцем в окружающие нас вещи. – Целые дома умудряются сюда попадать. Что уж говорить про семена какой-то махры? Или у кого-нибудь пакетик с ними в кармане был, когда тот угодил сюда. А вот скажи мне, Профессор, – обратился он к Славе, – как ты думаешь, местный табак здесь может быть?

– Вполне вероятно, – не задумываясь ответил тот. – На Земле никотин появился как средство защиты от насекомых. Так почему бы и здесь эволюции не сотворить нечто подобное? С любым другим растением, необязательно с табаком.

– Никотин – яд! Про лошадь напомнить? Бросайте, дольше проживете, – снова влез Янис.

– Ну не совсем чтобы яд… – протянул Слава. – Там другое.

– Так, господин Ступин, вы продолжайте, продолжайте! – Гудрон разве что руки не потирал в предвкушении услышать от Славы нечто интересное.

– Что именно тебе продолжать?

– Все сразу! Как и обычно, все связано с мозгом?

– Не без того.

Я посмотрел на Свету: спит она, нет? Нет, лежит с открытыми глазами. Нам предстоит услышать из уст Славы нечто интересное. После чего начинаешь смотреть и на себя, и на окружающий мир несколько иначе. С бо́льшим пониманием, что ли.

– Не без чего? – продолжал допытываться Гудрон в стремлении Славу расшевелить.

Нашего Профа главное зажечь. Ну а затем он разговорится так, что обо всем на свете забудет. Кроме любимой темы – физиологии мозга.

– С мозгом связано все и всегда. – Ответ Славы был емким, но ничего не объясняющим.

– Что именно в случае с никотином?

– Тебе действительно интересно?

На лице Славы легко читалось: вместо того чтобы в очередной раз разразиться лекцией, он предпочел бы поспать.

– Очень, Проф, очень! Да и всем остальным тоже: ты даже не сомневайся.

– Ну тогда попробую вкратце. Как успел уже сказать, – Слава едва удержал зевок, – растение из семейства пасленовых табак приобрело в своем составе никотин для защиты. От насекомых прежде всего. Но и от травоядных тоже. Все дело в том, что никотин по своему химическому составу идентичен такому нейромедиатору, как ацетилхолин, с помощью которого живые существа и осуществляют свои двигательные реакции.

– Как это?

Гудрон – человек, безусловно, умный. Но сейчас он придал лицу настолько идиотское выражение, что я поневоле улыбнулся.

– Поясню на примере. Допустим, захотелось мне показать тебе несложную комбинацию из пальцев. – И Слава действительно ее показал: оттопыренный средний при сжатых в кулак остальных. – Каким образом это у меня получилось?

– Сам же сказал, что захотелось.

Гудрон на этот по сути своей оскорбительный жест не обратил внимания.

– Утрируя донельзя, все совершается так. Как известно, мозг общается с телом владельца с помощью электрохимических сигналов. От нужных нейронов исходит ионный электрический сигнал, поскольку все жидкости в нашем теле – электролиты. Вот он по нервам доходит до двигательных нейронов, которые находятся непосредственно в кисти. Ну а те уже с помощью нейромедиатора ацетилхолина заставляют наши пальцы двигаться так или иначе. В итоге, – Слава не без удовольствия продемонстрировал Гудрону ту же комбинацию еще раз, – чем бы ты ни двигал, рукой, ногой, головой или всем сразу, без ацетилхолина не обойтись. Вот отсюда и появляется пагубная привычка к курению. Организм попросту перестает ацетилхолин вырабатывать. Какой ему смысл, если его достаточно и даже с лихвой поступает извне, вместе с табачным дымом? Как следствие – никотиновая зависимость. Ну а сам табак в результате миллионов лет эволюции и создал в себе никотин тире ацетилхолин в качестве защиты. Начинает какой-нибудь жучок кушать листик, и случаются у него страшные корчи. Крапива – жгучая, на других растениях колючки, а табак сделал по-своему. Да, хочу заметить, этот нейромедиатор используется мозгом не только для двигательных реакций. Еще и как возбуждающее, а также успокаивающее средство. В итоге волнуется человек – покурил, глядь, и как будто бы немного успокоился. Или поглотал дым, и вот уже бодрость почувствовал.

– Что-то я не до конца понял. Так никотин – яд или не яд? – спросил Янис.

– Яд, – кивнул Слава. – Впрочем, как и соль, и даже обычная питьевая вода, дело только в дозе. Основную угрозу при курении представляет другое: смолы, синильная кислота, высокая температура вдыхаемого дыма, канцерогены и прочее. Никотин не безвреден, но и не настолько ядовит, как о нем думают многие. Стоит поднатужиться, бросить курить, и, как следствие, рецепторы, которые следят за выработкой ацетилхолина, ожили. Организм начинает вырабатывать свой собственный, больше не нуждаясь в подачках извне, которые получал в виде никотина. По-настоящему страшно не табакокурение, хотя и его следует старательно избегать.

– А что тогда? – живо поинтересовался Гудрон.

Слава помедлил какое-то время, вероятно размышляя, не хватит ли на сегодня лекций и не пора ли прилечь, затем все же сказал:

– Опиаты.

– Герыч, что ли?

– И он в том числе. Любые наркотики на основе опиатов наносят непоправимый вред. По-настоящему непоправимый. Может, хватит уже на сегодня? – Он протяжно зевнул. – Иначе целая лекция о вреде пагубных привычек получается.

– Проф, давай уже, если начал, – попросил за всех Гриша Сноуден. – Интересно же! Никогда бы не подумал за табак. Ну никотин и никотин, а тут вон оно что!

– Ну если Грек будет не против, – сделал Слава еще одну попытку уклониться, очевидно рассчитывая, что наш командир заявит: «Так, пора закругляться, завтра снова весь день топать предстоит». Или что-нибудь в том же духе.

– Не против, – вопреки его ожиданиям отозвался Грек. – Если ты не устал. Сам бы я с удовольствием послушал, что там насчет опиатов.

Слава вздохнул обреченно.

– Ну тогда слушайте. И не говорите потом, что вы не слышали, – добавил он, сделав фразу похожей на ту, что произносит глашатай в «Тысяче и одной ночи». – Только коротенько, без лишних подробностей. Все дело в том, что даже у самого здорового человека постоянно что-нибудь да болит. Причем всегда. Но есть в нашем организме такая замечательная штука, как гематоэнцефалический барьер. Он находится здесь. – Слава коротко рубанул себя ребром ладони под основание черепа. – Этот барьер помимо многих других задач занимается еще и тем, что фильтрует болевые сигналы. Так ли они важны, чтобы знать о них и без того загруженному работой мозгу? Критичны ли они для организма, чтобы поставить головной мозг о них в известность? Если принимает решение, что нет, – обезболивает их самостоятельно. И для этого у нашего организма есть собственные средства. В той же слюне содержится особый белок, который по своему действию в несколько раз сильнее морфина. Так вот, строение у таких средств примерно такое же, что и у опиатов. Этим-то опиаты и страшны. Как и в случае с ацетилхолином, организм перестает их вырабатывать. Но боль-то никуда не девается! И так называемые ломки – это как раз то, что чувствовал бы нормальный человек, не будь у него такого замечательного барьера. Но в отличие от никотиновой зависимости шансов, что рецепторы восстановятся, практически нет. Утверждают даже, что их нет вообще, если дело зашло слишком далеко.

– Жуткую историю ты рассказал, Вячеслав, – некоторое время спустя сказал Сноуден.

– Сами напросились, – пожал плечами тот, с блаженной улыбкой укладываясь поудобнее.

– Света, чего не спишь?

– Игорь, а что именно имел в виду Борис, когда сказал, что ты авось да передумаешь?

– Ты о чем?

– Ну когда он еще добавил, что тогда, мол, заживем! Что это означает, не поняла.