Теоретик. Один и без оружия

Владимир Корн

Теоретик. Один и без оружия

Пролог

Крайняя усталость притупляет все, что только можно. В том числе и любые эмоции, какими бы положительными или отрицательными они ни были. Или даже базовые инстинкты. Такие, например, как самосохранение. Когда устаешь настолько, что ноги передвигаешь огромным усилием воли, остается одно желание – плюнуть на все, сбросить с себя осточертевший рюкзак, растянуться на травке в тени какого-нибудь кустика и спать, спать, спать. А там – будь что будет! Именно такая усталость и зовется, и является смертельной.

Слава Проф однажды рассказывал, что в человеческом организме, как и практически в любом другом, существует некая опция, в просторечии известная как «автопилот».

– И кое-кто из нас ею пользовался, причем неоднократно. Когда, перебрав, даже не помнил, как ноги сами приводили его домой.

Дойдя до этих слов, Слава посмотрел на Гришу Сноудена. Что в общем-то было понятно: Гриша большой любитель заложить за воротник при каждом удобном случае. Сам Гриша, немного подумав, кивнул: ну было такое, чего отрицать?

– Так вот, эта врожденная способность зашита в одном из самых древних участков нашего мозга – гиппокампе, – продолжил Проф. – Правда, появилась она совсем не для того, чтобы ноги приводили пьяного домой, – для другого. Для того чтобы наш далекий предок, какая-нибудь там истекающая кровью ящерка, когда все ресурсы организма брошены на поддержание его жизнеспособности, смогла найти дорогу в свою норку и отлежаться. И благодаря именно ей мы и умеем ориентироваться на местности.

Я устал настолько, что обязательно воспользовался бы этой способностью. Если бы у меня был дом на этой проклятой планете. Но сейчас мы шли непонятно куда, и мне оставалось лишь механически передвигать ноги, глядя на маячившуюся передо мной сутуловатую спину Профа с мерно раскачивающимся на ней рюкзаком. И ждать, что Грек объявит такой долгожданный привал.

– Где-то здесь, – прерывая мои мысли, сказал Гудрон, взявший на себя обязанности проводника с самого Вокзала.

– Точно здесь? – тут же засомневался Гриша. – Таких «здесь» раза четыре от тебя все слышали.

Все верно. Нужное место, о существовании которого знал только Борис Аксентьев, мы разыскивали уже который день. Причем круг поисков оказался настолько широк, что я смертельно устал лазать по всем этим горам, пересекать болота, продираться сквозь колючий густой кустарник и все остальные прелести первозданного мира чужой планеты. И это самое «здесь» слышим от Бориса если не в четвертый, как утверждает Сноуден, то, во всяком случае, в третий раз точно.

Смутить Гудрона трудно, если вообще возможно, но сейчас он не походил на себя всегдашнего. Все верно: если так пойдет и дальше, поиски займут не меньше времени, чем путь от Вокзала сюда.

– Место во всех отношениях замечательное, – расхваливал он, причем не один раз. – И укромное, и до ближайшего поселка – Самолета не слишком далеко. Даже чуть ближе, чем до Шахт. И само строение что надо! Ширина стен такая, что на подоконнике в полный рост можно выспаться. А еще оно с Земли очень интересно перенеслось: бо́льшая часть дома внутри скалы оказалась. Так что наружу только фронтон да угол. И сверху опять скала. Как будто часть камней из нее вынули и вставили дом. Правда, проблемка есть маленькая… – Он замялся.

– Какая именно? – спросил белобрысый верзила Янис, которого все куда чаще называют Артемоном. – Раньше ты о ней ничего не говорил.

– Где-то недалеко от него гнездо спирксов. Но что нам они после гвайзелов?!

Любят же здесь местным животным свои названия давать! Нет чтобы по аналогии с земными.

Хотя какие тут могут быть аналогии, если выглядит спиркс как помесь мохнатой двухвостки с тапиром. С последним морда у спиркса чем-то схожа. А величиной они со среднюю собаку.

– Гвайзелы, в отличие от спирксов, ядом не плюются! – напомнил ему Сноуден.

– Зато их любой пулей можно взять, – парировал Гудрон. – Даже из нагана Теоретика. Не то что этих броненосцев-гвайзелов. Понадобится – противогазы на морды и на зачистку местности. Я же говорю, дом того стоит!

Дорога от Вокзала до Аракчеева урочища, где и спрятался так расхваленный Гудроном дом, который все не получалось найти, далась нам довольно легко.

Нет, все прелести этого мира никуда не делись. Полные хищных зверей, душные непролазные джунгли. Болота с ядовитыми испарениями. Растения, одно прикосновение к которым грозило тяжелейшими ожогами. Споры от них, надышавшись которыми начинаешь мучиться приступами удушья. И прочее, прочее, прочее…

Если разобраться, их, опасностей, еще и прибавилось. На Вокзале мы засветились у Федора Отшельника с таким количеством жадров, что ради них любой пожелает рискнуть. А если еще и за мою голову назначена награда, в итоге получается такой куш!

Нет в этом мире ни законов, ни полиции, здесь кто сильнее – тот и прав. Тот, кто сумеет послать пулю быстрее и метче, чем ты. Причем послать ее постарается в спину, чтобы у тебя даже понять не получилось – откуда она пришла, твоя смерть.

Конечно, нервотрепки хватало и по дороге сюда. Когда постоянно приходится быть начеку. Когда спишь в обнимку с оружием, которое прижимаешь к себе так крепко, как никогда прежде не обнимал ни одну девушку. Когда, держа в одной руке ложку, в другой обязательно сжимаешь винтовку. Или, по крайней мере, кладешь ее рядом с собой.

И все же, несмотря ни на что, путь был не настолько богат событиями, как тот, когда мы шли из Фартового на Вокзал – мое первое путешествие в этом мире.

Вот тогда я познакомился с ним в самой полной мере! И если выжил, то лишь благодаря своим спутникам – Вениамину Георгиевичу Громову, или Греку. Борису Аксентьеву, или Гудрону. Вячеславу Ступину – Профу. Григорию Черпию – Сноудену. И Янису Даукантасу по прозвищу Артемон. Здесь практически у всех имеются клички. Есть она и у меня, Игоря Святославовича Черниговского, – Теоретик.

Теперь все позади. Нам остается только сделать то, ради чего мы сюда прибыли, – отыскать надежное убежище для новоявленного эмоционала. Человека, обладающего даром заполнять жадры эмоциями. Таких тут немного, пальцев одной руки хватит всех перечесть. Плохое в том, что в их среде жесточайшая конкуренция, где каждый спит и видит любыми способами избавиться от нее. А самое плохое – дар эмоционала, который проявился у меня неожиданно и так же внезапно исчез. И я совершенно не представлял, как же сообщить об этом всем остальным.

– Есть, нашел! – Торжествующий голос Гудрона раздался откуда-то из-за густого кустарника, сплошь усеянного чем-то похожими на жимолость, но размером с банан плодами. – Нет, ну надо же, а?! Столько раз в нескольких метрах мимо проходил!

И все мы поспешили к нему.

Глава первая

– Ну и как вам?! – с торжествующим видом спросил Борис. – Впечатляет?!

– Да как тебе сказать… – протянул его извечный соперник по взаимным колкостям Гриша Сноуден. – Не вилла, конечно, так, сарай из кирпича, но что-то в нем есть. Кстати, его на Земле для чего использовали? Случаем, не как конюшню?

– Как свинарник! И для тебя в нем найдется отдельное стойло.

Гудрону в связи с его тюремным прошлым обижаться категорически нельзя. Но хорошо было видно, что Гришины слова его задели основательно и он едва себя сдерживал. В отличие от некоторых других на этот раз я полностью был на стороне Бориса.

Не так уж здесь их и много, строений, которые каким-то образом перенеслись с Земли. Причем не каких-нибудь там хибар, собранных из отходов человеческой жизнедеятельности и палок, а вот таких, что мы сейчас перед собой наблюдали. На Вокзале – пожалуй, самом крупном людском поселении из тех, что я видел на этой планете, только одно и есть: собственно сам вокзал. Обычный железнодорожный вокзал каменной кладки в два этажа. Он-то и дал название. В поселке Фартовом, который по численности населения может с Вокзалом поспорить, перенесшихся с Земли строений нет вообще. Как нет в Шахтах и во всех других местах, в которых мне приходилось бывать или о которых слышал. Правда, дело еще и в том, что все островки человеческого существования расположены в так называемых оазисах – местах, где местная фауна не делится на жертв и охотников, не обращая друг на друга абсолютно никакого внимания. Шанс, что какое-нибудь строение окажется именно в оазисе, мизерно мал, и Вокзал – единственный.

Но оазис нам и необязателен. И к опасностям не привыкать. Главное, чтобы место не оказалось на пути сезонных миграций, с которыми в силу того, что я находился здесь меньше земного месяца, мне сталкиваться еще не приходилось.

– Григорий, шутка у тебя на этот раз получилась не совсем удачной, – осуждающе покачал головой Слава Проф. – Борис, ты тоже не кипятись.

То, к чему нас привел Гудрон, ни на конюшню, ни тем более на свинарник не походило нисколько. Добротное кирпичное строение, непременно когда-то жилое, не здесь, на Земле, оно действительно казалось как будто впаянным в отвесный склон. Причем именно так, как Гудрон нам и рассказывал. Один угол фронтона погружался куда-то в скалу, зато другой высовывался из нее на несколько метров.

Там, где сходились кирпичная кладка и скала, щели не было видно совсем. Даже тоненькой, куда бы могла войти спичка или игла. Они как будто бы выросли друг из друга, стена и скала.

– Проф, Артемон, займите позицию на вершине. За вами контроль подходов, – скомандовал Грек. – А мы пока займемся осмотром.

Грек у нас командир. Или начальник. Команды наемников, или отряда авантюрьеров – кому как угодно. Маленького, всего-то из шести человек. Но больших здесь не бывает – все примерно такого количества и есть.

– Борис, вы внутри все осмотрели?

– Георгич, не до того нам было, шкуры хотели свои сохранить, – развел руками тот. – Так что пробежали мимо него мы едва не галопом. К тому же и видели его только двое из всех – я да Леха Некрополь. Мы потом с ним договорились, чтобы ни слова никому – мало ли как жизнь повернется? Как знал! Лехи, кстати, уже с полгода как нет. А успели мы с ним лишь в окно на ходу заглянуть. Не сказать, чтобы все увидели, но явно помещение уходит вглубь. Иначе какого бы черта я вас сюда привел? Нет, а место какое, а?! Туда и туда по посту, – указал Гудрон в разные стороны, – и черта с два к нам кто-нибудь приблизится незаметно! Ну так что, входим? Проще будет через окно: вон какой на дверях замок серьезный висит!

Окон всего было три. Одно располагалось за углом, практически вплотную к скале. И еще по одному с каждой стороны от входных дверей. На тех действительно висел ржавый замок такой величины, что внушал уважение одним своим видом.

– Не торопись, сейчас войдем. Гриша, ты у нас специалист по железкам, попробуй открыть замок, – обратился к Сноудену Грек. И пояснил: – Стекла жалко.

Сноуден, который всю трудовую жизнь проработал слесарем на оружейном заводе, хмыкнул: медвежатника, мол, нашли! Но открыть его все же попытался. Поковырявшись в замочной скважине какое-то время, он заявил:

– Тут только дужку пилить. Но нечем. Или ломать. Сам замок вряд ли получится, так что придется дверь. Действительно, проще в окно.

И все посмотрели на Грека.

– Ну, если проще, тогда в окно. Гриша, давай!

Пробурчав: «Теперь я еще и за стекольщика!» – тот, заглянув в них по очереди, сделал вывод:

– В то, которое за углом. Рамы везде двойные, но именно там внутренние распахнуты. Подстрахуйте, – добавил Сноуден, обматывая приклад автомата извлеченной из рюкзака тряпицей.

То ли для того, чтобы издать меньше шума, то ли с целью уберечь приклад от царапин. А скорее всего, все сразу. Относительно подстраховки Гриша мог бы и не напоминать, тут без нее мало что делается.

Из разбитого окна может выскочить что угодно. От летучих, размером с ворону птеров, которые временами становятся на редкость агрессивными, до куда более крупных хищников. Конечно, в том случае, если внутрь дома есть и еще какой-нибудь ход.

– Игорь, – мотнул головой Грек, и я понятливо кивнул: сделаю.

Прикрою им спину, пока сами они будут держать под прицелом окно.

– Сноуден, когда стекло будешь бить, как-нибудь сбоку зайди. Или снизу попробуй, – приказным тоном велел Гудрон. – Чтобы оконный проем не перекрывать.

«Дорого же обойдется Грише сравнение дома с конюшней!» – водя перед собой стволом винтовки, подумал я. Это настолько уже вошло в привычку – сопровождать оружием взгляд, что просто диву давался. С другой стороны, если жить хочется, и не тому научишься. Причем в кратчайшие сроки.

Гриша пробурчал себе под нос что-то неразборчивое, но ничего не ответил. Сзади послышались несильные удары, сопровождающиеся хрустом стекла.

– Готово, – спустя некоторое время отрапортовал он. Выждав некоторое время, добавил: – Все, можно лезть. Подсадите кто-нибудь, высоковато.

– Отойди, я сам, – ответил Грише Гудрон. И снова не утерпел: – Тут не кто попало нужен. Не увалень, а человек с опытом, реакцией и так далее.

Прислонив карабин к стене, Гудрон вместо него вооружился пистолетом ТТ, который предпочитал всем остальным, несмотря на возможность выбора. Клацнул затвором, взглянул на нас и легко оказался внутри, едва коснувшись подоконника. Я вспомнил Гришину просьбу подсадить и невольно улыбнулся.

– Если дом нам подойдет, кусты поблизости придется частично вырубить, – негромко сказал Грек. – И устроить сигналки. Причем такие, чтобы в доме стало понятно – кто-то поблизости, а на месте – ни звука.

Внутри дома было тихо. Ну да: Борис именно из тех людей, кто и в полнейшей темноте не наткнется на мебель, если она там есть. Раздастся выстрел – значит, что-то пошло не так. Но до той поры о нем можно не беспокоиться.

Через несколько минут он объявился. Так же легко оказавшись наружи, доложил:

– Все нормально, – и, предваряя вопросы, добавил: – Отлично мы в нем устроимся! Там даже лучше, чем я предполагал.

Через какое-то время внутри уже были все. Гудрон оказался прав: убежище подходило нам отлично. Несколько комнат, каждая немалой величины. И потолки высотой под три с половиной – четыре метра. Тут не шестеро – три десятка человек свободно могут разместиться. Причем они не будут сталкиваться на каждом шагу.

Жаль только, в комнатах практически ничего не нашлось. Ни мебели, ни предметов обихода, ни тем более электронных приборов, которые имеют здесь огромную ценность.

Даже беглого взгляда хватало, чтобы понять: дом этот, по утверждению Славы Профа – флигель дворянской усадьбы двух-трехстолетней давности, долгое время уже заброшен. Таким он и перенесся с Земли.

Помимо тех окон, которые мы видели снаружи, нашлось и еще несколько, которые выходили прямо в каменную толщу. За исключением одного. Волей случая или чего-то другого из него открывался вид на ущелье, где на дне бушевал водный поток. Сразу за ущельем начинался густой тропический лес. А на самом горизонте маячили заснеженные пики горного хребта. Говорят, где-то в той стороне находится море, увидеть которое мне еще не довелось.

– Ты это, Теоретик, старайся от окон держаться подальше, – сказал Гудрон, обнаружив, что я, любуясь далями, застыл у окна. – В твоих же интересах.

– Даже от этого?

Ближайшее место, где сможет укрыться стрелок, находится километрах в двух, если не дальше.

– Даже от этого.

И я послушно шагнул в сторону. Борис печется о сохранности моей жизни, а причины лишить ее есть. Ведь чем меньше останется эмоционалов, тем выше будут цениться их услуги. И потому сидит себе каждый из них в безопасном местечке, заполняя жадры за местные деньги – пиксели или оставляя в оплату себе каждый пятый. Сидит, старательно охраняемый нанятыми им людьми, и даже носу из своего убежища старается не высовывать, ибо чревато.

Сами жадры – этакая вещь в себе. Выглядят они довольно обычно. Некая субстанция, весьма похожая на янтарь и оптически, и тактильно. Каплевидной формы, величиной с большой палец. Впитывая эмоции у эмоционалов, она способна отдавать их обычным людям. Вбирая в себя любые, но отдавая всегда только положительные. Тем и ценится.

Страшно тебе до жути или тоскливо так, что хоть в петлю, – подержал его и почувствовал умиротворение. Или даже радость, пусть и беспричинную. Но чем такая радость отличается от любой другой? Помимо того, на этой планете хватает мест, куда без них и не сунешься, иначе недолго и тронуться рассудком. Случалось, трогались. Частенько – навсегда.

А еще жадры умеют снимать боль. Не дурманя при этом, но оставляя в полной ясности мысли. Тот же Янис рассказывал, что несколько дней добирался до ближайшего поселения с простреленной ногой. И если бы не жадр, мог бы вместо анальгетика и пулю себе в лоб пустить, настолько боль была велика, – это его слова.

Единственное, чего жадры не могут точно, так это снимать усталость. Есть у них и еще существенный недостаток – заканчиваются они, как заканчивается заряд в одноразовых батарейках. И тогда остается их только выбросить.

И тем выше ценятся эмоционалы, которые способны заполнить жадр как можно сильнее. Самому мне сравнить не удастся, но и Грек, и Гудрон, и Гриша, и остальные в один голос утверждают: жадры, заполненные мною, не идут ни в какое сравнение с теми, что заполняют другие. Ни в какое. И это тоже являлось причиной нашего поспешного бегства с Вокзала. Кто же потерпит, если даже эмоционал весьма средней руки – для них лютый враг? Ну а затем мой дар пропал. Исчез. Растворился бесследно. И я все никак не могу набраться мужества в этом сознаться. Все оттягивал этот разговор, оттягивал в надежде, что он вернется. Но оттягивать бесконечно нельзя.

Мы собрались в самой большой комнате.

– Неплохое местечко, Борис. – Одобрение Грека было сдержанным. Необходимо хотя бы немного знать Грека, чтобы понять: такая скупость равна получасу похвал из любых других уст. – Янис?

– Сверху все подходы видны как на ладони, – откликнулся Артемон. – Останется только сделать навес на случай непогоды.

– И провести с вершины сюда связь. – Это был уже Слава Проф. – Кстати, известно мне, где раздобыть парочку полевых телефонов. По сходной цене.

Ну да, полевой телефон не нуждается во внешнем источнике электричества. Крутишь ручку, заряжая индукционный – или в современных моделях электронный – генератор, после чего разговариваешь.

– Неплохо бы там еще огневую точку оборудовать. Чтобы не только как пункт наблюдения, – снова заговорил Янис. – Работы немного, вместе с навесом и маскировкой полдня займет.

Грек, соглашаясь с ними обоими, кивнул.

– Теперь насчет людей. Считаю, еще пятерых нам должно хватить. Есть у меня на примете трое, осталось только двух разыскать.

– Разыщем, – уверенно заявил Гудрон. – Два человека – это не проблема. Кстати, как будем здесь размещаться?

У Грека был готовый ответ.

– Игорь займет ту комнату, где окно выходит в ущелье. Она самая дальняя, и, чтобы к нему добраться, придется мимо всех нас пройти. А мы этого не допустим. Но вы сразу должны понимать – это убежище временное. Стоп! – предотвращая вопросы, вскинул он руку. – Суть в том, что клиентам будет не так-то просто сюда добраться. И выбираться тоже проблема. Что с пустыми жадрами сюда, что с заполненными отсюда. А это значит, что Игорю через какое-то время необходимо оказаться в каком-нибудь крупном селении. Где к его приходу все должны быть готово.

– Резонно, – кивнул Гудрон, про которого я думал, что он сейчас начнет защищать место, куда нас всех привел.

В общем-то Грек полностью прав. Пока сюда доберешься, три раза без головы останешься. То же и на обратном пути. Мне и раньше приходили подобные мысли, и я все размышлял: почему Грек так легко согласился? Теперь выяснялось – дом станет пристанищем временным, пока не будет подготовлено основное. Все это так, но как мне приступить к самой важному?

– Наверное, стоило бы подождать, когда загнется Федор Отшельник и Вокзал останется без своего эмоционала, – сказал Гриша. – И тогда не пришлось бы сюда пилить. Договорились бы обязательно. Особенно в связи с тем, что сам Отшельник нашему Теоретику и в подметки не годится. Федор сам говорил, что больше месяца не протянет.

– А что, если он протянет не месяц – два-три? Или даже полгода? А то и вовсе излечится? Случается всякое. И что бы мы в этом случае делали? – резонно заметил Слава.

Ответить Сноудену было нечего, и он промолчал.

– Так, – наконец-то решился я. – Можно и мне слово сказать?

– Говори, Игорь, говори, – кивнул Грек. – Возможно, у тебя есть какое-нибудь свое предложение.

– Нет у меня их. А сказать хочу вот что. – После чего как прыгнул в холодную воду: – Не знаю, что именно со мной произошло, но наполнять жадры я уже не могу. У меня больше не получается, как ни стараюсь.

И протянул им абсолютно пустой жадр. Один из тех нескольких, которые втайне от всех безуспешно пытался заполнить множество раз.

Теперь мне полностью стало понятно значение выражения «немая сцена». Все застыли в той самой позе, в которой находились, пристально глядя на меня: шучу я, нет? Эх, если бы!

– Теоретик, ты чего?! На солнце перегрелся? Или, наоборот, замерз? – первым пришел в себя Гудрон.

В убежище действительно было довольно прохладно. Ветерок врывался через окно комнаты, той, что по плану Грека должна стать моей, и, пройдясь по всем помещениям, выходил в другое, оставленное Гришей Сноуденом без стекла. Принося тем самым всегда такую желанную в здешнем жарком климате прохладу.

– Борис, я не шучу. Поверь мне, все именно так и есть.

То, что я способен заполнять жадры эмоциями, дней десять назад стало неожиданностью и для меня, и для всех остальных. Это случилось после визита к тому самому Федору Отшельнику, который недавно упоминался в разговоре и который считается лучшим эмоционалом из всех известных. Мы принесли к нему пустые жадры в надежде, что тот их заполнит. И тем большим сюрпризом стали его слова, что у нас имеется собственный эмоционал. Нет, попадись мне в руки незаполненный жадр раньше, все выяснилось бы и без него. Но так уж получилось, что не попадался.

Слова Федора оказались верны. Стоило мне подержать жадр в руке, как тот отзывался в ней острой, но в то же время ни на что не похожей болью, после чего оказывался полностью заполнен. Причем сам я не терял сознания, меня не тошнило, не кружилась голова, не клонило в сон… словом, не происходило всего того, что частенько случается с другими эмоционалами.

То, что мой дар пропал так же внезапно, как и появился, я узнал спустя несколько дней: слишком было не до того. И страшился признаться. Грек и остальные так радовались, что среди нас оказался свой эмоционал! Заполненные жадры – это деньги, огромные деньги. Тем более такого качества, которое, кроме меня, никто предложить не мог. И стоило только обеспечить мою безопасность!.. Их даже не смутило мое заявление о том, что не собираюсь брать деньги за то, что стоит мне всего лишь мгновенного неприятного ощущения в ладони. Мало того, они еще с ним и согласились. Кроме Гудрона, который посчитал его блажью. И Грека, призвавшего меня к благоразумию. Сначала необходимо обеспечить мою безопасность, которая будет стоить немало, сказал он, так что, хочу я того или нет, поначалу брать деньги придется. Пиксели, как их тут называют. Этакие шестиугольные металлические пластинки величиной с ноготь большого пальца, покрытые с двух сторон сложным узором. Ну а затем… затем уже будет видно.

– Игорь, ты полностью в этом уверен? – заглядывая в глаза, уж не знаю, что он там захотел увидеть, спросил Грек.

– Абсолютно.

– Ну-ка попробуй! – Он протянул мне жадр, и я послушно его взял.

Что тут пробовать, когда у меня есть свои, на которых множество раз и пытался?

– Да уж, – сказал Грек после того, как забрал его обратно, понял, что не лгу, и передал Грише, чтобы и тот смог убедиться.

– Может, он с браком? – предположил Янис. – Попадаются такие. Вспомните недавний случай. – И сам себя опроверг, поскольку жадр находился теперь у него: – Нормальный он, лучше и не бывает.

– Игорь, так что же с тобой произошло? – мягко поинтересовался Грек. – Возможно, есть какие-нибудь причины?

– Не знаю. Как будто бы совсем ничего не случилось.

– И давно это у тебя?

– Несколько дней назад обнаружил. Те жадры, которые заполнил в ущелье недалеко от Вокзала, были последними. После этого, как ни старался, не смог.

– Может, ему необходимо хорошенько отдохнуть? Выспаться, например? – предположил Слава Проф.

– Баба ему нужна! – уверенно заявил Гудрон. – Теоретик их любит. Слышал я, Чистодел, перед тем как за жадры взяться, сладкое жрет чуть ли не килограммами. Тарасику, тому бухло подавай. Ну а Федор Отшельник музыку слушает. Причем не абы какую – классическую! Какого-нибудь там Ван Дейка.