Русская философия. Анализ истории. Том 2

1.0.2.-57. а) Одна составляющая нашего естества хочет есть и спать, получать плотские удовольствия, исходящие от симуляции борьбы с течениями жизни. Другая наоборот, стремится быть там, где естественно ей быть по причине подобия и родства269. Если одна в чем-то находит своё умиротворение, то другая всегда бунтует против такого положения вещей, испытывает напряжение и страдания. Так альпинист, к примеру, стремится к вершине горы (где актуализированы свойства Божественного, простор и бесконечность вокруг, ощутимы явно), при этом истязая свою плоть перегрузками, голодом, холодом и постоянным риском. Боксёр выходит на ринг, также испытывает перегрузки и получает множественные микротравмы головы и тела, чтобы завоевать первенство. Культурист поднимает тонны груза за тренировку, чтобы придать красивую форму телу, стремится уподобиться Богу в могуществе своей силы и красоте строения тела. Парашютист на полторы-две минуты хочет уподобиться Ангелам Божьим в состоянии полёта. Монах уходит в тайгу, обрекая себя на одиночество и трудности жизни в тяжёлых условиях. Эстет бунтует против того, что в некоторых местах здания Большого Театра осыпалась штукатурка. И так далее. То есть, чтобы обрести единение с идентичной душе Природой, опосредовано приобщения к одному из Божественных Свойств, человек жертвует другой составляющей себя – физической. Терпит неимоверные перегрузки, рискует здоровьем и даже жизнью, побеждает страх. И наоборот, когда тело спит и много ест, то живая душа страдает, мучает совесть, человек ненавидит себя за слабость перед искушением и так далее. То есть тут следует сделать важный вывод о том, что иметь счастье и радость духовную одновременно с плотским удовольствием невозможно – либо плоть страдает и душа в радости жизни, либо душа мучается из-за того, что телу хорошо. Уже изначально, тут никак нельзя строить иллюзий, ибо настоящее счастье всегда трудовое, оное идет вкупе с физическими нагрузками – это заложено в самой природе, так как заповедано Богом по грехопадению, а Бог не может желать человеку иного, чем Он Сам – кроме счастья. Также как и тот факт, что духовная радость во Царствии Небесном несовместима с утехами плоти. Отсюда вспоминается сказочный сюжет, в котором стоит богатырь возле камня с надписью: «Налево пойдёшь – богат будешь. Направо пойдёшь – счастлив будешь. Прямо пойдёшь – погибнешь». В том-то и дело, что счастье и богатство там, где как раз страдание в подвиге. Это же выразилось на Голгофе Иисуса Христа.

В момент биологической смерти, по логике вещей, каждая составляющая двоичной природы человека возвращается в свою естественную среду по природному подобию: душа занимает то место, куда всю жизнь стремилась, а плоть туда, к чему более всего тяготела249.

Это двоичное качество естества людей заявляло о себе во все времена истории, стало основанием всех побуждений и устремлений древнего человека, выразившееся в его образе жизни и в ритуальных священных действиях, призванных организовать стремление к перегрузкам ради духовного торжества и направить стимулированный внутренней радостью и счастьем любви подвиг каждого в одно общее жизнеутверждающее русло всего сообщества, находящимся в общем духовном единении. Иными словами, оставалось упорядочить счастье каждого в борьбе всего сообщества за жизнь. Человечеству важна не сама цель, а процесс её достижения, в котором цель сама приложится, как ещё одна только лишь составляющая грань праздника жизни.

Если одна природа торжествует, то другая испытывает перегрузки и напряжения. (07.01.00) И видать по всему, в отличие от животного, человеку душевные перегрузки терпеть гораздо более болезненно, раз он изначально постоянно избирал такой себе путь – путь физических страданий и мучений во имя душевного комфорта. То есть стремился всегда туда и желал жить так, чтобы душа его испытывала максимальное с одной стороны сокрушение духа от своей беспомощности (как жертва Богу) и тяжбу от природной немощи плоти, а с другой стороны, раскрепощение и радость от единства с Творцом. Именно по этой причине, человек рисковал везде и, как показывают раскопы, делал то, что ему более всего тяжело250. Да, может не надо далеко ходить в древнейшую историю – сколько на Руси было подвижников благочестия, как они жили, как они ущемляли себя во всем, как постились и как носили на себе вериги или строили величественные монастыри. Оказывается все это не ново, а старо как мир. Многое ныне изменилось, но зримые перемены не посягают на сущность живого, но так и остаются лишь формальностью и в сфере формальностей, ибо Сущностный Наполнитель так и остается во главе угла. Поэтому накопленный опыт хранения единства с Самой Сущностью Божественного передан нам по наследству от самого изначального акта творения человека через земное бытие древних. Потому единение с Ним нуждается в стимуляции в той же степени, в какой оная пребывала изначально и благодаря чему вообще живое зародилось на Земле. Не изменилось основное качество человека – потребность быть там, где более всего опасно и тяжело173, ибо только лишь через сие безошибочно распознается то высшее счастье, которое невозможно затмить никакой болью или горем, или тяжестью. А человеку с его набором достоинств везде опасно и эта слабость становится достоинством, чтобы восстанавливать утраченное богообщение. Сие есть ключевая линия становления эволюции, а поэтому неизбежно будем ей следовать в самых сложных природных условиях вечной борьбы или даже при зримом отсутствии оной251. Нам надо следовать за Христом, то есть по собственной воле идти на страдания, как прообраз Христовой Голгофы269, чтобы жить вечно – в противном случае жизнь заставит идти на Голгофу насильно – либо неизбежны войны, либо изменится климат и все остальное вместе с ним.

б) Эта линия бытия распознаваема в каждой микроне бытия, но наиболее наглядно ее видно из следующих наблюдений (кстати, суждения сии нам пригодятся ещё много раз, ибо линия сия наделена свойством многогранности и для освящения каждой иной, новой исследуемой нами грани придётся к нему возвращаться вновь ниже по тексту). Итак, пусть обыкновенная палка выведена в вертикальное состояние равновесия. Если её отпустить, то по логике вещей оная упадёт. Но в жизни, как раз все иначе – палка стремится, как бы, восстанавливать равновесие после всех воздействий на неё. Казалось бы, что легче из двух: бороться за равновесие или нет? Понятно, что выдерживать вертикаль равновесия тяжелее, ибо это постоянное напряжение сил, но именно это и есть утверждение жизни431. Под палкой в вертикальном положении подразумевается здоровье людей, на которое постоянно ежесекундно происходит покушение и оное постоянно восстанавливается от их воздействия. Эта странность поведения – есть лишь видимая часть айсберга, созерцаемая посредством природы, воспаленной грехом, для коей естественно и логически обосновано только падение. Эта видимая часть айсберга свидетельствует о том, что есть некий активатор такого поведения, вне коего нет возникшего образа бытия в равновесии. (07.01.00)(982 п. Р.Х.)(жизнь там, где ее быть не может) Пребывать в положении вертикали – самое тяжелое и проблемное, но, как оказывается, именно это имеет место в бытии и именно оное востребовано равновесием, то есть жизнью и для побед над смертью. Сам Бог таков есть, что Его бытие не вписывается в логику вещей, но Он противостоит, Он есть. В этом же Его прообразе стоит цветок на тоненькой ножке стебля, хотя логичнее, удобнее и безопаснее лежать на земле. Иными словами, видим мы, что именно в природе вещей живого бытия заложено это стремление быть в более тяжёлом, более трудном, а потому сие исповедует себя в том, что человек стремится туда, где ему более всего трудно – на вершину горы в прообразе Голгофы Христовой, в торжестве в бою к победе жизни над смертью253. Человек рад видеть не выгоду или блага мира сего, а любовь и любящее его сердце, следующее за ним на Голгофу. Так как жизнь уже есть сама по себе проблема и трудность, то надо в любом случае в этой трудности торжествовать над собой счастьем и тем самым решать её проблемы, терпеть и бороться – восстанавливать свое здоровье во всех реалиях посредством того же самого следования человека любовью и за любовью на Вершину сообразную Голгофе. А так как жизнь не прекращалась никогда, то стало быть именно эта Божественная радость-любовь, распознаваемая в скорби, есть определяющая белая линия в формировании цивилизации – человечество стремится туда, где тяжело в прообразе этого же стремления жизни к самому тяжёлому – сохранению равновесия173. То есть отдается приоритет не более легкому, а безрассудному противостоянию в борьбе супротив всему иному вокруг, только лишь потому, что того требует само естество жизни, её радости-любви. Поэтому возник цветок, несущий в себе этот прообраз вызова стояния бытия небытию, как постоянное торжество в противостоянии, просто в таком вот образе, в такой структуре его бытия – он держит свое соцветие на тоненьком стебле и высоко над землей – только потому, что так труднее всего быть, так более отчетливее проявляется образ победы радости-любви в тонкостях усложнения. Спаситель Иисус Христос не мог повести себя как-то иначе, кроме идти на Голгофу и жить на ней, и при этом продолжать любить даже в таких вот мучениях Голгофы, противостоя всему. Он явил Собой в этих адских муках всеобщего поношения Божественную Жизненную Силу, позволяющую жить вот так.

В этом же мы видим образ грехопадения. Змий-искуситель ползает, ибо это разумно, легко и удобно. И человек, приняв образ змия за основу, преобразил его. Поэтому-то человек стоит на узеньких стопах, а не ползает в прообразе змия, хотя и продолжает носить его в самом себе в виде пищеварительной системы. Человек продолжает эволюционизировать в сторону усиления контрастов: большей тяжести жизни, делая ее беззащитной и совмещая ее с трудностями выживания. Просто так больше радости в Боге и все, и более нет никакого иного смысла.

То есть в этом смысле (здесь прослеживается адекватная логика) жизнь требует соблюдения самого принципа, то есть Он не мог пойти по легкому пути и своей властью освободиться и справедливо наказать всех – это удел слабости, удел мертвого, а не живого. Он боролся за живое. Также как легче всего и логичнее всего не бороться за равновесие в здоровье своем, не восстанавливаться после покушения, а пойти по легкому пути, как это сделал Иуда Искариот. Иными словами, жизнь должна торжествовать не усилием воли и не силой духа, а любвеобильным миром счастья, ибо только благодаря этому оная есть там, где тяжело, где естество радостной любви лучше всего видно. Жизнь – это тяжело, но зато счастливо и много здесь любви, смерть – легко, но гадко и любви тут нет. То есть расслабиться и забыть про все и всех – означает умереть. Даже само Воскресение Его – не нарушение закона жизни, а естественное движение в инородном для логики, но привычном для жизни контексте, как новый вызов невозможному. Просто в этом больше радости о Боге и все. Это как раз продолжение следования той же самой золотой линии, где живое продолжает себя утверждать в тех же критериях и в тех же противоречиях, но только в более и даже бесконечно высшей степени тяжести и абсолютной алогичности. Мир живет не логикой, не справедливостью возмездий, а счастьем и утверждением радости. Как ни странно, сам факт того, что это не поддается логике свидетельствует о том, что именно это-то и есть жизнь и бытие Вселенной. Жизнь продвигается туда, где наиболее трудно только лишь потому, что там больше противоречий, больше зла, ибо только в нем заметно белое Божественное, отчего нагнетается острее накал внутреннего борения самого себя – только и всего. Таково веление жизни, несущей в себе воспаление грехом – просто как-то иначе победа над смертью выглядеть не может. Поэтому воскресение возможно лишь потому, что это не противоречит законам жизни – только лишь потому, что более всего трудно и даже в нашем понятии невозможно, вот насколько трудно. Таким образом, как бы трудностью, а значит и настоящей жизнью является сама Голгофа и её множественные прообразы, явленные нам бытием самой Вселенной, в коей каждая микрона имеет именно этот же прообраз стояния в равновесии. Потому стоящий на двух узких ступнях человек является сам безумием трудности, является сам по себе уже образом и подобием Голгофы Христовой – такова природа человека. Следует добавить, что Пресвятая Богородица не упраздняет, но смягчает остроту тяжбы и этим Она заступница за верных перед Очами Божьими. Ведь все то, что естественно для Бога губительно для живого в земной реалии, а потому нужно заступничество от Его гнева праведного ради нашего исправления и покаяния.

1.0.2.-58. Надо сказать, что современная археология всё более и более очевидно свидетельствует об этом факте. Древний человек многое делал не для выгоды и не для облегчения своего быта и жизни, а совсем наоборот – для торжества радости-любви. В этом направлении человек шел всегда. Организация Объединённых Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО) выпустила восьмитомное издание «История человечества», в которое вошли все новейшие археологические открытия, сделанные до 2003 года. В нём прослеживается мысль о том, что древний человек всегда руководствовался Божественными принципами в своих устремлениях, руководствовался Божественными ориентирами, заложенными в нём. Он искал и ищет то, что более всего облегчает ему утверждение своей природы (постоянства) в переменчивой окружающей Вселенной. Он в этих изменчивых реалиях искал облегчения торжества той первичной составляющей естества человека, названную мной постоянством-берегом реки43 – Истины, а значит вместе с Ней и самого себя, как носителя оной. О чём здесь речь? Речь здесь не о великих стройках, таких как Стоунхендж, а о совсем ином. Мы являемся носителями постоянства берега в себе, а потому ищем грани постоянства в окружающей Вселенной, чтобы опереться на них, ради облегчения трудного торжества постоянство во всеобщей относительности всего, ради торжества своего над миром. Это не только энергоносители в виде продукта питания, ибо энергия неизмена в пределах Закона Сохранения, но и островки постоянства во Вселенной, явленных нам многообразно не только в виде зарядов энергии, но и в виде всяких дневных, недельных, месячных, годовых циклов. В каждом из нас есть тот второй «я», победив который побеждаешь мир и в данном стоянии торжества над собой только для этого возникает необходимость строить тот же Стоунхендж к примеру. Сам этот процесс трудного бытия в труде – есть стимуляция наивысшей экзальтации радости бытия и счастья. Вот это достичь и удерживать и есть самое тяжёлое – это не только подвиг, но и разумность подхода, нужны способы. Человек рожден во Царствии Небесном и все Его составляющие, Сама Его Сущность дыхания Его жизни в нас так и осталась знаковой в природе человека. С грехом изменился образ торжества этого счастья, высшей экзальтации радости. Так как Божественное в человеке нетленно и нерушимо есть, то не смысла хранить в себе радость Царствия Небесного, ибо она уже заложена в нашей природе и составляет основу ее, необходимо ее постоянно очищать, необходимо уничижить все то, что тленно, временно и тяготит этим дух, скрадывает счастье. Для этого Бог указует путь, следуя коему человек не грязнится. А если все-таки помрачение радости произошло, то очищением умерщвляет грех, упраздняет временное и тленное, отягчающее дух – это и есть труд в поте лица174. Для человека ничего не изменилось и он по прежнему насельник Царствия Небесного, но теперь уже постоянно исполняя это условие. Вот почему человек искал совсем не благоприятной вольготной жизни без борьбы, а как раз тяжелого борения ради адаптации этого качества победного торжества над самим собой и в самом себе. Ведь с этого всё стало быть в истории человечества: Царствие Небесное так и осталось самым важным условием жизни человека, только теперь уже этот же самый хлеб насущный требуется добывать в поте лица. Чтобы было ясным о чем здесь речь, приведу пример. Вы все видели монаха отшельника с четками на руках. Аскет постоянно перебирает шарики произнося молитву. Действие нудное, монотонное и продолжительное. Теперь представьте себе, что эти же чётки только уже с огромными шарами массой по несколько десятков килограмм. Надо делать точно такое же действие и читать молитву на каждом шаре. Дело не в нудном тяжёлом труде, а в способности не отвлекаясь концентрировать свое внимание на Источнике всех радостей и при этом как можно дольше. Только нудный труд своей машинальностью это позволяет. Ибо достоинство такого труда в том, что действие сие, с одной стороны, сопряжено с напряжением духа в той же степени и в том же образе, в каком молитва сопряжена с перебиранием узелков на четках. А с другой стороны, внимание не переключается на что-то иное, как образ того самого страшного преступления, которое совершил Адам в Раю – дело было не в яблоке, а в том, что он отвлёкся от Бога, обратил внимание на иное Ему. То есть нудный монотонный физический труд несет в себе элемент постоянства, а потому не является инородным пустоте греха, как носительнице постоянства в чистом виде. Таким образом, монотонный физический труд утверждает то качество жизни, коим обладал Адам до первородного греха и оный в пределах наших обстоятельств выживания был и будет всегда специализированный и пребывает в структуре государственного образования. Иными словами, монотонный физический труд – это есть самое выдающееся изобретение человечества, призванное облегчить утверждение постоянства своей природы в отдаленном прообразе Его неизменности и победу над собой ради близости к Богу. Оное несёт в себе цель достичь именно этой кондиции жизненного процесса, при котором перебирание шариков нанизанных на леске чёток многовариантно как бы адаптировано в специфике государственного служения, как соучастие разума в желанном и жизнеутверждающем единении духа с Богом в молитвенном действии – адаптируется в образе повседневного энергоемкого физического труда, при котором тело человека (хотя надо сказать и вся Вселенная), по слову святых отцов, становится вспоможением душе в молитвах Богу333. (Сюда следует добавить пост и все то, что стимулирует хорошую работу мозга и тем усиливает ум, стяжает ясность ума, а также обогащает сам этот опыт распознания присутствия Благодати Божьей на мощах усопших праведников). Потому что по грехопадению ничего не изменилось в Божественном Замысле о человеке и человеку по прежнему естественно быть только счастливым насельником Царствия Небесного, ведь каждое Его Слово абсолютно незыблемо и вечно, но изменился только план реализации Замысла. В пределах этого состояния духа в радости Царствия Небесного человек должен соединить в себе все без остатка. В пределах постоянства и свойственного ему счастья происходит соединение радости с трудностью жизни посредством ее подобия постоянству, то есть цикличности. И не только в этом срезе. Важно сказать, что этой радостью должны обладать все и все вокруг.

Это стало первым законом формирования эволюции. Ведь сам по себе организм человека – сонмище монотонных, нужных, цикличных процессов. По этой причине с самого первого момента зарождения жизни на Земле эволюция должна была идти только в образе и подобии пустоте греха согласно именно только этому закону.

То есть научным изысканием становится поиск островков, наделённых Истиной, способствующих утверждению данной кондиции образа Творца, чтобы можно было опираться на них по пути следования к Богу и всё сильнее и полнее трансформировать Божественные свойства в окружающем порядке вещей, проводя посредством самого себя во Вселенную Божественные энергии и свойства334. Понятно, что тяжело победить себя, когда приближаешься к смертельной опасности и ещё тяжелее остаться возле неё и продолжать жить в обнимку с ней (умереть, как оказывается легче, чем жить на краю пропасти в таких условиях постоянной тяжбы – только и всего). Еще тяжелее соединить жизнь со смертельной опасностью. Этот парадокс в поведении древних людей, который учёное сообщество археологов прошлого столетия не могло объяснить. Человек родился полнотой радости и может жить только тем, что его породило и потому искал всегда то, что ему знакомо, о чем он ведал, то есть родное ему и близкое радостное. Точнее, он искал то, где когда-то был175 и чем сам был – искал себе подобное. Мир после грехопадения изменился и естественное для человека Царствие Небесное в возникших условиях принимает и обретает уже иное формальное выражение, новое имя – форму живоносного порядка вещей, с его сложившейся субординацией приоритетов, соблюдая который трудами в поте лица остаются незыблемыми законы Царствия Небесного. Личность со всеми естественными для нее запросами может пребывать земных условиях. Но этот порядок вещей, обуславливающий вечное естественное счастье и радость в земных условиях оказываются в поле досягаемости ада. И порядок сей постоянно бомбардируется влиянием бездны опосредовано окружающих вещей. Близость ада сильно активирует хаос, через что разрушается сама природа любви. Поэтому, чтобы жить вечно, необходимо постоянно восстанавливать разрушаемые Божественные жизненные устои и, тем самым, удерживать равновесие, как своими силами, так и прибегая к помощи извне. Так возникла эта потребность в поте лица хранить прежнюю радость Царствия Небесного – собирать эти крохи множественных осколков, которые таят в себе все частицы бытия и ими выстраивать естественные для радостной жизни условия334. На том отдалении от Царствия Небесного, на коем находится человек ныне вся та полнота радости бытия, которая естественна для личности и в которой он был до грехопадения, невозможна. Это противоречие между тем как это естественно человеку и тем, как это есть в реалии, толкает людей к поиску лучшего, он концентрирует островки радости воедино, как увеличительное стекло концентрирует пучок световых волн в точку. Именно это породило научно-технический прогресс, в коем человек «вьет себе гнездо» по образу прежнего Рая и в то же время движется к Раю всю жизнь. Это не тот поиск Истины, о котором говорят многие, ибо Истина уже пребывает в человеке, если он вписывается в наше определение о человеке-радости-любви – такой человек ищет истинное подобие в себе в физических свойствах природы432. Ведь чтобы жить, необходимо видеть себя в окружающем мире, причем свое счастливое «я», естественное для Царствия Небесного надо постоянно адаптировать к условиям земного бытия254. Только это качество духа дает видеть характерные для личности очертания даже в малой микроне бытия. К примеру, дает возможность понять, что палка нужна только потому, что обладает некоторыми гранями абсолютного постоянства Божественного бытия, как маленький оттенок той радости из Царствия Небесного, с помощью которого можно хоть как-то обеспечить незыблемость своего Божественного счастья: она в какой-то степени подобия абсолюту твердая и в какой-то степени подобия абсолюту ровная и длинная. Эти оттенки постоянства (личностные черты) в разных его вариациях послужат важному делу, а именно помогут адаптироваться абсолюту личности (речь идёт об абсолютном счастье Царствия Небесного) в данных условиях хаоса, стимулируемого бездной. Это открытие радует сердце, ибо оное есть победа над влиянием бездны. Быть в окружении своего радостного подобия – более естественно, чем в хаосе. Это не только сообщество разновариантных носителей Царствия Небесного, таких как и сам человек432, но и то, окружение мира со множеством осколков той Вселенной, которая была сотворена во Царствии Небесном. Всё сотворенное сотворено счастьем, а потому все, что хоть как-то имеет бытие – все несет радость и благодаря Божественной радости существует, не смотря на всю свою физичность и материальность. Почему тогда нам иногда это трудно понять? Потому, что радость должна быть ко времени, к месту и в должной мере. Если этого нет, то радость становится горем. Иными словами, сотворенное Божественной радостью только в Божественном порядке земных условий утверждает радость-любовь. Получается, что нужно собирать камни, восстанавливать прежнее порушенное счастье бытия во Вселенной175 – это тоже трудно воспринимаемый разумом абсолют, но именно он остается стимулятором всех активностей и течений живого в мире. Поэтому вся флора и фауна в той же мере востребована, как вспомоществующие в этом самом священном и важном для всего мироздания делании человека – быть ему в единстве с Богом433. Флора и фауна оказываются в области нашей власти только лишь по этой причине – ради сослужения Богу через нас, через людей и приобщения через нас к Нему. В противном случае, вне сослужения они нам вредны и опасны.