Стреноженная Россия: политико-экономический портрет ельцинизма

В частности, в конце 80-х гг. республика активно работала над проблемами повышения эффективности хозяйствования на принципах самофинансирования[440]. Эта работа заинтересовала руководство Совета министров РСФСР. Наш авторский коллектив был приглашен на конкурс по разработке концепции перехода РСФСР на принципы экономической самодеятельности и самоуправления и выиграл его[441]. Эта тема находила отражение на страницах журнала «Коммунист» и газеты «Правда». Поэтому мы, работники партийного и советского аппарата, обсуждали замысел статей и их целевую направленность. При встречах с Егором Гайдаром, обсуждая те или иные статьи, он живо интересовался нашими делами, особенно в сфере поиска новых форм хозяйствования, нашим видением дальнейшего развития республики. Мне импонировало его живое, гибкое мышление, желание вникнуть в практику хозяйствования, теоретическое осмысление проблем республики в рамках развития «мягких» планово-рыночных отношений. Эти проблемы совпадали с его научным направлением. Е. Гайдар работал в то время над докторской диссертацией по теме: «Экономические реформы и иерархические структуры», которую защитил в 1990 г. Научные труды Е. Гайдара были посвящены совершенствованию механизмов социалистического хозрасчета. У меня на тот период сложилось устойчивое мнение, что Е. Гайдар был истым приверженцем марксистской теории, социалистического выбора. Поэтому, когда Б. Ельцин предложил кандидатуру Е. Гайдара первым вице-премьером правительства, ответственным за экономическую реформу, лично у меня никаких вопросов не возникало.

Как председателю Комиссии Верховного Совета РСФСР по бюджету, планам, налогам и ценам, а затем и заместителю Председателя Верховного Совета России, курирующему экономические вопросы, доктору экономических наук еще советского периода, позднее довелось длительное время общаться с Е. Гайдаром в правительственных кабинетах в Кремле, в различных парламентских и правительственных комиссиях, в Государственной Думе. У нас состоялись длительные беседы и во время прогулок после рабочего дня в дачном поселке Архангельское, где я и Е. Гайдар с семьями в то время проживали. Я чувствовал, что ему невероятно интересно общаться со мной на тему экономических реформ, выверяя свои теоретические взгляды под углом практики, особенно региональных аспектов. В тот период я хорошо уловил эволюцию его взглядов, шарахание как в теории, так и на практике, формирующийся «новый» внутренний мир Егора Тимуровича.

Для меня фигура Егора Гайдара абсолютно ясна и прозрачна. Но в данном случае меня интересует не только Егор Гайдар как человек, как личность, но в большей мере гайдаризация экономики как стержень ельцинизма, общественного явления, которое заслуживает внимательного анализа для целей неповторения в будущем.

Наиболее остро после смерти Е. Гайдара проявились противоречия по вопросу о его роли в социально-экономическом развитии страны среди политической элиты. Она фактически размежевалась на два непримиримых лагеря: тех, кто превозносил Егора Тимуровича как знамя неолиберальных реформ, их идеолога, спасителя отечества от гражданской войны, холода и голода, создавая в СМИ мифы о Гайдаре (Черномырдин, Чубайс, Бурбулис, Кудрин, Немцов, Улюкаев, Ясин); и тех, кто видел в нем откровенного перевертыша, активного организатора и развальщика общественного строя и социально-экономической системы Советского Союза, перевода России на рыночные рельсы путем перекладывания тягот экономических «реформ» на плечи народа (Илларионов, Дерипаска, Хасбулатов, Ходорковский, Явлинский, Кричевский).

Начну с парадокса. Особенно яростным нападкам Е. Гайдар и проводимые им в начале 90-х годов преобразования России подверглись со стороны Г. Попова и мэра Москвы Ю. Лужкова[442] – «демократов» первой волны, ярых приверженцев ельцинизма как политико-экономической системы. Для них Е. Гайдар вдруг стал олицетворяться как «зеркало бед» русской революции конца XX века, как «активный организатор слома и общественного строя, и экономической системы Советского Союза». Чудеса, да и только!

«Анализируя» эпоху Е. Гайдара, Г. Попов и Ю. Лужков весьма жестко констатируют, что «реализация гайдаровских принципов организации экономики привела к тому, что мы отброшены на 35 лет назад… Породила класс олигархов… Гайдар – символ чудовищного разлома несправедливости и бесчеловечности, зеркало того антинародного, номенклатурно-олигархического выхода из социализма, который был навязан России в начале 1992 г.»[443]

Я специально привел этот вывод нынешних «противников» Е. Гайдара. Вывод, конечно же, весьма нелицеприятный, правда сделанный, во-первых, с двадцатилетним опозданием, во-вторых, лицами, которые с начала 90-х гг., да и на протяжении всего периода славы Бориса Николаевича – эпохи ельцинизма были активными проводниками экономической политики Б. Ельцина, основой которой является гайдаризация экономики, и, в-третьих, сами в определенной степени воспроизводившими олигархат со всеми вытекающими его составляющими: резким ростом коррупции, взяточничеством, ростом преступности и депопуляции населения.

То, что в стране в конце 80-х – начале 90-х гг. была объективная необходимость проводить кардинальные реформы в экономике, в том числе и с учетом результатов «косыгинских» реформ 1965 г., у меня, как и у многих реально мыслящих экономистов, руководителей регионов, хозяйственников, не вызывало сомнения.

Косыгинская реформа во второй половине 60-х гг. была первой ласточкой в реформировании экономики. По тем временам это был огромнейший шаг вперед, появилась возможность зарабатывать деньги для того, чтобы строить жилье, руководители предприятий сами определяли, куда направлять деньги – построить дом, или детский сад, или музыкальную школу. Появились стимулы – если предприятие выполняет план по прибыли, то такая-то доля остается для материального поощрения. Мы, руководители предприятий, бились за эти стимулы, чтобы заработать. Но, к сожалению, косыгин-скую реформу по чисто субъективным причинам быстро «заглушили». Мое мнение на этот счет таково: высшее партийно-политическое руководство СССР просто испугалось того, что было в Чехословакии в 1968 г. Партийное руководство высшего уровня боялось повторения того же сценария в Советском Союзе. Это была принципиальная ошибка, приведшая к печальным последствиям в будущем.

В конце 80-х – начале 90-х гг. четко проявились два основных и противоположных по социально-политической цели курса на перспективу. Появилось достаточно много публикаций о путях реформирования экономики Союза. Принимал участие в этой дискуссии и я[444].

Первый курс, одобренный Верховным Советом СССР, был изложен в «Основных направлениях по стабилизации народного хозяйства и переходу к рыночной экономике», определяющих общие условия выхода из кризиса всего Советского Союза с учетом особенностей союзных республик как суверенных государств.

В развитие этого курса разрабатывались программы реформирования с учетом использования возможностей рынка в Российской академии наук[445], в Верховном Совете РСФСР[446], РСПП (А. Вольским), общественными деятелями Г. Явлинским, М. Бочаровым и другими. Эти программы в основном ориентировались на эволюционный путь развития рыночных отношений, структурную переориентацию реального сектора экономики с учетом советского и мирового опыта.

Второй курс по направленности был более «разношерстный». В нем в значительной степени преобладали экстремистские волны. К основным ориентирам этого курса относятся: либерализация цен, шоковый переход к рынку, развитие массового предпринимательства, опирающегося на дробление общегосударственной собственности и превращение ее основы в частную, капиталистическую, с наймом рабочей силы и т. д. Как выяснилось позднее, именно приверженцем этого курса стали Е. Гайдар и его команда.

В Верховном Совете РСФСР на тот период уже имелись взвешенные, научно обоснованные планы реформирования экономики, разрабатывались и принимались необходимые для этого законодательные акты. В частности, Комиссия Верховного Совета РСФСР по бюджету, планам, налогам и ценам, которую я в тот период возглавлял, подготовила и внесла на утверждение Верховного Совета Федеральные законы «О банках и банковской деятельности»[447], «О Центральном банке РСФСР (Банке России)»[448], базовые законы для формирования новой налоговой системы[449] и другие законодательные и нормативные правовые акты, касающиеся экономической реформы, некоторые из которых, к стати, действуют и до настоящего времени. Поэтому когда ярые сторонники и приверженцы Е. Гайдара пытаются сегодня убедить общественность, что именно он стоял у истоков создания, например, банковской, бюджетной, налоговой системы в стране, у меня и многих народных депутатов РСФСР, особенно членов Комиссии Верховного Совета РСФСР по бюджету, планам, налогам и ценам, кроме улыбки, ничего не вызывает.

Вспоминается пример, характеризующий «новое» мышление неореформаторов и желание скачком, быстро и любой ценой получить позитивный результат. При принятии закона «О налоге на добавленную стоимость» мы, его разработчики, заложили в нем ставку НДС 18 %, поскольку знали, что высокая ставка, как свидетельствуют теория и мировой опыт, ведет к повышению стоимости товаров, снижению спроса и спаду производства. Для российской экономики того периода нужно было добиться обратного эффекта. Более того, мы хорошо знали, что ни в одной стране мира ставки НДС выше 18–20 % не было.

Е. Гайдар, утвержденный в тот период вице-премьером и министром финансов РФ и принимавший участие в обсуждении проекта закона об НДС на заседании Верховного Совета РФ, внес предложение увеличить ставку НДС до… 34 %. Он яростно доказывал необходимость утверждения такой высокой ставки простотой сбора этого налога (лучше, чем налога на прибыль), что объем НДС составит существенную долю всех фискальных поступлений в государственную казну, а следовательно, увеличит доходную часть государственного бюджета и позволит решить многие социальные проблемы. Это был один из первых шокирующих моментов для многих народных депутатов-экономистов и практиков. Пришлось долго доказывать неореформаторам, что завышенная ставка НДС, да еще при сохранении на тот период налога с продаж даст обратный эффект – приведет к спаду производства и ухудшению положения людей, что, в общем-то, впоследствии и случилось. В результате длительных дебатов удалось утвердить ставку НДС в размере 28 %, что также было слишком завышено для кризисной экономики России. Этот пример поколебал мое мнение о Е. Гайдаре, заставил более критично относиться к его дальнейшим действиям.

И подобных примеров разрыва «новой теории» неореформаторов и реальной практики в период гайдаризации экономики была масса, что, в конечном счете, и привело к Величайшей российской депрессии[450], из которой страна не может выйти до сих пор.

В период «правления неореформаторов» не было месяца, чтобы правительство не внесло в Верховный Совет РСФСР поправок в налоговое законодательство. Под благовидным желанием увеличить доходную часть бюджета фактически формировалась чисто фискальная, грабительская налоговая система, которая вела к тому, что предпринимателям становилось невыгодно вкладывать деньги в производство, а выгодно заниматься лишь спекуляцией, посреднической деятельностью, вывозить сырьевые ресурсы и валюту за рубеж. А это, в свою очередь, вело к тому, что правительство все меньше и меньше собирало налогов. Дело дошло до того, что к концу 1992 г. собираемость налогов опустилась до одной трети от объема налогооблагаемой базы.

«Новая» российская политика неодемократов не только не опиралась на наличные возможности экономики, но и сама во многом стала подавлять эти возможности, и уже с 1991 г., на беду населения страны, эта политика пошла, что называется, «вразнос». Отрицалась «на корню» вся предшествующая экономическая политика якобы как крайне неэффективная, все то позитивное, что было накоплено в стране и что успешно использовали и до настоящего времени используют многие развитые страны. Упор стал делаться на саморегулирующие возможности рынка. Это методично вело к хаосу и безвластию, потере управляемости в экономике.

В тот период в Верховном Совете РСФСР под эгидой Высшего экономического совета была сформирована рабочая группа, в которую входили многиеведущие экономисты (доктора экономических наук, профессора В.В. Куликов, В.Г. Лебедев, В.Г. Плехов и другие), хозяйственные руководители с богатым практическим опытом. Группа работала над программой оздоровления российской экономики и вывода ее на траекторию качественного экономического роста на основе ускорения научно-технического прогресса. В экономической прессе шла оживленная дискуссия о путях и формах стабилизации экономики.

Вышло достаточно много и моих статей, в которых обосновывалось, что методы, которыми пытаются воспользоваться российские неореформаторы, не учитывают специфику российской экономики и не отвечают интересам большинства[451]. Игнорировалась необходимость модернизации экономики на новой научно-технической базе, в советской экономике было много позитивного, что необходимо было сохранить и приумножить, бездумно разрушались военно-промышленный комплекс, крупная государственная собственность, российская наука, образование, культура. Кстати, это прекрасно поняли специалисты американского Гуверовского института, советники Высшего экономического совета при Верховном Совете РСФСР, которые написали в своем заключении по российской реформе: «В России и других социалистических странах с большим государственным сектором в производстве проходит реформа, приспособленная только для стран с малым государственным сектором…» То есть вывод их заключался в том, что нельзя было слепо переносить на российскую почву западные идеи.

Еще в начале 1991 г. я с одним из участников рабочей группы профессором В.Г. Лебедевым писал в СМИ: «…в программе оздоровления России… необходима общегосударственная, общереспубликанская система организации, регулирования рыночной инфраструктуры со все более строгой ориентацией на трудовые основы рыночных связей». Вносились и конкретные предложения, касающиеся строгого соизмерения усилий движения к рыночным отношениям с усилиями по поддержанию управляемости экономикой, увеличению налогов на доходы, получаемые за счет роста цен из-за монопольной ситуации; и наоборот, выведению от налогообложения прибыли, идущей на ускоренное развитие производства и НТП; увязки фондов стимулирования на переходный период не с общим объемом прибыли, а лишь с той частью, которая создается за счет снижения себестоимости и другие.

Здравомыслящие экономисты и хозяйственники видели, что политика правительства в специфических российских условиях терпит провал за провалом. Именно эта политика, проводимая вне структурных экономических преобразований, явилась решающей причиной обвального спада производства. Многие однозначно пришли к выводу, что стабилизация экономики России и вывод ее из кризиса требуют отказа от ошибочной концепции первенства финансовой стабилизации относительно глубинной структурной перестройки народного хозяйства. Иными словами, изменения финансовых пропорций должны быть «посажены» на качественные сдвиги в натурально-вещественных составляющих воспроизводственного процесса.

Этой теме я посвятил свое выступление на Третьем Съезде народных депутатов РСФСР в марте 1991 г.[452]

Мне пришлось убеждать Съезд, что «добиться перелома в развитии реальной экономики можно только на базе осуществления чрезвычайных мер, может быть, не популярных сегодня мер, не бумажного реформирования механизмов хозяйствования, а только путем последовательного создания рыночной инфраструктуры».

Это выступление состоялось 31 марта 1991 г. Мне пришлось с горечью произнести, что прошел первый квартал, а Российская Федерации не имела утвержденного Верховным Советом бюджета на текущий год.

В отличие от одностороннего ускоренного перехода к рынку как панацеи от всех бед, которой грешила программа Совета министров РСФСР, представленная Третьему (внеочередному) Съезду РСФСР председателем Совмина И.С. Силаевым, Съезду была предложена «Программа стабилизации экономики России и вывода ее из кризиса»[453], подготовленная рабочей группой Верховного Совета РСФСР под моим председательствованием. Тогда еще можно было, образно говоря, малой кровью оздоровить социально-экономическую ситуацию, реализовать определенную преемственность политической линии и не допустить обвала, резкого обнищания народа. Предлагались и конкретные пути такого обновления России на научной основе[454].

Однако развитие Российской Федерации пошло по другому сценарию. Именно крах, шумный взрыв был крайне необходим новоявленным претендентам на власть, для того чтобы «скинуть» ненавистных партократов, особенно в Центре. Иными словами, свою роль сыграли противоречившие реальным потребностям экономики амбиции лиц, рвущихся к власти, неореформаторов и ее «паровоза» – Б. Ельцина.

Летом 1991 г. Г. Бурбулис – новоиспеченный на мнимой для России должности госсекретаря – представил президенту Егора Гайдара, убедив Б. Ельцина, что у Е. Гайдара имеется «способная команда молодых не зашоренных прошлым новаторов реформы, у которых есть новое видение для достижения быстрого успеха экономики страны». Е. Гайдару и его сторонникам было поручено разработать программу стабилизации экономики и вывода ее из кризиса и проекты основных документов по реализации этой программы. Над этими материалами «реформаторы новой волны» трудились на 15-й даче в Архангельском.

В действительности же подготовкой программы экономических реформ в России, ее идеологии, а в дальнейшем руководили реализацией этой реформы международные финансовые институты во главе с США. Вот как рассказывал об этом позднее депутат Европарламента Джульетто Кьеза: «…все эти 15 лет были годами подпольного руководства Америки. Американцы вели себя как хозяева. Все, что сейчас происходит, – последствия того комплекса побед, который они испытали после разрушения СССР. Картина, которая рисовалась на Западе, культивировалась определенными кругами внутри Советского Союза, которые воспринимали западный мир как рай без противоречий… Совершались громадные ошибки типа полной приватизации»[455].

Экономический кризис, усиливающийся из месяца в месяц в России, вынужденно сконцентрировал основное внимание президента Б. Ельцина и правительства на экономических проблемах.

Открыто и наиболее полно программа реформирования экономики России была раскрыта Б. Ельциным на Пятом (внеочередном) Съезде народных депутатов РСФСР 28 октября 1991 г. Загипнотизированный обещаниями и заверениями младореформаторов во главе с Е. Гайдаром в достижении быстрых и эффективных перемен в стране, Б. Ельцин, не имеющий внятного представления о механизме действия рыночной экономики, пользуясь на тот период своим высоким политическим рейтингом, доверился неореформаторам. Он упросил Съезд дать ему возможность, вопреки Конституции РФ, взять на себя лично полномочия премьер-министра и сформировать «кабинет реформ». Этим он хотел показать высокую значимость «нового» экономического курса.

В завершении своего доклада Б. Ельцин сформулировал ход реформирования: «Хуже всего будет примерно полгода, затем – снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами. А к осени 1992 г., как я обещал перед выборами, – стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей». Многие народные депутаты РСФСР продолжали верить Б. Ельцину и надеялись на успех реформирования под его личным руководством.

Первого ноября 1991 г. Пятый Съезд народных депутатов РСФСР предоставил президенту широчайшие полномочия для проведения экономических реформ. Его указы по экономическим вопросам приобрели большую юридическую силу, чем законы, принимаемые законодательной властью. Президент получил право назначать по согласованию с соответствующими Советами народных депутатов глав исполнительной власти регионов (за исключением республик). Таким образом, Б. Ельцин получал власть, делавшую его почти самодержавным правителем.

Шестого ноября 1991 г. – в канун годовщины Великой Октябрьской социалистической революции – Б. Ельцин своим указом утвердил новое правительство экономических реформ России. Первым вице-премьером был назначен Геннадий Бурбулис[456], бывший преподаватель научного коммунизма, который вообще никогда не имел к экономике никакого отношения. Первым вице-премьером и одновременно министром экономики и финансов был утвержден также и Е. Гайдар, на которого под «персональную ответственность» были возложены все экономические преобразования в стране. Позднее в народе правительство стало именоваться правительством Ельцина – Гайдара, а реформы – «гайдаровскими реформами».

Назначение Е. Гайдара первоначально было воспринято народными депутатами РСФСР достаточно благожелательно, поскольку его увязывали с дедом – патриотом и государственником Аркадием Петровичем Гайдаром, отстаивавшим завоевания Октября 17-го года, отдавшим жизнь за советскую власть во время Второй мировой войны, чей литературный псевдоним его сын – Тимур Гайдар и внук взяли для себя уже как фамилию[457], понимая, что она является, и действительно являлась, «золотым ключиком», открывающим все двери для карьерной лестницы Гайдаров. Е. Гайдар не принимал участия в антисоциалистической революции 1989–1991 гг. – это также позитивно характеризовало его. Народные депутаты РСФСР увязывали назначение Е. Гайдара и с предыдущей его работой редактором и заведующим отделом экономической политики журнала ЦК КПСС «Коммунист», заведующим отделом экономики газеты «Правда», увязывали с докторской диссертацией по теме «Экономические реформы и иерархические структуры», которую Егор Тимурович защитил в 1990 г.

Б. Ельцин благоговел перед «научным талантом» молодого доктора экономических наук Е. Гайдара, либеральным его словоблудием, не понимая сути рыночных преобразований. Неореформаторы убеждали Б. Ельцина, что только ставка на быструю реформу, «шоковая терапия» с опорой на высокий на тот период авторитет Бориса Николаевича в массах (как в Чили на диктатуру А. Пиночета) спасет экономику России от развала и даст быстрый успех. Поэтому Е. Гайдар и его сторонники постоянно твердили, что экономические реформы идут под личным штандартом Бориса Николаевича Ельцина.

Коллегой Е. Гайдара по правительственному кабинету в качестве также вице-премьера, министра труда и социальной защиты стал Александр Шохин. Указом Б. Ельцина в российскую экономическую элиту был введен Анатолий Чубайс, который стал председателем комитета РСФСР по госимуществу. Главой МВЭС был назначен Петр Авен. Бывший завлаб Виктор Данилов-Даниль-ян был назначен министром природопользования, Владимир Лопухин – министром топлива и энергетики. В состав исполнительного органа вошли Сергей Васильев, Сергей Игнатьев, Андрей Нечаев и др.

В большинстве своем, как показало в дальнейшем время, это были социально безответственные люди, в руки которых была передана судьба экономики второй по величине индустриальной державы мира, а также жизнь и благополучие 150 миллионов человек. Большинство из скороспелых министров и руководителей высшего звена не имели опыта по руководству не только отраслями народного хозяйства, но даже крупными коллективами. Но гонора, непомерного самомнения и безапелляционности в формулировании рецептов «оздоровления экономики» у них было хоть отбавляй. Однако, вступая в дискуссии с хозяйственниками, практиками, они внутренне чувствовали свою ущербность, уходили от дискуссий, становились просто временщиками: вкусив все блага власти, они пришли к выводу, что нужно срочно оторвать от государственного пирога такой кусок материальных благ и финансовых ресурсов, которые бы обеспечили их благополучие на всю оставшуюся жизнь. В стране нарождался чиновник «нового» типа, у которых на первом месте стояли не интересы государства и народа, а стяжательство и неуемная жажда наживы. Во имя собственной наживы они жертвовали благополучием и спокойствием подавляющего большинства населения России.

Между тем опыт истории отчетливо свидетельствует: когда во главе государственного аппарата встают временщики, у страны нет будущего. Поэтому «реформы», начиная с 90-х гг., следовали, да следуют и сегодня, одна за другой без понимания сути экономических процессов, а отсюда и без малейшего сдвига в экономике в позитивном направлении.

Это именно их, «младореформаторов», за провал экономических реформ, снижение жизненного уровня населения впоследствии Р. Хасбулатов ёмко называл «мальчиками в розовых штанишках», а Виктор Геращенко – «мальчиша-ми-кибальчишами» и «книжными червями».

Лидером «новых» реформ (в конечном счете ставшим мавром) мальчи-ши-кибальчиши продвигали Е. Гайдара, опираясь на его родословную и партийный послужной список, иногда сознательно и с огромной долей предвзятости восхваляя его научный талант. Б. Ельцин также сознательно, с заглядом в будущие «позитивные» результаты экономических реформ повсеместно озвучивал, что ответственным за переход к рынку является Егор Гайдар. А Гайдар эту наживку заглотнул, взялся за руль управления и был «вынужден всю жизнь петь песню ямщика». Эта «песнь» постепенно довлела над ним и стала, на мой взгляд, одной из главных причин его раннего ухода из жизни.