Стреноженная Россия: политико-экономический портрет ельцинизма

От автора

Тяжело размышлять о судьбе России, над нашим недавним прошлым. Словно проснувшись после тяжелого сна от лет перестройки, спрашивают себя: «что это было?» Словно и не жили мы вместе со страной все эти годы. Словно не было радостей и горестей, труда и свершений, любви и счастья. Между тем все это было и ярко вспоминается, когда выключаешь телевизор и «Радио России» или «Эхо…» и спадает пелена лжи, тумана и злобной глупости. Было, так как Россия началась не с нас и на нас не закончится. Тем не менее вопрос «что это было?» вполне уместен.

Немаловажное значение имеет и то обстоятельство, что за последние годы искажение российской истории достигло громадных размеров. Это побудило даже Президента Российской Федерации создать специальную Комиссию при Президенте РФ по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России[1]. Сознательное искажение исторических событий особенно характерно не только для периода Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года, периода строительства социализма, Великой Отечественной войны, но и событий начала 90-х годов прошлого столетия: развала неодемократами Великой Державы – Советского Союза, расстрела российского парламента – Верховного Совета и Съезда народных депутатов Российской Федерации, «реформирования» экономики страны и выхода из Величайшей российской депрессии, в которую втянули ее либерал-демократы.

Наиболее ярко искажение российской правды проявилось в книге «История России. XX век: 1939–2007»[2], изданной под редакцией Генерального директора проекта, доктора исторических наук, профессора МГИМО (У) А.Б. Зубова. В книге действительно «много воспоминаний очевидцев, биографических справок, а также фрагментов важнейших документов. Это, – по мнению авторов, – история людей, а не истории процессов и сил». Именно такой подход, как считают авторы, позволяет решить задачу – «рассказать правду о жизни и путях народов России в XX веке».

Подчеркнем, что воспоминания очевидцев в книге «История России…» воспроизведены весьма односторонне. Это, в основном, те лица, кто считал и считает более чем 70-летнюю историю России как бы исключенной из общемирового процесса, «ошибкой истории». Поэтому, опираясь на подобную односторонность, вряд ли можно раскрыть историю России во всем ее многообразии, сохранив историческую правду.

В книге будет вскрыта эта односторонность, доходящая порой до сознательной фальсификации исторических процессов. Как очевидец событий конца XX века, постараюсь показать подлинные лица тех, на воспоминания которых опираются авторы книги «История России…», тем более многих из них знал лично.

«Выбор» политиков СССР и России на рубеже тысячелетий привел к трагедии августа и декабря 1991-го, но особенно к кровавым событиям сентября – октября 1993 г. Так что «Девяносто третий год» – это не только произведение Виктора Гюго, но и иная реальность новейшей истории. Кульминацией тех событий стал расстрел тогдашнего Белого дома, а фактически – Съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации – высшего форума законодательной и представительной власти страны.

Свою книгу я назвал «Стреноженная Россия». Это название – не просто дань литературной метафоре. В нем – точное определение «связанности» общества во всех проявлениях его жизни: в экономической, социальной, культурной, военно-стратегической, в международных отношениях, во всем абсолютно. Причем скованность движения в одной области задает еще большую скованность в других областях. Ограничения, путы социального развития настолько сильны, что узлы этих пут не развяжешь – их надо разрубать, не нанося опасных ран пока еще живому организму. Все это – следствие непрофессионального, разрушительного управления всем спектром сложных и взаимосвязанных процессов. Пагубность такого управления, к сожалению, не осознана на высшем уровне государственного управления. Когда пишутся эти строки, с серьезным видом обсуждаются и реализуются «новые подходы» к регулированию экономики и социальной сферы, визитной карточкой которых является «концепция» пресловутого «дерегулирования», то есть продолжение разрушительного курса.

Книга имеет подзаголовок – «Политическая экономия ельцинизма». То, что происходит сегодня на просторах нашей Родины, крайне необычно и в общем не имеет исторических аналогов. От капитализма к социализму развивалась не только Россия, но вместе с ней третья часть планеты. Так, в Китае до сих пор действует социалистическая модель модернизации экономики, в основе которой лежат, между прочим, принципы ленинской «новой экономической политики» (НЭПа). Этого никогда не скрывали и не скрывают сами китайцы, и это дает весьма позитивные результаты. Учитываются национальные особенности и традиции, но при этом очень тщательно отслеживается и используется прогрессивный мировой опыт. Недавние перегибы в политике критически осмыслены, все позитивное в истории сохранено и не переписывается заново, мудрость предшественников квалифицируется как мудрость – в отличие от наших доморощенных философов и поэтов типа Дмитрия Волкогонова и Наума Коржавина, посмевших в циничной форме глумиться над великим Лениным, его трудами и ролью в истории.

Слава богу, в Китае нет Волкогонова и Коржавина. Выдающийся государственный деятель современности Джавахарлал Неру, книгу которого «Взгляд на всемирную историю» мне довелось изучить в 70-е гг., относился к В.И. Ленину и новой экономической политике иначе – признавал гениальность Ленина, его планов строительства нового общества.

Для нынешних «поэтов демократии» со звериным оскалом объективная логика исторического процесса не существует. У них получается так: разозлился Ульянов на царей – и устроил переворот, чтобы отомстить за казненного брата. Для подобных обществоведов в истории все совершается так, как угодно отдельно взятой персоне. Возможно и движение, подобное движению маятника.

Однако во всемирной истории вспять, от социализма к капитализму, да еще в самой дикой, полуфеодальной форме, никому двигаться не приходилось. И через 25 веков после Гераклита подтверждается его высказывание о том, что нельзя дважды вступить в одну и ту же реку. Российские «реформаторы – гайдары, Чубайсы, ясины, поповы и иже с ними» двинулись назад. Они, правда, основательно ничему не учились. Законы развития общества для них не существуют. И движение назад для них стало формой движения «вперед» только в определенном смысле – занять место в системе распределения благ, самоутвердиться или, как сейчас иногда говорят, «влипнуть в историю». Таких деятелей поспешили уже назвать деятелями исторического масштаба – не важно, что этот масштаб нередко определяется масштабом развертывания преступлений против своего народа, что эти деятели вынуждены бежать за границу.

Ни я, ни мои соратники по левой оппозиции не призываем вернуться к порядкам недавнего прошлого, получившего в обществоведении определение «застой». Его основная примета – множество ошибок в экономике и политике, вследствие чего скорость движения вперед была сильно замедлена, проявились тенденции регресса. Однако даже тот «застой» ни в какое сравнение не идет с вакханалией «демократических преобразований» и «рыночных реформ», воровством и ложью, подлостью и мерзостью, цинизмом и угодничеством, коррупцией и разрухой.

Ошибки и просчеты, в отличие от сознательно спланированных и реализованных мер, имеют, как правило, обратимые последствия. И то, что надо было исправлять ошибки, я неоднократно заявлял, начиная с 1990 г., стремился в меру сил, в том числе и на посту первого заместителя Председателя Верховного Совета Российской Федерации, депутата Государственной Думы, аудитора Счетной палаты Российской Федерации подтвердить свои заявления делом. И свою цель вижу в том, чтобы, проанализировав истоки ошибок и просчетов, а также причины, приведшие к кровавой осени 1993 г., к серии государственных переворотов, к уходу в небытие многих политических и государственных деятелей, предложить опирающиеся на отечественные реалии и мировой позитивный опыт пути модернизации российской экономики – в противовес предложениям вчерашних и сегодняшних последователей младореформаторов, цинично попирающих законы своей страны и следующих рекомендациям идеологов западного либерализма, податливо идущих на сделки с криминалитетом; в противовес предложениям тех, кто не хочет или не умеет учиться на собственных ошибках.

В этом – одна из целей моей книги. Она адресована не псевдодемократам, проводящим курс МВФ, хотя и им ознакомиться с ней стоило бы, а истинным патриотам России левой оппозиции. В этой книге содержится анализ многих «почему?», связанных с нашими поражениями, ставятся проблемы «прорыва» в общественном сознании и смены социально-экономического и политического курса. Без осмысления этих проблем левая оппозиция обречена на уход в политическое небытие.

Хотим мы того или нет, но в стране, в обществе, в психологии людей под воздействием новых политических и социально-экономических условий произошли глубокие изменения. Важно четко осознать, что многие наши сограждане, особенно молодежь, все более адаптируются к новым условиям. Следовательно, стратегия и тактика левой оппозиции должна учитывать этот момент и искать новые идеологические формы воздействия на людей. Эти формы не могут не учитывать интересы и потребности людей, реальные факторы социального прогресса, интенсивного развития экономики.

Мало говорить о том, что продолжается курс прежнего режима, разрушившего Советский Союз, советскую власть, КПСС. Для нового поколения это лишьфакты истории. А молодых людей больше волнует настоящее и ближайшее будущее. Надо осознать, почему народ не воспротивился тому, что произошло. Более того, расстрел Верховного Совета в октябре 1993 г. привлек на Краснопресненскую набережную толпы зевак – словно происходило некое занимательное зрелище. Импичмент президенту Ельцину, «источнику» бед страны и народа, голосование по которому проходило в Государственной Думе 13–15 мая 1999 г., также не вызвал массовых выступлений граждан: пикеты возле Государственной Думы не превышали 1000–1500 человек. Из этого факта левая оппозиция должна сделать соответствующие выводы. А если опять говорить языком исторической аналогии – «народ безмолвствует!»[3].

Мир вступил в третье тысячелетие. Все явственнее меняется соотношение общественных групп, классов, социальная структура общества. Транснациональная концентрация капитала, сращивание банковского (финансового) капитала с промышленным при явном доминировании первого создают качественно новую ситуацию в мире. Ее основополагающие, фундаментальные характеристики состоят в следующем:

Формируется новая парадигма власти. Социальная поляризация общества приобретает все более концентрированный, одномерный и абсолютный характер. В ситуации все более интенсивной концентрации «управляющего капитала» в руках весьма ограниченного круга людей, в условиях по существу вненационального характера этой концентрации, сосредоточения власти в узком вненациональном кругу происходит изменение самого характера власти, ее смысла и сущности. На одном полюсе сообщества сосредоточивается власть как таковая, власть сама для себя, на другом – все остальное, что эта власть стремится, так или иначе, подчинить себе. Как перспектива подобной парадигмы – формирование и установление «нового мирового порядка», о чем со все большей тревогой говорят уже не только политики.

Гражданское общество, которое регулировалось юридическими установлениями и основывалось на таких фундаментальных ценностях, как личная свобода и автономия индивида, о котором любят распространяться либерал-демократы и к строительству которого нас призывают, на Западе давно уступило место массовому обществу.

Массовое общество – в высшей степени организуемое, планируемое, управляемое общество, жестко контролируемое правящими элитами. Его главная ценность – власть. И эта ценность сосредоточивается в руках тех, кому принадлежат финансовый капитал и СМИ.

Стандарт массового общества: каждый хочет иметь то, что имеют другие. В условиях социального неравенства возможность потреблять дается в обмен на повиновение. «Потребляйте, но повинуйтесь!» – не столько девиз, сколько закон массового общества. По существу, оно есть следствие вырождения капитализма. Превыше всех свобод (и ценностей) оно ставит свободу потребления, требуя в обмен повиновения и подчинения людей властным структурам и жестко организованным корпорациям (какими бы они ни были). Это ведет в конце концов в исторический, культурный и экологический тупик.

Под воздействием научно-технической и технологической революции в ряд господствующих элит современных обществ выдвинулась технократия. Она создала совершенно новые организационные технологии, суть которых – достижение цели (неважно какой) с помощью своих технических[4] знаний и организационных способностей. В результате любая идея, даже бредовая, любое волеизъявление, даже иррациональное, часто становятся реализуемыми. При этом отсутствуют какие-либо этические соображения и установки. Они атрофируются как не входящие в создаваемую систему и алгоритмы жизнедеятельности. Тем самым целерациональная логика действий технократа часто не совпадает с ценностями и логикой развития общества и индивида.

Одной из ведущих, определяющих доминант в духовной жизни общества все отчетливее становится аномия[5] (термин введен Эмилем Дюркгеймом). Она характеризует расстройство духовной жизни общества и индивида, усиление внутреннего беспорядка, оканчивающегося трагедией. Аномия является «нулевым» порогом ценностного содержания сознания. Современной России такое состояние грозит в катастрофических масштабах. В этих условиях меняется характер социальных противостояний и степень их напряженности, модифицируются способы разрешения разного рода конфликтов.

Без осознания, осмысления этих глобальных тенденций современного исторического процесса невозможно выработать действенные, перспективные программные установки и алгоритмы деятельности, реальные выходы из того исторического тупика, в который загоняется не только наша страна, но и все человечество.

По существу, Россия первой в истории попыталась отвергнуть эту гибельную перспективу. Она разрушила миф о капитализме как венце и конце истории, указала возможность иного, более справедливого и разумного мироустройства. Этот исторический опыт уже не может исчезнуть бесследно. Не потому ли столь яростную и беспощадную войну ведут против нашей страны – то явно, то скрытно?

Социалистические и коммунистические фундаментальные принципы, даже дискредитированные практикой социалистического строительства в СССР, не могут быть уничтожены. Они будут вновь востребованы человечеством и скорее всего уже в ближайшем будущем. Даже ярые критики коммунистической идеологии были вынуждены признавать это. Так, Николай Бердяев, критикуя складывающийся в России после революции 1917 г. социалистический уклад, искренне отмечал, что «движение к социализму, понимаемому в широком, не доктринерском смысле, есть мировое явление»[6].

Недруги России, объявив о ее поражении в «холодной» войне, изощренно сочетают теперь «горячие» и «холодные» войны, под флагом миротворцев устанавливают в Юго-Восточной Европе и других регионах мира форпосты неоколониализма.

Стреноженная Россия, в трагическом напряжении застывшая на краю пропасти. Но трагедии с обществом, народом, страной не случаются «вдруг». Это только под поезд можно попасть случайно. То, что происходит с нами, – горькая, жестокая закономерность исторического процесса, в развитии которого неизбежны спады и провалы. Процесс этот непрерывен и сложен. Законы истории неумолимы. Опасно пытаться игнорировать их либо заменять какими-нибудь химерами. Мудрость политики (и политиков!) – в познании этих законов и овладении ими. В противном случае они жестоко мстят. Лишь познав их, можно определить истинные перспективы исторического движения страны, пути преодоления той страшной смуты, в которую она ввергнута.

Историю нельзя повернуть вспять безболезненно. Россия, однажды указав человечеству возможность нового мироустройства, шагнув в будущее, вернется на этот путь, утверждая его как историческую альтернативу той гибельной перспективе, что диктует человечеству мировой капитал. И в этом – ее историческая миссия. Я верю в светлое будущее нашей Родины, на просторах которой только мы – вершители ее и своей судьбы.

И, наконец, последнее. Многие из активных участников событий, упоминаемых в книге, ушли из жизни: Б. Ельцин, А. Яковлев, Е. Гайдар, П. Бунич, Д. Волкогонов, А. Лебедь, Г. Старовойтова, В. Черномырдин, С. Юшенков и др. В связи с этим некоторые часто говорят, что не нужно трогать умерших: о них либо хорошо, либо ничего…

В качестве методологической основы исторического подхода к анализу политиков, ушедших из жизни, автор опирается на статью В.И. Ленина «О демонстрации по поводу смерти Муромцева»[7].

«Фарисеи буржуазии, – подчеркивает В.И. Ленин в указанной статье, – любят изречение: de mortuis aut bene aut nihil (о мертвых либо молчать, либо говорить хорошее). Пролетариату нужна правда (курсив В.И. Ленина. – Примеч. авт.) и о живых политических деятелях и о мертвых, ибо те, кто действительно заслуживает имя политического деятеля, не умирают для политики, когда наступает их физическая смерть»[8]. Думается, что это диалектический, абсолютно верный подход к историческим явлениям и роли личностей в истории.

Многие «демократы первой волны», участники событий 91–93-го и последующих годов в критическом плане пересмотрели свое отношение к событиям тех дней, пытаются в какой-то мере вывести себя из-под удара, отворачиваются от режима «реформаторов», за исключением разве что придворных, таких как Э. Бурбулис, С. Филатов, А. Чубайс, С. Шахрай и иже с ними, которым отступать уже некуда. Это и понятно. У каждого есть семьи, дети, внуки. И не очень хотелось бы, чтобы черное пятно развальщиков Великой державы – Советского Союза – ложилось на их род. А то, что оно уже лежит, не вызывает сомнения.

В книге на фактическом материале я старался показать эволюцию этих «демократов», их временное виляние. Но, как говорится, «из песни слов не выкинешь».

Раздел I. От перестройки к катастрофе

Люблю отчизну я, но странною любовью!

М.Ю. Лермонтов. «Родина»

Начало перемен

Советская экономика к 1985 г. исчерпала возможности экстенсивного развития и встала перед необходимостью перейти на интенсивный его путь. Общество столкнулось с новыми, неизвестными ранее проблемами: значительно снизилось качество социально-экономического роста, обострились диспропорции в производстве, более выпукло давали о себе знать антиобщественные явления. Это признают все аналитики независимо от различий их политических взглядов.

Советская экономика, не использовавшая возможности интенсификации за счет ускоренной реализации достижений научно-технической революции, структурной перестройки, внедрения новейшей техники и технологии, изменения организации труда и включения реальных трудовых стимулов, неуклонно двигалась к кризису.

Неповоротливая махина излишне зацентрализованной командно-управляемой экономики перемалывала миллиардные капиталовложения, не всегда обеспечивая должную отдачу.

При достаточно высоких темпах роста основных показателей в СССР за последний 20-летний период имела место тенденция их ухудшения. Правда, следует подчеркнуть, что это было лишь снижение темпов роста в известной степени закономерное, поскольку по мере роста объема производства «вес» одного процента прироста становится более «значительным». Но падения экономики не было и стагнацией и топтанием на месте назвать это еще нельзя. Этот процесс был лишь отражением настоятельной необходимости структурной реорганизации производства, рассчитанной на интенсивное развитие новых отраслей и подотраслей. Промедление в этом деле неизбежно вынуждало экономику «перемалывать» ресурсы во имя поставок устаревшей, не пользующейся спросом продукции и предвещало будущий кризис.

В социальной сфере в этот период стали накапливаться противоречия, становясь тормозом развития экономики. Хотя всюду провозглашался лозунг «Все для блага человека!», на деле в стране господствовали технократические подходы и остаточный принцип выделения средств и ресурсов в социальную сферу.

Нарастала трудовая апатия. Многочисленные трудовые почины и разные формы социалистического соревнования при отсутствии стимулов превращались в кратковременные кампании и показуху к очередному юбилею. Уравниловка и «выводиловка» в оплате труда побуждали (или вынуждали) людей искать дополнительные заработки или доходы. Отсюда всевозможные «левые» приработки, хищения на производстве и т. п. Произошла деформация самого феномена социальной справедливости, которая все более становилась не движущей силой экономического и социального роста, а его тормозом.

Недовольство людей вызывали очереди в магазинах и отсутствие разнообразного ассортимента продовольственных и промышленных товаров (дефицит), низкое качество отечественных товаров побуждало к погоне за импортными, что порождало спекуляцию. Росли не обеспеченные товарами и услугами денежные сбережения населения в сберкассах, что рассматривалось властями как показатель роста жизненного уровня советских людей. Вызывала нарекания работа транспорта, низкая эффективность бесплатного медицинского обслуживания, качество услуг. Молодые и образованные работники были недовольны своим медленным социальным и профессиональным продвижением.

Явно выраженный характер приобрели различия в уровне оплаты труда. Создавалось впечатление, что игнорировалась традиция, сложившаяся еще при Сталине, достаточно высоко поднявшем престиж инженера и ученого, – фактически ликвидировали систему дифференциации оплаты труда в зависимости от уровня образования, опыта и результатов труда. Соотношение средней заработной платы инженерно-технических работников и рабочих, достигнутое при Сталине и выражавшееся пропорцией 2,1:1 в 1940 г., к моменту появления «планов построения коммунизма в течение 20 лет» составило уже 1,5:1, а к моменту декларации «построения развитого социализма» – 1,1:1. В строительстве подобное соотношение изменилось от 2,4:1 до 0,98:1.

В политической сфере приметами ухудшения обстановки стали: бюрократизация управленческого аппарата, дееспособность которого тонула в пучине бесконечных увязок и согласований, требовавшихся для принятия любого решения; недемократические способы подбора и расстановки кадров (протекционизм), препятствующие выдвижению на ответственные посты наиболее способных и достойных людей; многочисленные нарушения законности и срастание представителей власти и теневой экономики.

В неблагоприятном направлении развивалась международная ситуация. Поистине к разрушительным последствиям – в экономическом, политическом и моральном плане – привело решение о вводе войск в Афганистан, перечеркнувшее многие достижения предыдущих лет в области разрядки и налаживания дружеских отношений между странами и народами.

Не внедрялись в полной мере в практику хозяйствования ленинские идеи о необходимости и возможности широкого использования при социализме организационно-экономических структур капиталистического обобществления[9].

Названные и не названные здесь явления и процессы, свойственные советскому обществу 1970-х – начала 1980-х гг., развивались комплексно, подталкивая друг друга, обусловливая углубление противоречий, накопление проблем и трудностей. Страну медленно, но неотвратимо охватывал обширный системный кризис[10].

Попытки привлечь внимание к надвигающемуся кризису неоднократно делались учеными. В апреле 1983 г. академик Т. Заславская выступила с докладом «Проблемы совершенствования социалистических производственных отношений и задачи экономической социологии», впоследствии получившим известность под названием «Новосибирский меморандум». В докладе было показано, что для преодоления нараставших негативных тенденций обязательны перемены в производственных отношениях, что всерьез говорить о построении в ближайшем будущем бесклассового общества нет решительно никаких оснований.

Апрель 1985 г. стал естественной реакцией здоровых сил в руководстве КПСС и государства на нараставшую угрозу тотального кризиса. Предотвратить его и была призвана перестройка. Субъективной предпосылкой перестройки явился приход в середине 1980-х гг. к руководству страной, как тогда казалось, динамичных политиков (М. Горбачева, Е. Лигачева, Н. Рыжкова, Л. Абалкина, О. Шенина), выступавших за обновление государства и общества.

Перестройка в начале своего движения подкупала не только и даже не столько экономическими новациями, которые были весьма расплывчаты, сколько «общедемократическими» рассуждениями, перспективами избавления от бюрократического партократизма, свободой обмена мнениями.