Кувшин Маслчет – психология от страха боли до совести. Второе издание, исправленное

Агрессия? Всегда ли?

И у нас возникает представление о первом механизме торможения поведения и рефлексии в природе. Природа (причина) страха – начальный учет присутствия оппонентов как первое еще биологическое «принуждение к миру». Это снижение монополии силы!!! Но здесь применена обратная ассоциация эволюции с опытом истории.

Когда же страх возник? В вопросе такого типа всегда есть два аспекта: необходимость феномена для выживания и возможность реализации.

Первый аспект обращает к среде. В наземной среде малого разнообразия и там, где подвижных на грунте угроз нет, необходимость в страхе отсутствует. Появление страха (и его воспроизведение для вида) актуально в психике для подвижных Животных, которые, прежде всего, оказываются жертвами видов, высших в пищевой цепи. Возникает представление, что страх востребован в психике травоядных относительно первых хищников. Это позволяет отнести начало появления системы страха к концу мезозоя (100—50 млн лет назад) с изобилием растительности, когда с ростом крупных травоядных появились движущиеся крупные хищники. А возможность реализации появляется значительно позже в связи с дополнением к агрессии в психике обратной системы связи, торможения и появления развитой индивидуальной памяти. Процесс оказывается дольше и сложнее.

Когда мы обращаемся к разнообразию уровня пресмыкающихся времен мезозоя, например, к травоядным динозаврам, то при гигантском весе до 40 или 80 тонн некоторых особей и с длиной шеи в 12 метров, видно, что адекватных угроз им просто нет. Притом большую часть времени такие животные обязаны погружаться в воду – их вес не соответствует скелету, а питаются вегетарианцы водорослями. С другой стороны данные палеоархеологии указывают на распространение у наземных динозавров внешних инструментов защиты – чешуи или шипов. Природа, еще не создав механизмов приобретенной памяти и страха и опережающего бегства, начала изготавливать физические формы защиты. Среди них костяная броня, роговые пластины по всему туловищу, рога или гребни на головах, шипы на хвосте. Формы защиты указывают на господство насилия и агрессии… и на недостаток памяти и реакции. Флегматическому поведению соответствует лишь броня.

Последнее указывает на то, что Эволюция в этот период ещё не имеет адекватных и тонких инструментов формирования индивидуального поведения. А выросшие в эволюции механические средства защиты отражают примитивный уровень психики, которая не способна изменить поведение в зависимости от приобретенного опыта и появления похожих сигналов опасности в текущей среде.

Потому только у первых птиц (археоптериксов – летающих потомков динозавров, отличных легкими перьями вместо чешуи) появляется память – она нужна для ориентации на местности, как и при регулировании температуры своего тела первым теплокровным ДЛЯ высиживания яиц. Кроме того, вероятно, полет у птиц мог быть вызван поиском безопасных от хищников мест питания и размножения – гнездования и кладки яиц, их высиживания.

Психические новации сбережения от хищников стали важны и для первых мелких тогда млекопитающих, выживание которых и выкармливание молоком подроста зависело от поисков приземной пищи и возможности спрятаться от хищников в грунте и растительности. Страх родителей оказывается здесь инструментом помощи размножению.

В высшей психике, начиная с птиц и среди первых млекопитающих, вышедших тоже из одной ветви пресмыкающихся, появляется возможность обеспечения безопасности, как высокой степени торможения поведения для сбережения Жизни.

Таким образом, появление страха есть этап расширения сложности органического мира и, как уже ранее сказано, важнейший этап расширения спектра потребностей. Возникший в эволюции механизм страха присоединяется к первым двум функциям жизни как особое свойство социального (но сначала межвидового) поведения.

Но здесь и философский вывод. Страх – первая в эволюции рефлексия живого в своей среде, культурным чемпионом которой является, точнее, обязан по своей функции в мире быть, Человек – высшая форма жизни на Земле и высшая (пока нам известная) форма материи, изучающая среду, среди более простых форм материи во Вселенной.

Уже на второй функции ЖИВОГО мы познаем идею рефлексии – феномен зеркального отражения нашего поведения в природе. Понимать иное, кроме себя, и ставить себя на чужое место – одна из важнейших сторон живой материи высокого (отражательного, то есть рефлексивного) уровня. Суть страха – прогноз как спасение от чужой агрессии.

А теперь вернемся к энергоснабжению и найдем в нем ту же, как и у страха, сторону для прогноза – теперь позитивного. Имя ему предвкушение.

2.5. Предвкушение – первая функция Животного на опыте второй

Страх животного представляет пример психической функции ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ ОБ ОПАСНОМ ОБЪЕКТЕ. Но оказывается, психика даже Животного способна предупреждать не только о плохом, но и о хорошем – прогнозировать полезное.

В части энергообеспечения в реальной жизни существует практика, которую знают все, но часто считают «эмоцией», а не потребностью. Речь идет о «предвкушении».

Понятно, тема предвкушения в нашей работе по созданию адаптивной машины не была предусмотрена в разработке очерка. Она выявилась только в самом процессе – и это достоинство выбранного принципа. И важно понимать, как выполняет психика еще Животного функцию прогноза в обеспечении энергии и для ситуаций проектирования адаптивной машины. Так же в простых случаях она действует и у Человека.

А дело в том, что после записи полезного и позитивного в память (начнем с простого энергообеспечения), животные (и Человек) начинают нередко ощущать нужду при всяком новом случайном появлении этого полезного. Подобная потребность или вторичное ощущение влечения именуется «предвкушением».

2.5.1. Предвкушение отражает возможности снять потребность

Ребенок учится брать в рот и жевать любой предмет, который попадается под руку. Но если ребенку понравилось вкусное, он потянется к нему, как увидит. И не потому, что голоден – в нормальном состоянии человек (и животное) никогда не наедается до отвращения. Всегда есть возможность «заправиться чем-то вкусненьким». И исключением будет лишь нездоровье.

Есть даже известный случай или шутка. Мама решила не ограничивать дочь в её день рождения количеством любимых конфет. Девочка ела с удовольствием и вдруг заплакала.

– Что ты плачешь? – спрашивает мама, а девочка отвечает:

– Я еще хочу конфет…

– Так ешь еще!

– А я больше не могу…

И в бихевиоризме такой сигнал-рефлекс Павлова, именуемый классическим, доказывал ТО ЖЕ САМОЕ. По звонку как признаку приближения пищи возникает слюноотделение. Требуется ли другое доказательство?

Потому примеры указывают на еще один скрытый (и независимый) источник появления потребности (то есть инициализации, активизации голода). Новый источник и механизм отличен от простого голода, который мы предвкушением не считаем.

Почему? А порядок другой! В нашем проекте психики уже есть запись в память – полезный и вкусный объект становится ИЗВЕСТНЫМ ПО ОПЫТУ УТОЛЕНИЯ ГОЛОДА, ТО ЕСТЬ. ЗА ГОЛОДОМ!

Эта схема возникает сразу же после нескольких первых кормлений в начале жизни звереныша или новорожденного. Голодный ребенок уже знает, где найти пищу. Он ищет ее после появления голода, когда проснется.

Но в дополнение наш опыт показывает, что, по крайней мере, у развитых и взрослых людей само появление полезного объекта в «шаговой доступности» может запускать ощущение или, как говорят, создает «позыв» голода. И феномен требует объяснения.

Возможно, первым был немецкий психолог Курт Левин. Он развил фантастическую «теорию поля» (в аналогию модным для 1930-х годов физическим теориям) о влиянии полезных объектов среды на возбуждение потребностей Человека. Якобы предметы среды (как источники «поля») вызывают реакции «притяжения». В своей «Динамической теории действия» он от имени ребенка писал:

«Хорошая погода и определенный ландшафт зовут нас на прогулку. Ступеньки лестницы побуждают двухлетнего ребенка подниматься и спускаться; двери – открывать и закрывать их, мелкие крошки – подбирать их, собака – ласкать, ящик с кубиками побуждает к игре, шоколад или кусок пирожного „хочет“, чтобы его съели» [Левин К., с. 139].

И это не вполне верно потому, что желания могут возникать даже из воспоминаний, представлений и воображения. Но столь сложное проявляется на уровне высших потребностей, см. 3.11.-12. Даже ребенок без забот начинает играть [Четвертаков С. А., 2011a, сс. 280, 388—391]. Основой притяжения могут быть и мыслимые «желания», и «интересы».

Сам Левин никак не увязывал эти влияния опытом детей, за которыми наблюдал. Так и получилось в пользу шутки и во вред делу, что шоколадка желает попасть к ребенку в рот, будто это её потребность.

И в споре скрестились шпаги и умы многих психологов – Левина, Толмена, Халла и других. Большинство оперировало экспериментами с животными в лабораторных условиях. Множество вариантов представлено в монографии Хайнца Хеккхаузена – Главе 5 «Ожидание и привлекательность как детерминанты мотивации». За работой Курта Левина последовали труды Толмена, Халла и других [Хеккхаузен Х., сс. 224—303]. У нас нет возможности выйти на это поле дискуссий.

Итак, свойство предвкушения известно. Как его следует описать через порядок восприятия сигналов среды? Вместо условной записанной в память связи «потребность – поисковое поведение – выход на полезный объект», реализуется связь «случайный выход на объект, известный как полезный, – усиление потребности как ощущения» (у Левина «доступный предмет – предвкушение»).

Причем сам выход является случайным в двух смыслах – 1) полезный объект встречается случайно при непосредственном движении, активности нашей системы или животного, либо 2) система или животное находится в пассивном состоянии, а полезный объект сам выходит в поле наших субъектов восприятия.

В идеале и нашу СУА АМ ВЫГОДНО настраивать так, чтобы при встрече с полезным объектом и при не полном баке с топливом диспетчер запускал поведение для захвата и употребления СЛУЧАЙНО ПОДВЕРНУВШЕЙСЯ ВОЗМОЖНОСТИ.

И заметим, что нечто подобное для опыта конструирования АМ, у животных и у человека имеется и на случай страха. Некоторый опасный объект среды способен по опыту вызвать страх – потребность безопасности. Здесь вместо страха – прогноза опасности – возникает предвкушение – прогноз пользы. Для Человека такое логично потому, что важно.

Вопрос в том, как предвкушение случилось в природе и без Творца? Как это произошло в холодной не рефлексирующей эволюции, у которой нет памяти. Кого благодарить?

2.5.2. Инверсия ассоциативной связи. Кто её сделал?

В математике перемена причины и следствия – инверсия, она делает то и другое равнозначным. Потому Курт Левин и ошибся в шутках о «шоколадке, мечтающей попасть в рот» ребенка. А в психологии требуется объяснение24. Как ассоциативная связь (между группами нейронов) «потребность – поисковое поведение для снятия потребности» заменяется, точнее. ДОПОЛНЯЕТСЯ, связью: «появление предмета, удовлетворяющего потребность – появление или усиление самой потребности»?

И причиной инверсии следует полагать наличие связи объектов в памяти и двустороннее функционирования такой связи. Но направления связи не равноправны – потребность важнее его предмета.

То есть «волей и полевым воздействием» обладает не вожделенная шоколадка на витрине кондитерской, а ощущение (вкуса) и память (об опыте) ребенка, которые «заставляют» резко активизироваться его слюнному аппарату. И, конечно, о «воле» здесь говорить не приходится – срабатывает подсознание.

Тогда следует предположить, что полезный объект в среде, снимающий по опыту уже существующее напряжение, может сам стать объектом, вызывающим или повышающим напряжение, как готовность и возможность его по ситуации и немедленно снять. И уже последнее в свою очередь вызывает активность и поведение по захвату объекта.

В этом и заключается функция предвкушения, которая добавляется как польза и появляется в эволюции.

В пути, который прошли конструкторы АМ, тоже можно найти технологическое объяснение предвкушению. Полезные объекты в ощущениях среды по уже испытанным состояниям (страха, а теперь и голода) через запись в памяти образуют группы объектов с грифом или признаком полезности, опасности и нейтральности. Это модели Мира животного или человека.

При совпадении текущего ощущения среды S с образом в памяти Sm (модели Мира) старая запись N → Sm, см. 2.2.4., работает от следствия к причине – от Sm к N, то есть связь N → Sm дает основание для инверсии – обратного действия предмета S → Sm → N на активацию потребности. И ассоциация в обращении дает преимущества в конкуренции видов.

Но чтобы появление чувства аппетита произошло, требуется дополнительное условие – физическая готовность использовать шанс (ФГИШ) – пополнить запас. И наличие ФГИШ должно дать сигнал к возможности реализации предвкушения – удовлетворению потребности. И прогноз возможности удовлетворения в ситуации неполного желудка активизирует потребность. «Конфетный опыт» девочки доказывает, что предвкушение возникает даже при полном желудке. Но другой механизм – торможение (условно «сытости») – отказывает организму в удовольствии, потому плач и стресс.

Так психика становится предиктором (предсказателем) не только опасного, как в 2.4., но и полезного — общим инструментом прогноза ситуаций для эффективного поведения особи, животного или человека. Но прогнозом психика радует только тогда, когда более низкая и важная потребность (безопасности, а у нас пока всего две потребности) не блокирует механизм. Такова реальность и иерархия!

Так кто же виноват в наших желаниях и ожиданиях – мы или предмет вожделения, ребенок или шоколадка? – важный вопрос, особенно для людей и даже народов и верований, которые ищут причины не в своей психике, а в различных «мировых» шоколадках или опасностях. И примером остается Шура Балаганов в трамвае: «Машинально».

В предвкушении (как и в страхе) виновата не только среда (в опасном или выигрышном состоянии). Предвкушение есть сочетание текущей среды с памятью (прошлым полезным опытом).

И мы выходим на тему, которую полно развернем в антропогенезе, см. 2.13. А именно, – каждый из нас, людей, ответственен и за нашу память, и за её управление – управление нашим воображением в сознании. Такого управления нет у животных. Потому они остаются животными со своими инстинктами.

Возникает вопрос, как механизм предвкушения возникает в индивидуальном развитии (то есть, в «онтогенезе»)? Наблюдаемое предвосхищение можно отразить несколькими гипотезами. И мы их представляем.

2.5.3. Предвкушение – позитивная предикция подсознания

Возможность перемены порядка или инверсии видится при тщательном анализе самой последовательности поискового поведения и захвата. При голоде наша машина формирует не только прямой, уже нами учтенный порядок: потребность – предмет удовлетворения, но и обратный порядок: предмет – подсознательное предвкушение снятия потребности.

Давайте вспомним, что инверсная ситуация постоянно повторяется в реальном опыте в момент захвата и потребления полезного объекта. И это происходит даже при первом приёме пищи. В момент многофазного процесса насыщения «откусил – проглотил» происходит непрерывное многократное повторение процесса смены «стимула и рефлекса», «получения пищи и снижения потребности». И каждое перемещение части пищи в пасть сопровождается сигналом дополнительной записи полезности поведения25.

Таким образом, «кусочная» во всех смыслах последовательность пары «сближения и откусывание пищи – поглощения» вместе с последующим насыщением образует парные фрагменты записи и одновременно воспроизведения удовольствия от снижения голода.

Однако каждый следующий фрагмент подхода к уже лежащей и доступной пище вызывает и запись другого типа: «вижу пищу, которую, можно взять в пасть, и сам ее вид, и доступность еще раз вызывают желание подойти и откусить». Такая связка (вид – желание) появляется и записывается в память, как происходит и с каждой конфеткой в кульке девочки. И это не понимание, не действие сознания. Таким образом, при поедании пищи частями возникает и тот «голод – поиск и захват», и другой – «вижу пищу – еще хочется» – процессы записи.

В свое время Кларк Халл так же коснулся проблемы предвкушения. В предположениях Халла прозвучала очень важная идея. Она заключается в том, что организм (животного), воспринимая самые первые и ранние уже хранимые в памяти сигналы в длинной цепочке символов и ощущений, ведущих к пище, предупредительно и неосознанно (функция психики, обращенная к уровню физиологии) запускает подготовительные процессы нижнего нейрофизиологического и секреторного уровня, которые и образуют предвкушение.

Сама гипотеза Халла просто надстроена над первой слишком простой (и не точной) теорией и пытается ее объяснить. Точнее, она «подложена» под первую. И это нормально – искать причины в процессах уровнем ниже. Можно сказать иначе – вторая теория создает базисную основу для первой. Так скрытый механизм часов можно видеть причиной наблюдаемого нами движения их стрелок. Например, предвкушение в случае пищевого (энергетического) поведения можно считать обоснованной подготовкой к пищеварению. И это так и есть.

В постепенном, тем более, многократном поглощении полезной пищи всегда используется подготовка к пищеварению. Приближение пищи (вид, запах или воспроизводимый звук) активирует все подготовительные процессы пищеварения, которые субъективно управляются вторичными ощущениями, то есть потребностью.

В работах Халла постулируется идея формирования цепочки «частичных антиципирующих (СЧ – предвосхищающих) целевых реакций» (с. 224), что ведет к появлению последующих предвкушений по аналогии со слюноотделением у собак Павлова в случае звонка. И это верно. Но в оптимизме обнаружения предвкушения Халл в редукции увидел «нечто вроде мышления» [Hull, 1930, p. 516—517], цит. по [Хеккхаузен Х., с. 260]. Мы не будем вдаваться в детали работ Халла, а просто ссылаемся на обзор Хайнца Хеккхаузена – идейного противника Халла [Хеккхаузен Х., с. 224, 258—259].

Проблема интерпретации предвкушения в науке оказалась сложной. То, что в парадигме адаптации именуется потребностным состоянием и его проявлениями (с непременным подтверждением через поведение), в господствующей на данный момент парадигме психофизиологии именуется «эмоцией предвкушения», «навыком», «когницией», мотивацией на «цель». Явление предвкушения признаётся, но его относят сомнительным причинам и отрывают от адаптации, хотя его прогностическое значение и не отрицается.

Обобщим. Предвкушение как опережающий запуск процессов готовности к поведению – результат или ФУНКЦИЯ нескольких аргументов: 1) текущего появления полезного объекта, 2) наличия памяти о его полезности, 3) совпадения ощущения и памяти; 4) последующей инстинктивной психической оценки ВАЖНОСТИ использования появившейся возможности для ТЕКУЩЕГО МОМЕНТА. Равнодушие к появившемуся объекту будет означать отсутствие позиции 4), например, сытости или другого отвлекающего нового ощущения. Психическая функция сама укажет, что объект не ВАЖЕН СЕЙЧАС для адаптации. Но решение отказа – не «мышление» животного. Это, вероятно, подсознательное равнодушие или отвращение момента. Оно возникает подсознательно: либо велика сытость, то есть, запас энергии; либо внимание занято иным, более важным (например, безопасностью), усталостью и сонливостью, игрой и т. п.

Конструирование. Мы далеко выходим за рамки конструирования потому, что воспроизвести феномен предощущения, предвкушения в искусственной системе не просто, но возможно. Появление и приближение полезного объекта, который может быть использован, должно включать подготовку на опережение всех механизмов переработки. А включенные механизмы как бы торопят поступление сырья. Так должен работать наш диспетчер – система управления адаптацией. Примерно так, на боевом корабле объявляется учебная «боевая тревога», по которой действуют все его службы, например, команда бежит занимать боевые посты. И сигнал тревоги отменит состояние текущего обеда на корабле. И это вполне соответствует иерархии Маслоу. То, что делает искусственно сконструированная логистика в сложной социальной системе при подготовке к работе, то делает и психика животного и (еще даже не думающего) человека.

Таким образом, функцию-источник формирования «предвкушения» мы начинаем понимать. А в части предвкушения имеется и требует обсуждения относительно новая теория, которая опирается на выявленные нейрохимические инструменты, вызывающие ощущения удовольствий у высших животных и у человека.

2.5.4. Предвкушение и его связь с дофамином

Нейрофизиология не должна входить в круг вопросов, составляющих предмет настоящей работы. Однако в её недрах вызрело открытие, которое является ключом к пониманию важных сторон общей психологии. Речь о записи полезного опыта в память, о механизмах предвкушения и об удалении бесполезной информации.

В курсе средней школы учащиеся получают знания о связи между интернейронами (общими, локальными) мозга через синапсы и межсинаптические щели между синапсом нейрона-источника и синапсом нейрона-получателя. Средством регулирования скорости, объема или количества переданного сигнала между нейронами являются особые вещества, именуемые медиаторами (посредниками, регуляторами).

Одним из основных медиаторов в системе формирования памяти и сознания является дофамин. Проведенные исследования доказывают, что дофамин обладает свойством вызывать положительную эмоцию или внутреннее наслаждение у животного и Человека.

В истории науки поводом к обращению внимания на дофамин стало открытие центров наслаждения у животных в работе Джеймса Олдса и Петера Милнера (1954). Изучая другие функции в гипоталамусе над крысами с вживленными в разные точки этой области электродами, экспериментаторы случайно стимулировали током некую определенную точку. Они обнаружили, что особи предпочитают стимулирование током именно её. Для определения того, что у крыс действительно возникает удовольствие от стимулирования этой локации, в боксе был установлен рычаг, нажатием которого крыса могла вызвать новый электрический импульс во вживленный электрод. Как только особь случайным нажатием осваивала способ удовольствия, она начинала бесконечно нажимать на рычаг до двух раз в секунду, не отвлекаясь ни на мгновение, доводя себя до неминуемой смерти от обезвоживания и отсутствия пищи, [Olds, J., Milner, P.]. Позже выяснилось, что зона, в которую по ошибке попал электрод, вызывал мощный выброс в нейронную сеть особых медиаторов – вещества из класса эндогенных моноаминов – это и был дофамин. Так начались его слава и исследования значения в ощущениях удовольствия, а потому в некоторых случаях и опережающего предвкушения у животных и человека. Кроме того, выяснилась и роль дофамина в механизме запоминания ВАЖНОЙ информации вообще.

Считать, что в адаптации за некоторый результат ответственно только одно вещество – конечно, некорректно. Психика и нервная система включает в себя многие сотни адаптивных процессов с участием тысяч важных веществ, управляющих памятью, поведением и реакциями организма. Они имеют разную природу – от аминов и аминокислот до пептидов и гормонов, действующих не только в нейронной сети, но и через кровь, омывающую эту сеть. Но открытие моноамина «дофамина» в столь «интересной» роли оказалось в дополнение к теории условных рефлексов ключом к формированию целой новой области исследований механизмов памяти.

Мы далеки от того, чтобы вторгаться в сложные и далеко не полно изученные функциональные связи на уровне нейрофизиологии, в частности медиаторов и на основе моноаминов – дофамина и его производных – норадреналина и адреналина. И, тем не менее, самые известные достижения в исследовании следует представить.

Впереди у нас тема творчества. А вот механизм творчества и потому появление индивидуальных потребностей, как и зависимостей, пристрастий, интересов и влечений на уровне психологии можно оценить, только поняв природу веществ, которые наш мозг и плоть производят для поддержки психической деятельности и, прежде всего, для памяти.