Боль. Сборник рассказов

Я решил, что если «очиститель» до сих пор не покончил со мной, значит, во мне что-то кроется. Я встал, посмотрел по сторонам. Взглянул на оленя. Он исчез.

– А что если… тебя видят лишь избранные? – произнёс я и замолк.

– Просыпайся, Абукчич!

Абукчич вздрогнул. В его горле застыл крик, а на лице отразился ужас. Он застыл на короткое мгновение. Мозг обработал информацию, уяснив, что перед ним не шестирукий людоед-великан, не огромный монстр-летучая-мышь, не лесной демон, а я – Джигаго.

– Господи, это ты… – выдохнул он и посмотрел в сторону.

– Я своё отдежурил. Тебе пора.

Абукчич встал, хрустнул пальцами, взял стрелы и лук.

Я лёг на ковёр листьев, посмотрел на костёр, на Абукчича. Он вылез из ущелья. И мне на минуту показалось, что на его заднице виляет хвост. Крысиный голый хвост.

– Этот придурок поверил, что можно вдвоём пройти испытание? Хах, псих… Нужно его сейчас прикончить, иначе если мы оба придём в племя, то устроят состязание. Он меня точно выиграет. С каких пор он стал таким… жестким и сильным? Сопливый мальчишка вождя… совсем его не узнаю.

До меня доносились лишь некоторые отрывки из монолога Абукчича. Я спал, но слышал задним числом его речь, обрывающуюся на внезапном моменте.

– Зарежу-ка его ножом, – до меня донёсся цокот лезвия. – Зарежу как свинью…

Наступила продолжительная тьма. Я раскрыл глаза, увидел пляшущие язычки пламени, мягкий отсвет огня на стене. Закрыл глаза. Уснул. Услышал снова обрывки речи:

– Зарежу его… Или лучше выстрелить из лука?

Я старался выйти из сна. Моё подсознание било тревогу. Да, во сне мы более уязвимые и беспомощные. Когда ты спишь, любая крыса вонзит нож в спину.

Я застонал, но сон оказался сильнее.

– ВСТАВАЙ! – услышал я чей-то ужасающий по громкости голос. Он застучал по стенкам пещеры, разносясь раскатистым эхом в ущелье.

– ВСТАВАЙ!

Я дёрнулся, открыл глаза и увидел погасший костёр. Серый пепел да тлеющие угольки. Я поднял голову и увидел огромный, тёмный силуэт, стоящий у порога ущелья. Он потушил костёр, и мы находились в глубокой тьме. Я не разглядел его лица. Я слышал лишь прерывистое, бычье дыхание. Капала вода со сталактитов – кап-кап!

Кап-кап!

Кап-кап!

Это звонкое капание напрягало.

Я пошарил по карманам, но не нашёл ножа.

– Кто ты такой?! – закричал я, и голос задрожал. Дыхание потяжелело. – Где Абукчич?!

– А… – услышал я протяжный, глухой голос, шедший в нос. Хах, на мгновение он показался мне зловещим.

– Что значит «А»?!

– Эта крыса сдала тебя, когда я появился. Я застал его врасплох. Он разговаривал сам с собой, держа твой нож в руках. Крыса намеревалась тебя зарезать, когда ты спал. Он умно хотел поступить в отличие от тебя. Зачем ты только взял его, если суть испытания заключается «никому не доверяй, выживает один сильнейший»?

Я молчал, пронзая тьму проницательным тревожным взглядом. И шарил рукой во тьме, чтобы найти хотя бы стрелу и воспользоваться ею точно копьём.

– Вообще я очень удивлён, что ты выжил. Ты последний живой из индейцев. Остальных я либо перебил, либо они сами сдохли. За эти две недели, которые мы здесь, я прошарил весь лес и сосчитал трупы. Всего 25 участвующих. Тел сейчас 23. Я был удивлён, что не нашёл тебя первым. Думал, река унесла за дальние края, либо медведь сожрал.

Я шарил и шарил рукой по полу. Кончай комедию, Джигаго! Ты в ловушке у зверя. Здесь один тупик, а он своей огромной тушей заслонил проход. Стрелы снаружи, в том числе и лук. Я остался обезоруженным, слепым и беспомощным. Я даже не увижу лица своего убийцы.

– Похвалы тебе. Похоже, отец тщательно молился за тебя. Хотя он с отсутствующим лицом смотрел на тебя перед испытаниями. Конечно, у него же такой сопливый нытик-сын.

– …

– Браво тебе! Ладно… хочешь, чтобы я быстро тебя прикончил или медленно?

Силуэт приближался, и сумеречный свет, исходивший из ущелья, входил в пещеру узкими лучами.

Я отдалялся ползком от него. Шарил рукой по полу в надежде на… Рука коснулась чего-то холодного. Пальцы пощупали предмет – острый, металлический. Наконечник стрелы. А за ним вся стрела. Я схватил стрелу и спрятал под карман.

– Куда ты уходишь, скунс?!

Я остановился, ведь если я попаду в тупик, то он меня настигнет быстрее. Я должен выбрать подходящий момент для внезапной атаки.

Рука шарила по полу. Она нашла выпирающий из земли острый сталагмит. Каменная эрозия разъела некоторую её часть. Я ударил по сталагмиту, и камень стал трескаться, как песок. Я схватил сталагмит и увидел, что осталось полметра до того, как мы встретимся в схватке.

– Кончай комедию…

Я вскочил с диким, пронзительным рыком. Прыгнул к убийце, словно гепард, растянувшись во весь хребет и обнажив когти. Мои руки угодили его в жилистые ноги. Я повалил его на землю. Схватил сталагмит и ударил по телу. Он попал в челюсть. Я услышал хруст, почувствовал хлынувшую кровь. Я ударил второй, третий раз, и сталагмит рассыпался от стольких ударов. Похоже, эрозия насквозь прошлась по нему. Я увидел руку убийцы, держащую мой нож. Я схватил её.

Мы сцепились в партере. Кувыркались в разные стороны. На полу то оказывался я, то он. Я держал тисками руку с ножом и сдерживал её. Его хват оказался сильнее моего, и нож ближе и ближе надвигался к моему лицу. Лезвие застыло в сантиметре от моего глаза. Руки у убийцы тряслись. Похоже, у него руки дрожали всякий раз, когда он убивал.

Кончик острого ножа нацарапал мне лицо. Кровь хлынула из полос, и я закрыл глаза, чтобы она туда не попала.

– Я сильнее тебя, Скунс!

Я высвободил ногу из-под его ног и ударил в пах. Убийцы издал стон, отпустил нож. Я оттолкнул его в сторону. Перевернулся, чтобы схватить нож. Он схватил меня за шею, уволакивая от цели. Нож отдалялся, а руки не доставали. Я издал саднящий горло крик и ударил локтем в его лицо. Расквасил нож. Он пошатнулся, встал во весь рост, схватившись за окровавленный шнобель, и стукнулся головой об сталагмит, низко висевший над потолком. Убийца упал на бок, одной рукой держась за голову, другой – за нос.

Я тем же временем вскочил и попытался схватить нож. Он оказался почти у меня в руках, если бы… не убийца схватил меня за ногу и потянул. Мои пальцы вытолкнули нож через ущелье в лес. Я ударил ногой по рукам убийцы, и он отпустил меня.

Я перевернулся, и убийца сообразил мою ошибку. Он прыгнул на меня, надавив весом. Его преимущество заключалось в невероятной жестокости и разнице в весе. Агрессия делает тебя сильнее.

– ЕСЛИ Я ТЕБЯ НЕ МОГУ ПРИКОНЧИТЬ БЕЗ НОЖА, ТО ЗАДУШУ ГОЛЫМИ РУКАМИ!

Его тяжёлые, мясистые руки опустились на шею. Он перенёс центр тяжести, сжимая и сжимая моё горло, впиваясь ногтями в кожу. Кислород перестал доходить до мозга. Я почувствовал горькое, металлическое удушье. Попытался выбить руки убийцы, бил по ним, но каждый удар становился слабее. Мои ладони смягчались, тело становилось ватным.

Я издавал тихие всхлипывания, теряя сознание. Мир темнел, я отходил.

Сквозь завесу наступающей тьмы я разглядел лицо убийцы. Ромб света падал на его морду. Убийцей оказался Нуто, сын Накпэна и Адсилы.

Нуто приступал к каждому новому делу с огнём и жаром. В его глазах горел азарт. И он иногда вспыхивал, как бомба, за счёт своего холерного темперамента. Нуто – один из пятерых здоровяков среди моих сверстников. Его жилистые, сильные ноги позволяли Нуто пробежать сотни километров и прыгнуть до одной из высоких веток лиственницы. Он многие часы потратил на работу в различных предприятиях, отчего у него стали крупнее мышцы в разных местах.

– Я бы тебя грохнул, даже если бы у тебя были гребаные стрелы.

Его слова оживили меня и привели в действие. Я раскрыл глаза, шевельнул руку. Она опустилась в карман за пояс и вытащила стрелу.

– Аргнхнегагрнархг, – задыхался я, и Нуто наслаждался моим перекошенным лицом.

На его лбу образовался тонкий блестящий пот, стекавший к переносице носа. Он облизывал губы.

Я высвободил руку из-под него и взмахнул ею.

Нуто перестал улыбаться. Он отпустил меня, но… поздно. Когда воздух поступил в лёгкие, мой удар вышел сильнее.

В зрачках Нуто отразился сверкающий наконечник стрелы. Его лицо поблекло. Он успел зажмуриться прежде, чем я проткнул стрелой ему глотку.

– А-А-АХ-х-х-х… – выдавил я из своих лёгких. Металлический наконечник стрелы глубоко врезался в глотку Нуто. Вышел сухое чавкание, появились струйки крови.

Я оттолкнул его тело и выполз из ущелья. Мне казалось, я застряну, не смогу пролезть, и Нуто доберётся до меня. Но чувство инстинкта самосохранения, любовь к жизни и желание хвататься за всё, лишь бы выжить, спасли меня. Я выбрался в лес.

Набрал в разгорячённые лёгкие свежего воздуха. Посмотрел на небо. Горизонт краснел от восходящего солнца. Я потёр горло, и она ответила мне саднящей болью. На шее появились пурпурные синяки. Я с надсадным кашлем отхаркался кровью. Пополз к валявшемуся на земле ножу. Взял его и сжал рукоятку. Повернулся в ущелье. Оттуда выползал полуживой Нуто.

Его голова высунулась из ущелья. Лицо перекосила гримаса боли и ненависти. В глазах горело дикое желание прикончить меня. Они превратились в горячие бледно-багровые хрусталики. Шли слёзы. Кожа вздулась, вся пунцовая и потная. Он мотал головой в разные стороны, клацал кривыми зубами, брызгая слюни по подбородку. Из шеи торчал обрубок стрелы, а из раны хлестала кровь.

Будь Нуто аккуратнее, он бы вылез из пещеры. Но такой здоровяк с лёгкостью застрянет в ущелье. Он уже не мог вытащить голову, как бы тот не старался и не прилагал усилия.

Да, жестокая смерть – застрять головой в ущелье, обливаемый кровью из глотки.

Я смотрел на этого зверя и сжимал, разжимал нож.

– Ты убил столько людей, – сказал я. – Причём жестоко. Ты просто несчастный ублюдок. Нет, ты не мужчина. Я не хочу, чтобы индейцы из нашего племени называли тебя достойно «мужчиной».

Нуто замотал головой быстрее. Кровь расплескалась и на траве, и на стенках. Он заслуживает медленной, мучительной смерти.

Я стоял с ножом перед охотником, попавшимся в собственный капкан. Я смотрел на него без чувства жалости. Только отвращение. Меня заставили выбирать: оставить его умирать мучительной смертью или покончить быстро?

Я подошёл к нему и вытащил застрявший в глотке наконечник стрелы. Из раны хлестнул фонтан алой, насыщенно-рубиновой крови.

Я отошёл. Собрал стрелы, лук, раскиданные на земле и взглянул на труп Абукчича.

Он лежал на траве, раскинув руки и ноги, будто звезда. На его теле копошились мухи, а на ноге сидела ворона. Я прогнал их и посмотрел, что с ним сделали. Тушу Абукчича выпотрошили. Нуто разбил ему голову огромным камнем. Я увидел на траве высохшую розовую кашу мозгов Абукчича. Убийца удосужился сделать разрез с шеи до живота и из него вытащил все внутренности. Они лежали на траве либо съеденными животными, либо сгнившими под ветром высокогорья. Один из воробьёв поедал тонкую кишку Абукчича.

– Крысы разве заслуживает подобной смерти? – спросил я. Посмотрел на Нуто.

Он до сих пор оставался живым, но не мотал головой. Силы у него иссякли, и достаточный литр крови истёк из раны. Глаза стали отсутствующими и стеклянными. Но губы, засохшие кровью, шевелились. Они шептали:

– Ты тоже заслуживаешь такой смерти…

Я покачал головой и оставил умирающего Нуто. Продолжил путь.

9

Я завязал верёвкой стрелу, надел её на тетиву и прицелился, стоя на берегу быстрой реки. Рыбы то и дело выпрыгивали из воды. Я выстрелил. Стрела промахнулась в двух сантиметрах от цели. Я потянул верёвку и взял стрелу.

– Лучше целиться чуть ниже, потому что рыба может либо ускориться, либо притормознуть, и стрела не попадёт в цель.

Появился отец. Он стоял возле моего плеча, улыбался с мальчишеским задором и с прищуром смотрел на реку. Вдыхал её свежий аромат и наслаждался утренним солнцем. В нём бурлила жизнерадостность, и она заразила и меня. Я улыбнулся, прицелившись и выискивая новую жертву. Улыбка бы показалось со стороны нелепой, ведь я пережил ужасное событие. Находился на волоске от смерти. Что ж, стоит на минутку абстрагироваться от вселенского зла, чтобы сохранить нервы. Иногда стоит смотреть на мир мальчишескими глазами.

– Эгей! – толкнул меня локтем отец, выдавив смешок. – Твои улыбки не помогут выловить рыбу!

– А твои? – засмеялся я и толкнул его в ответ.

Отец засмеялся, засучил рукава, насупив брови. Он изобразил взвинченного вождя и понизил голос:

– Маладай мольчик, чьо фы сьебе возомьинили?!

Я упал на землю со смеху, с трудом не выронив лук в реку.

Отец стал ходить тяжёлыми шагами, почёсывая затылок. Он говорил странные слова не на индейском языке.

– О чём ты бормочешь? – спросил я, успокоившись от истеричного гогота.

– Да так, – он улыбнулся и плюнул в сторону. – Язык бледнолицых.

Я поднял брови в удивлении и улыбнулся шире, ударив по бедру.

– Хэй, индеец, откуда знаешь язык бледнолицых?

– Наши старосты готовят нас к приближающейся войне, – сказал он и заржал. – Представляешь?

Я поблек. Глаза остекленели. В 19 лет отец отправиться на войну веселым, наивным мальчишкой, а вернётся другим человеком. Его улыбка напрочь исчезнет с лица, кожу избороздят глубокие морщины, в усталых глазах останется отпечаток страха и тревоги. В зрачках будет отражаться лицо войны. Когда ты взглянешь в эти глубокие глаза, полные боли и отчаяния, ты уже не сможешь выбраться. Тебя засосёт глубокая бездна. Поэтому меня всякий раз напрягал долгий взгляд отца.

Я взглянул в глаза молодого папы.

– Что такое, пацан? Что случилось? – спросил он.

Я всмотрелся в его зрачки и… О нет…

Передо мной вспыхнули огни. Сотни рыжих огней, поедающих леса. Деревья мёртвыми обугленными грузами падали на земли. Небо застилал тёмный ковёр дыма. Горящие деревья сдавливали сотни индейцев. Из-под пляшущего пламени выходили они… белолицые… Они, одетые в чистые синие мундиры без пятен сажи или пепла. Как им удавалось сохранить такой блеск в центре пожара?! Они, надвигающиеся с кучей острых штыков и винтовок. Они, нёсшие тёмно-синий, красный флаг с короной. Они называли себя посланцами Великой Британии. Я слышал крики женщин, детей и стариков. Я видел людей, жарящихся в огне. Их тела покрывались волдырями, которые лопались и чернели. Они превращались в ходячие угольки, вопящие о помощи. «ПОМОГИ, ДЖИГАГО! ПОМОГИ НАМ!». Я видел истреблённые трупы индейцев. Они погибли под пулями и штыками белолицых. Их свалили в яму, в одну кучку и намеревались сжечь. Мы отступали. Они ехали прочь на конях. Стрелы кончились, ножи затупились. Ничего не помогло. И на одном хромом коне ехал ошеломлённый юноша – совсем мальчишка, на чьём лице ещё рос пушок волос. Мой отец. Он воспринимал происходящее как интересную игру, но жестокая реальность дала пощёчину молодому парню и показала ужасы войны. Его коня пристрелили, и папа упал в одну из ям мертвецов. В то время как оставшаяся кучка индейцев неслась прочь от ватаги белолицых. Позже отец узнает, что их всех перестреляли. И он остался единственным живым. Парень. Совсем мальчик, не ожидавший такого хаоса.

Он лежал в яме гниющих трупов среди знакомых соплеменников. И рыдал. Его завалили ещё несколькими трупами. Он наделся, что умрёт, задохнувшись под телами трупов. Но через некоторое время тела начали разбирать белолицые. Остальные ямы они сожгли. А эту решили разобрать. Отец не мог найти ответа, с чего это белолицым пришла такая идея. Выбрав несколько трупов, погрузив их в повозки, они уехали, оставив яму без огня.

Лес догорал. Умирающие выдохнули последний воздух и уснули крепким сном. А отец выбрался из ямы и побежал сломя голову к племени.

Придя домой, он не мог связать двух слов воедино, чтобы высказаться. Вождь отправил единственного выжившего воина к шаману. Он ему и возвратил дар речи.

Я видел, что отца не раз отправляли после этого на военные походы уже с другими воинами. Он прославился в племени как «человек, чудом выживший среди трупов». Может, благодаря этому, плюс с его заслугами племени, его сделали вождём.

Видения уходили. Молодой отец исчез. Я осел на берегу.

«Неужели он пережил такой ужас?» – спросил я.

– Ладно, хватит… нужно нормально поесть, – с этими словами я взял лук и стрелы, готовясь поймать рыбу.

Рыба выдалась неплохой, но приготовил я её не лучшим образом. Поэтому меня мутило, а голова покрылось тонким слоем холодного пота. Я вытер испарину на лице, пробираясь сквозь заросли леса и находя разложившиеся трупы соплеменников. Положил ладошку на лоб и оценил температуру. Виски пульсировали, в глазах начали плясать тёмные козявки, а меня бросало то в жар, то в холод.

Я едва не упал, когда ноги запутались об лишайники. С трудом смог сохранить равновесие, схватившись за ветвь. Вытащил миниатюрный, но острый ножик. Он стал моим путником, помощником во всех экстренных моментах. Нож – неоценимая вещь, когда ты находишься в лесу. Я разрезал заострённым, вогнутым в сторону лезвием вцепившиеся в меня лишайники. Отбросив обрубки в сторону, спрятав оружие за пояс, я постоял, пошатываясь, приходя в чувство и трезвость, и продолжил идти.

Голова пошла кругом, зрение туманилось. Я чувствовал, что какая-то сила утаскивает меня из реальности, отчего я слабею и слабею. Да-а-а, отличным вариантом бы послужила тёплая кроватка, где бы я… О-о-ох… Чего это я стал зевать?

Я запутывался об свои ноги, двигался, как пьяный.

В поле зрение, совсем поблекшее и затуманенное, попал один объект. Он заставил застыть меня в каменную статую. Я пришёл в чувство, и расплывчатая, смутная, аморфная вещь приобрела отчётливые контуры.

И меня осенило. Я увидел синюю ленточку, привязанную к ветке сосны.

– Не забывайте: когда вы останетесь одни в испытании, вы должны рано или поздно увидеть ленточки. Мы их вешаем на деревья, когда проходят две или три недели после испытания при условии, если остался один выживший. Как мы узнаем об этом? У нас есть орёл, витающий над чащей леса и следящий за ходом испытания. Он шепнёт нам на ухо, когда пора вешать ленты. НО не говорит, кто выжил.

Эту речь нам говорили в начале испытания, показывая ленту морского цвета, длинную и сверкающую. Когда я смотрел на ленту, то до меня доходили грустные мысли, что я вряд ли её увижу во время испытания.

– Да, Джигаго, – толкнул меня в бок Нуто, стоявший возле меня во время речи. – Любуйся этой лентой, да, смотри и запоминай. Ведь я тебя потом прихлопну.. Клянусь, повяжу твои глаза, когда найду ленту. Ха-ха…

Я не обратил на Нуто никакого внимания, но… Боже, что творилось в голове этого человека, когда он начал серию зве рских убийств? Испытание наоборот сделало его монстром, а не мужчиной. Других сделало слабыми – Абукчич.

Я сжал кулак, стиснул зубы и посмотрел на чистое, немного багровое от приближающегося заката небо. Властный орёл с широкими крыльями витал над лесом. Он посмотрел на меня, и я не смог выдержать его колкого, неприятного взгляда и увёл глаза. Куча острых раскалённых иголок вонзились мне в тело.

Возвратились жар и слабость.

Я увидел остальные ленточки. Они потянулись по лесу. Я стал идти по их направлению.

Солнце садилось за горизонт, и в лесу темнело. Я шёл с мрачной, напряжённой физиономией.

Я предчувствовал угрозу. Да… она словно нависла надо мной злой тучей. Я остался один. Один-одинёшенек в жестоком, кровавом лесу с кучей гнилых трупов.

Лес, принявший море тел каждого поколения индейцев. И где-то в глубине земли таятся останки тех мальчишек. Парней, которым не суждено стать мужчинами. Они остались под толщей почвы – остались детьми. И они ждут новых мальчишек и вопят: «О, Абукчич, о, Нуто, о, вы все! Неужели вы тоже пополняли ряды мёртвых невинных детей, которых втянули непонятно во что! Эти взрослые, по чьим жестоким играм выбирается якобы „сильнейший“. АХАХАХА! Давайте танцевать, вечно танцевать и петь тем странникам, которые заглянут в наш лес!» – слышались их голоса. И мертвецы выползали из земли, и из трещин высовывались жёлтые черепа, скрипящие гнилыми зубами. Слышишь цокот? Хах, это скелеты играют на собственных костях! О, праздник, о дивное веселье!

Я шёл, заставляя себя не оглядываться, потому что боялся, что, повернувшись на зов и голос, увижу мертвецов. И с ними совсем свежие души Абукчича, Нуто и других моих сверстников. Они сидят на краю пропасти в обнимку и сверлят взглядом мне спину, машут рукой на прощанье. Но рука с ободранной, дряблой кожей, показывающей белые, мраморные кости. «Пока, Джигаго! Ты заходи, если что! Ты заходи, если живые станут надоедливыми! А всё-таки такую цену ты отдал, чтобы быть живым и по праву считаться мужиком!» – кричали они мне в спину и утихали.

Да, я боялся. Я бы вырвал волосы, боясь не живых, говорящих мертвецов, а накатывающей волны безнадёжности и чувства собственной бездарности. Когда разговариваешь с мёртвой компанией, то всякое желание к жизни пропадает.

Чёртов лес! Он хранит заблудшие души и кошмары. Заглянешь туда и увидишь призраков прошлого, что застряли в лесу и не выбрались. Но столкнешься (это страшнее любых мертвецов и монстров) со своими тараканами в голове.

– Нужно выбираться из леса быстрее, – сказал я, следуя за лентами.

Но я чувствовал обратную сторону мистического леса. В лесу царствовали и добрые духи. Олень. Он вытащил меня из могилы, подставив рога, а я за них схватился. Правда, вначале он сам меня туда скинул, забодав, как следует, выбросив моё тело в реку..

Я ощущал силу добрых духов, не позволяющих мертвецам утянуть меня в их царство.

– Всё зависит от тебя. Мы лишь подталкиваем, – услышал я таинственный шёпот не то мужчины, не то женщины.

Холодные мурашки прошли по телу, сотни раскалённых игл вонзили ушко. Я вздрогнул, но не повернулся.

Небо стягивалось серыми, бесформенными тучами. Пошёл ветерок, внезапный и беспричинный. Я задрожал, но не остановился. Зубы постукивали в такт дуновению ветра.

– Н-НЕ-Е ОСТАНАВЛИВАЙСЯ!!!

– Н-НЕ-Е ОСТАНАВЛИВАЙСЯ!!!

– Н-НЕ-Е ОСТАНАВЛИВАЙСЯ!!!

Ветер усилился, превратился в вихрь и начал бить мне в спину. Я увидел сотни преющих листьев, поднявшихся в воздух, и побежал. Бежал, не оглядываясь, а в ушах рокотало: «Н-НЕ-Е ОСТАНАВЛИВАЙСЯ!!!», «Всё зависит от тебя. Мы лишь подталкиваем» и «Пока, Джигаго! Ты заходи, если что!». Оно нонстопом звучало в ушах вместе со свистящим завыванием ветра и шелеста вихрящихся листьев.

Мои волосы начали развеиваться, заслоняя глаза. Ветер оказывался сильнее и быстрее, сбивая с ног.

Из разгорячённой глотки вырвался нечленораздельный отчаянный вопль, а на лице застыла сморщенная маска. Крик вылетел в разреженный воздух, где застыли крупными телами сор, сломанные ветки, песок и витающий шлейф листочков. Мои прослезившиеся глаза увидели стоящий на горизонте, приближающийся торнадо. Тёмная молниеносная воронка, засасывающая всё на своем пути. Она проглатывала деревья, срывая их с корнем и поднимая в воздух. Она превращала зеленистый в лес в уродливую, бесплодную пустыню с бледно-бурым, каштановым цветом. Даже уволакивала за собой целые реки, чьи воды уносило в воздушный водоворот. А в нём крутилось столько предметов!

Ветер сбил меня, и я полетел к дереву и ударился позвоночником об её толстый ствол. Вышел второй вопль, но не такой сильный и животрепещущий, а глухой и сдавленный. Всхлипывание умирающего существа, чьи лёгкие отказали и сделали последнюю попытку заработать.

Я скорчился, упав на разрыхленную комьями землю, и схватил её пригоршнями. Не успел я оклематься или хотя бы осознать, что вообще происходит, как меня унесло.

Я увидел голые деревья, искривлённые и наклонённые в сторону. Они сопротивлялись всеми силами, но их тоже срывало по отдельности.

Я скатывался.

От зелёной травы остались редкие клочки да земля.

– НЕЕТ! – закричал я, но вырвалось: – Н… ээхь… т…

Какой же абсурд – умереть в урагане, когда прошёл сложнейшее испытание, и оставалось последовать за ленточками, чтобы дойти до племени и принять достойную победу. Судьба злодейка! Жестокая, неумолимая реальность, вырвавшая у меня последние силы!

Я перекатывался, глотал комья земли, в глаза сочилась всякая дрянь. Выплюнул и потёр глаза. Поднял голову, и вихрь песка врезался в лицо, впиваясь острыми, жгучими песчинками. Руки, схватившиеся за корни многолетнего дуба, ослабли, и я сорвался. Ветер продолжал меня нести, и я то пачкался, кувыркаясь, в земле, то врезался в деревья, то в порыве отчаяния хватался за кусты и торчащие из-под почвы коротенькие корни. Тело изнывало большой ноющей болью, местами вспыхивало от жгучести песка, проникающего в мясо через ссадины и раны.

Ветер на мгновение ослабел, и я приподнялся, оглядев местность. До тёмно-свинцовой воронки оставалось несколько сотен метров. Она приближалась и приближалась. Я заметил, как ветра крутятся вокруг торнадо и собираются воедино. Оно росло и росло, приобретало обороты и стремилось поглотить весь лес.