Междумирье. Белая Дыра. Продолжение книги «Междумирье. Врата Междумирья»

Лицом к лицу с Навью… Если он сейчас проиграет поединок, он попадёт в эту Навь тоже, и Алимэ оттуда не вытащит. У неё копьё, и оно намного длиннее, чем меч. Значит, ему придётся отбиваться. Он закрылся щитом, и быстро пошёл навстречу жертве Нави. Не смотреть в белые глаза! Следить за копьём, руками, и её ногами. Это мёртвое тело, оно не чувствует боли и мелких повреждений. Его нужно лишить опоры, и обрушить на землю – ему надо подсечь ноги.

Копьё ударило в щит, и удар был мощный. Мёртвая рука на древке рассыпалась от этого удара. Феликс мечом отбил копьё влево, и сблизился с Алимэ. Следующий размах меча был нацелен на её ноги. Но, вдруг, серые когтистые пальцы схватили верхний край щита и очень сильно и быстро рванули его на себя. Феликс чуть не влетел лбом в лицо Алимэ. Её рука тут же перехватила его руку с мечом, сильно сжав запястье. И в тот момент, когда он сделал сильный рывок назад, пытаясь освободить руку, она прыгнула на него. Два усилия сложились вместе, и Феликс стремительно грохнулся на спину, а мёртво-живая Алимэ упала на него сверху, на щит, и вес у неё был нечеловеческий! И безмолвие её было ужасным! Она не дышала. И сердце её не стучало. Её холодные волосы касались лица Феликса, потому что она склонилась прямо над ним, и её неподвижные глаза с огромными зрачками смотрели прямо в его глаза. Он ничего не мог сделать, словно связанный, и чувствовал, как что-то чужое и страшное пытается проникнуть в него. Сейчас главное – не переставать думать; как только он перестанет соображать, поражённый ужасом, чужой разум сразу заменит его потерянный разум. Но это так страшно – быть в здравом уме! – живой мертвец сидит у него на груди, и… не дышит над ним. Он сам перестал дышать… Он очень хотел закрыть глаза, чтобы призрак не смотрел в них её глазами, но чувствовал, что этого нельзя делать, иначе он не сможет бороться до конца.

Его левая рука была свободна, он вытащил её из-под щита и стремительным броском попытался схватить Алимэ за горло. Но бросок получился совсем не стремительным, силы уже начали покидать его. Алимэ, не глядя, перехватила и левую руку Феликса, и он оказался окончательно скован. Всё… Как она теперь убьёт его? Скорее бы… Он сделал вдох, последний раз, наверное…

Откуда-то прилетели две стрелы, и воткнулись Алимэ в спину. Это отряд подоспел. Стрелы никак не повредили уже мёртвому телу, одна такая стрела уже торчит в её ключице, но она повернула голову в сторону. Тут же рядом возникли несколько легионеров и сверкнули мечи. Феликс закрыл глаза. Он только чувствовал удары. Первый удар разрубил её надвое поперёк поясницы и меч стукнул в его щит. Второй удар прозвучал над его головой, и он не видел, как исчезла её голова. Потом он почувствовал, что освободилась его правая рука, а потом левая. Оставшееся тело спихнули с его щита, и щит откинули в сторону, словно крышку открыли.

Освободившись от мертвецкой тяжести, он продолжил дышать, уже почти задохнувшийся. Он лежал на спине, не открывая глаз, и не понимал, что говорят легионеры. Они подняли его за руки, чтобы он сел, и несколько раз ударили в спину, приводя в чувство. Только тогда он открыл глаза. Алимэ уже сложили в стороне. На пять частей… И ни капли крови… Тут же рядом уже складывали костёр, а Феликс только сидел и смотрел. Ему дали флягу воды. Костёр затрещал пламенем, и когда хорошо разгорелся, в огонь начали забрасывать дважды убитую лучницу. Первой полетела голова…

Когда всё тело скрылось в огне, Феликс поднялся с земли, и подошёл к погребальному костру. Он должен, наконец, проводить её в последний путь достойно. В жарком ярком пламени исчез образ холодного покойника и остался только образ живой Алимэ, и он обратился к ней:

– Прощай, Алимэ… Прости меня за то, что я неправильно поступил с тобой, и не дал тебе уйти сразу. Я не знал, что надо делать. Я заставил тебя пережить плен призраков, прости… Будь свободна…

Потом он взял толстую сухую ветку хвойника, и бросил её в костёр, и ещё одну. Сгореть должно всё.

Легионеры молча стояли перед костром, до последней искры, пока не убедились, что остался только серый пепел, в котором лежали только прогоревшая кольчуга да застёжки от ремней.

Когда они вернулись в лагерь, Феликсу пришлось лично докладывать сотнику Йошу об уничтожении погибшей лучницы. Слушая доклад, (и опять в своей «балаклаве»! ), сотник убедился, что строевой Феликс Стоянов остался в здравом уме.

– Мёртвых нельзя оставлять! – сказал сотник Йош Феликсу, – Мёртвый – это враг! Любой мёртвый, и чужой, и свой. А теперь марш бриться!

И сотник сам куда-то ушёл. Феликс хотел ещё спросить у него что-то, но сотник сбил его с толку своим распоряжением бриться. После пережитого, голова у Феликса ещё плохо работала, и он сразу забыл, что хотел спросить. Потрогал ладонью лицо – да, немного зарос. Он достал свой нож, и принялся натачивать его на камне. А потом отправился к ручью, там удобнее бриться, используя проточную воду.

Издалека он увидел сотника Йоша, который уходил куда-то от лагеря, один, в сторону болот. Не раздумывая, Феликс отправился за ним. В его голове была плохо собранная мысль о целях и смысле этой войны, с вопросом, ради чего погибают легионеры, пусть даже они и наёмники. Он потерял Йоша из виду, но потом снова нашёл его, когда сотник, пристроившись в укромном месте и сняв свою балаклаву, занимался своим делом: он брился. Феликс приближался к нему бесшумно, потому что почва вблизи болота очень мягкая, и сотник его не слышал, будучи к Феликсу почти спиной. Сотник аккуратно действовал армейским ножом, медленно ведя лезвием по изгибам лица, и из-под лезвия сыпались какие-то блестящие крошки. Не дойдя пятнадцати шагов, Феликс остановился.

Он не мог поверить своим глазам: сотник Йош сбривал со своего лица серую блестящую чешую! Вся его голова и шея были покрыты этой чешуёй, как рыба. Половину лица он уже очистил, обнажив человеческую кожу, отряхнул чешую с ножа и одежды, и взялся за другую половину лица. Феликс услышал хруст, и чешуя снова посыпалась с лезвия. Потом он так же обривал свой череп, и шпилька с гайками ему немного мешала. А Феликс всё стоял и смотрел, как заворожённый. Вот зачем сотник всегда «балаклаву» надевал – чтобы не видели, что у Йоша не волос растёт, как у людей, а чешуя. Йош не человек, и пытается скрыть это. Наверняка, он не один такой мутант. Эта земля населена мутантами. Одного Феликс уже видел – чудовище вурдало. А вот и другой – рыба-человек сотник Йош.

Сотник Йош почти управился – осталась только шея. Он провёл ножом по шее снизу вверх, снимая чешую, и вдруг оглянулся…

Феликс опомнился только тогда, когда глаза Йоша уже в упор смотрели на него.

7. Марена – Луна Чур – Ночь-земля. Хроника перелёта

– 1-

Севелес видел в своих снах Мидгард. Сны про Мидгард посещали его редко, но постоянно, никогда не исчезая из его жизни. Он видел во сне небо Мидгарда, и оно было не таким, как на Чуре или Марене. Небо было, обычно, голубое, с небольшими облачками, а реже – серое, закрытое тучами – и тогда ему снился дождь в лесу. Этот сон с дождём всегда начинался струйками солнечного света среди деревьев, и свет был не такой, как на Чуре и Марене от звезды Мерцаны. Свет Ярилы-солнца был удивительно белым. Ему снились даже запахи: запах соснового леса, шишек, дым костра, и запах дождя. Ему снилась белка, которую он кормит с рук… На Чуре и Марене нет такого зверька. Но даже если бы этот сон не посещал его никогда, он и без того помнил во многих подробностях последние дни их пребывания на Мидгард-земле. Ему тогда было пять лет, а сестре четыре. Севелес спрашивал её, что снится ей. Тайна рассказывала, что иногда видит в своих снах тётю Васю и Руслана. А ещё ей снятся поля и горы, которых она никогда не видела в детстве, но на Чуре и Марене таких нет. Это Мидгард. Севелес спрашивал, какое над ними было небо. И Тайна описывала небо. Да, это Мидгард… А вот ему тётя Вася и Руслан ещё никогда не снились, но Василису он помнил хорошо, а Руслана видел недавно. И вот они семнадцатый день на борту «Грозовой Звезды», летящей по лабиринту времени и пространства, и здесь ему снова приснился Мидгард. Последний такой сон был уже давно, более двух лет назад, и он опять видел лес и дождь. А Руслан и Василиса, опять не приснились, хотя он знает, что они там были. После того похода в лес изменилась их судьба. Уже очень скоро они бежали с Мидгарда, с помощью двух жриц-Ягинь – Риты и Лады, которые смогли открыть Врата Междумирья, и попали в систему звезды Мерцаны, на луну Чур, спутник земли Марены. Здесь они выросли, стали взрослыми, и судьба этого мира стала их судьбой.

Пока они были ещё маленькими детьми, они росли в общине раксов-староверов. Их обучали грамоте и наукам, сначала дома, а потом Севелеса определили в детское начальное училище, где он и учился до 12 лет вместе с раксами. Люди-Раксы и люди-Раса внешне ничем не отличаются, и Севелес без труда выдавал себя за ракса. Но не отличаются они только внешне. Есть физиологические различия, такие, как немного разная температура тела (раксы холоднее), и несовместимые группы крови, но и это не всё. Главное различие между Раксами и Раса заставило скрывать от общества сестру Севелеса Людмилу до её полного взросления. У Раксов рождаются только мальчики, а маленьких девочек не бывает. Если бы маленькая Людмилка попалась тогда на глаза кому-нибудь из мирских, последствия могли бы быть непредсказуемые. Так и таилась она в общине, обучаясь всему дома, пока не достигла того возраста, в котором мужчины-раксы начинают перезревать в женщин. За это, с детства, она получила второе имя – Тайна. А потом уже она смогла открыто поступать в учебные заведения. Ну, а Севелесу, с тех же пор, пришлось оставаться «вечно молодым», называя посторонним людям свой возраст не более 21 года, потому как, мужчин-раксов старше 24 лет не бывает.

Восемнадцать здешних лет они уже прожили в этом мире, и теперь наступает новый перелом в жизни, к которому их готовили наставники и учителя. Первые шаги были успешны: удачный переход с Чура на Марену, и последующая миссия на Марене, в результате которой Василиса и Руслан были возвращены в мир Мидгарда – в этом Севелес не смел сомневаться. И был обретён меч Нетрон, что стало настоящим ценным подарком для Севелеса и их великого дела. Боги видят всё, и знают, что дарить.

Севелес положил Нетрон перед собой на стол. Меч был в ножнах, в очень простых незамысловатых ножнах, сделанных на скорую руку. Но в ножнах было уникальное оружие. Севелес осторожно выдвинул клинок. Лезвие Нетрона сверкнуло полированным металлом. Севелес вытащил меч полностью и положил его рядом с ножнами. Нетрон заметно изменился. Это происходило с ним без стороннего вмешательства, меч сам себя доводил до совершенства. Севелес знал от Руслана, что изначально это был простой меч, сделанный из промышленного металла. Севелес помнил меч по детским воспоминаниям, когда Руслан показывал его у себя дома, и выглядел он тогда весьма скромно. Но с тех пор, как Руслан вставил в свой меч Иглу Кощеев, и он стал Нетроном, меч начал меняться. После каждого боевого применения Руслан замечал изменения в своём оружии. Сама собой изменилась и улучшилась заточка клинка, стала улучшаться полировка всех его частей. Изменилась даже, каким-то образом, весовая балансировка меча – переместился центр тяжести, и Нетрон стал легче управляться. Меч словно сам учился воевать. Руслан тогда ещё не знал, а Севелес теперь знает, что это означает: меч отбирает часть энергии у своих жертв, и за счёт этого строит и изменяет себя, согласно своему назначению. Это делает его очень опасным. Меч понимает свою сущность, и работает над своим улучшением в этой сущности – так в нём проявляется Игла Кощеев. Недаром эти Иглы всегда хранили в кристаллических монолитах круглой формы (их называли яйцами), чтобы Игла не могла сделать из такого предмета нечто опасное.

Острую кромку лезвия лучше не трогать – от малейшего пореза можно сразу исчезнуть. А ему ещё не время исчезать. Севелес осторожно провёл пальцем по боковой поверхности клинка. Какое-то зыбкое ощущение возникло на подушечке пальца от этого движения, словно металл не был спокоен, а микроскопически вибрировал. Севелес взял меч за рукоятку. Простая бронзовая рукоятка, украшенная только шестилучевым коловратом на перекрестии. Даже она изменилась: на рукоятке проступила мелкая круговая насечка, чтобы рука лучше держала и не скользила. Руслан таких насечек не делал.

Севелес вложил Нетрон обратно в ножны. Надо будет, подумал он, сделать новые хорошие ножны для Нетрона. Переход на Чур может занять до четырёх месяцев, и себя надо чем-то занять на это время. Занятия, конечно, найдутся и без того – прежде всего, связанные с организацией их похода: размышления, расчёты, планирование. Не лишним будет и чтение книг в кристаллохранилище «Грозовой Звезды». Но, меж тем, можно будет заняться в мастерской и ножнами для Нетрона. Кстати, чем занимается их новый интересный попутчик Изосвет? Сначала он тоже читал их книги. Но, говорят, он их все – все! – перечитал очень быстро, или же они все показались ему малоинтересными и скучными. И что же он теперь делает? Оказывается, спит, как медведь, в своём отсеке. К нему заходили несколько раз, а он только с боку на бок переворачивается. И видно, что подобный долговременный сон вполне нормальное свойство для него. Ничего, Севелес займётся ножнами вместе с Зоряном. Он закинул Нетрон за плечо, и отправился в ремесленный отсек, посмотреть, какие там есть материалы, подходящие для изготовления ножен.

– 2-

Тайна вошла в Храм Живы – особое священное отделение на борту виплана, а за нею следом брат её Севелес, чтобы помогать своей сестре, жрице Живы, в служении. Без помощи животворящей Богини нельзя было поддерживать жизнь в маленьком мире корабля долгое время. Система жизнеобеспечения могла воспроизводить природный круговорот жизненных процессов не более двух месяцев, а потом законы природы в этой системе начинали постепенно меняться. По причинам, непонятным для научного наблюдения, куда-то исчезал кислород; происходили пагубные изменения в жизненных циклах микроорганизмов; сбивались многие важные жизненные процессы. Живое преставало быть живым, хотя существовало ещё как живое. Но что такое живое? Это материя, озарённая самой удивительной во Вселенной энергией – Живой. Всякая материя может быть живой только при взаимодействии с Живой – частицами жизни, которые есть воплощения животворящей разумной силы, которая предстаёт пред разумными существами в образе единой личности – Богини Живы. Регулярные служения в Храме Живы наполняли животворящей силой сложную, но саму по себе неживую материю в системе жизнеобеспечения.

Когда они закончили, оказалось, что Предводителя уже ждёт кормчая, капитан корабля Тэй Гура.

– Севелес, мы сбились с пути, – доложила Предводителю капитан, вызвав его в отсек управления, – Мы поняли это четыре дня спустя. Похоже, Клубки нас больше не ведут.

– Что случилось, Тэй? – спросил Севелес.

– Возможно, один или несколько путеводных клубков потеряли «щели времени», – пояснила Наста, – Севелес, мы всё делаем впервые…

– Я знаю, Тэй.

– Теория пространственно-временного перехода, разработанная на Чуре, не предусматривает такого случая, – сказала капитан.

– И что сейчас с нами происходит, Тэй?

– Мы кружимся на месте вокруг центра некой несуществующей массы, описывая орбиту, словно вокруг небесного тела. Непонятно, как это может быть. Одно радует, что не расходуется энергия – мы же, вроде как, на орбите.

– Выход из строя инооборудования?

– Похоже, да, Севелес.

И он отправился в иноотсек. Там стояло удивительное устройство, сохранённое в тайных хранилищах спецслужб – Ларец Времени. Это шарообразный сосуд в полтора обхвата руками, внутри которого время отличается от окружающего. Внутри этого Ларца время отставало от текущего на 18 лет Марены, то есть там было время Чура. Таким образом, этот сосуд служил точкой притяжения для того мира, в который они пытались проникнуть – на Чур. Ларец как бы стремился в своё время, и чувствовал нужные направления во временной аномалии Чура-Марены. Его реакции улавливали Путеводные Клубки, которые как бы катались по поверхности Ларца, и с них, по оптической связи, считывались указания для навигационной системы. И Ларец, и Клубки сделаны существами не из этого мира. На Чуре никто, ни учёные, ни волхвы, не знают, как они устроены, и не могут создать такие же устройства. По сему, не ведомо, как их ремонтировать.

Севелес вошёл в иноотсек, устроенный на виплане для размещения и работы иномирных устройств. Ларец Времени имеет интересное свойство: сам Ларец, и всё пространство вокруг него на пару саженей, становится видно только с определённого расстояния, около трёх шагов. С большего расстояния можно видеть, как бы пустую черноту с расплывчатыми краями, сквозь которую просматривается то, что там с другой стороны от наблюдателя. Вероятно, отражённый свет, несущий наблюдателю изображение реального Ларца, исчезает в прошлом, которое окружает Ларец. Приближаясь к Ларцу, наблюдатель попадает в другое время, то есть в прошлое, и там видит Ларец.

Сначала, издали, Севелес увидел эту пустоту в паутине тонких световых лучиков оптических датчиков. Лучики исчезали в той пустоте, словно оборванные. Севелес медленно приблизился к невидимому объекту, стоящему на массивной круглой стойке. Подходя ближе, он видел, как чернота тает, а на её месте проступает шар Ларца, и маленькие, с кулак, зеркальные шарики Клубков, которые с разными скоростями и в разных направлениях катались по поверхности Ларца. Всё выглядело, как и прежде, и нельзя было понять, что изменилось в движениях Путеводных Клубков, от чего они завели «Грозовую Звезду» на какую-то пустую орбиту. Долгое созерцание этого устройства не привело Севелеса ни к чему, и привести не могло. Он, человек, не относился к племени творцов такой техники, и не имел совершенно ни каких знаний о внутреннем её устройстве. Так же, и Раксы-пилоты уже осмотрели собранную на борту корабля иносистему, и ни к чему не пришли.

Сейчас в иноотсек снова вошла капитан Тэй, и увидела, как из тёмной пустоты проявляется человеческая фигура, и ей навстречу выходит Севелес.

– Ну, что? – спросила кормчая, – У меня была только одна мысль: всё разобрать и собрать снова. Это глупость, конечно, но только это мы и можем сделать с этим изделием.

Севелес молча кивнул, и увлёк её за собой прочь из иноотсека.

Вся команда уже собралась в соборном отсеке: четверо раксов, трое людей, и только Изосвета не было – он спал. Его не стали тревожить, Севелес не собирался никого сбивать с привычного ритма, поскольку объявление тревоги наверняка только ухудшит положение. Собрав вместе всех желающих, Предводитель похода ожидал от совместного мышления выработку какого-то решения, поскольку иного способа получить нужную информацию у них не было. Связь с Чуром невозможна, и требуемые знания нельзя было получить, а можно было только сотворить. А сотворить новые знания можно было только из тех знаний, которыми они обладали сами, и Севелес начал рассказывать историю и теорию временной аномалии Чура, которую они сейчас преодолевают, и с которой взаимодействовали сбившиеся иноустройства.

– Луна Чур попала в прошлое в результате применения оружия Часомолот, – начал Севелес, – Известно, что это оружие не человеческое. Правильно применять его могут только его создатели – Леги. Человеку из мира Яви это не под силу, поскольку надо быть шестнадцатимерным существом, как Леги, чтобы применить это оружие. То, что называют Часомолот, вероятно для нас только доступная часть этого оружия. Реально в Яви Часомолот, как шестнадцатимерный объект, существует в разных частях пространства, в которых надо одновременно присутствовать, чтобы применить его правильно. Но случилось так, что Часомолот привёл в действие человек… Что ж, это была война. Леги пришли на помощь атакованной системе звезды Мерцаны. Марене и Чуру угрожала очередная атака с Ночь-земли, которая повторяется каждые 133 лета, когда Ночь-земля снова приближается к землям Мерцаны. В тот раз луне Чур грозило прямое столкновение с Ночью. Чур избежал этого, исчезнув в прошлом, и Ночь-земля пролетела через пустоту. Как же действует Часомолот? Он вбивает ещё одну ось времени в ограниченное пространство нашего четырёхмерного мира. В нашей Яви только одна мера времени и три меры пространства, а в мире Легов четыре меры времени и двенадцать других мер, из них мер пространства более трёх – возможно, все двенадцать. Для нас существует прошлое и будущее, а для Легов – нет, для них это просто разные оси времени, на которые они переходят, как мы с вами поворачиваем налево и направо. Дополнительная ось времени, «вбитая» Часомолотом, вступает во взаимодействие с нашей осью времени: то ли даёт на неё свою проекцию, то ли создаёт с ней общий вектор. В нашем случае, скорее, получился новый вектор времени с величиной минус восемнадцать лет, и он заменил местное время. Но человек, который привёл в действие Часомолот, не смог вернуть всё в исходное состояние. Наш Чур остался в прошлом.

– Почему же Леги не помогли? – спросила звездоходчица Эро.

Ответила Тэй:

– Вероятно по той же причине, по которой Часомолот оказался не в их руках, а в руках людей. Что-то случилось у Легов.

– Может быть, он тоже вышел из строя, как сейчас наше инооборудование, – предположил Зорян.

– А может быть это и не поломка, – сказала Тайна, – просто мы так же не знаем всех тонкостей управления, как раньше люди не знали, как пользоваться Часомолотом.

– Может быть… – сказал Севелес.

– Я уже докладывала, – сказала Эро, – что мы не повторяем предыдущий путь, возвращаясь на Чур. Ну, это естественно, то что мы будем идти к обратной цели по-другому, потому что точка возвратного старта во времени и пространстве находится в другом месте. Этим же путём уже невозможно аварийно вернуться на Марену. Любой наш путь сейчас может быть только новым. Но инопутиводник отказывается взаимодействовать с потоками времени в пространстве пути. И мы сбились.

– Возможно, это встреча с нетипичными потоками времени в аномалии, – сказала второй пилот Лен Вик, – и в таком случае всё дело может быть в программе путиводника. Программа создавалась на Чуре, в лабораториях. Это делалось исключительно опытным путём, то есть подбором программных шагов, и по-другому программу для инопутиводника создать невозможно – это оборудование не нашего мира, а мы не знаем, и не можем понимать физику и счёт того мира. И конечно, на Чуре не могли знать и предусмотреть все структуры временной аномалии, которые могут встретиться. Я думаю, мы столкнулись с такой непредусмотренной в программе структурой. Что бы самим подобрать программу, нам нужна, как минимум, физическая, контактная привязка к какому-нибудь небесному телу. Без этого мы как слепые. И вот этого у нас и нет – мы в открытой Сварге, между Мареной и Чуром, и между их разными временами.

– Итак, – сказал Севелес, – у нас либо поломка оборудования, либо недостатки программы. И то и другое друг друга стоит.

После этих слов всем продолжили высказываться по поводу состояния инотехники, и Севелес, молча слушая обсуждение, обнаружил, что все просто пересказывают нечто общеизвестное, и при этом никак не приближаются к решению вопроса.

– Вот что, друзья, – сказал он, – мне кажется, мы уже мешаем друг другу думать своими рассуждениями. Возвращаемся все к своим занятиям, и уединяемся каждый со своими мыслями. Свои мысли объединим снова за завтрашней трапезой.

Будучи в учении у волхвов, Севелес, кроме прочего, проходил обучение искусству мышления. Он знал, что мышление бывает коллективное, и личное. Эти мышления отличаются друг от друга, и в них применяются разные тактики. Личное мышление намного лучше подходит для созерцательного познания, когда, сосредоточившись, можно дождаться прихода нужного знания. Это иногда называют озарением или прорицанием. Коллективное мышление к созерцательному познанию не пригодно. А им сейчас нужно именно созерцательное познание, ибо иного способа узнать ответ на вопрос, что делать с инопутиводником, у них просто нет – иномирные вещи измерительным способом не исследуешь. Вот почему Севелес разослал всех по своим местам, что бы каждый мог уединиться со своими мыслями, и не мешал другому.

Уходя к себе, предводитель какое-то время постоял у смотрового окна в обходном проходе, глядя в звёздную россыпь Сварги, а потом вошёл в свой отсек, сел за стол, сложил руки крест-накрест перед собой, и чуть склонился. Он всегда так сидел, когда думал.

Севелес вспомнил слова Лен Вик о невозможности осмыслить программирование инотехники. Она права: другая мерность сотворения не позволяет оперировать не воспринятыми в Яви величинами. Это то же, что пытаться считать, не зная цифр. Вот поэтому и программа составлялась многотысячным подбором алгоритмов. И он вспомнил рассказ Руслана про Иглы Кощеев, как ему говорил о них волхв Ведамир. Севелес немного помнил Ведамира – они, с Тайной, были малышами, когда видели его в селении на Мидгарде. Ведамир рассказал Руслану, что Игла Кощеев – это орган чувств, который воспринимает все мерности того мира, в котором Игла создана. В теле человека она даёт проекцию всех иномирных восприятий на его органы чувств. Оставаясь человеком четырёхмерной Яви, можно воспринимать более многомерные миры. Несомненно, и ту инотехнику, что сейчас стоит на борту их виплана, тоже можно увидеть по-другому. Игла Кощеев у них есть – она в Нетроне… Севелес зацепился за эту мысль, и она увлекла его. Игла-то есть, но она надёжно вделана в кристаллическую структуру металла. Это не извлекаемо. Виден только один способ обрести многомерное сознание и разобраться с путиводником: вбить лезвие Нетрона в свою голову… это не приведёт к гибели, пока лезвие Нетрона в плоти… обретя сверхъявное многомерное восприятие, обследовать инотехнику… исправить или перепрограммировать путиводник… а потом… потом вытащить Нетрон и исчезнуть… Значит, кого-то надо принести в жертву… А без этого, жертвами станут все. Это отчаянная мысль. Металл убьёт плоть раньше.