Конан и Слуга Золота

Повернувшись к парочке влюблённых инвалидов, он подвёл итог:

– Вы оба должны поклясться, что ничто из сказанного здесь и произошедшего с вами… там, внизу, никогда и ни при каких условиях не узнает ни один человек!

Ну, кроме, естественно, вашего мага! Так же мне не хотелось бы… Чтоб вы вернулись сюда!

Я же, со своей стороны, милостиво прощу вам ущерб, нанесённый…свите Хаттаф-бека, ему самому, и моим личным подземельям, дам вам охрану, и обеспечу доставку вас к месту жительства этого… твоего друга!

И помните – никто, даже сопровождающие вас воины – не должны знать истинную цель вашего путешествия! Вы едете лечиться! Всё! Счастливого пути!

                              ***

Сколько времени он так плыл?

День? Год? Время словно остановилось…

Но лучи почему-то перестали согревать его тело. И всё холоднее и холоднее делалось внутри его мокрого ложа… Мирта, как же неудобно здесь лежать! Как болит копчик… И спина вся затекла! Нет, ему пора на берег. Хватит плавать!

Застонав, он пошевелился и… пришёл в себя! Он – очнулся!

Вокруг тишина и полутьма. Где это он?

С огромным усилием он открыл глаза пошире, поморгал. Вздохнул. Сразу огненная стрела пронзила его кишки… О!..

Вот, так полегче… Но что это за роскошные палаты? С детства он в таких не бывал! Как же он попал сюда? И почему так больно? Почему тело всё онемело, и не слушается его совершенно? Что означает эта неподвижность… и эта роскошь?

А, да. Он вспомнил.

Роскошь – это его собственные покои. Во дворце султана Боташа восьмого. И…

О!.. Со страхом он вспомнил всё. Крик Хозяина. Появление неукротимого варвара. Своё ранение, кровь. Много крови. Долгий выматывающий путь наверх, за помощью.

Успел ли он сказать?! Послал ли своих туда – туда, на помощь Хозяину?

Да и нуждался ли Хозяин в его помощи? Или он сам раздавил наглеца, словно вонючего клопа, или насадил на бивень, словно мотылька?.. Нет – помощь была нужна не Хозяину – ему! Он хотел заслужить себе прощение – ведь он облажался, не уследил…

Он долго ворочал тяжёлые жернова невесёлых мыслей. Но ничего не вспомнил – ни о том, что сказал – и сказал ли! – своим горцам, ни о том, что случилось внизу… потом.

Значит, наверное, всё-таки не успел. Не рассказал. И помощь не отправил…

Но что он за идиот – у него же есть люди! Подчинённые, мать их!..

Он может всё узнать! Сейчас… Он попробовал крикнуть.

Плохо. С первого раза не получилось – из горла вырвался лишь жалкий сип. И боль страшная! Жжёт огнём!

Но – надо! Если, конечно, он хочет жить…

С третьего раза на его хриплый и тихий оклик прибежал Сулаймон – его взводный. Он, оказывается, был здесь же, в покоях, но уснул в кресле у изголовья, сморённый долгим ожиданием. И чтобы услышать и понять, о чём спрашивает господин, ему пришлось наклониться, наплевав на субординацию, к самым губам полуживого Хаттаф-бека…

Когда слуги переодели Советника по особым поручениям в сухую одежду, заменили насквозь вымокшие простыни и отдёрнули тёмные занавеси, он потребовал и выпил зелёного чаю. Горячая жидкость хоть и жгла внутренности, но вернула подобие ясности ума. Пересохшее горло обрело способность пропускать наружу звуки его голоса.

Приятное тепло согрело его ослабевшее и окоченевшее тело и включило вновь в работу цепкий хищный интеллект. Нет, сдаваться он не собирается!

Отослав всех, он снова выслушал полный доклад Сулаймона – старшего по званию из оставшихся в живых…

То, что он узнал, вновь заставило его тело покрыться липким холодным потом, а душу – если таковая может быть у негодяя – забиться в тисках отчаяния и бессилья.

Девятнадцать его людей убиты!

Причём восемь – барсами султана! Значит, гнусный трусливый старикашка больше не боится его и его монстра?! А… Почему?

Вскоре он узнал и это.

И многое другое – Сулаймон, хоть и был молод, понимал, что захочет узнать его господин, когда очнётся, и полностью задействовал пусть на необычную, но важную работу весь штат шпионов и осведомителей – они-то остались целы!

Конечно, не всё, что случилось, было известно взводному – но это нетрудно было и домыслить… Понять.

Значит, под усиленной охраной. В закрытых носилках. Именно двое. Хм…

Один из них – без сомнения, давешний волосатый дикарь. А другая – судя по всем приметам – его девка. Значит, на излечение?.. Хм-хм.

Так он и поверил.

Нет, тут дело похитрее. Слишком хорошо он знает Боташа.

Благотворительность и милосердие не входят в число добродетелей пристарелого сластолюбца…

Но вот что странно: получается, варвар как-то выжил в схватке с Хозяином. (Хаттаф просто представить себе не мог, как такое возможно!) А сам Хозяин теперь бессилен что-то сделать до следующего полнолуния!

Но… Поездка. Не просто же так они уедут… Возможно, хитрый варвар предложил Боташу сделку. Возможно, он знает, или думает, что знает, способ уничтожения Вместилища Хозяина. Может, у него есть знакомый колдун? Возможно, возможно. Ведьт наверняка до появления в Турфане он успел попутешествовать по свету. И, зная его натуру, покуролесить на славу. Может, в какой-то дерзкой проделке и познакомился. Очень похоже на это. И теперь он предложил султану убить… Или хотя бы – увезти Хозяина подальше, и где-то спрятать. В обмен на их вшивые жизни.

Да, это наиболее возможный вариант… Ведь есть сильные маги на севере, которые вполне могут… И тогда – всё!

Всё для Хаттаф-бека будет тогда кончено! Конец его власти, его планам, ему самому! С такой раной без вмешательства чуда ему не выжить! А что если…

Может, рассказать старому скупердяю о золоте?

Ведь он так расчётлив, и так его любит – ничуть не меньше самого Хаттафа! А золото, которым в состоянии обогатить их монстр, может наполнить старую сокровищницу хоть до самого верха – чудище ведь способно изготовлять его бесконечно! И так просто!..

Ведь это – власть! Это, если понадобится – наёмные войска, и захват чёртова Аргоса!.. Это…

Но передумает ли старый хрыч? Хм-хм.

Мозг Хаттаф-бека работал с той кристальной чёткостью, которая бывает только у больных, и только в… определённые периоды болезни.

Может, трусливый старик и передумает. Но… зачем тогда ему сам Хаттаф-бек?

Просто опасный свидетель! А когда механизм налажен, как у него, ничего не стоит заменить кормчего! Нет, он не должен выпускать штурвал из своих рук! Он ещё кое на что годится! Он сам вернёт Хозяина в заветный подвал! Сам обеспечит тому всё необходимое! Не может такого быть, чтобы ему не было даровано прощение!

Хотя бы – за рвение!

– Сулаймон! Сколько людей у нас здесь сейчас осталось?

Ага, больше двадцати! Как он был предусмотрителен, обеспечив им службу в три смены! Больше половины его людей оставались в казармах, и уцелели! И люди у него – не чета султановским размазням, а отборные молодые воины! Сам же и отбирал… С дальним прицелом.

Жаль, что его клановых уничтожили всех. Но кому же он мог бы доверить охранять чёртову сокровищницу, когда там…

Но и остальные неплохи. Ну вот и пусть поработают!

За сутки с небольшим караван с носилками этих «больных» не мог отъехать далеко. Следопыты среди его людей есть – он старался набирать охотников. Даже если караван двинется напрямик через пустыни, их нетрудно найти…

– Слушай внимательно, унбаши! Я назначаю тебя сотником! Скоро мы восполним потери в наших рядах, и ты будешь старшим над всеми! Но поработать тебе и оставшимся сардорам предстоит сейчас немало! Нужно спасать наш родной Турфан!

Один коварный и подлый варвар – ты знаешь, о ком я говорю! – гнусно обманул нашего повелителя – султана. Драгоценной жизни Боташа восьмого, да и всей стране, угрожает смертельная опасность! Один я знаю, как спасти нашу страну, и его величество! Но раз я прикован к постели, вся ответственность ложится на тебя! Послужи же Родине и Повелителю!

Тон Хаттаф-бека был возвышенно-напыщенным (он ловко скопировал его с везиря), и от ответственности, упавшей вдруг на плечи молодого воина, тот надулся, словно индюк, не зная, радоваться ли ему такой чести, или бояться – ведь в случае неудачи все шишки падут на его юную неопытную голову!

– Приказываю: себя и наших людей не жалеть! Вы все будете более чем щедро вознаграждены в случае успешного выполнения задания! Если же вы потерпите неудачу… Ты меня знаешь – достану из-под земли и… накажу! – ага, точно, знает: аж вздрогнул от грозного тона и свирепого взора, покраснел, а потом и побледнел.

Но довольно, пора прервать затянувшуюся паузу:

– Поэтому выполняй без рассуждений, точно и быстро! Ты обязан – во-первых, отомстить этой волосатой обезьяне за смерть товарищей! Во-вторых, судьба Турфана и жизнь нашего дорогого султана в твоих руках! Слушай же и запоминай. Тебе понадобятся все оставшиеся у нас люди. Здесь, со мной, не оставляй никого. Моя жизнь – ничто по сравнению с судьбой родины и нашего… э-э… повелителя!

И действовать надо быстрее! Вам нужно будет…

                               ***

Боташ пошкреб, как обычно в раздумьи, подбородок.

Отослал спальника-соглядатая. Ну что, опять … Подумать, или сразу?..

Нет, положительно достал его этот Хаттаф-бек. Вот ведь настырный шайтан! И живучий такой… С такими данными он и вправду мог бы пойти далеко. Ох, далеко…

Боташа передёрнуло.

То, что Хаттаф-бек рано или поздно начнёт метить на его трон, и не будет считаться с желаниями султана и его приказами, Боташ понял даже раньше, чем сам босяк Хаттаф – тьфу ты! – бек! И не сидел сложа руки.

Вот и сейчас не будет. Кое-какой опыт достался ему от папочки, а кое-чему Боташ научился и сам…

Вызвав своего личного доверенного лекаря, султан дал тому чёткие и конкретные указания, объяснив, что и как сделать. Затем, оставшись один, зашёл за трон. Открыл маленькую дверь, искусно скрытую за очередным гобеленом. Бледное лицо, появившееся оттуда, ни дрогнуло ни единой чертой, выслушав приказ, отданный злым и напряжённым шёпотом…

Поскольку после столь стремительного отъезда всей оставшейся гвардии Советника по особым поручениям, покои Хаттаф-бека никто не охранял, а его слуги не слишком-то усердствовали без непосредственной угрозы наказания, особых проблем у «лица» не возникло. Всё было сделано за какие-то секунды.

Поднос со столь любимым Хаттаф-беком зелёным чаем в маленьком чайнике, мирно стоял у изголовья. Лекарь, увидев что-то, недоступное взору Хаттаф-бека, поспешно отвернулся, полез в свою суму, и что-то там стал искать. Бесплотная бледная рука протянулась к пиале, и что-то в неё обронила…

Лекарь с напряжённо нахмуренными бровями, оставил в покое свою сумку, налил из чайника немного чая, и подал Хаттаф-беку. Тот покорно выпил. Он теперь чаще лежал с закрытыми глазами, и слабо реагировал на происходящее вокруг – последнее напряжение умственных и физических сил слишком тяжело сказалось на ослабленном организме.

Лекарь подумал, что, пожалуй, судя по запаху от раны и синюшным пятнам, агония могла бы затянуться… Ну, на несколько часов. Самое большее – на сутки.

Так что то, что произошло – скорее, акт милосердия…

Бледная, словно брюхо снулой рыбы, рука осторожно забрала использованную пиалушку, и заменила её другой, точной копией. Что подумал её обладатель, осталось никому не известным.

Лекарь вздохнул, забрал сумку со своими вещами, и удалился.

Боташ неспроста отвёл новому фавориту именно ЭТИ покои…

                               ***

Внимательно выслушав доклад и отослав связного, Шеймос призадумался.

Проблемм на его седую голову навалилось сразу… много!

Но если с решением некоторых можно не спешить, то другие… Ну, начать можно с того, что попроще. Тем более, всё необходимое у него под рукой.

Итак, заключённые, освобождённые киммерийцем, пусть где-то невольно, из катакомб подземной темницы Боташа. Конечно, сейчас отпускать их, или даже перевозить куда-нибудь, явно преждевременно.

Нужно выждать пару недель, чтоб суета утихла. Пусть приведённые на дом его посреднику людьми Рината бедняги отсиживаются пока на конспиративной вилле. Здесь же, в городе – никто не станет их искать буквально в двух кварталах от всё того же дворца. Заодно насчастные наберутся сил, и приобретут нормальный вес и расцветку – а то выглядят они, словно ожившие мертвецы – тьфу-тьфу! Тем более на вилле столь высокопоставленного сановника есть для этого все условия.

А в будущем они могут очень пригодиться – как внутри страны, так и за её пределами: здоровая оппозиция всегда так или иначе ослабляет существующую власть, позволяя увереннее манипулировать ими обоими… Словом, неплохой козырь.

Но вот настырный Хаттаф-бек… Что же он приказал старшему из оставшихся в живых сардаров? Почему они все так спешно покинули Ферхем? Насчёт юного оставшегося в своих покоях сановника у Шеймоса сомнений не было: в ближайшие сутки он кое-что сделает для успокоения настырного карьериста… Успокоения окончательного. И это не трудно. Как хорошо и полезно иметь связи даже на кухне султана…

Остаётся Конан. И отряд головорезов Советника, ускакавший в неизвестном направлении… Впрочем, это – для кого-то другого оно было неизвестным. И что-то говорило старому прожжённому плуту и интригану, что решать эти задачи придётся ему…

Ретивые Хаттафовы сардары, конечно, полны рвения и догонят караван быстро.

А взвод ленивых и отожравшихся бездельников из гвардии султана – отнюдь не защита. А чёртов варвар сейчас далеко не в лучшей форме! Впрочем, ТО, что хотел Шеймос, он, похоже, сделать-таки почти смог…

Однако: недоделанное – не сделано!

Вот, похоже, и наступил момент того самого решения, для которого он и остался в столице, в центре предусмотрительно созданной за эти год паутины.

Что ж. Зачем тянуть? Ведь решение он уже принял!

– Эй, Фатхулло! Иди сюда! Срочно беги к Нуралли-беку, и попроси его немедленно явиться к нижайшему почитателю его многочисленных талантов…

                         ***

Почему-то вновь усилилась боль в животе. Странно – он же ничего не ел. Он знает, что можно, а что нельзя при его ране. А чай – чай только лечит… Да, лечит.

Может, немного повернуться? О, нет, лучше уж лежать так, как было!

Неграл раздери, да что же это?!

Хаттаф-бек был вынужден подозвать слуг, и отправить за лекарем. Сам султан выделил ему своего личного врача! Какая честь. Будь она неладна.

Нет, в планы Хаттаф-бека вовсе не входит умирать!

Но что же это такое?! Ну и боль! Просто огнём сжигает все внутренности!

Он застонал. Потом закричал. Завопил, уже не обращая внимания на склонённые над ним перепуганные лица слуг, стискивая побелевшими от напряжения пальцами край простыни, и не замечая. Как корчит гримасы. Действительно пугающие окружавших его. Плевать на этих окружавших!.. Они ещё сильней пусть испугаются гнева султана – ведь за жизнь Советника они отвечают головами! Если не уберегут – то их всех!..

Где же этот врач! Долго он там будет прохлаждаться?! Хаттаф-бек был готов хоть на стену лезть от жуткой, невыносимой боли!

Почему опять так потемнело вокруг?! Почему комната словно плывёт и раскачивается?! И что за…

Ох, точно! Духи гор! Враги его рода!

Но зачем все эти жуткие чудища пялятся на него изо всех углов?!

Мирта, ну и рожи! Похлеще, чем у Хозяина…Особенно вот эта!

Вроде, она ему знакома?! Но где… О-о!.. Как же она изменилась! Да, сомнений нет – это его Лавина! Зачем ты пришла, кошка драная?!

Конечно, он знает, зачем… Может, он и не всегда был… ну, порядочен, что ли… Но он не дурак! Он ВСЁ понимает.

Но он им не дастся! Ох, как тяжко дышать… Нет, он не позволит им утащить себя в подземелья Мардука на вечные терзания!.. Прочь! Прочь, порождения дьявола!!!

Нет, мерзкие твари, вам меня не взять! Я сильный и… молодой! Я выживу.

Но почему стало так жарко? Откуда огонь?! Может, твари его уже дотащили до печей?! О, нет! Нет. Нет, этот огонь идёт изнутри… Да, да – огонь – в нём самом! О, что за жар! Как же больно!.. Да за что же это – ему?! Помогите!!!

Всё – всё, что угодно: только бы унять эти жар и боль!..

Лекарь султана убрал руку с ледяного лба Хаттаф-бека.

– Боюсь, мне придётся сделать ему операцию, и немедленно! Вот, заражение слишком распространилось! Почему не послали за мной раньше?! А теперь даже не знаю… Ладно. Быстро сюда большой таз, кипятку, побольше бинтов! И позовите Гассана – мне понадобится помощник! Ну, быстрее, пошли!

Когда все разбежались выполнять поручения, врач достал из сумы свои инструменты, аккуратно завёрнутые в чистые тряпицы, и разложил прямо на постели. Ножницами разрезал рубаху на груди раненного, и убрал её обрывки вниз.

Страшная воспалённая рана открылась, когда он срезал остатки старых бинтов.

Н-да… Тут нечего было делать и без помощника.

Сам больной ничего этого уже не видел. Он был слишком поглощён своими видениями. Воевал с ними из последних сил. Горцы из его рода никогда не сдаются!..

Не знал он, что возврата из страны страшных грёз уже не будет…

                              ***

Путешествовать лёжа оказалось и приятно и удобно. Жаль, что медленно…

Двойные носилки с паланкином и занавесями плавно колыхались от мерного неторопливого шага огромного двугорбого верблюда. Величавая поступь сильного животного как нельзя лучше объясняла, почему его называют кораблём пустыни. Кроме того, за счёт длинных ног их продвижение было всё же не таким уж и медленным, как могло бы показаться со стороны – коротконогие гривастые кони сардаров шли быстрым шагом, чтобы не отстать от могучего животного-вожака.

Маршрут Конан выбрал напрямик через пустыни Офира и степи Коринфии.

Поэтому по сторонам смотреть смысла особого не было: жёлто-оранжевые барханы с чахлыми кустиками саксаула и верблюжьей колючки простирались от края до края горизонта. Пыльно-парящее марево скрывало то, что находилось от маленького каравана дальше четырёх-пяти миль. Хорошо хоть, что воды взяли достаточно: огромные оплетённые бутыли и булькающие бурдюки везли ещё десять дромадеров, коллег вожака.

Конан успел за пару дней перезнакомиться со всеми: и с начальником сардаров – угрюмым пожилым сотником Уткыром, и с двумя десятниками, относившимся к странной экспедиции достаточно прохладно, и с большинством простых воинов, весьма условно так называемых: дисциплиной и выучкой эти равнодушные ко всему, кроме еды, азартных игр, и выпивки служаки, похвастать не могли. Да и вряд ли захотели бы…

По мере возможности он познакомился и с сухонькими погонщиками, и с прислугой, и с поваром – вот кто по сути являлся главным человеком каравана! А вовсе не Абдурахмон-бек, старший проводник при дворе султана.

Караван двигался, всё постепенно вошло в свой ритм, и текло, как по накатанному: Завтрак, езда, обед, ночёвка. Завтрак, езда, обед, ночёвка… Словом, типичный караван!

Своими основными обязанностями – охраной – люди султана занимались, говоря мягко, спустя рукава. Дозоры вперёд или назад не высылались, часовые, выставляемые на ночь, бывало, засыпали – конечно, когда не играли в шиш-беш. А уж про устройство секретов или сигнальных ловушек и говорить не приходилось. Зато все очень деятельно принимали участие в приготовлении пищи, надеясь,что Умид – чародей казанов и вертелов – выделит кусок посочней и пожирней. Но старый прожжённый повар, надо отдать ему должное, никого при дележе не выделял, и готовил отлично. После сытного ужина-обеда все как-то забывали тяготы утомительного и нудного дня, и расслаблялись.

Конана, конечно, такое качество несения службы не радовало. Но, в конце-концов, кто он был такой, чтобы учить старого служаку Уткыра его обязанностям? Поэтому он старательно… тренировал раненную ногу и левую руку.

Каждый переход начинался с того, что носилки-паланкин перевьючивали на свежего верблюда. Затем, с короткими остановками, двигались почти до заката. Затем разбивали лагерь, готовились к ночёвке, и ужинали. Коренастые и выносливые кони сардаров неплохо справлялись с песками – ещё бы, Конан узнал в них потомков диких лошадей Гирканских степей. Всего лошадей было около тридцати – на двадцати ехали воины, на остальных было навьючено лагерное оборудование, еда, запасы дров, и прочее, очень нужное в длительных путешествиях, добро.

На коротких остановках Каринэ предпочитала из носилок не вылезать, а больше чесать языки с Саидой – пожилой и не слишком приветливой служанкой, с огромной бородавкой на верхней губе и весьма крючкообразным носом, которую Боташ вряд ли только по доброте душевной предоставил в распоряжение беспомощной женщины. И побаивался её, похоже даже Уткыр. Зато уж её распоряжения выполнялись сразу…

Что ж. Шпионы – тоже люди. И, если не наступать им на любимые мозоли, тоже могут быть вполне милы и человечны. А у Каринэ вообще был дар привлекать и располагать к себе людей. То, что этот дар является не врождённым, а благоприобретённым в результате тщательного обучения, Каринэ отнюдь не афишировала, но использовала с выгодой для себя и своего спасителя.

На третий день пути две женщины вели себя как старые подруги.

Конана всё ещё сильно беспокоила грудь – было, похоже, всё-таки сломано с пяток рёбер, и только тугая повязка позволяла терпеть движение. Правда, парился и потел он из-за неё похлеще верблюда. Ничего, это – не главная их проблема.

А вот беспокоило его поведение султана: уж больно легко и быстро он согласился отпустить их с подругой – и даже караван снарядил меньше, чем за сутки. Или Боташ что-то задумал с самого начала, или может передумать потом – опыт и инстинкты подсказывали варвару, что вряд ли их путешествие будет проходить гладко и скучно.

Киммериец опасался и погони, и нападения из засады, поэтому поделился со своей спутницей кое-какими мыслями и своим планом – так, на всякий случай. Чтобы не повторить ситуацию с незабвенной памяти Лавиной. Ведь кто предупреждён – тот вооружён.

Исходя из этих же соображений, дорогу он указывал раздражённому Уткыру и Абдурохмон-беку то гораздо левей, то гораздо правее нужного в целом ему направления: чтобы, значит, не дать преследователям быстро и легко догнать и обнаружить маленький караван.

И хотя сотник и караванбоши и злились, и десять раз пытались убедить его, что вот так – будет удобней и быстрее, – когда Конан рассказал им о своих местных знакомцах– разбойниках, и их приёмах и отношении к пленным, всё же согласились, скрепя сердце, с разумностью тактики запутывания следов. И Уткыр даже удвоил ночные караулы. Что, впрочем, мало что дало в плане безопасности, учитывая патологическую страсть сардаров Турфана ко всякого рода азартным играм, и склонности к сонливости под мерное пение цикад и сверчков.

Конечно, сам киммериец прекрасно понимал, что против действительно опытного следопыта их детские уловки с заметанием следов и сменой направления движения ничего, кроме небольшого выигрыша времени, не дадут. Если их решат догнать, то догонят – пусть не через три, а через пять дней: разница невелика. И в самом сердце безлюдной пустыни рассчитывать на чью-то помощь не приходилось.

Но ехать по людным местам в объезд пустыни – ещё хуже. Тогда они просто не успеют! Да и от нападения это вряд ли спасёт. Безлюдных участков и на обычных караванных путях полно – ведь оазисы с людьми и поселения достаточно редки и там.

На третий день пути могучий организм варвара оправился настолько, что он смог взобраться в седло. Но проехал он верхом лишь несколько миль: от резкой жёсткой тряски разболелась нога, повязка пропиталась свежей кровью, а рука на перевязи отдавала стреляющим огнём в плечо. Рёбра тоже не радовали – вдохнуть было больно.

Понимая, что с больной ногой и рукой в жёстком лубке он всё равно много не навоюет, да и движение каравана не станет от его подвига быстрее и безопасней, Конан снова залез в носилки на очередной остановке. Каринэ весело приветствовала его возвращение – теперь ей снова было с кем разговаривать – ведь Саида перебралась на верблюда поближе к повару, которому ещё с утра взялась что-то рассказывать о еде.

Сытная пища и отдых быстро восстановили если не здоровье, то силы и хорошее настроение, и позволили хоть как-то оправиться от переживаний – ну, то есть, у Каринэ.

Конан, не отличавшийся повышенной чувствительностью и гораздо больше переживавший за будущее, о прошедшем не беспокоился, и желания вспомнить не испытывал.

Но страшный сосуд, который они попеременно держали при себе на стоянках и везли закутанным в покрывало, постоянно напоминал им о том, что не всё ещё закончено.

На пятую ночь, когда животные и люди поели и устроились на ночь, и маленький лагерь между барханов уже угомонился, и бодрствовала лишь четвёрка часовых, худшие опасения Конана оправдались.

Нападение было внезапным и вероломным – вполне в духе Хаттаф-бека.