Стрела времени

Раздался выстрел, звон разбитого стекла и, через пару секунд, шум на чердаке. Потом все стихло.

– Без резких движений, полковник, – раздалась над головой русская речь.

Поярков не двигался, продолжая держать руки на автомате.

– Ваши люди у нас. Положите оружие на пол и медленно встаньте, – голос имел иностранный акцент.

– О ком вы говорите? – спросил Поярков.

– Те, два бойца, что пришли с вами. Полковник, я начинаю считать до трех. Потом открываю огонь.

Поярков положил МП на пол и поднялся.

– Боезапас, ремень и пистолет туда же, – продолжал голос.

Поярков выполнил приказ.

– Я надеюсь, хенде хох я не услышу команды? – пошутил Поярков

– Нет, в этом нет необходимости. Ваш нож.

Поярков вынул из рукава нож и бросил. Наверху послышались шаги. Кто-то спускался по лестнице.

– Все в порядке, Шульц? – теперь речь была на немецком.

– Да, птичка в клетке. И, заметь, Микаэль, без выстрелов, – ответил Шульц.

– Доктор, кажется, переоценил опасность этих русских.

– Это точно.

– «Погодите, суки», – Поярков напряг всю свою волю, чтобы потушить пожар ненависти. – «Спокойно, Саша, спокойно. Только подойдите, только дотянусь».

Теперь уже по лестнице спускались двое человек. Поярков определил это по шагам. Удары о ступени отзывались гулко, из чего он предположил, обуты в тяжелые сапоги. Не дожидаясь команды, Поярков медленно повернул тело в право и взглянул на спускавшихся.

Оба фашиста были одеты одинаково. Сверху комбинезон парашютиста с песочно-коричневым камуфляжным рисунком, под которым виднелась коричневая рубашка и черный галстук. На поясном ремне крепились боеприпасы, пистолетная кабура, справа висел нож в длинных узких ножнах. В руках немцы держали МП.

Люди в камуфляже близко не подошли. Остановились шагах в четырех.

– Вперед, – скомандовал Шульц.

Поярков потянул дубовую ручку и шагнул в проем. Один роковой шаг.

В кабинете под приглушенным светом находились трое. В кресле полуразвалился Кранц, Поярков его сразу узнал, хотя тот был без усов и бороды. Доктор сидел со скрещенными на груди руками и с любопытством разглядывал вошедшего. Слева от него стояла Лиза. Поярков обратил внимание на ее неестественную бледность. У камина, положив руки на МП, стоял лейтенант СС.

– Наконец-то, мой друг, наконец-то, – доктор улыбался, – вы, право, трижды заставили меня беспокоится. В последний раз из-за того, что мне показалось – мы так и не встретимся. Поверьте, меня бы это опечалило.

Вошедшие следом за Поярковым бойцы «Бранденбург», встали по обеим сторонам от полковника.

– «Хорошо. Вот это хорошо. Стоят близко», – Поярков мысленно хмыкнул.

– Когда вы еще изволили беспокоиться? Эээ…как вас? – передразнил учтивый тон собеседника Поярков.

– Доктор Кранц, – представился немец, – Полковник, давайте без обиняков. Вы разведчик. Я – тоже. Вы свою партию проиграли. Я – выиграл. Стоит ли ломать комедию. Давайте поговорим откровенно.

– Начинайте.

– Не в моих правилах идти на поводу. Но сегодня необычный день и необычный разговор, поэтому я исполню вашу просьбу. Итак, я – сотрудник разведки.

– Абвера, – уточнил Поярков.

– Разумеется. Великая германская армия провела блистательную операцию по вторжению в советскую Россию. Приграничные бои вами проиграны безнадежно. Ваши солдаты и командиры бегут, бегут слепо, без координации, без связи и без возможности в обозримом будущем создать более или менее стойкую оборону. Все это дело рук моих сотрудников. Ваш покорный слуга также приложил свои скромные усилия, – доктор победоносно улыбнулся. – Представьтесь. Кто вы?

– Называйте меня «полковник». Род войск, название подразделения, как и мое имя значения не имеют. Да, вы правы. Удар получился тяжелым. На многих направлениях бой приходится вести с превосходящими силами. Войска деморализованы, потеряно управление. Удар тяжелый, но…не смертельный, – сказал Поярков.

Кранц удивился.

– Война только началась. Впереди много интересного. Но…поскольку моя миссия провалена. Группы нет. Я не вижу смысла расставаться с последним, что у меня осталось. Жизнью. Вы правильно заметили, доктор, я – разведчик. Хочу предложить вам купить у меня информацию в обмен на жизнь. Что скажете?

– А что вы можете мне предложить? – поинтересовался Кранц.

– Я был заброшен и легализован в вермахте несколько месяцев назад. В звании унтерштурмфюрера участвовал в наступательных операциях на Коденьском мосту и при взломе пулементно-артиллерийского батальона юго-западнее Пугачево.

– Полковник, не заговаривайте мне зубы. У нас не так много времени. Ваша информация меня не заинтересовала. Что еще?

– У меня есть выходы на резидентов. Есть сведения о подготовке и заброске диверсантов. Сведения о расположении «схронов» оружия и продовольствия для организации партизанского движения.

– Хватит! – резко оборвал Пояркова доктор. – Все это фактики в мире галактики. Существенно, но не важно. Может быть, вы и обладаете такими сведениями, во что я не совсем верю. Но то, чем вы точно обладаете, так это сведениями об окончании русской кампании. Что скажете, полковник?

Поярков сделал усилие, чтобы не отвести взгляд. Слова доктора озадачили:

– «Что это? Блеф?! Или утечка информации? О том, что он из будущего, знали только … Стоп, что это я. Знали или могли знать многие. Например, вот этот новенький лейтенантик в форме СС. Уж не Летун ли».

– Полковник не испытывайте моего терпения. Говорите, – настоятельно произнес доктор.

– «По словам доктора Мамина и Семена уже нет. Да я и сам слышал стрельбу. Может быть, но не будем спешить. Остается Летун. Он уехал с Лизой. Она здесь. Стоит прямо передо мной. Бледная, но живая. Можно предположить, что Лиза могла что-то слышать и рассказать. Но что она могла рассказать? Так, не будем спешить. Убивать доктор не собирается. Иначе, положили бы еще на подходе. Надо потянуть время».

Поярков во время размышлений продолжал смотреть на Кранца.

– Скажу, что для таких заявлений требуется основание. Хотя если вы хотите знать о результатах войны, то извольте. Вы проиграете, – наконец, произнес Поярков.

– Вот как?! – Поярков заметил, что доктора это не удивило. – Когда, как и почему?

– Через несколько лет. Почему? Потому что мобилизационные резервы, территория и промышленно-ресурсные возможности советского союза в разы превышают ваши аналогичные мощности. Вы откусили слишком большой кусок. Проглотить вы его не сможете, – продолжал Поярков.

– Как вы перемещаетесь во времени? – неожиданно задал вопрос Кранц. Он пристально всматривался в лицо полковника, фиксируя малейшие изменения мыщц. Он все еще сомневался, что его лучший агент не ошибся.

Поярков понял, что сохранить лицо безучастным не сумеет, поэтому чуть наклонился вперед.

– Вы с ума сошли, доктор? –сказал он. – Это невозможно.

– Имя «Берта» вам о чем-нибудь говорит? – вопросом на вопрос ответил Кранц.

– Допустим.

– Вот она! – Кранц указал на Лизу. – Мой лучший агент. Взращенный с пеленок с ненавистью к Советам. Это ее отец поджог свой дом, тем самым дав сигнал о готовности внедренной группировки действовать.

– Ага, и сына бросил в погреб, чтобы спалить с домом, – огрызнулся Поярков, приходя в себя от внезапно обрушавшейся на него новости.

– Лес рубят, щепки летят.

По внешнему виду, казалось, что Лиза ничего не понимала. Она, мотая головой, переводила взгляд с Пояркова на Кранца. На лице у нее было написано недоумение.

– «Стоп. Неужели Лиза?! Она захватила Летуна и Славку и доставила сюда. Конечно, может быть всякое, но такое…»

– Ловко она обвела вас вокруг пальца? – Кранц недружелюбно улыбнулся. – Вы ведь знали, что существует агент под таким псевдонимом? Только не знали, как агент выглядит. Признаю, в вашей группе она оказалась случайно. У нее было другое задание. Но она быстро узнала вашу задачу и самостоятельно приняла решение остаться. Чутье ее не обмануло. Вы охотитесь за секретными списками или за мной?

Доктор выдержал паузу.

Поярков не реагировал.

– Вам их не получить. Документ переправлен в Берлин два дня назад. С тех пор, как ваша охота стала явной. «Берта» успела передать мне описания членов вашей группы. Я легко вычислил вас унтерштурмфюрер Клюзенер. Но вы не он! Кто же вы, полковник?

– Полковник, – ответил Поярков.

– Еще немного и я потеряю к вам интерес, – заявил Кранц. – Мой агент считает, что вы из будущего. Попали сюда чуть ли не из двадцать первого века. Вы знаете, у нас есть организация «Аненербе», занимается изучением древних сил и мистики. Я не очень в это верю. Агностик неисправимый, знаете ли. Но… – доктор поднял указательный палец вверх. – Если вы докажете прямо сейчас принадлежность к миру будущего, я сохраню вам жизнь.

– Доктор, я не только полковник, я еще и не дурак, – Поярков тупо тянул время, он уже не питал иллюзий, внутренне собрался нанести удар, ему хотелось только узнать, Лиза – это «Берта» или нет. – Вы меня на опыты сдадите, в эту, как вы там сказали … «Аненербе» или может в Харбин отправите?

– Какой интересный разговор у нас получается, – искренне удивился доктор. – Вы вернули мне интерес к себе. Я хочу вас отблагодарить. Знаете ли, веду дневник.

Доктор встал и прошел к секретеру. Достал из ящика записную книжку и вернулся в кресло.

– Я прочту вам последнюю запись. Думаю, вам будет интересно.

Доктор открыл дневник, любовно погладил страницу и начал читать:

– «Тридцатое июня. Настает день икс. Наконец, Берта оказался рядом, я получил довольно оригинальную весточку, написанную поверх «списка» карандашом. Всего пять слов: «Мы здесь. Зайдем сегодня завтра».

– Да, мой доблестный полковник, – доктор оторвал взгляд от книжки. – В папке, которую вы пытались у меня похитить, находился «список», вас интересующий. Но ваш Летчик не взял его. Он взял ничего или почти ничего не значащие бумаги, написав послание. Летчик завербован Бертой. Согласитесь, для вас, как для разведчика – это провал. Я дочитаю вам мои записи, а вы в это время подумайте, и примите верное решение.

– «Мое сердце, затвердевшее от людского зла и непонимания, затрепетало от мысли, что я почти двадцать минут у машины говорил с тем самым человеком из будущего. Да, я, конечно, догадался, что это был он. Отвлекал мое внимание. Этот русский – хороший экземпляр, как те…

Он мне снится. Бревно. Один русский.

Я не страдаю сомнениями. Я абсолютно убежден, что время нас оправдает, а люди… что люди.

Для выяснения наиболее быстрого и эффективного способа лечить боевые ранения людей мы взрывали гранатами, расстреливали, сжигали из огнеметов… Боль и страдания бревен стоят открытий, которые мы сделали. Они стоят жизней и здоровья тех, кого мы сможем спасти и уже спасаем, настоящих людей.

Да, были и эксперименты просто для любопытства. У подопытных вырезали из живого тела отдельные органы; отрезали руки и ноги и пришивали назад, меняя местами правые и левые конечности; вливали в человеческое тело кровь лошадей или обезьян; ставили под мощнейшее рентгеновское излучение; оставляли без еды или без воды; ошпаривали различные части тела кипятком; тестировали на чувствительность к электротока; заполняли легкие человека большим количеством дыма или газа, вводили в желудок живого человека гниющие куски ткани. Но я бы не назвал и это грязной страницей нашей работы. Из подобных «бесполезных» экспериментов получался и практический результат. Например, так появилось заключение о том, что человек на 78% состоит из воды».

– Вы знали об этом, полковник? – вновь оторвавшись от чтения, спросил доктор.

Поярков отрицательно покачал головой. Во время чтения доктор оживлялся. Ему, безусловно, доставляло неизмеримое удовольствие погружаться в «то» прошлое.

– «Чтобы это понять, ученые сначала взвесили пленника, а затем поместили его в жарко натопленную комнату с минимальной влажностью. Человек обильно потел, но ему не давали воды. В итоге он полностью высыхал. Затем тело взвешивали, при этом оказывалось, что весит оно около 22% от первоначальной массы.

На моей памяти было два случая побега. Один раз – эксперимент, проводившийся на 40 подопытных, завершился не так, как мы планировали. Это было на Аньда, людей приготовили к заражению чумой, привязали к столбам. Одному из китайцев удалось каким-то образом ослабить путы и спрыгнуть со столба. Он не убежал, а сразу же распутал ближайшего товарища. Затем они бросились освобождать остальных. Только после того, как все 40 человек были распутаны, все бросились врассыпную. Если бы хотя бы один подопытный убежал, то сверхсекретная программа оказалась бы под угрозой. Не растерялся один из охранников. Он сел в машину, помчался наперерез бежавшим и стал их давить. Полигон Аньда представлял собой огромное поле, где на протяжении 10 километров не было ни одного деревца. Поэтому большинство заключенных было раздавлено, а кое-кого даже удалось взять живыми.

Второй случай – русский. Когда думаю об этом теперь, становится ясно, что голос русского был криком души, у которой отняли свободу… Но тогда я не мог правильно понять его гнев. Бревен мы людьми не считали. Так как же можно было спокойно отнестись к тому, что они взбунтовались? Однако протест этого русского, то, как он до последнего вздоха стоял широко расправив плечи, произвело на меня сильное впечатление. Мы заставили его замолчать пулей, но он, безоружный и лишенный свободы, несомненно, был сильнее нас. И тогда мы все в душе почувствовали: правда не на нашей стороне. Когда я вспоминаю теперь его, я не могу спать по ночам».

– Как звали того русского? – перебил Поярков доктора.

Доктор с неудовольствием поднял глаза.

– Увы, полковник, не знаю.

Поярков наблюдал во время чтения за Лизой. На его глазах она позеленела от ужаса.

– «Нет. Доктор, лукавишь. Лиза не агент», – подумал Поярков.

– «Группа Исии подготовила большое количество материалов: около восьми тысяч слайдов, на которых запечатлены животные и люди, подвергшиеся бактериологическим экспериментам. Бесценный материал. Некоторую часть я привез с собой…»

– На этом записи заканчиваются, – сказал доктор. – Не успел дописать, прервали. Но вот, что я вам скажу, полковник. Я разделяю вашу уверенность в гибели Германии. Видите, я с вами абсолютно искренен. Я тоже считаю, что нападение на СССР – начало конца Великого Рейха. Поэтому свое будущее я не связываю с «безумным ефрейтором». Знаете, американцы еще не начали свою программу развития биологического оружия. Но обязательно начнут. И результаты наших «полевых опытов» окажутся, как нельзя кстати. Будущее за такими видами оружия, Танками и пулеметами в будущем можно только демонстрации разгонять. Подтвердите мои слова, полковник, – доктор с усмешкой посмотрел на Пояркова.

– «Умен, старый черт», – подумал Поярков. На вопрос доктор промолчал.

– Не хотите признаваться в том, откуда вы. Хорошо. Госдепартамент и Пентагон скоро поймет, как важно для безопасности государства владеть такими разработками. И ценность этого будет значительно выше того, чего можно достичь, осудив нас за военные преступления. Я думаю, что в связи с чрезвычайной важностью информации о бактериологическом оружии, которую мы предоставим, правительство США решит не обвинять в военных преступлениях ни одного сотрудника отряда по подготовке бактериологической войны.

Пояркова передернуло. Прав был доктор. Прав абсолютно. В послевоенное время в ответ на запрос советской стороны о выдаче и наказанию членов отряда в Москву было передано заключение американцев о том, что «местопребывание руководства “отряда 731”, в том числе Исии, неизвестно и обвинять отряд в военных преступлениях нет оснований. В то время, как Исия находился на территории США и работал в лабораториях Пентагона.

После рассказа доктора Лиза стояла ни жива, ни мертва. По ее щекам растеклась мертвенная бледность. Казалось, она даже не дышала. Губы побелели, а глаза расширились от непонимания и ужаса.

– Я предлагаю сотрудничать, полковник. Решайте, я достаточно сказал.

Несколько секунд в кабине царило молчание. Наконец, его прервал Поярков.

– Я внимательно выслушал вас. На эту операцию я взял, а точнее, отправил лучшего друга. Отправил с четким пониманием, что ему отсюда не вернуться. В этом, как вы видите, мы с вами не отличаемся. Но я сожалею об этом, а вы – нет. В этом мы с вами различаемся.

Вас поражает русская безрассудность во время войны. Немцы предпочитают объяснять это не русским бесстрашием, а дикостью нашего народа. Действительно, примеров русского героизма, отчаянного подвига множество. Порой безрезультатного, и, кажется, бессмысленного. Но это только на первый взгляд. Почему русские – бесстрашные? И только ли русские могут совершать подобные действия? В истории народов: немцев, японцев, итальянцев и других тоже есть примеры мужества и отчаянного сопротивления. Почему же именно русские подвиги не дают покоя? Почему они выделяются на фоне остальных?

Причина в русской смекалке. Да, именно так. Русский не просто безрассудно, отчаянно дерется. Он зачастую делает это изощренно, со вкусом. А связано это с общим укладом жизни русского на протяжении уже нескольких веков. Понимаете, доктор, обычная жизнь русского давно является не жизнью, а выживанием. Причем выживанием в абсурдных и не совместимых с жизнью условиях. Это не временная приходящая, это константа. Тут без смекалки никуда!

И к смерти он относиться с куда большей иронией, чем другие, потому что умирать ему приходится каждый день. И по многу раз! Начиная с 13 века русский живет вопреки, а не благодаря. Вопреки всему. Вопреки установившимся правилам, вопреки условиям и здравому смыслу. Причем вопреки – это вера в успешное окончание дела! Вот такое упование на русский авось! И русский верить в это! Поразительнее всего то, что это работает!

Поэтому безнадежная, с точки зрения немца, ситуация для русского только начало, когда он рассчитывает на авось, Бога и свой смекалистый ум.

Русский героем становится не потому, что хочет прославиться. Он герой по жизни! Каждый прожитый день его – подвиг!

Поэтому вам никогда не одолеть нас. Наша правда всегда будет бить вашу!

Вы, доктор, догадываетесь, что проиграете. Вы предполагаете, а я – знаю!

Согласитесь, как будет не по-русски, мне – русскому офицеру сдаться на милость того, кого я победил.

Кранц помолчал некоторое время, что-то обдумывая.

– Ну, как знаете, – промолвил разочарованно доктор.

В кабинет неслышно кто-то вошел. Поярков это понял по вдруг появившемуся сквозняку. Невидимым мостом он соединил дверной проем и дупло камина. Из камина потянуло сырым подвальным духом.

Кранц взглянул на вошедшего, и мотнул головой в знак вопроса.

– Все в порядке, господин доктор, – ответил голос позади Пояркова. Голос показался ему знакомым.

Мимо полковника прошла женщина, туго затянутая в серый однобортный китель войск СС. Она прошла через весь кабинет и остановилась у кресла доктора. Потом развернулась.

Брови полковника поползли вверх. Перед ним стоял Летун. В пошитом на женский лад мужском кителе унтерштурмфюрера. На левом рукаве блестел вышитый орел с расправленными крыльями, узкие погоны отдавали серебристым светом, на черных петлицах отражались справа два Зига, а слева три ромба, выстроенных по диагонали.

– Гутен Абенд, комрад Поярков, – растянувшись в улыбке, произнес Летун.

– Где Славка? – вскрикнула Лиза.

Доктор закинул ногу на ногу.

– Прости, милая. Встреча немного откладывается. Но я выполню обещание. Ты скоро увидишься. Ты поможешь ей? – обратился он к Летуну.

Тот кивнул.

«Все. Вы трупы», – мысленно произнес полковник.

Поярков резко сместился назад влево, мгновенно оказавшись позади одного из охранников. Одновременно, он накинул левую руку ему на шею и сжал между подмышкой и предплечьем. Шея хрустнула практически сразу. Правой рукой Поярков уже расстегивал кобуру, когда Кранц вскочил и, не целясь, выстрелил с пояса. Пуля попала в верзилу в форме Бранденбург. Справа Шульц целил из автомата. Поярков звериным чутьем уловил чуть заметное движение ствола и резко повернул верзилу к Шульцу. По телу пульсирующее задробили тупые толчки от пуль. Поярков выстрелил. Шульц рухнул. В этот момент тело полковника прожгло слева острой болью, и он машинально повернул грузное тело фашиста в сторону выстрела.

Перед ним стоял доктор и уже не стрелял. Поярков вскинул руку и нажал на спусковой крючок. Пуля предназначалась Кранцу. И деваться ему было некуда. Полковник был уверен, что попадет. Но попал он в Гюнтера, тот самый лейтенант. Который стоял у камина спиной к Пояркову. В последний момент Гюнтер успел закрыть своим телом доктора. Пуля пробила ему скулу, которая сразу же окрасилась в бурый цвет. Гюнтер осел, открывая Кранца. Поярков попытался произвести еще один выстрел, но висящий у него на руке фриц почему-то стал неподъемным. Как-то сразу вдруг его вес на левой руке оказался разрушительным. Поярков не успел понять, как повалился под фрица. Его накрыла стодвадцатикилограммовая туша и он потерял сознание.

***

Плечо жгло и саднило. Мамин открыл глаза и понял, что он лежит, уткнувшись в земляную подушку. При вдохе трава мягко щекотала. Он попытался здоровой рукой оттолкнуться и приподняться. Удалось перевернуться. Над ним висело черное-черное небо, усыпанное нечастыми блестящими звездами. Луна, немного отстранившись от своих вечных спутниц, откатилась в сторону. Ощущался полночный холод. Мамин увидел перед собой подвальное окошко. Стекло осыпалось, и из деревянной рамы торчали углы, словно акульи зубы.

Вокруг было тихо. Мамин подполз ближе и ногами сбил стеклянные сосульки, расширяя вход. Оружие и снаряжение лежало рядом на земле. Значит, после выстрела к нему не подходили. Стрелявший решил, что убил его. Тем лучше. Его не ждут.

Медицинских средств у Мамина не было. Даже бинтов. Поэтому он, превозмогая боль, втиснулся в узкое пространство рамы.

Подвал был заполнен тишиной и сыростью. Стены его были выложены кирпичной кладкой, Мамин разглядел какие-то стеллажи, верстак, висящие инструменты, много непонятных предметов и вещей различной формы. Из-под кладки тянуло земляной стынью и кислятиной.

Мамин вытащил левой рукой браунинг. Автомат он оставил у окошка. С раненной рукой ему несподручно было пользоваться им.

В подвале раздался едва уловимый шорох. Как будто кто-то вздохнул. Осторожно ступая с пятки на носок, прощупывая им поверхность прежде чем перенеси вес, готовый в любой момент изменить направление движения или метнуться кувырком в сторону, Алексей зашагал на шум. В подвале было темно, хоть глаз коли. Через три шага Мамин увидел очертания силуэта. Пониже узких плечей силуэт казался квадратным.

Плечи силуэта находились на уровне пояса Алексея, головы не было. Мамина передернуло от страха.

– Эй, – позвал он.

Силуэт не пошевелился.

– Эй, ты кто? – повторил Мамин, направляя дуло пистолета в очертания человека.

На этот раз силуэт вздрогнул и поднял голову.

– Вин як!

Мамин подскочил. Это был Славка. Головы не было, потому что он опустил ее на грудь. Сам он сидел на стуле со спинкой. Руки, туловище и ноги были стянуты веревкой.

– Славка, ты?!

– Я! – выдавил мальчик.

– Хорошо, что я тебя нашел, – Мамин задохнулся от волнения.

Славка смотрел с широко раскрытыми глазами. И не отвечал. Алексей собрался.

– Здесь еще кто-нибудь есть? – шепотом спросил Алексей.

– Ни. Я адны, – просто ответил Славка.

Мамин присел у стула, достал нож и начал аккуратно срезать веревки. Он обратил внимание, что узлы сделаны профессионально, плетение так располагалось на руках, что будь у мальчика нож, он все равно не смог бы освободиться.

– Где Лиза?

– Я ни знамо. Я..нитчехо не знамо. Мэне шо-то пугливо, – голос мальчика задрожал и осекся.

Все вокруг было спокойно. Кроме полушепотного разговора в подвале, звуков не было. Но Мамин чувствовал, что мальчик напуган, и этот страх начал передаваться к нему самому. Дело было даже не в том, что все происходит не так, как должно. Начиная с этого злосчастного разговора в DEL MAR. Все, что ни планировали, разбивается о цепь случайных, или может быть не случайных, но непонятных точно обстоятельств. Злой рок висит над Маминым. Он это чувствовал. И теперь пугающее состояние мальчика ему казалось подтверждением.

Мамин еще раз оглядел подвал. Не мелькнет ли откуда вражеское око, не проявит ли себя движением противник. Ведь он здесь! Он должен быть здесь! Иначе почему так страшно. Он взглянул на мальчика. Тот сидел неподвижно. Веревки, спутавшись, валялись у стула. Мальчик был свободен от пут, но не вставал. Алексей убедился, что видимых повреждений на нем нет.

– Ну, ты чего, Славян? Не кисни! – Алексей по-дружески хлопнул Славку по плечу.