Стрела времени

– Не обессудь капитан, выкладывай, что у тебя в карманах и вещмешке.

Собственно ни документы, ни содержимое карманов никак не помогло бы Алексею. При всем желании обнаружить несоответствие он не смог бы. Поэтому он ждал реакции Пшенки или Сашко.

Танкист осуждающе покачал головой.

– Да, собачья служба у вас, мужики. По карманам шарите. Ну, глядите, коль нужно.

Капитан начал доставать из кармана: складной нож, спички, пачку сигарет Герцеговина Флор. Именно она и заинтересовала старшину.

– Ого, яке багатство. Справжны сигареты. Кучеряво живуть танкисти.

Танкист резко оттолкнулся и двинул ногой в живот Мамину. Далее капитан отпрыгнул в сторону и молниеносным движением выхватил из голенища сапога маленький пистолет. Лишь отменная реакция Пшенки спасла Сашко, которому и предназначалась первая пуля. Апанас пружинисто оттолкнулся от земли и уже в прыжке ударил ребром ладони по руке капитана. Пуля пронзила левое плечо Одесы. Тот хрипло замычал. В этот момент, пришедший в себя Мамин, со всей дури, пнул лжетанкиста по голове ударом маваши.

***

21 июня 1941 года, 03.00 часов, Брест.

– Ой, Тонечка, вы со мной понежнее. Как-никак с героем дело имеете. Если бы вы знали, какого важного и пузатого немецкого генерала я, можно сказать, голыми руками взял в плен.

Востроносенькая медсестра недоверчиво посмотрела в сторону голоса, раздававшегося из-за простынной занавески.

– Летим мы это, с моим другом Пшенкой на самолете. И видим, два генерала в карты играют. Я командую: ниже, еще ниже. И таки прихватил одного за подмышки, а шо вы думаете? У последний момент он меня зараза зубами и цапнул.

Девушка звонко рассмеялась, бросив лукавый взгляд на балагура с перевязанным плечом.

– Сколько тебе лет-то, герой?

– Та, каждый код по-разному. Но, что примечательно, каждый следующий делает мне немного больно.

Девушка прыснула в руку. Потом подошла ближе.

– Вам молчать нужно. Отдыхать. Сил набираться. Поспите.

– Улыбайтесь, Тонечка, завтра будет еще хуже, – не унимался Лившиц.

В палату протиснулась фигура и заслонила саженными плечами лампу. Сашко сразу замолчал.

– Хде удес какий герой? – пробасил старшина Пшенка.

– Вот видите, Тонечка, не иначе как медаль прислали, а то и орден. Вечером буду с цветами и шампанским. Отметим награду, нашедшую героя, – прошептал Сашко.

Девушка только вздохнула в ответ.

– Вы, главное, берегите себя, – схватив отработанные перевязочные материалы медсестра выпорхнула из палаты.

– Сашко, Сашко, ты шо, спишь? – старшина тихонько протиснулся за занавеску.

– А. Апанас, это ты? Попрощаться пришел?

– С кем прощатися? – не понял Пшенка.

Лившиц с печальным лицом только безвольно махнул рукой.

– Усе, врачи сказали, отбегался, – сказал сержант. – Этот гад в ту же руку попал. Говорят, нерву какую-то зацепил. Списывают, вчистую. Так, что уедем мы скоро с сестронечкой ко мне в Адесу. Кефалю буду ловить, да чаек кормить, чобы этим гадам повыздыхать, – и Сашко отвернулся к стене, чуть не плача.

Пшенка был в шоке.

– Сашко, да як це? Може, я с особистом до командования пиду. Не куксись, друже.

В этот момент в палату вошла медсестра. Увидев Тонечку, Пшенка вздохнул, задержав робкий взгляд на девичьем лице. Потом подошел к ней вплотную, отвел чуть в сторонку и вкрадчиво сказал:

– Вы вот шо, Тоня. Вы як в Одесу приедете, вы разом мне адрезок пропишите, а то Сашко забудет. А я до вас скоро приеду.

– Какую еще Одессу? У вас товарищ старшина что, жар? А ты, герой, давай, пузом вниз. Укол ставить буду.

По довольному виду Сашко, который буквально давился от смеха, Пшенка понял, что снова попался на розыгрыш друга.

– Ох, и клоун ты, Сашко. Сто разив клялся не верити ни одному твоиму слову брехливому. В снова таки попався.

– Да, ладно тебе Апанас, это же я от скуки. Но сейчас скажу тебе как другу, шоб мне не видеть больше Черного моря. Если ты сегодня же Тонечке рандеву не назначишь, уведу девку. Ну, шо ты лыбишься? Гадом буду. Она мне уже все уши отполировала. Вашей монументальной личностью интересуется, так шо кругом и на абордаж.

И Сашко закатился, уже не скрываясь, заливистым смехом.

***

  Мамин вернулся в крепость под утро двадцать первого июня вместе со Стебунцовым, задержанными диверсантами и группой охранения. Пшенка поехал с раненным Лившицем в медсанбат. Задержанных сдали в комендатуру, причем у одного была напрочь свернута скула, Алексей сильно приложился.

Помещение для Мамина выделили в казарме 84 отдельного разведывательного батальона 42 стрелковой дивизии, которая располагалась в военном городке Северный.

Это была командирская дежурная комната. Небольшая, пять на три метра. Из мебели пружинная кровать с матрацем, стол, стул и лампочка. Не раздеваясь, Алексей рухнул на кровать. Устало взглянул на часы, висевшие на побеленной стене. Они показывали 03.00. Подведем итоги, – сказал он себе. Прошли сутки. Уже двадцать первое число. Что мы имеем? Поучаствовал в двух столкновениях, не «прогорел» на незнании этого времени, познакомился с отличными ребятами, узнал, что документы в обкоме – это плюсы. Ни на шаг не приблизился к этим самым документам, ни имею представления, как вообще попасть в обком, и нет пока понимания, как выбираться из сорок первого – это минусы. Попытался обдумать свое положение и не заметил, как провалился в сон.

Сначала мелькали картинки. Дорога. Лес. Лицо пассажира в купе. Вспышка! Он с Санчесом в кафе. Санчес почему-то в немецкой форме. «Давай по писдесят», – говорит Санчес. Апанас: «не шарашкина контора». Лицо Стебунцова. Он что-то насвистывает.

Мамин поворочался на скрипучей кровати. Ночь была душной. На лбу выступили капельки пота.

Картинки сменились. Его «волкодавы» стоят квадратом на татами и совершают удары цки под счет. Ичи, ни, сан, ши… Кадр сменился. Над ним склонилось лицо Маши. Она улыбается, что-то быстро-быстро говорит. Погладила его горячей рукой. Алексей почувствовал, что его обволакивает белый туман. Приятный, нежный. Алексею показалось, что он растворяется в нем, закрывает глаза. И наступила темнота.

Его поднял уже ставший родным Семен Стебунцов.

– Товарищ капитан, мне приказано доставить вас в ОПАБ.

– А сколько времени, – хрустя ремнями Мамин поднялся и сел на кровати. В голове шумело, как после хорошей вечеринки.

– Десять, – бодро ответил Семен.

Мамин обратил внимание, что ефрейтор был гладко выбрит, смотрелся подтянуто и без видимой усталости. Немало удивившись бравости товарища, Алексей взглянул на себя в небольшое зеркало над умывальником. Он подумал, что до сих пор не удосужился посмотреть, как вообще выглядит. Похож он на себя из двадцать первого века или нет. Оказалось, похож. Только лицо было похудевшим, изрезанным вертикальными морщинами и волос побольше. А так, ничего, узнать можно. За сутки на щеках и подбородке выступила щетина.

– Побриться успею? – спросил Мамин.

– У вас тридцать минут на сборы, а я выдвигаюсь в «оружейку».

Стебунцов ушел. Мамин взглянул на часы. Десять.

– Через три часа офицеры вермахта получат сигнал «Дортмунд». Это будет означать, что нападение начнется не позднее утра завтрашнего дня. Так, ладно, в сторону тухлые мысли. Через тридцать минут я должен был быть готов к выезду в Брестский укрепрайон.

У кровати стоял чемодан. Тот самый, из поезда. Мамин положил его на кровать. Быстро раскрыл его и обнаружил комплект советской летней походной военной формы командного состава довоенного периода – хромовые сапоги, темно-синие галифе и командирская гимнастерка с выпушкой по воротнику и пехотными петлицами на воротнике. В петлицах рубиново блестели по одной шпале, а на рукавах – по узкому угольнику красного цвета с золотой отделкой. Здесь же находились бритва, новые портянки, полевая командирская сумка (планшетка), карта и обернутая в зеленую материю стеклянная фляжка. Далее, Мамина ждал сюрприз. В чемодане было несколько отделений, разделенных плотным картоном, который он сначала принял за отделку. Аккуратно отжав державшие картон скобы, Алексей нашел отделение, служащее для хранения документов. Там лежал большой клеенный из плотной, коричневатой бумаги конверт с сургучной печатью. Повертев конверт в руках, Алексей не стал его вскрывать, а положил в вещмешок, который лежал тут же у кровати. Туда же отправились: запасной комплект полевой формы, фляжка.

Раздевшись по пояс, Мамин взял бритву и подошел к зеркальцу. Торопливо намылив лицо мыльным раствором, он провел по щеке бритвой. Опасной бритвой пользоваться капитан не умел. Поэтому осторожно, словно сапер, водил острием по коже. Без порезов не обошлось, но в целом получилось сносно. Наскоро вытершись полотенцем, Мамин достал из планшетки записную книжку и карандаш. Вырвал из книжки лист. Уселся за стол и принялся писать.

Через 10 минут все было кончено. Мамин сложил лист треугольником. Подписал на обороте «полковнику Козырю». Потом подумал секунду и дописал «лично».

Выйдя из комнаты, Алексей подошел к дневальному и протянул ему сложенный треугольником лист.

– Полковника Козыря знаешь?

– Так точно.

– Сменишься, отнеси и отдай лично в руки. Ясно?

– Ясно, товарищ капитан.

– Дежурному по роте скажешь, что приказ получил от капитана Мамина.

С этими словами Алексей развернулся и тут столкнулся лицом к лицу с Фоминым.

– Ага, вижу, собрался. Готов?

– Дело нехитрое, в общем и целом.

Они вместе начали спускаться по бетонной лестнице к выходу.

– Спасибо за ночное задержание. Танкист твой, правда, молчит пока. Но ничего, запоет, соловей. Ты, капитан, вот что. Зайди по пути к моему заму по снабжению. Пилипенко его фамилия. Получи карты и все, что полагается. С ним же доедешь до места. Водитель у тебя почти личный, Стебунцов. Представление на тебя оформим, честь по чести. Отметим службу! Желаю удачи!

– Спасибо, товарищ Фомин!

Мамин с комиссаром пожали руки, и Алексей направился к знакомому «старичку» ГАЗику, стоявшему у здания Арсенала.

Территория внутри Кольцевой казармы, в сравнении со вчерашним днем, изменилась. Около Арсенала, где располагались семьи командиров, было людно.   Из коридоров первого этажа Арсенала слышался гул голосов, шагов и отдаваемых команд. Второй этаж здания жил своей отдельной жизнью, наполненный детскими и женскими голосами членов семей командиров, обитавших в общежитии. Здесь также были размещены службы полка, например, музыкальный взвод или особый отдел. Из-за перенасыщенности крепости частями квартир на всех командиров катастрофически не хватало. Но, не смотря на это, здесь все подчинялось армейскому распорядку и правилам – так же, как и в любой воинской части, несли службу дежурные и дневальные, проводились уборки помещений.

Среди мужчин, одетых в гимнастерки защитного цвета, во дворе то и дело сновала ребятня, пестрели платьями женщины. День двадцать первого июня был для бойцов и командиров обычным субботним днем: люди отдыхали, гуляли. Планировали на вечер смотреть кинофильмы, выступления коллективов художественной самодеятельности или просто провести время с семьей.

В общем, суета напоминала обычный выходной день во дворе какого-нибудь «многоквартирника». Напряженное дыхание войны было где угодно, только не внутри кольцевой казармы.

Стебунцов проводил капитана к технику-интенданту 1 ранга Пилипенко. Это был крупный плечистый тыловик с громовым басом. Его красное гипертоническое лицо украшали тонкие усики, весьма странно смотрящиеся на кряжистой физиономии.

– Сергей, – представился зам по снабжению.

– Мамин. Алексей.

– Здесь карты и инструкции, – с этими словами Пилипенко вручил Мамину конверт, перевязанный ниткой, скрепленной сургучом.

– Да что ж они все сургучом опечатывают. Секретность как на Лубянке. Друг другу не доверяют, – подумал Мамин.

Алексей и Пилипенко прошли к машине. Как выяснилось, оружие со склада вместе с боеприпасами уже лежали в кузове в специальных ящиках. Около них бесформенной кучей лежал брезент. Свой «туркестанский» вещмешок Мамин забросил к ящикам, намереваясь ехать в кабине, как это происходило до этого.

– Может, в кузове прокатимся, товарищ капитан ? – пробасил Пилипенко.

До обеда еще пара часов, а солнце уже палило нещадно. В закрытой кабине было душно. Тем более, Алексей вспомнил жесткое и неудобное сидение. От воспоминаний повело плечи и все остальное.

– Не возражаю, – согласился Мамин. – Семен, мы с интендантом поедем в кузове. Давай, там, поаккуратнее.

– Алексей Степанович, а разрешите заехать за Лизой. Это по пути. И Пугачево проезжать будем.

У вокзала Мамин по незнанию толкнул ефрейтора на нарушение приказа. Теперь от водителя поступило «Алаверди». Если бы Семен такое предложил вчера, то Алексей непременно бы отказался, памятуя о наставлении Фомина. Но между вчера и сегодня было задержание диверсантов в лесах под Мухавцом. Алексей посчитал, что вправе нарушить приказ еще раз. Тем более, не факт, что он еще раз увидится с командирами из крепости. Да и девушку хотелось увезти из обреченного города. Пугачево не весть, какая далекая станица, но все же, думал Мамин. Может быть, это спасет Лизу.

Они выехали через Северные ворота. Через Брест требовалось следовать на юг до предместья Шпановичи, далее юго-восточнее через населенный пункт Вулька–Подмейска к форту № 4 и баракам, расположенным у деревни Пугачево. Этот маршрут Мамин довольно быстро определил по карте из планшетки. Он с интендантом расположились у ящиков с оружием на брезенте и, с удовольствием, отметил, что это совсем другое дело. Мягче и удобнее. Позавтракать, как водится, не удалось. Это Алексея уже не удивляло.

«Традиционная русская забава. Не есть по-людски», – подбодрил себя Мамин.

Пилипенко, словно услышав мысли капитана, вынул из вещмешка краюху хлеба и шмат сала, как и положено хорошему интенданту, у которого должно быть все. Несмотря на тряску, он ловко нарезал бутерброд и вручил Мамину. Сам же, достал из кармана бридж помятую пачку грязно-серого цвета с красной широкой каймой внизу и цифрой «5». На пачке было написано: «папиросы первого сорта А». Интендант одним движением спихнул папиросы к надорванному уголку и протянул Мамину. Алексей, отродясь не куривший, отказался. Пожав плечами Пилипенко сладко затянулся и откинулся на борт.

Некоторое время Пилипенко блаженствовал, трясясь в кузове, а Мамин попытался восстановить в памяти, что он знает о 62-м Брестском укрепрайоне, куда нес его «старичок» Стебунцова.

Так, что мы знаем. 62-й Брестский укрепрайон – одним из самых крупных по протяженности. Образован на новой, от 1939 года, границе. Начинается от станции Митьки немного южнее Бреста до г. Семятичи на северо-западе. В нем предполагалось строительство десяти узлов обороны с 380 долговременными сооружениями. Первая позиционная линия строилась по восточному берегу р. Западный Буг. Естественной преградой стало ее русло. Строительство в глубину этого района не начиналось. Полоса предполья не создавалась, за исключением окрестностей города  Дрогичин-на-Буге. Таким образом, заградительная мощь УРа была весьма условной. Брестский УР строили "всем миром" – военные строители, армейские инженерные части и подразделения обычных стрелковых и артиллерийских частей, а также местное население. В марте-апреле 1941 г. в работах участвовало до 10000 человек гражданского населения с 4000 подвод. Строительство УРа было объявлено ударной комсомольской стройкой и сюда съезжались молодые патриоты-добровольцы из всех уголков СССР. В г. Дрогичин был развернут комсомольско-молодежный лагерь. К 22 июня 1941 г. на всем участке 62-го УРа протяженностью 170 км в относительной боеготовности было 92 ДОТа, что составляло около 30% запланированного количества. Реально же в боях участвовало около 50 ДОТов, в том числе и не полностью оборудованных. Таким образом, для удержания концентрированного удара механизированных частей противника требовалось создание мощного огневого щита артиллерии, авиации и танков. Сделать это было невозможно, поскольку места прорыва на границе выявлены не были.

В 62-й УР входило 3 отдельных пулеметно-артиллерийских батальона (ОПАБ): 16-, 17- и 18-й. Наиболее технически подготовленными были узлы обороны на северо-западе Брестской области: д. Путковицы – Дрогичин на Буге и район м. Семятичи. Их занимали 16- и 17-й ОПАБ. Саперно-маскировочная рота, входящая в состав 18 ОПАБ, куда и направлялся капитан РККА Мамин Алексей Степанович, находилась юго-восточнее от Бреста в районе д. Пугачево. Размышляя, Мамин бросал взгляды на Пилипенко. Тот создавал впечатление серьезного человека. Гимнастерка на нем сидела как влитая. Черные, начинающие седеть, волосы под «ежик» делали его схожим с маршалом Шапошниковым, заместителем наркома обороны СССР по сооружению укрепленных районов. В движениях интендант был нетороплив, основателен, немногословен. Однако этот неразговорчивый, замкнутый на первый взгляд командир, мгновенно преобразился, когда вопрос коснулся военной темы. Его суждения показались Мамину резкими, но они отличались железной логикой.

– В подразделениях значительный некомплект личного состава, – прочеканил басом интендант, выбрасывая окурок за борт, – Особенно не хватает артиллеристов. Пополнение ожидаем, конечно, со дня на день.

– Я видел на вокзале полно военных. Разве не прибывают? – спросил Мамин.

– Прибывают, конечно. Но ведь их еще учить надо. Бойцы ОПАБ – это ведь "универсальные" солдаты. Для их подготовки требуется длительное время и материальные затраты, сходу заменить их солдатами стрелковых частей невозможно. Сам посуди. К «первомаю» у меня в батальоне насчитывалось около 900 человек, так?

Мамин кивнул.

– А сейчас более полутора тысяч. Как положено по штатам военного времени. Из Мозырского укрепрайона пришли еще три специальных батальона. Их по приказу начальника штаба 4-й армии Сандалова разместили их на Семятичском, Волчинском и Брестском участках.

– Ну, вот, хорошо, – сказал Мамин.

– Да, ничего хорошего.

– Почему?

– Во-первых, это все равно капля в море. А во-вторых, обучения нет. На завтра только назначены учения.

– На завтра? – протянул Мамин.

– Сложно с этим. Не успеваем провести учебные тревоги по выводу подразделений на позиции. На днях только прибыли большие группы лейтенантов-выпускников военных училищ. Идет распределение по ротам, внесение в списки, знакомство с личным составом. В общем, нет пока серьезной подготовки. Неразбериха.

– Но ведь есть же информация о регулярных нарушениях границы. Почему бы не выставлять наряды, к примеру, в количестве роты ежесуточно на огневые позиции для прикрытия границы? Это можно делать даже скрытно. Никакой провокации, – сказал Алексей.

– Ух, ты! Первый день на границе, а как в воду глядишь. Не глупее… – значительно сказал Пилипенко.

– Не первый, а второй, – обиделся Алексей. Он-то считал себя после ночных приключений асом. Но Пилипенко на «губу» капитан только снисходительно улыбнулся лошадиными зубами.

– С мая все стрелковые полки дивизий первого эшелона выделяют не то, что по роте, а по целому дежурному батальону. Каждый батальон в течение одной-двух недель неотлучно находится на отведенном рубеже в полном боевом составе, с оружием, с боеприпасами. Собственно они-то и занимаются дальнейшим усовершенствованием оборонительных позиций, – добавил Пилипенко.

ГАЗик резко притормозил. Пилипенко и Мамин кубарем бы скатились, если бы не деревянные доски борта.

– Ефрейтор, не картошку везешь, – взревел интендант 1 ранга.

Мамин оглянулся. Машина остановилась у двухэтажного дома в Бресте, где сутки назад Лиза сошла с чемоданом.

– Я быстро, – крикнул Стебунцов и исчез за фанерной дверью подъезда.

Через минуту дверь отворилась, и на пороге появился светловолосый парень в кепке и белой футболке с вышитой буквой «Д» на груди. Он легко соскочил со ступенек, взглянул на командиров и, ничего не сказав, полушагом или полубегом скрылся за углом дома.

Еще через несколько минут вышли Семен и Лиза. Он была в том же сарафане, с той же прической, но что-то изменилось в ее лице. Стебунцов положил чемодан Лизы в кабину, надеясь, что она сядет рядом, но девушка, вдруг, заупрямилась и обратилась к Мамину:

– Товарищ капитан, разрешите мне с вами, в кузове.

– Если так удобнее, давай, – ответил обескураженный Мамин. Он помог ей забраться в кузов, и Лиза расположилась между интендантом и Алексеем, после того, как капитан ее представил.

Стебунцов уныло сел за баранку и рванул с места.

Пилипенко при появлении молодой особы приободрился. Погладил «арамисовские» усики.

– Елизавета, а вы знаете, что такое ДОТ?

Лиза повернулась к интенданту, немного опешив от странного вопроса.

– Конечно, знаю, – обиженно сказала Лиза, – Каменное укрепление для длительной обороны.

– ДОТ – это долговременная огневая точка. И не каменная она, а бетонная. Хотите, я вам расскажу, как строится ДОТ? Это очень занимательно, – глаза Пилипенко загорелись.

«Увлеченный человек, вон как глаза запылали. Как у зависимого после фразы: А, не хлопнуть ли нам по рюмашке», – подумал Мамин.

– Или, может быть, товарищ капитан хочет быть первым…кто, откроет вам, Лиза, эту военную тайну? – подавил смешок Пилипенко.

– Ни в коем случае. Не прощу себе, если позволю лишить вас, товарищ интендант 1 ранга, такой привилегии. Как говориться, ваша вотчина, вам и флаг в руки, – ответил Алексей.

Мамин решил не рисковать. О строении ДОТов он знал очень приблизительно, не хотелось глупо вляпаться от незнания.

– Вы не поверите, Лиза, как интересно строят ДОТы, – не раздумывая, начал Пилипенко, – Непосредственным возведением и оснащением долговременных железобетонных оборонительных точек, конечно, занимаются военные. Скажем, саперные, инженерные и специальные технические части. Но на подготовительных работах: отрывке котлованов, заготовке песка, щебня, полевого камня, древесины, транспортных работах – мы – военные, свои усилия объединили с местным гражданским населением. Представьте только себе, в едином порыве сливается все население. Да вы и сами должны были слышать, строительство УРа объявлено ударной комсомольской стройкой и сюда съезжались молодые патриоты-добровольцы из всех уголков нашей Родины, – распалялся интендант.

Лиза, раскрыв глаза, только, молча, кивала. Видимо, в знак согласия, что она в курсе.

– В первую очередь, в районе строительства установили полевые бетонный и лесопильный заводы. Котлован под сооружение копали добровольцы из гражданского населения, исключительно лопатами. Землю перевозили тачками. Одновременно подвозились строительные материалы: доски, камни, щебень, песок и цемент.

Пилипенко умолчал, что на стройплощадках также проводились маскировочные работы, территория обносилась высоким забором с колючей проволокой и молодыми елками. И все материалы, привозимые гражданскими с использованием тягловой силы, складировались на расстоянии 100 м от площадки и далее транспортировались солдатами.

– Ну, понятное дело остальные работы производились военными: саперными и инженерно–техническими подразделениями. На дно подготовленного котлована плотно укладывался 30-сантиметровый слой раздробленного полевого камня и щебня. На него заливался бетонный фундамент. Затем устанавливались опалубка и арматура, монтировались броневые короба под вооружение, после чего, бетонирование ДОТа.

– И сколько времени это занимает? – спросила Лиза. Мамин не в первый раз убедился, что технические вопросы Лизу интересовали.

– Этот процесс продолжается непрерывно около двух суток. После затвердевания бетона опалубка снимается, и монтируется вооружение и оборудование, – неутомимый Пилипенко, кажется, наслаждался моментом.

– А с чего начинается ДОТ?– вкрадчиво спросил интендант.

– Вы же сами сказали, с котлована, – неуверенно ответила Лиза.

– А-аа!! – победоносно воскликнул Пилипенко, – Так, да не так! Сначала роют…, – интендант сделал «мхатовскую» паузу, – Колодец. Затем, вокруг него возводят бетонные стены. Вода идет на раствор, а затем и на охлаждение оружия, на питье гарнизону. Долговременная огневая точка начинается с колодца, – гордо резюмировал интендант, подняв указательный палец вверх, – Мы даже местных стариков-лозоходов подключали, чтобы помогли находить подземные водяные жилы. ДОТы – это своего рода бетонные корабли, погруженные по «ватерлинию» в грунт, в землю, – неожиданно перешел на морские термины разговорившийся Пилипенко, – У них даже свои собственные имена есть – «Орел», «Быстрый», «Светлана», «Свободный».

– Ой, здорово вы рассказываете. Заслушаешься. А расскажите еще что-нибудь, – щеки Лизы зардели красными овалами.

Пилипенко открыл рот, воодушевленный высокой оценкой его рассказа, но тут помрачневший Алексей негромко вставил:

– Болтун – находка для шпиона.

ГАЗик сердито кряхтел по ухабистым дорогам Белоруссии. Солнце поднялось высоко и усердно палило. Пассажиров спасали головные уборы – у командиров фуражки, у девушки – чепчик. За бортом «старичка» густыми клубами вихрилась пыль. В голову шли строки: «Эх, дороги, пыль, да туман». Природа безмятежно продолжала свою земную жизнь. Как-то все разом замолчали. Задумались. Каждый о своем. Пилипенко затянул папиросу.