Стрела времени

Проехав через мост и ворота, машина повернула направо, вдоль сложенной из красного кирпича Кольцевой казармы. Мамин бывал в Брестской крепости, но его время это был израненный и разрушенный остов некогда значительного сооружения. Сейчас все было по-другому. Сейчас Мамин видел крепость в первозданном ее виде. Все было узнаваемо по фотографиям, виденным когда-то. Слева Алексей увидел клуб 84-го полка (бывший католический костел), далее столовую командного состава. На открытой площадке стояли орудия, не зачехленные и без навесов. Так вот просто под открытым небом.

– Вот артиллерийский парк, – обозначил про себя Мамин.

Единственное, что защищало орудия от ветра, так это пара часовых в плащнакидках, которые прохаживались вдоль парка. Все было в зелени. Людей практически не было, только несколько человек в форме строем двигавшихся к Тереспольским воротам, видимо, смена караула. Гражданских лиц Мамин не увидел.

Стебунцов повернул машину вправо и двинулся вдоль казарм, напевая:

Взвейтесь кострами,

Синие ночи!

Мы, пионеры, -

Дети рабочих.

Близится эра

Светлых годов.

Клич пионера:

«Всегда будь готов!»

Семен вообще всю дорогу от аварии до крепости взял на себя роль радио, которого в машине, разумеется, не было. За пятнадцать минут пути он спел песни четыре. Мамин, которому медведь оттоптался на ушах порядочно, оценил мелодичность и музыкальность ефрейтора-шофера. Удивляло, что за всю дорогу не замолкающий Семен, ни словом не обмолвился о происшествии. Это было странно и Мамин понял, нервы.

Через некоторое время они подъехали к большому белому двухэтажному зданию. Оно тянулось практически через весь двор – от северной до южной стороны. Окна первого этажа здания были зарешечены. Немного левее от здания Арсенала, ближе к Тереспольской башне, стояло огражденное забором двухэтажное здание 17-го погранотряда. За ним высилась сама башня Тереспольских ворот.

– Здесь штаб шестой дивизии, товарищ капитан, – сообщил Стебунцов, останавливая машину.

Ефрейтор провел капитана на второй этаж и остановился у двери с табличкой «заместитель командира дивизии».

– Вещи я снесу в казарму, оставлю у дневального. До встречи, товарищ капитан.

– Слушай, Семен, – не удержался Мамин. – А ты как этого бугая свалил?

– Так у меня ж ключ в руке был. Я как увидел, что он…повалил… вас. Я и треснул сзади, – буднично ответил Стебунцов.

– Ну, понятно. Ладно, давай, Семен, может еще увидимся, – сказал Мамин.

– Конечно увидимся, – улыбнулся ефрейтор. – Вы не переживайте, я подарок прямо сейчас снесу.

Они пожали руки и Стебунцов ушел.

Мамин два раза кратко постучал и толкнул дверь в просторное помещение с двумя окнами, выходившими, кажется, на внешнюю сторону кольца. Занавесок не было, поэтому через пыльные стекла легко проникал свет поднимающегося солнца. Стены помещения были выкрашены синей, не яркой, краской примерно до середины, остальная часть стен и потолок побелены. Слева от двери стояли два шкафа с открытыми полками, на которых размещались книги и папки. У левого окна высился письменный стол с абажуром зеленого цвета, на столе массивный телефон и две стопки личных дел. За столом Мамин увидел мужчину лет тридцати, с зачесанными назад короткими волосами, в пехотном обмундировании, перетянутом кожаными ремнями с четырьмя красными шпалами в петлицах. На груди висела медаль «ХХ лет РККА». Когда Мамин вошел, командир внимательно читал что-то в папке.

– Товарищ полковник, капитан Мамин для получения назначения к месту дальнейшего прохождения службы прибыл! – представился Алексей, вскинув правую руку к виску.

Сидевший оторвал взгляд от бумаг и вопросительно уставился на Мамина.

– Вы с дуба рухнули, капитан?– спокойно, но как-то угрожающе спросил командир.

Мамин оторопел. Что не так?

– Вы не видите знаки войскового отличия или вы не их не отличаете?

С этими словами полковник ткнул пальцем в вышитую на рукаве, чуть повыше обшлага красную звезду с золотыми серпом и молотом.

Блин. Это же знак отличия политработника. Так, в каком же ты звании тогда? Мамин мучительно думал, долго этого делать было нельзя, видно, как командир уже напрягается. Тут Мамина осенило.

– Виноват, товарищ ээ…полковой комиссар. С дороги, не разглядел.

Лицо комиссара помягчело.

– Да и вообще, ожидал, что здесь кадровый работник сидит, – неожиданно для себя смело заявил Мамин.

– Правильно ожидали. Но, учитывая, в какое подразделение вы получили назначение вашим оформлением поручено заняться мне и полковнику.

Командир с четырьмя шпалами встал, подошел к Алексею и протянул руку.

– Давайте знакомиться. Заместитель командира 84 стрелкового полка 6-й Орловской Краснознаменной дивизии Фомин Ефим Моисеевич.

Мамин почувствовал, как немеют ноги. Как? Тот самый Фомин?! Который возглавит оборону Брестской крепости, через два дня пленен, выдан и расстрелян. Герой крепости.

– Мамин Алексей Степанович, – Алексей с чувством пожал руку комиссару. Тот, кажется, заметил излишнюю горячность Мамина, и поспешил разжать рукопожатие.

Дверь в кабинет открылась, и на пороге возник командир крепкого сложения, с широким подбородком и маленькими черными усиками, а-ля Гитлер. Мамин удивился. На петлицах командира алели четыре шпалы, как и у полкового комиссара. Мамин глянул на рукав. Там был вышит шеврон в виде птички с одним широким золотым галуном внизу и двумя узкими сверху (у Мамина, к слову сказать, на рукаве был широкий одинарный шеврон из красного басона). Теперь Мамин был внимательнее и безошибочно поприветствовал:

– Здравия желаю, товарищ полковник.

– Здравия желаю! – неторопливо приложив руку к виску, ответил вошедший.

– Козырь Максим Евсеич, начальник штаба, – представился полковник. – Мамин?

– Так точно!

– Как по батюшке?

– Алексей Степанович.

– Хорош, братец, – он похлопал Мамина по плечу.

Мамин держал в руках аттестаты и проездные документы с предписанием, но Козырь на них даже не взглянул. Прошел к окну и развернулся.

– Наслышан. Наслышан. На тебя уже рапорт поступил из отдела милиции. Диверсантов, значит, ухлопал? – произнес Козырь.

Мамину показалось, что голос полковника звучит устало. Смотрел полковник с прищуром. Черные, как смоль, брови, мешки под глазами, морщинистое лицо, хотя человек не старый. В общем, Козырь производил впечатление человека крепкого, но усталого.

– Не стой в дверях. Проходи, – продолжил Фомин. – Позавтракать успел?

  Мамин смутился. О еде он как-то не думал. Но после слов комиссара в животе отчетливо заурчало. Он сегодня, кроме чая от кологрудой проводницы, ничего не закинул в утробу.

– Никак нет, товарищ полковой комиссар, – ответил Алексей.

– Позвони, пусть чаю принесут, – сказал Козырь, обращаясь к Фомину. Пока тот шел к трубке, добавил, – С сухарями.

– Смотри-ка, – заулыбался Фомин. – Устав внутренней службы знает. А как вошел, ляпнул, так ляпнул. – Кто ж так с командованием разговаривает? И кто тебя только учил? – обратился Фомин к Алексею.

– Да я вроде и не хотел…

– И таких слов в Уставе нет. Не хотел он, видишь ли! На будущее учти, что с командованием надо говорить по воински и уважительно, – назидал полковой комиссар.

– Погоди, Фим,– остановил Козырь. – Что за девушку вы там со Стебунцовым подвозили? – спросил Козырь.

– С поезда. Ехали вместе. Подарок от дочери Гаврилова везла. Семен… то есть, Стебунцов взялся передать.

– Послушайте, товарищ Мамин. Вы здесь человек новый. Кхе.. – полковник откашлялся в руку. – Так вот. Человек новый, но задачи перед вами стоят нешуточные. Поэтому я попрошу вас.. Кхе… впредь придерживаться инструкций.

– А не девушек катать, – вставил пять копеек Фомин, уже закончив давать распоряжения по телефону.

– О происшествии доложите рапортом позже. Сейчас, скажите, что думаете об этих бойцах? Какие соображения имеете? – давая понять, что показательная порка закончилась, сказал Козырь.

Мамину предстояло рассказать о бойцах учебного батальона Бранденбург 800. Рассказать он мог-то много чего. Но сейчас это необходимо было уместить в рамки информации, которой мог владеть капитан Красной Армии образца сорок первого года, а не любителя истории две тысячи восемнадцатого.

– А что тут скажешь. Ребята подготовленные. Первый, в которого я выстрелил, то есть осечка произошла, в момент нажатия на крючок выполнил маятник, как я успел заметить. Для обычного бойца это не просто странно, это невозможно.

– Согласен, – задумчиво произнес Козырь, его кустистые брови сошлись в одну линию. – Что еще?

– Вели себя чересчур самоуверенно. Винтовки оставили в коляске. Сначала вообще одного бойца с ножом отправили к нам, хотя видели, что нас трое.

– По-тихому прибрать хотели, – сказал Фомин.

– Да, – подтвердил Мамин. – Под пистолет шли спокойно, привычно. Ну, и рукопашкой владеют.

– Чем? – переспросил Фомин.

– Рукопашным боем, – уточнил Мамин, силясь вспомнить, существует в сорок первом такое понятие или нет.

– Ясно, – убил его сомнения Фомин.

Через минуту в дверь тихонько постучали. Вошел рядовой и на столе материализовались три чая в мельхиоровых подстаканниках, пара кусков сахара. К ней добавилась упаковка галет.

– Давай, перекуси пока. Потом в столовую зайдешь, – сказал Козырь.

За чаем Мамин в общих чертах получил информацию о своем ближайшем будущем.

– Ты приписан к саперному батальону, на должность замкомандира саперно-маскировочной роты. Завтра оформим допуск по «секретке». Так что с завтрашнего дня только можешь ты приступить к своим обязанностям. И отдохнуть, по уму, я тебе должен хотя бы сутки дать с дороги. Но нет у меня этих суток, понимаешь? – не то спросил, не то утвердительно заявил полковник Козырь.

Мамин пытался сообразить, не рассказать ли господам…то есть товарищам большим командирам, что произойдет через полтора суток. Но что это даст? Во-первых, не послушают, за паникера примут. В кино такое часто показывают, поставят к стенке и шлепнут. Не рассказать. Тоже не годится. Может все-таки подготовленные встретят противника, подороже жизни свои отдадут. Ладно, подумал Мамин, меня вроде отправлять куда-то собираются. Перед отъездом оставлю письмо. Да и вообще, не мое это дело крепость спасать. Мне про документы нужно узнать, да домой как вернутся. Подумал и устыдился своих мыслей.

Меж тем, Козырь продолжал.

– Ты командир с особой подготовкой. Поэтому с тобой целый замкомандира дивизии разговаривает, – кивнул Козырь на Фомина. – А у меня как раз ситуация в укрепрайоне особая. Как думаешь, таких, как эти ..с проводами, много здесь?

– Если скажу, что не думаю, а знаю, что много, поверите? – спросил Мамин.

– Поверю, – утвердительно кивнул Козырь.

– Диверсии будут нарастать, – продолжил Мамин. – В основном, это коснется коммуникаций, связи, электроснабжения, – подумал немного и добавил – Водоснабжения.

– Слышал, наверное, в мае, германский внерейсовый самолет Ю-52 совершенно беспрепятственно был пропущен через государственную границу и совершил перелет по советской территории через Белосток, Минск, Смоленск в Москву. Никаких мер к прекращению его полета со стороны органов ПВО принято не было. ПВО Западного особого военного округа, обнаружили нарушивший границу самолет лишь тогда, когда он углубился на советскую территорию на 29 км, но, не зная силуэтов германских самолетов, приняли его за 277 рейсовый самолет ДС-3 и никого о появлении внерейсового Ю-52 не оповестили. Белостокский аэропорт, имея телеграмму о вылете самолета Ю-52, также не поставил в известность командиров бригады ПВО и авиадивизии, – изложил Фомин.

Мамина этот исторический факт как-то обошел стороной, но виду он не подал, только кивнул головой.

– Вот и получается. Что это? Предательство? Диверсия? Или головотяпство? – спросил Козырь.

– Может и головотяпство, но по весу как предательство, – дал оценку Фомин.

– В общем, я тебя сейчас нагружать информацией не хочу. Поедешь на 18 ОПАБ в районе Пугачево сегодня же. На месте командир батальона введет в курс дела. Так, я думаю, лучше будет. Незамыленным взглядом посмотришь, оценишь обстановку. Задачу и приказ получишь завтра. О режиме секретности предупреждать, надеюсь, не надо?

– Нет, – ответил Мамин, мысленно расшифровывая аббревиатуру ОПАБ – отдельный пулеметно-артиллерийский батальон.

– Хорошо. Но у секретчика подписку оформишь. Я его предупрежу. Это еще не все. Командование полка решило подготовить штурмовой взвод. А тут своих дел невпроворот. Ты специалист? – спросил Козырь и сам же ответил. – Ты. Вот и будешь его создавать.

– Товарищ полковник, это невозможно! Нужны люди с опытом, – попробовал возразить Мамин.

– Не перебивай. Пока начнешь так. Ясно? – оборвал Козырь.

– Так точно.

– Сейчас иди к секретчику, потом найдешь старшину Моховикова. Оформляй документы и получи оружие на складе. Там указано на сколько человек. Комлектацию определяй сам. Выписки из приказа должны быть уже готовы. Он же даст тебе транспорт до укрепрайона. Переночуешь там. Вопросы, возражения?

– Никак нет, – обреченно вздохнул Мамин. Искать документы нужно было где-то здесь, а его отправляют в ОПАБ.

– И еще, – Козырь подошел вплотную и положил руку на плечо Алексею, – Я сильно надеюсь на тебя капитан, не подведи.

– Разрешите идти, – Мамин собирался развернуться и выйти. Раздался трескучий звонок телефона.

– Да, – поднял трубку Козырь. – Какие документы? Из Белого? Нет. Нет, говорю. Неделю назад переправили в обком. Да. В обком. Звоните Тупицыну. Что точно? Конечно, точно. Все. Отбой связи.

Мамин вышел из кабинета.

***

По дороге на оружейный склад, к которому Мамина охотно согласился проводить рядовой Пичушкин, только что сменившийся с наряда и направлявшийся в казарму, Алексей размышлял. Нет, его не смутило назначение в маскировочно-саперную роту. Из литературы, посвященной Великой отечественной войне, он знал, что так обозначались в предвоенные годы советские диверсионные подразделения. Не пугала его и перспектива подготовить и возглавить отделение (а потом и взвод) новоиспеченного спецназа. Заботило Алексея то, что никакого взвода не будет. Уже послезавтра рано утром здесь будут солдаты вермахта и, немногим из наших удастся унести ноги отсюда. Какой уж тут спецназ.

Сообщить «кто он» двум старшим командирам Алексей не решился. Но что предпринять уже решил. Написать импровизированную докладную записку. Передать ее через дневального полковнику Козырю, а самому уехать в укрепрайон. Пока суть да дело, пока свяжутся с руководством. Может и не арестуют сразу. А там, в укрепрайоне можно попытаться убедить вывести личный состав на позиции. Хотя бы так.

Документы, которые его интересуют в обкоме. Случайно услышанный разговор Козыря по телефону – немыслимая подсказка. Случайность? Как бы сказал Поярков – не думаю! Собственно, что-то подобное и должно происходить. Не могут же они и в самом деле отправлять человека из будущего, как слепого котенка. Где находятся документы, он не знал, как их добыть тоже, как выбраться? Наверняка, должны быть подсказки. Какая-то подстраховка.

От этих мыслей стало немного теплее на душе. Было уже около двенадцати часов дня. И до сих пор Мамин не мог отделаться от чувства одиночества. Людей вокруг много, а он один. Убедив себя, что незримая рука ФСБ направляет его, Алексей вздохнул жизнерадостнее.

Дорога на оружейный склад шла через Белый дворец. Трехэтажное каменное здание, на дворец вовсе не похожее. Вход под навесом, рядом деревянная электроопора. Здесь подписали Брестский мир и секретные протоколы к нему. Но их сейчас здесь нет. И само здание в первые же часы бомбардировки перестанет существовать. Алексей видел, что осталось от дворца, когда посещал Брестскую крепость в двухтысячных. Фундамент и часть стены не выше метра. Дворец возвышался в середине цитадели. Во дворе жизнь кипела не пример, когда Стебунцов привез Мамина. Туда-сюда сновали автомобили, строем перемещались люди в военной форме, были даже конные. Но наличие вооруженных людей не давало никакой уверенности в эффективности крепости. По сути это был каменный мешок. Оборонительного значения или препятствия для продвижения войск противника крепость не имела и не могла иметь. Здесь можно было только героически погибнуть, прихватив с собой на тот свет, некоторое количество врагов.

– Товарищ боец, – стараясь подражать услышанной форме обращения сказал Мамин. – Подскажите, где столовая?

– Тама вот, – рядовой махнул указательным пальцем. – Видите земляное укрепление у казармы, там 44-й полевой автохлебвзвод. Там столовая.

Надо будет зайти поесть после оружейки, – подумал Алексей.

На оружейном складе проходили какие-то работы. Руководил процессом старшина, на вид лет сорок. Вместе с ним этим же занимался еще один военнослужащий без знаков различия на гимнастерке, оказавшийся заведующим складами боепитания Николаем Овсянкиным. Ознакомившись с выпиской из приказа, которая уже находилась на складе, он предложил Алексею в качестве личного оружия сменить наган на ТТ, пистолет Тульского-Токарева. Мамин согласился и протянул заведующему оружие с кобурой.

Разговорились. Кладовщики рассказали, что еще несколько недель назад в полк с окружных складов стало поступать новое стрелковое оружие: станковые пулеметы Дегтярева (СПД), пистолеты-пулеметы Дегтярева (ППД), самозарядные винтовки Токарева (СВТ) и автоматические винтовки Симонова (АВС). Мамин интересовался, а Овсянкин подробно рассказывал о тактико-технических характеристиках нового оружия. Алексей в свое время изучал возможности СВТ и ППД, незнаком ему был только СПД. Внешний вид оружия Алексею понравился сразу. Ствол на трех сошках, пулеметная лента, ручки, как у Максима, в общем, выглядел брутально. Поэтому основное внимание он сосредоточил на рассказе об этом оружии, планируя его взять в ОПАБ.

Пулемет СПД был принят на вооружение РККА в тридцать девятом году под наименованием «7,62-мм станковый пулемёт обр. 1939 г. ДС-39». Производство пулемёта осуществлялось на Тульском оружейном заводе, до этого выпускавшем пулемёты системы Максима. Помимо пулемётов, поступивших в войска, некоторое количество ДС-39 было установлено в казематные установки, которые тоже имеются в количестве двух штук в районе Белостокского укрепрайона.

Однако, как не преминул сообщить Овсянкин, эксплуатация ДС-39 в ходе зимней войны вызвала многочисленные нарекания, связанные с ненадёжностью работы пулемёта в условиях запылённости и низких температур. Здесь, на Брестском полигоне испытания также привели к неутешительным результатам. Оказалось, что невозможно использовать вместо патронов со стальной или биметаллической гильзой (нового образца) аналогичных патронов с латунной гильзой, большие запасы которых имелись на складах, что, очевидно, при ведении военных действий могло вызвать трудности с обеспечением боепитанием. Поэтому сейчас стрелковые роты имеют на вооружении надёжные и нетребовательные к боеприпасам пулемёты системы Максима обр.1910/30 г.

Послушав занимательный рассказ, Мамин перешел к делу. По приказу ему предоставлялась возможность получить оружие на восемь человек, то есть почти отделение. И Алексей выбрал следующее:

– ППД-34/38 с коробчатым магазином на 25 патронов; 4 шт.

– ППД-34/38 с дисковым магазином на 73 патрона и горловиной для присоединения этого магазина;

– ППД-40 с дисковым магазином на 71 патрон, 2 шт.

– СВТ-40 с глушителем звука выстрела, со специальными винтовочными патронами уменьшенного заряда «Брамит».

Поскольку Алексей приехал с одним чемоданом, то он выпросил также вещевой мешок «туркестанского типа». Вещмешок имел всего одно отделение, верх которого утягивался верёвкой. К нижней части мешка была пришита плечевая лямка, на которую были надеты две перемычки, предназначавшиеся для застёгивания на груди. С другой стороны плечевой лямки были нашиты три верёвочных петли для регулировки длины. К углу мешка была пришита деревянная бобышка-клеванта, за которую цеплялась петля плечевой лямки. Плечевая лямка сворачивалась в «коровий» узел, в центр которого продевалась горловина мешка, после чего узел затягивался. Все эти манипуляции Мамину показал все тот же Овсянкин.

Нашелся на складе НР-40, нож разведчика сорокового года. Девять штук НР присовокупили к остальному. Оружие оставили на складе до отъезда. Один нож и ТТ в кобуре Мамин взял с собой.

***

С обедом, на который рассчитывал Мамин, не вышло. Только он направился к земляному валу, где находился 44-й полевой автохлебвзвод, как его окликнул знакомый голос.

– Товарищ Мамин, товарищ Мамин.

Подбежал запыхавшийся Стебунцов, на ходу поправляя пилотку.

– Срочно к полковнику Козырю.

Мамин вздохнул.

– Прости, капитан, что голодным тебя отправляю, – начал Козырь. – ЧП у нас. Незваные гости объявились. Чужие по району шастают. Тебя у машины ждет старшина Пшенка со своими людьми. Выдвигайся на место, осмотрись.

– Ясно. Разрешите идти?

– С Богом.

У ГАЗика действительно стоял невысокий, плотный старшина в выцветшей гимнастерке. На плече висел ППШ (пистолет-пулемет Шпагина), на поясе подсумок для дискового магазина. Рядом топтались двое рядовых с винтовками и внимательно слушали чернявого парня с тремя треугольниками, то есть сержанта. Чернявый что-то вполголоса рассказывал. Видимо смешное, потому что бойцы отвечали на его слова дружным хохотом. Стебунцов копался в кабине.

При виде Мамина старшина подкрутил седеющий казачий ус и сделал шаг навстречу.

– Доброго ранку, товарищ капитан. Замкоувзвода раузведки старшуна Пшенка, – старшина протянул руку.

– Мамин Алексей Степанович. А как вас по имени-отчеству, старшина?

– Апанас Григорьевич.

Рукопожатие у старшины было крепким.

Тут же от группы бойцов отделился чернявый и подошел к Мамину.

– Це мой комод, Александр Лившиц, сержант, – представил старшина.

«Комод – это командир отделения», – догадался Мамин.

– Сашко-Адеса! – посчитал важным уточнить чернявый.

Поздоровались, познакомились. Пшенка ввел Мамина в курс дела. Ночью был слышен гул самолета. В районе деревни Мухавец в приграничной полосе вчера видели три парашюта. Потом в деревне объявились незнакомые люди в красноармейской форме. А утром какой-то офицер узнавал у местных дорогу и угощал сигаретами.

– Балакают по нашенски. А табачок чужий. Но наших же не проведеш. Чи выдразу выдчули. Да поведомили. А вин те зникли. Тильки связь перервався с аеродромом у том районе. Треба б пошукать. Може що и зачепим, – поделился старшина.

Информация привлекла чекистов и нужный квадрат был оцеплен. Задача группы Мамина состояла в том, чтобы выйти на след странных красноармейцев и выяснить кто они.

– Ой, Апанас, мне таки больно на тебя смотреть, – влез в разговор чернявый. – Не начинай наводить метель, мы же поссоримся. Ну, зашли ребята огоньку спросить, шо такого? А старушке шо-то показалось. Вы бы видели ту старушку, товарищ капитан, обнять и плакать.

– Сашко, я така пидозрю ще ты специально на пули и ножи скачешь, щебы у Тонечки в лазарете ошиватись. А я вирю тий старушенцыи. Ни. Нам требо нашукать цих залитных и трепетно допытать. Тильки цего разу по перед батьки не лизь. Остерегись, – сказал по-отечески Апанас. И, повернувшись к Мамину, добавил, – Вин ще останне ранення не зажило. Скаче, як козел.

– Старшина Пшенкин, – нарочито исковеркав фамилию, сказал чернявый, и потер левое плечо. – Не морочьте товарищу капитану то место, где спина заканчивает свое благородное название! Я себе знаю, шо нет там никаких диверсантов, а вы себе думайте, шо хотите.

Не закончив, спора, погрузились в ГАЗик. Мамин предпочел сесть с Семеном, все-таки знакомый. Остальные расположились в кузове. При этом Лившиц не переставал что-то горячо обсуждать со старшиной. По-видимому, они были давние приятели. Сашко не меньше старого товарища понимал серьезность появления в приграничной полосе незнакомцев в советской форме. Просто Лившиц по натуре был балагуром и подтрунивал над другом.

Чернявый, Сашко Лившиц, был родом из Одессы. Отсюда и произвище – Сашко-Одесса. Сам он говорил на одесситский манер – Адеса. Это был высокий жилистый парень лет двадцати с клубком вьющихся волос на голове. На его потемневшем от черноморского солнца лице отпечаталась тень одессита. Внимательный человек мог бы увидеть в глазах Сашко глухие колодцы дворов, знаменитый порт, суету Молдаванки и Привоза.

Чубатый морячок начал службу на флоте, как и положено. Но взрывной нрав и юморной характер не позволили Лившицу прослужить в родной Одессе и года. В ноябре сорокового его сослали подальше от греха. На исправление. Так Сашко оказался в Бресте, где сдружился с харьковчанином Апанасом, старшиной разведвзвода. Хотя с первых дней Апанас, что называется, взялся за воспитание буйнонравного морячка. Дурь выбивал в прямом и переносном смысле. Наряды, тумаки, вразумления. Пшенка, отец двоих детей, учил хулигана, как мог. А тот отвечал шутками-прибаутками. На одном из плановых выходов Пшенка оказался с Лившицем в одной связке. И случись с ним, бывалым разведчиком, служившим еще в финскую, незадача. Повел Апанас группу сквозь болото. Сам он в этом деле разбирался неплохо. Но тут, что-то пошло не так. Засмотрелся, задумался и, не заметил, липовую кочку. Через мгновение оказался в зловонной жиже по грудь. Группа шла по одному, друг за другом, каждый на расстоянии пяти шагов. Вправо влево не отступить, везде трясина. Пшенка так стремительно начал уходить в тину, что никто решительно не мог ему помочь. Никто, кроме Сашко. На судьбу, он оказался ближе всех. Не думая ни секунды, растянулся на двух мшистых кочкарях, одним движением стянул с себя ремень и помог выбраться старшине.