Мумия Ильича. Книга первая

– Вы имеет в виде разложение? – уточнил СБ: он и в теории оставался практиком.

– Конечно. Они всегда хотели сделать тело неразрушимым. Ну, чтобы оно олицетворяло способность ко всем жизненным проявлениям.

– Для чего?

МНС показалось, что лектор подошёл вплотную к основной теме повестки.

– Душа обязана вернуться в своё тело. Вы, конечно, слышали о пирамидах? – усмехнулся НЕ.

– И даже видел их, – не остался в долгу МНС. – Непосредственно в месте дислокации.

– Так, вот, пребывание умершего царя в пирамиде, по верованиям египтян – это цепь его пробуждений к жизни и уходов на небо. Оживать и вести жизнь должен был сам труп.

– Вот!

Ликуя, МНС взметнул над головой руку с оттопыренным указательным пальцем – но уже не по адресу СБ.

– Что и требовалось доказать!

НЕ скептически покривил щекой.

– Требоваться-то требовалось – но пока ещё не доказано ничего.

Мы пока освещаем только вопросы теории. И не надо их подтягивать за уши к своим желаниям.

МНС со смущенной улыбкой на лице поднял руки вверх.

– И это правильно! – одобрил НЕ. – Так, вот: чтобы вести эту жизнь и не оборвать цепи, умерший должен был собрать кости и члены. А для того, чтобы собрать их, он прежде должен был их найти. Отсюда – и забота о сохранении «тела в теле», и забота о сохранении тела в специальном хранилище. В том числе – и для того, чтобы «не ошибиться адресом».

– Это понятно.

МНС «включился» не случайно: НЕ слишком основательно подходил к вопросу. И товарищу следовало корректно указать на это. Потому, что кратчайшее расстояние между двумя точками есть прямая.

– Непонятно другое: зачем духу кости? Вести жизнь он мог бы и духом?

– А Вы любопытны, мой друг, – одобрительно хмыкнул Египтолог. – И недалеки от истины. Но дело в том, что в Старом царстве Египта души представлялись созданиями плотскими – только невидимыми. Вот Вам и весь сказ.

– Как это «весь»?! – возмутился СБ. – А техника производства?

Египтолог рассмеялся.

– Нет. Не подумайте, что я уклоняюсь от обязанностей. «Весь сказ» относится только к душам во плоти. Что же – до мумий… Слово это – арабское и значит «асфальт». Впервые европейцы узнали о мумиях от Геродота. Этот историк описывал три способа приготовления мумий. Первый был применен Анубисом, Гором и Тотом к самому Осирису. Это был самый дорогой и совершенный способ, и обходился он в талант серебра. По этому способу мумию делали так. Вначале железным крючком извлекался через ноздри мозг. Затем через разрез, сделанный каменным ножом, извлекались внутренние органы. Освобождённое «от начинки» тело изнутри вымывалось пальмовым вином и наполнялось благовониями. Начинённое уже благовониями тело клали на семьдесят дней в соляной раствор, омывали и заворачивали в тонкое полотно, разрезанное на ленты. Этот способ позволял сохранить тело наиболее приближённым к «оригиналу». Мумия получалась на редкость прочная, изумительного жёлтого цвета.

– А второй способ?

– Ну, второй был проще. Для начала внутрь тела заливали кедровое масло, которое уничтожало внутренности. Потом тело освобождали от этого раствора вместе с растворёнными органами, и помещали труп в соль.

Как видите, мороки значительно меньше, чем в первом случае. Третий способ был ещё проще: живот очищался редечным маслом, после чего труп помещался в соль на те же самые семьдесят дней.

– А Ленин?!

Глаза у МНС заблестели так энергично, словно он уже нащупал решение проблемы. При «некотором содействии» Египтолога, конечно.

– Как бальзамировали тело Ленина? Вы, случайно, не в курсе?

– Ну, это, конечно – не вопрос египтологии.

НЕ уже не усмехался. Он даже «сошёл с кафедры». Хотя бы потому, что Ленин – это не фараон: он значительно ближе по времени и по духу. Ему, идейному Египтологу – в том числе. И идейному не в плане идей Древнего Египта и современной египтологии. Поэтому, не зная ещё причин интереса МНС, НЕ уже догадался, что вопрос о бальзамировании Ленина не случаен. Как и его контекст с древними мумиями.

– Но я, «случайно», в курсе. Готов и вас ввести.

МНС и СБ нетерпеливо заёрзали в своих креслах.

– Итак, Владимир Ильич Ленин умер, как вы, наверно, помните, двадцать первого января тысяча девятьсот двадцать четвёртого года.

– А, вот, отчего он умер?

В СБ проснулся… нет, не оперативный: обывательский интерес. Личности великих привлекают всем. Даже – обстоятельствами смерти и разложения трупов.

– Я слышал, что он…

– Намекаете на сифилис? – спокойно уточнил египтолог.

В доперестроечные годы будущий СБ смутился бы… Нет, пожалуй, и тогда не смутился бы. Потому, что не задал бы такого вопроса. Не посмел бы. Разве, что – у себя на кухне. На ушко проверенному другу. А сейчас он не смутился не только «от времени», но и «по должности».

– Ну, ходили такие сплетни…

– Это – не сплетни, – «утешил» его НЕ. – Такой диагноз Ленину действительно ставился. В числе прочих… неверных.

– «Неверных»?!

В возгласе СБ послышалось облегчение и даже радость: он явно переживал по поводу «неблагозвучного» диагноза вождя.

НЕ лаконично кивнул головой.

– Да. Все три последних диагноза были неверными: неврастения, хроническое отравление свинцом, сифилис мозга.

– Значит, причина смерти…

– Вполне добропорядочная и пристойная: атеросклероз сосудов на почве преждевременного их изнашивания. Это – дословная фраза из «Заключения». И дальше: «В результате сужения просветов артерий мозга от недостатка подтока крови – очаговые размягчения тканей мозга».

– То есть?..

СБ выразительно покрутил пальцем у виска.

– Ну, в какой-то мере… – уклонился от более точного ответа НЕ.

СБ с тревогой посмотрел на МНС: «вот, те, бабушка, и… дедушка Ленин!» Взгляд этот был явно не на тему: «не успел обрадоваться, как опять надо огорчаться!».

«Содержание» взгляда не ускользнуло от Египтолога. Теперь уже он заинтересованными глазами – но стараясь не выдавать своего любопытства – покосился на МНС. Обоих ждало разочарование: МНС никак не отреагировал ни на один из взглядов.

– А какой была непосредственная причина смерти?

– Что значит оперативный работник!

НЕ уважительно покрутил головой в адрес СБ.

– Сразу чувствуется профессиональная хватка! Так, вот: непосредственной причиной было названо усиление нарушения кровообращения в головном мозге с кровоизлиянием в мягкие мозговые оболочки. Анатомический же диагноз был таким: атеросклероз артерий с резко выраженным поражением артерий головного мозга, плюс множественные очаги размягчения в левом полушарии в периоде превращения в кисты.

И опять СБ с тревогой посмотрел на МНС.

– Но никаких указаний на сифилис ни в сосудистой системе, ни в органах обнаружено не было.

Дубль утешения почему-то не слишком утешил СБ: озабоченности на его лице не стало меньше.

– При вскрытии было обнаружено шесть зонт провалов коры мозга, в том числе и в лобной доле, которая отвечает за интеллект.

Вот теперь вздрогнул и МНС. Египтолог не понял ещё причины, но уже понял закономерность: реакция слушателей наступала сразу же, как только речь заходила о поражении мозга Ленина. Он не понял ещё, в связи с чем такая болезненная реакция «постфактум» – но понял, что она, как минимум, неспроста.

– Левое полушарие потеряло треть своей массы. А основная артерия, которая питала две трети всего мозга (внутренняя сонная), при самом входе в череп была твёрдой и забитой известью… Может, я что-то не то говорю?

Египтолог не выдержал: ему казалось, что каждое его новое слово отрабатывает за порцию соли на свежие раны аудитории. И он посчитал себя обязанным внести ясность в вопрос: «тварь ли он дрожащая, или право имеет?».

– Нет-нет!

Задействовав и голос, и руки, МНС поспешил успокоить «докладчика».

– Продолжайте, пожалуйста! Нам важно всё, что Вы скажете. И не обращайте внимания на нашу реакцию: чуть позже мы всё объясним. Итак, с причиной более-менее ясно. А что, там, с бальзамированием?

Египтолог насупился: ответ он получил – но яснее от этого не стало. Однако его дело – отвечать на вопросы, и он не решился «переписывать сценарий». В части более продолжительного и энергичного выказывания недовольства.

– Я не буду говорить о причинах, которые побудили сохранить тело Ленина на неопределённо долгое время. Их известно много, а в точности – ни одной.

– «И гений, парадоксов друг»! – хлопнул в ладоши МНС. – Браво, НЕ: великолепный образчик софистики!

НЕ с достоинством отработал головой: поблагодарил за комплимент.

– Я буду говорить только о факте бальзамирования. Первое лёгкое бальзамирования на время похорон сделал профессор Абрикосов. Но тело начало быстро изменяться. А тринадцатого марта, через полтора месяца после похорон, всё ещё не было решения ни о сохранении, ни о захоронении тела Ленина.

– Почему?

– По причине отсутствия гарантий такого сохранения. Но уже на следующий день, наконец-то, решение было принято: сохранить тело Ленина при низкой температуре. Известному большевику Красину было разрешено закупить в Германии специальное холодильное оборудование. Красин предлагал заморозить тело Ленина с предварительной фиксацией его формалином и пропиткой глицерином.

– И? – в унисон выдали МНС и СБ.

– Против выступил Борис Ильич Збарский. Он сказал, что этот метод несовершенен. Да, он согласился с тем, что тело при температуре минус десять – минус двенадцать градусов не будет изменяться. Но тут же «убил» комиссию тем, что нет никаких гарантий бесперебойной работы установки. А вдруг авария? А вдруг перебои с электричеством? Несколько часов без электричества – и все труды насмарку: тело разморозится, деформируется, и восстановлению уже не будет подлежать. Это – как в современных холодильниках: однажды размороженное мясо уже не рекомендуется замораживать повторно. Довод Збарского никто – даже сам Красин – не пытался оспорить. Потому, что закон Мёрфи: «Если неприятность может случиться, то она обязательно случится» – в нашей стране имеет перспектив больше, чем в какой-либо другой.

МНС усмехнулся.

– Верно до сих пор. И что было дальше?

– А дальше Збарский сказал, что харьковский профессор Воробьёв научился сохранять тела умерших в почти идеальном состоянии. Воробьёв пытался отказаться «от высокой чести» – но не смог. Не устоял перед энергичным Збарским. Хотя вначале он и предложил идею поместить тело Ленина в серебряный сосуд с бальзамирующим раствором. Предложил из чувства здорового страха перед ответственностью. Идею осмеяли – и правильно: что может быть кощунственней плавающего в жидкости трупа? В конце концов, Воробьёв сдался – и применил свой испытанный метод.

– Какой? – разом выдохнули МНС и СБ.

– Он пропитал ткани спиртом, глицерином и ацетатом калия.

– И результат?

– Результат – в Мавзолее. Восемнадцатого июня тело осмотрели родные Ленина. И брат Дмитрий сказал, что Владимир Ильич выглядит лучше, чем в первый день после смерти. Двадцать шестого июля, после доводки тела, его осмотрела правительственная комиссия во главе с Дзержинским. В акте записали буквально следующее: «общий вид приближается к виду недавно умерших». Было также отмечено полное сохранение объёмов, форм и всей клеточной и тканевой структуры.

При этих словах МНС и СБ опять обменялись взглядами – но уже совершенно другой, мажорной тональности.

– Этого оказалось достаточно для того, чтобы первого августа Мавзолей был открыт для посещений.

Затянувшуюся паузу – по причине отсутствия желающих – разорвал сам «докладчик». И, как оказалось, не для того, чтобы продолжить то, что ещё Маяковский определил как «Время, начинаю про Ленина рассказ…»

– Я ответил на ваши вопросы. Могу я теперь узнать, к чему всё это?

СБ хотел переглянуться с МНС, но не смог. По техническим причинам: в одиночку не переглядываются – а товарищ не захотел участвовать.

– Вы – член партии и наш друг, – запросто сказал МНС. – И поэтому я могу быть с Вами откровенным.

Возможно, общение с мумиями и научило Египтолога выдержке. Но сейчас продемонстрировать её он не смог. Напротив, он весь напрягся – и даже подался вперёд. Ну, как и положено в классической сцене ожидания.

– Нам нужен он.

– Кто «он»?

– Ленин!

Ошеломлённый Египтолог повёл пальцем в сторону портрета на стене. Палец отрабатывал и за вопрос, и за изумлённый взгляд.

– Угу! – смежил веки МНС.

– В каком формате?

НЕ уже «вернулся» настолько, что сподобился на вопрос. Оно и понятно: мумии фараонов – более лёгкая тема.

– Мы хотим оживить его.

– Того, который в Мавзолее?!

НЕ задал вопрос не столько голосом, сколько глазами – так он был потрясён масштабом замысла. А ещё больше – нахальством и безрассудством его авторов. Ведь до сего времени мумии «оживали» только в Голливуде да в сказках на тему «загадочных» смертей участников экспедиции Картера.

– В тандеме с тем, который там.

И МНС отметился взглядом в потолок.

– ???

Вместо ответа МНС раскрыл блокнот. НЕ долго скользил глазами по неровным строкам, то и дело возвращаясь назад, к прочитанному. Наконец, он отодвинул блокнот от себя.

– А Вы…

– Нет.

– А он?

– Да.

– Но этого не может быть!!!

– И это говорите мне Вы, профессиональный египтолог?!

МНС основательно загрузил НЕ укоризной.

– Это ведь – мой текст! Это я должен брыкаться – а Вы меня уговаривать и даже убеждать!

НЕ усмехнулся и покачал головой.

– Да, по статусу египтолога мне, вроде бы, полагается верить во всю эту чушь… хотя бы самую малость… Но… Но как можно в это поверить?! Мы же – современные люди! Мы же – не голливудские персонажи! Оживление мумии! Чушь! Бред сивой кобылы!

– А это?

И МНС кивнул головой на раскрытый блокнот. Не снимая с лица выражение скепсиса, Египтолог неопределённо пожал плечами. Этот довод его, кажется, тоже не убеждал.

– Ладно, «поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан!» – взмахом руки поставил точку в дискуссии МНС.

– Можешь не верить, но помогать обязан? – покривил щекой НЕ.

– Да.

– Но ведь это – бред!

– «Да» или «нет»?

Некоторое время Египтолог разговаривал сам собой – жестами и мимикой. Наконец, он решительно взмахнул рукой – так, словно отрезал себе пути к отступлению.

– Хорошо: я согласен. Чего Вы ждёте от меня?

– Разумных советов.

– Разумно, – усмехнулся НЕ. – Но давайте их вырабатывать вместе: я один не осилю. А лаврами будем делиться потом… если будет, чем делиться.

– Согласен.

МНС протянул руку, которая недолго оставалась «неохваченной взаимопониманием».

– Итак?

МНС вопросительно уставился на Египтолога.

– ???

Египтолог ещё более вопросительно уставился на МНС.

– Это вы уже обмениваетесь советами? – хмыкнул СБ. – Тогда и я могу подключиться – и на достойном уровне.

– Какие мысли? – уточнил МНС – и Египтолог удалил знак вопроса из глаз. Вместе с вопросом.

– Ну, процесс бальзамирования древние египтяне сопровождали магическими заклинаниями и сложными обрядами…

– Вот-вот! – энергично подхватил МНС. – Это уже кое-что! И что нам это даёт?

Египтолог не удержался от иронического хмыканья: энтузиазм МНС оригинально сочетался с вопросом. Так сказать: «Вот это то, что нам нужно – а что это такое?»

– Ну, мы могли бы… попробовать…

– Только попробовать?

– Только попробовать…

– Оживить? – стимулировал творческую активность Египтолога СБ.

– Ну, зачем так радикально! – поморщился НЕ. – Не оживить, а использовать древний обряд.

– А Вы его знаете?

– Ну, в общих чертах… Но я думаю, в данном случае важна не форма, а принцип.

– Предлагаете упростить? – догадался МНС.

– Да.

– Осовременить?

– Ну, зачем так сразу?

НЕ почти обиделся. Он усмотрел в вопросе намёк на частичную несостоятельность – и не зря. Намёк действительно имел место быть – и как раз, на тему несостоятельности.

– Всего лишь сократить. Вряд ли имеет смысл в работе с мумией Ленина использовать местечковые – пардон за терминологию – заклинания с участием Ра, Осириса, Гора, Тота, Анубиса и прочих «товарищей местного значения». Наша мумия имеет полное право не откликнуться. Не «купиться», так сказать, на эту туфту.

– Логично, – усмехнулся МНС. – Тогда не будем терять время?

– Будем!

Теперь усмехался уже Египтолог.

– Не понял?

МНС и лицом соответствовал тексту.

– Вы ведь слышали, как приготовляется мумия?

– Ну?

– Что «ну»?

– Ну, слышали, слышали!

– И что вы услышали?

– Послушайте, НЕ…

– Понял!

Египтолог не позволил теме развиться в нежелательном направлении. Осознал, так сказать.

– Так, вот: первым делом извлекается мозг!

– Ах, ты…

Даже присутствие работника умственного труда не помешало МНС продолжить фразу а ля рюсс. Из этого нетрудно было сделать вывод о том, что он понял всё – и понимание не добавило ему мажорных ощущений.

– И что же делать?

– Как что? Заняться мозгом, конечно! И – в первую очередь! И уж, если… тогда, конечно…

МНС выдал ещё порцию словесного минора – и повернулся к СБ.

– Есть там у нас кто-нибудь?..

Глава седьмая

– Итак, дружище, ждём твоего доклада.

МНС сел – и его место «на кафедре» занял сын одного из заслуженных ветеранов партии, сотрудник НИИ Мозга человека Российской Академии медицинских наук, кандидат этих самых наук. Узкому кругу лиц он был известен как Медик.

– Ситуация с мозгом Ленина такова… Немного предыстории, если позволите?

– Валяй! – санкционировал МНС.

– После того, как мозг извлекли из черепа, он был подвергнут изучению. Изучали солидные дяденьки – как свои, так и приглашённые: Россолимо, Саркисов, Абрикосов, Фохт. Исследовалась, в основном, цитоархитектоника.

– Снизойди, пожалуйста! – усмехнулся МНС.

– Есть, сэр! Так вот, цитоархитектоника – это количество мозговых клеток, их величина, послойное расположение.

– И таким способом хотели вычислить гениальность?

СБ удивлённо покрутил головой. Но Медик и не подумал идти в оппозицию.

– Согласен: наивно. И не только для того времени, но и для нынешнего. Ведь мозг – это не только хранилище колоссального объёма информации, но и совершенный аппарат по её переработке. Будучи мёртвым, он уже ничего не может сообщить исследователям о своих функциях. Определить гениальность по весу? Смешно! Хотя бы потому, что мозг Ленина был среднестатистическим, и весил кило триста сорок. Для примера, у Тургенева вес зашкаливал за два килограмма, а у Анатоля Франса не дотягивал и до килограмма. И что: все трое – гении! Невзирая на различие в массе! Да и различие в массе серого вещества не имеет определяющего значения. Значит, что-то другое. А, вот – что?

Медик вздохнул и развёл руками.

– Возможно, поэтому, в расчёте на будущие успехи науки, мозг Ленина рассекли на тонкие срезы, и каждый поместили между двумя стёклами.

В комнате повисло молчание. Нехорошо, так, повисло. Неоптимистично.

– А я думал, его поместили в банку с каким-нибудь раствором.

СБ выглядел совершенно подавленным информацией: много – не всегда хорошо.

– Или в холодильник…

– И сколько всего срезов?

Лицо МНС было немногим оптимистичнее лица СБ.

– Около двух тысяч.

– Фью!

МНС и «восторгался», и падал духом одновременно. Да и что ещё можно было сказать от таких «бодрящих» цифр?

– Но зато все они – в одном месте!

Медик не поскупился на бальзам. Но то ли бальзам был просроченный, то ли душевная рана – такая незаживающая, только лекарство не подействовало. Легче получателям информации почему-то не стало.

Наконец, после тяжёлых непродолжительных вздохов МНС перешёл от мимики к голосу.

– Ты можешь достать мозг? Весь – до последнего среза?

– А то нет? – усмехнулся Медик. – Сегодня им интересуются только совсем уж безнадёжные журналисты. Да и те – по большим праздникам: двадцать второго апреля и седьмого ноября, когда надо очередной раз плюнуть в Ленина и «открыть всему миру ужасную тайну о том, каким закоренелым сифилитиком был вождь революции»… виноват: главарь переворота.

– Неплохо!

МНС благосклонным взглядом оценил литературный изыск Медика.

– Вопросы?

– Один – но я его не задам: сами скажете! В своё время.

– Ну, тогда с Богом – за Лениным!

… – Все?

МНС скользнул удручённым взглядом по пластинкам – и переключился на Медика.

– Все.

– Да, уж – зрелище…

– Согласен: оптимизма мало.

– «Мало»?

Как написали бы в романах, «в глазах у имярек забрезжил свет надежды». Ну, хотя бы – луч. В глазах у МНС тоже что-то забрезжило.

И то же – что-то оптимистическое.

– Значит, полагаешь: не всё потеряно?

– Ну, если ты – не в глобальном аспекте, а всего лишь о пластинках, – усмехнулся Медик, – то не потеряно ничего. Ни одной штуки.

– А…

– А если ты о надежде, то она, как известно, умирает в очередь. Следом за покойником.

– Попробуем оживить? – загорелся глазами СБ.

– Какую из пластинок?

Медик иронически покосился на СБ: здесь он был хозяин. «В гостях» у руководителя службы безопасности он бы и не подумал коситься. Несмотря на принадлежность к одной партии.

– Ну-у… – смутился СБ. Смутился тоже исключительно в силу места. В другом месте смущались уже все другие. И Медик при наличии оснований не составлял бы исключение. – Надо бы собрать до кучи… Ну, хотя бы…

– Склеить?

– …

СБ ответил себе под нос – но Медик благоразумно воздержался от уточнений.

– А если использовать раздражители?

МНС опять попытался воскресить надежду.

– То есть?

– Только ты не смейся!

– Постараюсь.

– Ну… по телевизору я видел, как оживляли… раздражали… ну, я не знаю ваших терминов… словом, мёртвая лягушка дрыгала лапками. А ещё я читал о том, как целое стадо покойников… тьфу, ты… целый отряд… то есть, куча мертвецов – уже разложившихся – проследовала через какую-то африканскую деревушку. Ты не читал?

Медик пренебрежительно махнул рукой – так, словно отмахнулся от назойливой мухи.

– Читал!

– И что скажешь? Только не говори, что это – зомби!

– Не бойся, не скажу. Потому, что это – не зомби, а брехня.

– А я читал другое научное объяснение!

– Какое?

Ирония уже не помещалась на лице Медика.

– Ну, скажи: какое? На тему непроизвольного сокращения мышц вследствие заложенной в них генетической информации и даже кода?

– Ну-у…

МНС был явно впечатлён тем, как красиво товарищ сформулировал его междометия. Но Медик уже «тащил его под душ».

– Чушь!

– Но почему?!

– Да потому, что мертвец – он и есть мертвец! Мертвец во всём!

Довод был увесистым, как револьверная пуля, но Медик всё равно «перезарядил ружьё».

– Ты помнишь научное определение жизни?

– Форма существования белковых тел, – буркнул МНС, пожав плечами.

– Есть и другое: «жизнь – это цепь химических превращений».

– А к чему ты это?

– А к тому, что жизнь заканчивается вместе с цепью! И как только она закончится, мертвец уже не будет дрыгать ногами. Тем более – разложившийся!

– Попробуем?

МНС не стал демонстрировать принципиальность и оппортунизм. Вместо этого он «пошёл другим путём»: де-юре признал довод Медика, де-факто призвал к продолжению работы. И столько просительности было в его взгляде и голосе, что это не могло не тронуть. А, поскольку не могло, то и тронуло. За ним тронулось и всё остальное: в путь.

– На кой чёрт я тащил всё это сюда?! – капитулировал Медик.

– Поехали! – дохнул оптимизмом МНС.

…В институте наличествовал один лишь ночной сторож. Наличествовал в теории и «по штату»: как и положено настоящему сторожу, на боевом посту он отсутствовал. Отсутствовал по причине хрестоматийного соответствия амплуа: спал. Потому что, согласно природе человека и медицинским рекомендациям, ночью должны спать все. Ночные сторожа – не исключение. И этот тоже не захотел поступать вопреки природе и рекомендациям. Как следствие, если что-то и могло помешать ночным визитёрам, то именно что-то, а не кто-то.

– Все – до кучи! – распорядился Медик, совершив головой два кивка: первый – на пластинки, второй – на круг под каким-то громоздким прибором с внушительной трубой, выдвигающейся на манер объектива фотоаппарата.

– Соскребать?

Судя по открытому лицу, СБ уточнял без всякой задней мысли.

– В упаковке!

– В стопку?

А вот этот вопрос был не лишён смысла: две тысячи препаратов – это две тысячи препаратов.

– На ребро и в ряд! Если не суждено, то и плашмя не поможет!

По причине лимита времени и надежды на чудо работали все и споро. Уже через десять минут расфасованный мозг Ильича был готов к неведомой не только ему экзекуции. Медик отправился «колдовать» к прибору, а МНС и СБ остались на месте священнодействия для того, чтобы непроизвольно сокращать мышцы. Проще говоря: дрожать от возбуждения – и даже трястись от страха.