Хроники Нордланда: Тень дракона

– Я узнаю, господин. – Быстро сказал Шторм.

– Само собой. – Драйвер с трудом, но взял себя в руки. Да что же это такое?! Сначала эта мелкая рыжая сучка, потом – эльдар, которую похитил какой-то эльф, и вот еще и третья! – Если это Фриц-Вонючка… Если это он…

Шторм вздрогнул от радости. Он подумал, что Хозяин мог вызвать его именно для того, чтобы он отыскал и убил Доктора. О, с каким наслаждением он исполнит этот приказ!

– Но это потом, это не главное. – Драйвер нервно убрал волосы за уши. – Скажи, это правда: что эльфийская королева живет в Гранствилле?

– Правда. – Ответил Шторм. – В Хефлинуэлле. Это знает весь город. Я порой слушаю людей на площади. Они часто об этом говорят.

– Хорошо. – Драйвер стал прямо-таки олицетворением любви и заботы. – Понимаешь, есть вещи, которые я не могу… в которых не могу признаться никому… только такому преданному, умному и решительному сыну, как ты. Видишь ли, моя жизнь висит на волоске.

Шторм вскинул голову, изумленно, с искренней тревогой уставившись на него.

– Да, сынок. – Вздохнул Драйвер. – Я стараюсь не показывать виду, стараюсь держаться, но тебе могу признаться: мои дни сочтены.

– Вы больны, господин? – Голос Шторма предательски дрогнул.

– Нет… я здоров, как никогда. Просто мне стало известно, что эльфийская ведьма… которую Элодис считают своей королевой, намерена уничтожить и меня, и Красную Скалу, и всю мою Семью. Она намерена отомстить мне за своего правнука, Гора. Клянусь, сынок, я понятия не имел, кто на самом деле этот мальчишка. Он попал ко мне, как все вы, проданный и преданный всеми, я вырастил его и выкормил, научил всему, ты сам знаешь, в каком привилегированном положении он находился здесь! Я любил его, почти, как тебя, а может, – каюсь теперь, о, как я в этом каюсь! – и сильнее. Мало того, что я испытал от его предательства страшную душевную боль… Мало того, что он предал, бросил меня и похитил Эрота и девку… Он клевещет теперь на меня, и месть со стороны эльфийской ведьмы – это результат его клеветы. Если она захотела моей смерти, деваться мне некуда. Она убьет меня руками своих эльфов-подданных.

– Я могу что-то сделать?

– Можешь. Только ты и можешь, сынок.

– Что я могу?

– Ты почти эльф… Они признают тебя за своего. Только ты сможешь приблизиться к этой ведьме настолько, чтобы убить ее. Впрочем, это рискованно, и если не хочешь, откажись, я пойму и не буду в обиде на тебя. – Драйвер лицемерно вздохнул. – Для меня главное – это ваши здоровье, безопасность и ваше будущее. Ты же это знаешь.

Шторм молчал, вновь опустив глаза. Внутри все застыло.

– Я могу положиться на тебя? – Осторожно поинтересовался Драйвер, смущенный его молчанием. Шторм кивнул.

– Я знал, что могу положиться на тебя! – Воскликнул Драйвер. Он добился, чего хотел, и теперь стремился поскорее отделаться от эльдара – тот по-прежнему смущал и раздражал его. Он так явно этого хотел, что даже Шторм, всегда смотревший на него с обожанием, это ощутил.

Это произошло как-то вдруг, словно с глаз его упала некая пелена; просто только что он ничего не видел, и внезапно прозрел. То ли Драйвер был слишком зациклен на своих проблемах и забыл следить за собой и собеседником, то ли так сильно презирал Шторма и не считал его сколько-нибудь умным, то ли со Штормом что-то произошло, то ли и то, и другое, но это случилось: Шторм понял, что этот человек презирает его, тяготится им и использует его. Отправляет на смерть и даже скрасить ему этот момент не желает. Добился своего и поскорее старается отделаться… Как от ненужного больше пса. Он повернулся и пошел в общую столовую, где трапезничали члены Семьи. Сейчас там было пусто, но Шторму это было даже кстати: он хотел быть один. Убить эльфийскую королеву! Эльфы не проливали крови эльфов, это был непреложный закон, и он, Шторм, должен стать первым, кто его нарушит? Стать выродком-эльдаром, проклятым на веки веков? Даже если эльфы его не убьют… ему-то будет лучше быть убитым. И Хозяин это знает. Только ему плевать. Бросил своего пса в реку, отряхнулся и пошел.

Шторму было больно, стыдно за себя и свою любовь. Страшно: как он теперь? Что он теперь?! Старый пес, преданно смотревший в лицо человеку, стоял перед глазами, не отпускал. «Я – как ты. – Мысленно признался ему Шторм. – Я – как ты…».

Как ни странно это показалось Гэбриэлу, но брат ничего против его плана проникнуть в Звезду Севера через потайной ход не имел. Только спросил, когда Еннер показывал сыну этот ход, давно ли? – и, узнав, что в прошлом году, и ход был вполне себе проходимым, согласился. Гэбриэл даже глянул на него подозрительно: чего это с ним? – и Гарет, заметив этот взгляд, рассмеялся:

– Конечно, я хотел бы, чтобы ты был у меня на глазах. Но после твоего возвращения из Валены я больше не могу тебя сдерживать. Ты взрослый мужик, как и я, и тебе нереально везет. Честно-то говоря, мне как-то не по себе… Прямо-таки ощущаю пятой точкой волшебный пендель судьбы, который уравновесит наше нереальное везение. Но у нас с тобой иного пути нет – только вперед. Фьесангервен мы возьмем, и даже, скорее всего, быстро. А вот Звезда Севера – это кость в горле… Взять ее невозможно, ни с наскока, ни осадой… Осада будет долгой, очень долгой. И твой вариант – он самый лучший. С кем пойдешь?

– С сотней Дэна.

– Хорошо. – Подумав всего пару секунд, кивнул Гарет. – Эльфы для такого дела – наилучший вариант. Гирста не убивай.

– Почему?

– Его объявил своим бастардом Кенка. Формально Гирст – Сулстад… Хрен его знает, правда это, или нет, мне тут сорока на хвосте принесла, что на самом деле он внебрачный сынок Бергстрема-старшего, но это нам не поможет, если Сулстады захотят призвать нас к ответу за его смерть.

– И хрен бы с ними! – Фыркнул Гэбриэл.

– Не скажи. – Покачал головой Гарет. – Отец считает, что Далвеганцы хотят войны, и я думаю, он прав. Мы с тобой не знаем, сколько междуреченских рыцарей встанет на их сторону, а так же – кто с Пустошей останется нам верен? Драйвер и его «гости» уже точно встанут за Далвеганцев. Юг вообще не наш, понимаешь?.. Здесь, в Междуречье – это только прелюдия, подготовка к тому, что ждет нас там. Здесь у нас есть союзники, там – не будет ни одного. И войну с Далвеганом нужно отсрочить, насколько это вообще возможно.

– Понял, не дурак. И что мы будем делать с этим Гирстом? Он же убийца. В заложники возьмем?

– По-хорошему надо бы… Будь это законный сын, то без вариантов. Но он бастард, и не факт, что родной. И смерть Лайнела и дядьки Кнуда я ему не прощу ни за что… Предложим ему денег и корабль, чтобы валил в Европу, а по пути его ограбят и убьют.

– Хм. – Гэбриэл глянул на брата. – Принято. Хорошо, не убью.

– Когда ты так говоришь, – засмеялся Гарет, – грешно даже сомневаться в том, что у тебя этот выбор будет. – Посерьезнел. – Не рискуй зря. Помни – у тебя 20-го свадьба.

В третий раз к Торхвиллу подходило войско. Горожане смотрели с тоской на сверкающие доспехи и поднятую тысячами конских копыт пыль: чем откупаться от Хлорингов, не знал никто. Город отдал все, что мог. Округа была разорена полностью, не осталось ничего и никого. Верные, корнелиты, а потом и междуреченские мятежники уничтожили, разорили, убили и ограбили все и всех. В сожженных деревнях нельзя было найти ни куренка, ни щенка. Гэбриэл смотрел по сторонам, и желваки бегали по скулам: он не понимал этого, отказывался понимать! Зачем?! Брат пожимал плечами: так всегда бывает. Военная добыча – это святое. От этого никуда не денешься. Города откупаются, бывает, откупаются целые округи, договариваются с противником, платят отступные и остаются целы… Так, по крайней мере, воюют в Европе. Но корнелиты, похоже, устроили резню именно на уничтожение. Зачем?..

– Спроси у Ангела. Я спрашивал, он матюгается и не признается.

Делегация от Торхвилла вышла из города с белым флагом. Братья, в сопровождении внушительной свиты, встретились с ними на виду у города, затаившего дыхание от волнения и страха.

– Бояться вам нечего. – Сказал Гарет. – Если среди горожан нет бунтовщиков и их родственников, то городу ничто не грозит. Если есть, выдайте нам их, и город не тронут.

– Помилуйте, ваша светлость, какие бунтовщики? – Фогт приложил руки к сердцу. – Наш барон покинул город еще до того, как Верные к нам нагрянули. Мы о нем и не слыхали с той поры. Семья его с ним уехала. А мы верны короне и Хлорингам, присягали уже, и снова присягнуть готовы. А если выкуп… то помилуйте, ваши высочества, отдали Верным все, что имели, и сверх того отдали графу Лавбургскому.

– Зачем мне ваши гроши? – Засмеялся Гарет. – Подтвердите присягу, поклянитесь, что в городе нет бунтовщиков, и живите спокойно.

Не смея поверить в такое счастье, горожане все же открыли ворота войску Хлорингов. Братья переночевали в городском замке, принадлежавшем сбежавшему барону. Пришлось выслушать бесчисленные жалобы местных на то, что округе грозит голод и страшная смерть, если не случится чуда. Гарет пообещал, что как только они возьмут Фьесангервен, то снарядят корабли в Европу, за зерном, и тем немного успокоил местных. Уже около полуночи к ним прорвался монах-францисканец со слезной жалобой: в паре миль отсюда, близ деревни Мутный Пруд, какая-то банда, то ли корнелиты, толи полукровки, то ли и те, и другие, захватили женский монастырь, обосновались там и творят жуткие дела.

– Как глаза мои не вытекли, а уши не оглохли, – плакал монашек, – от того, что видел я и слышал? Что творили в деревне демоны эти, нет сил моих рассказать! А что творят они в обители, так и думать не хочу, а думается, сердце мое обливается черной кровью! Девочки, послушницы, туда девочек дворяне небогатые, горожане достойные, отдавали, в воспитание монашкам… Ваши высочества, на коленях умоляю, – монашек упал на колени, – помогите! Если есть еще кому, если выжил кто… уцелел…

– А ты-то как туда попал? Монастыря францисканцев там нет. – Поинтересовался Гарет. – Говоришь ты больно вычурно… летописец?.

– Трое нас было, странствовали, милостыню собирали. – Всхлипнул монах. – Я писарь, летописец, подрабатываю тем, что письмо какое, или грамоту, или прошение, или жалобу для неграмотных составляю. Робок я, каюсь, есть грех… Брат Ансельм, и брат Титус, они похрабрее будут, не сдержали гнева, нарушили обет, за деревенских вступились… Биты были безжалостно, надругались над ними демоны страшно… Так, что и сказать не могу… а я спрятался… – Он снова заплакал, утирая грязное лицо. – Ваши высочества…

– Я поеду. – Встал Гэбриэл.

– Сейчас? Ночью? – Нахмурился Гарет. – Отправим людей…

– Я поеду. – Повторил Гэбриэл. – Пока соберемся, уже светать начнет. На рассвете подъедем, они спросонья не поймут, что к чему.

– Да мы и сами справимся. – Хищно усмехнулся Ратмир. – С бандой-то. Позволь, княже.

– Поедем я и Дэн с его сотней. Вы утром отправляйтесь дальше, на Фьесангервен, а мы – в Ольховник и дальше, в Саю. Будем в бухте раньше вашего, связь будем держать через Ри.

– А если это ловушка? – Тихо спросил Гарет.

– Потому и едем с Дэном. – Так же тихо ответил Гэбриэл. – Эльфов пошлем вперед, с разведкой.

Как и прикинул Гэбриэл, к Мутному Пруду они подъехали в предрассветных сумерках. Мутный – не мутный, но выглядел большой пруд, вдоль которого вытянулась живописная и когда-то зажиточная и тихая деревня, почти прелестно. Почти – потому, что украшавшие его берега старые ивы были частью сожжены, частью поломаны, а на самых старых уцелевших деревьях весели трупы крестьян и священников. Деревня казалась вымершей. В эти часы обычно уже просыпалась деревенская жизнь, хозяйки шли доить скотину, просыпались птицы, лаяли собаки, блеяли козы, повизгивали голодные поросята. Здесь же была тишина. Некоторые дома были обгоревшими, без окон, некоторые – и без крыш.

– Крестьяне есть. – Говорил Верба, который вместе с Кленом отправлялся на разведку и только-только вернулся. – Но запуганы и сидят по домам. Скотину забрали и перерезали бандиты. Никаких полукровок там нет; но вожак – кватронец, Туз, молодой совсем. Все там, в монастыре. – Гэбриэл глянул на возвышающиеся над дальним, заросшем ивами, берегом пруда монастырские стены и башни. – Лошадей там двадцать две, стены патрулирует единовременно четверо. Меняются через три часа. Девушек не видел, но женские крики и плач слышал.

– Как действовать будем? – Спросил Дэн.

– По-простому. – Усмехнулся Гэбриэл. – Поехали прямо к монастырю, да и все.

– А может…

– Не может. – Отмахнулся Гэбриэл. – Я сказал: поехали.

– Я отправлю пару ребят с луками, прикрыть? – Все-таки настоял Дэн, и Гэбриэл, пару секунд подумав, кивнул. Эльфы и несколько полукровок мгновенно исчезли, словно не было. Впоследствии Гэбриэл с каждым разом убеждался в том, какой отличный подарок ему сделал кузен Ри: эльфы и полукровки из отряда Дэна были идеальными диверсантами, лучниками и разведчиками, но и в ближнем бою были на порядки лучше простых бойцов.

У бандитов, засевших в монастыре, разведка работала тоже неплохо: о приближении большого отряда во главе с графом Валенским Туз уже знал, поджидая над воротами, окруженный свитой, лапающий молоденькую заплаканную девушку. Довольно молодой, красивый, очень высокий, он щегольски был одет, еще лучше вооружен, и абсолютно уверен в себе.

– Хороший конь у тебя, Хлоринг! – Крикнул со стены. – Себе хочу. Это же правда, что он через фургон перескочил и тебя из боя вынес? Молодец! Для трусоватого хозяина – самое оно!

– так потому-то ты себе его и хочешь? – Скривился Гэбриэл, и Туз напрягся. «Не любишь, когда тебя не уважают. – Подумал Гэбриэл. – Злющий, как падла, дерганый, вон, как ручонки-то сжались и рожу перекосило! Это хорошо».

– У меня здесь, в монастыре, тридцать две девки. – С вызовом произнес Туз. – И двести человек бойцов! С этой кучкой чельфяков ты нас не возьмешь! А полезешь – мы этих сучек всех порешим, и найдешь ты тут одно мясо!

Гэбриэл потемнел лицом, но ответил спокойно:

– А теперь, мудак, слушай меня. Я сейчас возьму этот монастырь, и посажу тебя на кол. Девок жаль, конечно, но ничего. Мы за них отомстим и похороним красиво.

– Возьми сначала! – Туз из-за мудака завелся с пол оборота, глаза засверкали, губы задергались. Огрызнулся на своего подручного, который попытался что-то тихо ему сказать, и Гэбриэл чуть усмехнулся. Повысил голос:

– А если я, к примеру, того, кто мне голову этого Туза поднесет и ворота откроет, помилую и сто дукатов ему отвалю? Как вам такой вариант?

– Да кто тебя слушать будет, чельфяк?! – Воскликнул Туз. – Здесь таких… – Он не успел сказать «не водится» – в него вонзились сразу три ножа, один в спину, два – с боков. Гэбриэл угадал верно: Туза, дерганого, жестокого и вспыльчивого, ненавидели свои же приближенные. Помилование и обещанная награда показались слишком заманчивым призом, да и само деяние стало скорее удовольствием.

Въезжая в услужливо распахнутые ворота, Гэбриэл огляделся. Двое щедро улыбающихся бандитов встречали его уже с головой. Быстро, однако!

– Пусть все ваши люди соберутся во дворе. – Сказал Гэбриэл. – Девку отпустите, пусть бежит к своим. – Остановил коня посреди монастырского двора, не очень большого. Сам монастырь был маленький, когда-то очень уютный. По стенам по-прежнему вился девичий виноград, цветы почти не вытоптали, узорные решетки на окнах были выкрашены светло-бежевой краской, в тени стояли лавочки, окрашенные такой же краской. Над дверью в маленькую, очень красивую церковь висел труп обнаженной пожилой женщины, над которой перед смертью здорово поглумились. Марк, одной рукой придерживая его знамя, другой перекрестился и зашептал молитву за упокой души, опустив глаза. Гэбриэл, сдерживая пляшущего коня, оглядел высыпавших во двор бандитов: разносторонняя шваль. Есть и жаки, оборванцы, нахватавшие среди награбленного одежду получше, но рожи, опухшие от пьянства и обветренные, все равно выдают шваль. Но есть и серьезные персонажи, наемники, судя по амуниции и оружию, а главное – по глазам и повадке. Такими были люди Адама и Гейне, и Гэбриэл уже научился их узнавать.

– Всех прикончить. – Сказал Гэбриэл достаточно громко, чтобы его услышали все его бойцы.

– Ты обещал!!! – Крикнул тот, что держал голову. Гэбриэл, обнажив меч, возразил:

– Ни хрена я тебе не обещал. Я предположил. Гипотетически.

Бандиты пытались сопротивляться, но тщетно – их перебили в считанные минуты. Бойцы Дэна обшарили все закоулки монастыря, нашли еще трех персонажей, пытавшихся спрятаться. Помимо этого нашли в подвале трупы нескольких женщин, пожилых монашек и обслугу. Молодые девушки и девочки, которых и в самом деле родители определили сюда на воспитание, были запуганы, изнасилованы, все, даже самые молоденькие, но жизни их уже ничто не угрожало.

– Советую, дамы, – сказал им Гэбриэл, когда они собрались в трапезной, – предать забвению все, что с вами здесь произошло. Ради вашего же блага. Расскажете кому о том, что с вами сделали – позору не оберетесь, и замуж хрен выйдете. Я и мои люди, мы – могила. Скажем, что вас тронуть не успели, но впрочем, вам самим решать. Скоро из Торхвилла за вами приедут, до этого приведите себя в порядок, переоденьтесь, все такое, чего надо. Мы подождем, пока вы не окажетесь в безопасности. Нас не бойтесь, никто вас больше не тронет. Есть что-то, что я должен знать?

Никто из девушек не проронил ни звука. Кажется, словам Гэбриэла они не очень-то поверили, на бойцов поглядывали с неприкрытым страхом, жались друг к другу. Граф Валенский даже не был уверен, слышали ли они его, и поняли ли? Но, учитывая то, что им пришлось пережить, когда в их тихую обитель внезапно ворвались бандиты, убивали и истязали на их глазах настоятельницу и монахинь, насиловали их самих – винить их было не в чем. Его бойцы стаскивали тела за ворота, рыли общий ров. Сам Гэбриэл стоял на берегу пруда, смотрел на воду. Да, думалось ему, война – это не только драчка между вооруженными мужиками. Это только в самой малой степени – такая драчка. По большому счету война – это трупы, сломанные судьбы, горе, боль, ужас и опустошение. Ни в чем не повинные люди, оказавшись на пути войска, становятся расходным материалом, перемолотым жерновами войны, и никому нет дела до этого. Отец не один раз говорил ему об этом, но Гэбриэл, вроде понимая его, и соглашаясь с ним, как-то иначе это воспринимал, нежели сейчас, созерцая поруганный монастырь и разоренную деревню. Деревенские осторожно выбирались из своих укрытий, подходили, и на лицах их каким-то непостижимым образом уживались отчаяние, обреченность, надежда и покорность судьбе. Урожай, в который они вложили столько сил, был уничтожен; скотину либо сожрали, либо просто забавы ради перерезали; дома нуждались в восстановлении. Они посматривали на него, брата своего герцога, с робкой надеждой, но просить не смели. Гэбриэлу материться хотелось, но он сдерживался. Спросил Марка:

– Сколько стоят корова там, коза?

– Корова – до пяти талеров, коза – талер. – Тут же ответил Марк. – У них должен быть староста, который за всех отвечает и знает нужды каждого.

– А с чего ты взял, что я ради этого спросил?

– А разве нет?

– Хм. Умные все такие. – Засмеялся Гэбриэл. Спокойный, сдержанный и не глупый, Марк понемногу начинал ему нравиться. Не Иво, конечно, которого Гэбриэлу сильно не хватало, но тоже – наверное, – можно подружиться.

Оказалось, что староста убит, но его жена, женщина с виду суровая, хоть и красивая, решает здесь сейчас все его дела. Гарет бы усомнился и потребовал мужчину, но Гэбриэл принял это спокойно: женщина, так женщина. Лишь бы толк был. Старостиха ему понравилась: видно, что пострадала не меньше других, на лице синяки, муж убит, младшие дети тоже, старший сын лежит при смерти, но духом не пала, глаза смелые и живые, в отличие от большинства деревенских, которые слушались ее, как зомби. Она сдержанно, без причитаний и слез, рассказала ему, как сейчас в деревне обстоят дела, что им нужно, и кто способен сейчас работать.

– Не волнуйтесь шибко-то. – Сказал ей Гэбриэл. – На произвол этой самой, судьбы я вас не брошу. Скоро будет зерно, рыбу, думаю, вы и так ловите… ладно, не жмурься, чешуя вон на подоле налипла, – он рассмеялся, и обмершая было женщина, которую звали Элизабет, тоже осторожно улыбнулась. – Ловите, не бойтесь. Только того, меру знайте. Лес и камень, чтобы строиться, будет. Решай, пока я здесь, кому корову, кто козой обойдется, птицу подгоню, ну, и по поросенку – кому на семью, если не малая, кому на несколько дворов одного. Сады жаль, – он поиграл желваками. – Жаль, один раз убить мразь можно только, я б их раз так двадцать оживил бы и снова убил. Может, и прав брат: наказывать так надо, чтобы другие от одной мысли об этом ссались и не смели рыпнуться. – Он заметил, что «железную» Элизабет пробрало: она задрожала, глаза налились слезами, которые она сдерживала изо всех сил. Прикрикнул:

– Только без сырости мне! Эй! Дел по горло, я здесь надолго не задержусь! Давай, бегом, метнулась и рассказала мне, кому и сколько! И не борзейте! У меня вы не одни, и карман не бездонный!

Элизабет вышла, с силой вытирая глаза, чтобы не плакали, подлые. Не верилось, что граф-полукровка не шутит! Еще несколько минут назад она не знала, переживут ли они зиму, и что будет с Мутным Прудом вообще? Кто-то собирался к родственникам, хоть и сомневался, что те не пострадали или не пострадают в свою очередь, и лишние рты там будут кому-то нужны, кому-то просто некуда было податься. Люди впали в отчаяние, даже шевелиться не хотели, и она всю свою энергию и весь свой авторитет пустила на то, чтобы заставить их шевелиться, не впасть в окончательную апатию. Организовала ловлю рыбы, которая, вообще-то, принадлежала монастырю, велела посадить морковь и репу – хоть и понимала, что к зиме они не вырастут до положенного размера, но любая еда лучше, чем ничего. Летом земля все равно, так или иначе, прокормит. И яблоки можно будет собрать с разоренных садов, и охотиться можно на мелкую дичь – зайцев, куропаток… Она упорно искала для себя и других какие-то варианты, какой-то способ, ведь не может же быть все так плохо, как выглядит, не может!.. Ее большой каменный дом почти не пострадал, есть еще пара домов – можно поселиться и пережить зиму всем вместе, было бы, что есть… И теперь получается, что будет! Она послала мальчишку собирать людей, и, огорошив их новостью, принялась распоряжаться. Нужно было похоронить монахинь, начать убирать в деревне, разбирать обломки и пожарища. Пресечь на корню разборки, которые вспыхнули из-за гипотетических пока коз и поросят – из-за того, чего и не было еще, чуть не до драки начало доходить. Элизабет орала, до хрипоты, материлась, урезонивая спорщиков, забыв про слезы и депрессию. Жизнь не закончилась. Это было главное.

Переночевали Гэбриэл и его люди в монастыре. Деревенские быстро навели здесь какой-никакой порядок, и Гэбриэл с комфортом переночевал в келье настоятельницы. Утром появился Петер, один из наемников Гарета, с сотней своих людей, и монахи-францисканцы – улаживать монастырские дела. Кнехтов Гэбриэл оставил в качестве охраны, монахам заявил, что позволил деревенским ловить рыбу в пруду и брать лес, чтобы строиться. Монахи попытались жаловаться и клянчить деньги на восстановление монастыря, но Гэбриэл ответил, что с этими просьбами они должны обратиться к кардиналу – тот скоро будет в Лавбурге.

– Я в вашей церковной фигне не разбираюсь. – Махнул рукой. – Ну, к брату обратитесь, к герцогу, то есть. Я что мог, что он мне позволил, – тут он безбожно соврал, – то и сделал. Деревенских не трогайте! Наши люди за этим присмотрят. На работу в монастыре, чтобы восстанавливали там, все такое, всех не ставьте, пусть деревню восстанавливают. До зимы не так много времени осталось! Девчонок пусть родители разбирают, как можно скорее.

– Ваше сиятельство, – осторожно завел речь один из монахов, старший, и Гэбриэл по изменившемуся его лицу сразу понял, о чем тот поведет речь. Стало как-то неприятно. – Осмелюсь спросить, по поводу… девиц. Как они… что с ними… э-э-э…

– Да давай прямо. – Фыркнул Гэбриэл. – Не попортили ли их бандиты и мы? Нет. Бандиты не успели, а может, выкуп хотели за них стрясти. Мы – не стали. И своим тонзурам накажи: если дойдет до меня, что хоть одну, хоть пальцем – утоплю в дерьме, и как звали, не спрошу. Домой они вернутся напуганные, но целые. Я ясно мысль свою выразил? Отлично. – Оскобленную рожу монаха Гэбриэл проигнорировал. Брат говорил, что злее монахов до баб никого нет, и Гэбриэл ему верил. Если долго не есть, то кроме еды в голове уже и нет ничего. Уж он-то знал! И с сексом абсолютно то же самое: если долго воздерживаться, то плющит так, что дым из ушей, а в голове и в теле только одно: хочу-хочу-хочу, и плевать, кого и как! Даже в окрестностях Гранствилла то и дело всплывали жалобы деревенских на то, что монахи домогаются девчонок и молодок, подглядывают за купающимися, пугают детвору, показывая им свое понятно, что. Так что, помимо внушения и угроз, Гэбриэл наказал и Петеру, чтобы следили в оба глаза. Саксонец кивнул. Выдав Элизабет деньги на скотину, и приказав кнехтам сопровождать ее за покупкой, Гэбриэл отправился в Ольховник – нужно было торопиться. Здесь он сделал все, что мог. Остальное все сделают – или не сделают, – люди, которым он это поручил… Да, – думалось ему по пути, – главное богатство правителя – это люди. Иных, как Локи, хоть пугай, хоть уговаривай, они без мозгов и тормозов от рождения, им главное – быстро поиметь то, что захотелось, а уж потом как-нибудь все устроится. Украсть, хапнуть, трахнуть, выпить – и хоть трава не расти. Такие обычно живут хреново – не умеют действовать с учетом перспективы, хватают мелочь там, где, подождав, могли бы взять больше, – и потому ненавидят весь свет, считая не себя придурками, а всех вокруг гадами и жлобами. Их любимое оправдание: я тоже по-человечески жить хочу! И от таких больше всего на свете зла. Как от мошки – мелочь, зато количеством берет.