Хроники Нордланда: Тень дракона

– Делай, что приказано. – Насмотревшись, коротко велел Вальтер Майклу Пресли, в недалеком прошлом – нищему однощитному рыцарю, зарабатывающему на кусок хлеба и дешевое пиво тем, что устраивал показательные бои на ярмарках и рынках, на потеху черни, а теперь – его правой руке, сменившему нищий драный лентнер и ржавую чиненную-перечиненную кольчугу на богатые одежду и доспехи. Их очень много было в Междуречье и Далвегане – обедневших рыцарей, которым не посчастливилось войти в свиту богатого сеньора, лишенных земельного надела и возможности кормиться с него, но при том строгим рыцарским уставом им запрещено было и работать, и – особенно! – торговать, как и заниматься каким-либо ремеслом. Кто-то стал раубриттером, но в Междуречье и это занятие было сопряжено с огромным риском из-за лютой конкуренции и большой плотности населения – не так много здесь было мест, где можно было скрываться. Самый большой лесной массив, Зеленый Лес, держали люди Элоизы Сван, а та конкурентов не терпела абсолютно. Унизительная нужда и беспросветная нищета, постоянные насмешки, сопровождавшие их и в трактирах, и в дороге, и на помосте, где они вертели мечами и сражались друг с другом, ожесточили их сердца. Словно озлобленные до крайности голодные псы, которых спустили с поводка и скомандовали: «Взять!», они набросились на тех, кого им указали в качестве врагов с криком: «С нами БОГ!». Давно копившаяся усталость и недовольство собой и жизнью нашли выход в фанатизме, ненависти к тем, кого объявил врагами Корнелий. Это была понятная ненависть, правильная, «святая». Каждый из них истово верил, что не просто сдался нужде и пошел убивать и грабить, чтобы разбогатеть, нет! Они исполняют некую священную миссию. Они не сброд, назвавший себя корнелитами, не оборзевшее быдло, они – иные, они Верные! И это были люди, в сто раз худшие и опасные, нежели их вожди, прекрасно понимающие, что они делают и зачем. С циником, действующим во имя выгоды и власти, договориться можно, с фанатиком – никогда.

Эти слова отца Гарет вспомнил, когда они поджидали группу конных рыцарей с флагом Верных, облаченных в белые котты с черными крестами в завитушках, символизирующих огонь и дым. Его зоркие эльфийские глаза заметили у стен города, прямо напротив ворот, группу женщин и детей, и нехорошее предчувствие сжало грудь и стиснуло зубы. Рыцари подъехали, двое, молодой, чуть старше братьев, и мужчина в годах, с обвислыми черными усами, в сопровождении небольшой свиты из мрачных кнехтов. Гарет узнал герб молодого: Пресли, род обширный, со многими побочными ветвями, из которых не все сохранили прежние славу и достаток. Какой-то совсем захудалый Пресли, – пренебрежительно подумал Гарет, – не известный естественным наукам. Сэр Майкл Пресли заметил пренебрежение во взгляде герцога – нищенское существование сделало его болезненно чувствительным к малейшим проявлениям неуважения. Он мгновенно понял, что герцог узнал его герб и безошибочно причислил его к самым захудалым представителям славного рода, не смотря на новую богатую амуницию и хорошего коня. Стиснул зубы, в глазах затеплился мрачный огонь.

– Обсудим вашу капитуляцию? – Насмешливо спросил Гарет. – Если сами, добровольно, сложите оружие, выйдете из города, выстроитесь на поле и подставите шеи палачу – так и быть, умрете легко и приятно. – Выраженьице это он подхватил у корнелитов. – Тех, на кого не укажут горожане, как на самых рьяных убийц, может, даже помилую. Отправлю в рудники. Там тоже люди живут.

– Никакой капитуляции. – Отрывисто бросил сэр Пресли. – Вы выпускаете нас из города и даете слово чести, что не тронете ни одного Верного.

– С дуба рухнул? – Насторожился Гарет. Он знал – еще до того, как Пресли произнес ядовито:

– Там, перед воротами, стоят женщины с детьми. Как только вы пойдете на приступ, лучники расстреляют их со стен. И на местное население не надейтесь. Они знают, что стоит им дернуться, и их жены и дети умрут. Вы войдете в город по трупам невинных! Хлорингам тысячу лет не забудут этого.

– Ах, ты… – Гарет до половины обнажил меч, но сдержался, заметив, как радостно вспыхнули глаза Верных. Скривился. – Я подозревал, что вы мрази конченные, но не думал, что настолько.

– Я рыцарь! – Вскинулся Пресли.

– Ты?! – По-волчьи ощерился Гарет. – Ты – падаль, как и вся твоя кодла, за спинами баб и детишек спрятались и ждете уважения?! Пшел вон, пока не отходил тебя вожжами, как быдло!

– Твой ответ? – Остановил побелевшего от гнева молодого приятеля черноусый.

– Нам нужно посовещаться. – Кривясь, ответил Гарет. – Ответ вы узнаете.

– Дети и женщины стоят в поле, ждут. – Напомнил тот и развернул коня.

В шатре, который уже успели разбить для герцога кнехты, сидели Ингрид, молодая монашка из какого-то сожженного монастыря, которую Гарет подобрал в Новом Торхвилле и сделал служанкой своей любовницы, и эльфийка из отряда Дэна, наигрывающая на эльфийской гитаре что-то нежно-романтическое.

– Ты сказала, что можешь связать меня с братом. – Стараясь говорить вежливо, обратился к ней Гарет. – Для того и осталась в отряде.

– Верно. – Ответила та, не отрываясь от своего занятия и не поднимая головы. – Я для этого и осталась.

– Ингрид, покинь нас. И ты, – он не помнил имени худенькой запуганной девушки, – тоже.

Девушки послушно поднялись и вышли, оставив рукоделие – они шили белье для Ингрид, пока герцог не купил для нее в большом городе все необходимое. Гэбриэл обещал заказать для содержанки герцога в Коневых Водах платья, обувь и головные уборы, но пока что выглядела Ингрид для своего нового положения очень скромно.

– Можешь называть меня Цветок Жимолости. – Заметила эльфийка. – И прошу, будь повежливее. Я не твой вассал и не служанка.

– Прошу прощения, если обидел. – Сухо ответил Гарет. – У нас сейчас такая проблема, что…

– Я знаю. Хочешь говорить с братом?

– Хочу.

– Хорошо. – Она подула в сложенные ладони, и на них возникла уже виденная Гаретом птица: черный, как антрацит, дербник с яркими, горящими янтарным огнем, глазами.

– Младший? – Осторожно спросил Гарет, глядя в горящий глаз.

– Говори. – Прошептала птица с неподражаемой родной интонацией.

– Младший, ты?

– Я, кто же.

– Где ты?

– А хрен знает, в скалах где-то. Гарри говорит, скоро будем у входа. Тут с моря гроза идет опять, то еще зрелище. А ты?

– Мы подошли к городу. – И Гарет скупо рассказал о случившемся.

– Отпустить я их не могу. – Озвучил проблему. – Выпускать на Остров этих тварей – все равно, что волков в овчарню запустить. Они не успокоятся, и куда пойдут и кого по дороге жечь будут, один хрен знает. Да и кто я буду после этого? Но если дать им баб положить, эту кровь на нас спишут как пить дать, и от нее мы уже никогда не отмоемся.

– Да и стремно, – согласилась птица, – баб-то с детьми за что? Что думаешь?

– Если посадить их на корабль и того… вместе с Гирстом отправить куда-нибудь в Европу, а с кораблем подгадать так, чтобы он затонул по дороге?

– И сколько времени на это уйдет?

– Много. – Согласился Гарет. – Ты у нас мастер на неожиданные решения, давай, думай.

– А что тут думать? Тяни время.

– Зачем?

– Положись на меня. Тяни время, предложи им этот самый корабль, скажи, что на Острове им делать нечего, пусть соглашаются свалить. Думаю, согласятся они.

– Думаю, тоже. – Кивнул Гарет. – Но что задумал-то?

– Так… ворочается в башке идейка одна. Мы тут ждем Джона, школяра, он давно уж в город подался. На разведку. Порешаем вместе. Договорились? Тяни время.

– Хорошо. – Гарет колебался, но решил довериться брату. В Гэбриэле было что-то такое, что заставляло верить ему, причем действовало это «что-то» как на близких и друзей, так и на врагов. А в свете последних событий Гарет и вовсе чувствовал, как они с братом чуть ли не меняются местами, но принимал это, как должное, так естественно это происходило. Выйдя из шатра и мимолетно поцеловав зардевшуюся Ингрид, он подумал: а что бы он сам сделал в такой ситуации? И, как ему показалось, решение все-таки нашел. «Merde, а может и сработать». – Подумал с облегчением. И пошел к своим спутникам, которые сейчас ломали головы над ультиматумом Верных, понимая, как и Гарет, что и отпускать их из города нельзя, и пожертвовать горожанками и их детьми невозможно.

– Может, амнистию им пообещать? – Предложил новоявленный граф Анвилский, как только Гарет подошел к ним.

– Всем? – Хмуро спросил Гарет. – Вождей мы помиловать не можем, нас не поймут на Острове. А задумали эту хрень волшебную именно вожди.

– Дать слово, что отпускаем, а как только выйдут, перебить? – Приподнял бровь Ратмир. – Подло, но иного выхода нет.

– Подло. – Согласился Гарет. – Но я бы пошел не это не задумываясь, только и они не дураки. Они так и пойдут, прикрываясь детишками. И что в остатке у нас будет? Мародеры и фанатики на свободном выгуле, или навеки испорченная репутация и море невинной крови на руках.

– Нарушить слово чести? – Изумился рыцарь Торгнир. – Даже как простое допущение…

– Ради невинных людей? – Перебил его Гарет. – Да. Господь мне простит этот грех, Он знает, что стоит на кону. Отмолю. Только наши враги не простачки, и слову моему не поверят. Они себе-то не верят.

– Подонки без чести! – Скривился Торгнир. – Вы правы, милорд, с такими не стоит церемониться. Ни один рыцарь, истинно являющийся таковым, женщинами прикрываться не станет.

– У меня есть план, но он требует времени. – Заявил Гарет. – Что, эти – ждут?

– Ждут, милорд. – Матиас, как всегда, был рядом и все знал. – Отъехали к роще и ждут.

– Граф, – обратился Гарет к Кальтенштайну, – передайте им мое предложение…

– Остаться на этом Острове вам невозможно. – Говорил через несколько минут Ганс Кальтенштайн, обращаясь в Пресли. – Вы и сами должны понимать это. В качестве компромисса мой герцог предлагает вам корабли, чтобы отплыть в Европу. Куда вам будет угодно, только подальше от Нордланда. Если вы высадитесь хоть где-то на Острове, все компромиссы будут признаны недействительными и на вас откроется охота. Мой герцог назначит вознаграждение за каждого из вас, и вы знаете, что рано или поздно вас продадут. Если вы согласны, то в Саю немедленно будут отправлены нарочные за судами. Это не займет слишком много времени. Ваш ответ? – Ганс Кальтенштайн, сам человек чести и очень серьезно относившийся к своему сану рыцаря, к самой идее рыцарства, был шокирован и возмущен поведением Верных до того, что не пытался скрыть свое презрение. Майкла Пресли это задело – все знали, что Кальтенштайн, хоть и признанный всеми чудак, но человек благородный и честный, и защититься от его презрения собственным презрением, как в случае с ненавистным полукровкой Гаретом, не получалось. И Майкл Пресли не мог не попытаться оправдаться:

– Мы действуем так, чтобы спасти не себя, а наших людей, которые виновны только в том, что исполняли наши приказы честно и достойно! Что сделали бы вы на нашем месте?

– Я, – холодно ответил рыцарь, – невинных людей не тронул бы. Я пришел бы к герцогу и предложил: возьми мою голову, забери город, но пощади моих людей. Я думаю, его светлость согласился бы на такой компромисс. Многих помиловал бы, кого-то сослал в рудники. А я достойно принял бы свою кару.

– Это только слова! – Вспылил Майкл. – Говорить легко…

– Ваш ответ? – Чуть повысив голос, перебил его Кальтенштайн. Майкл несколько секунд смотрел ему в глаза, понимая, что не сможет того ни переубедить, ни поколебать… Это было неприятно. Черт, это было даже… болезненно. Гарет Хлоринг знал, кого послать!

– Мне нужно тоже посовещаться. – Сказал, взяв себя в руки. – Если мы согласимся, поднимем зеленый флаг. Если нет – черный.

Первые порывы ветра, несущего с моря очередную грозу, всплеснули ветвями дерева, трепанули флаги.

– Будьте милосердны, – не сдержался Кальтенштайн, – дайте женщинам и детям укрыться где-нибудь от грозы! Они же стоят на поле!

– Ничего. – Буркнул Пресли. – Не растают. Быстрее зашевелитесь.

– Куда бы вы ни пошли, – сказал Кальтенштайн, – сколько бы теперь не прожили, чести вам не вернуть. Этот позор теперь с вами навечно. Живите с ним, сударь.

Первый удар грома словно поставил точку его словам. Он развернул своего роскошного коня, которого назвал Экселенцем, и поехал прочь, не оглядываясь.

Рон, которому донесли о происходящем в городе в тот же час, только хмыкнул. Он отлично понял, какая проблема встала перед Хлорингами, и даже попытался прикинуть, а не помочь ли им, чтобы выторговать себе кое-какие бонусы? И каким образом?

– Спустимся к ним, скажем Вальтеру, что ты передумал и готов биться с ним плечом к плечу. – Уверенно предложил Эдд. – Перережем Вальтеру и его рыцаренкам глотки и сдадим Хлорингам город.

– Хорошая идея. – Согласился Гирст. – Может и сработать. Мне надо подумать.

– Подумать? – Прищурился Эдд. – Или дело в девке? Хлоринги ее заберут, как пить дать. Только ты ее и видел. Только знаешь, оно и к лучшему. Перебесишься вдали от нее и снова человеком станешь.

– Хватит! – Огрызнулся Рон. – Достал уже! Это не твое дело!

– А вот это ты ошибаешься! – Вспыхнул Эдд. – Это и наше дело тоже! Мы пришли сюда за тобой, Рон. Мы с тобой делили все, и победы, и преступления. Ты рисковал не только своей головой, но и нашими, и теперь все, что мы вместе замутили, нам вместе и расхлебывать. И только попробуй ради какой-то смазливой сучки предать нас, только попробуй!!!

– Отвяжись! – дернулся Рон. – Сказал же: подумать надо!

Эдд прожег его гневным взглядом, но ничего больше не сказал. Он-то знал: взгляды, упреки, попытки пристыдить или взывать к совести и чести на Рона не действуют уже давно. Как, впрочем, и на него самого. Ушел, но на душе скребли кошки. Сколько раз он готов был уже тайком прирезать девку, из-за которой Рон так ссучился! Не прирезал потому, что понимал: только брак Рона с этой девкой сделает их положение легитимным. Есть и вторая, но та мелкая совсем и дурная, больная на голову. Но сейчас положение изменилось. Теперь им брак этот на хрен не нужен, и девка – тем более. Если только Рон все-таки не надумает принять вариант со сдачей города – тогда без девки никак… Но чутье подсказывало Эдду: не примет Рон такой вариант, при котором теряет сучку. Выход один: прирезать ее, и валить с Роном в Далвеган. Из-за девки, конечно, Рон взбесится, но он не дурак, поорет и поймет, что так надо было. Они ведь с Роном с тринадцати лет вместе, больше, чем братья, прошли все, что можно, столько вместе пережито! Не пересобачатся же они из-за нее, не бывает так! А на службе Далвеганцам им кисло не будет. Рон считал, и Эдд согласен был с ним, что текущие события – так, разминка перед большой заварушкой, которая прям-таки напрашивалась, прям-таки мерещилась уже довольно явственно. И в этой заварушке, да на службе такому человеку, как герцог Далвеганский, как знать, не обретут ли они куда больше, чем теряют теперь? Во всяком случае, Эдд в это верил. И лишиться всего этого из-за смазливой девки?.. Вот уж нет! Спросив у одного из своих людей, где Фиби, Эдд уверенно направился в ее покои.

И замер перед дверью, услышав голос Рона. Так и знал – тот уже там! Ладно. – Решил Эдд. – Сделает позже, делов-то.

– Была у меня мысль, – говорил в этот самый момент Рон Гирст, он же Рональд Сулстад, склонившей голову и чуть покрасневшей Фиби, – обмануть тебя. Обвенчаться с тобой прямо сейчас, якобы я мелкую твою тогда отпущу. Но я передумал. Я уезжаю, Фиби. Отправлюсь в Клойстергем, к папаше Сулстаду. В порту шхуна стоит под парусами, пока тут Верные с Хлорингами бодаются, я на ней отплыву. А вас с сестрой я отпускаю. Я не шучу. Я и так много зла вам причинил, и жаль мне так, что не могу высказать, за то, что сделано. Простить ты меня не сможешь, но если бы ты могла, вспоминая обо мне, думать: «Не все в нем было дурно, и если бы жизнь его сложилась иначе, мы могли бы по-другому встретиться, и тогда все у нас получилось бы красиво, как в поэме». Если бы ты могла так думать…

– Я день и ночь так думаю. – Тихо, не поднимая головы, призналась Фиби. – Ты – мужчина моей мечты, моя греза, мое наваждение. И ты – убил мою маму! Я знаю почему, знаю! И ненавижу все, что привело тебя к этому! И себя ненавижу тоже. Я дурная дочь, предательница своей семьи, лживая невеста… Я говорю то, что девушке говорить не пристало, но мне все равно. Я уже ничего не боюсь. Я дурная, лживая…

– Ты ангел! – падая перед ней на колени, перебил ее Рон пылко. – Ты мой ангел…

– Грязный ангел. – Всхлипнула Фиби. – Лживый и бесчестный.

– Поплыли со мной! – Взмолился Рон. – Стань мой женой, и поплыли в Клойстергем вместе! Я для тебя… Господи, да чего я не сделаю для тебя?! Хочешь, сделаю тебя герцогиней?! Я серьезно, Фиби! Да хоть королевой! Во мне такая сила, когда я смотрю на тебя, что я, наверное, землю перевернуть способен!

– Я не могу, мне не нужно в Клойстергем. Отец и Сулстады всегда были врагами. И что я буду там? Ты и сам это понимаешь. Мое место здесь… – Она подняла голову и взглянула ему прямо в душу. – Но если бы ты остался…

– Хочешь? Я останусь. И приму все, что заслужил. – Тут же ответил Рон.

– Нет… я не хочу так. – Фиби задрожала, глаза потемнели. – Я ужасная, но это сильнее меня. Мне стыдно, мне так стыдно, но я ничего не могу с собой поделать!.. Я хочу… хочу, чтобы ты остался со мной, Рон… Как мой спаситель. – Он чуть наклонил вопросительно голову, и девушка продолжила, дрожа и запинаясь:

– Если бы ты… избавился от своих людей… И открыл бы ворота Хлорингам… Я сказала бы, что ты – мой спаситель. Что ты вынужден был играть свою роль, чтобы оберегать нас с сестрой, но на самом деле все преступления совершали твои люди…

– Ты в самом деле этого хочешь? – Задумчиво спросил Рон. Фиби, залившись слезами, кивнула и обхватила себя руками. Простонала:

– Я не могу расстаться с тобой!.. Сделай же что-нибудь для нас!..

– Хорошо. – Рон поднялся. – Я весь твой, Фиби, ангел.

– Мои люди поддержат тебя. – Решительно отринув все колебания, заявила Фиби. – Они давно этого ждут. Мы могли перерезать вас во сне… Но я не могла. Ты понимаешь?

– да. – Рон тоже отбросил колебания. Он был умен, искушен в разных интригах и каверзах, решителен и в то же время осторожен… Но эта девушка была и в самом деле его идеей фикс. Он в самом деле потерял голову от нее. И за одну надежду быть с нею поставил на карту все. – Спасибо, Фиби. Я знал… Но тоже не мог. – Он заколебался. – Если что…

– Ты не поцелуешь меня? – Фиби покраснела, и стала такой прелестной, что у Рона перехватило дух. Девушка, зардевшись, опустила глаза, и он качнулся к ней, вне себя от счастья и гордости: надо же! Значит, он и в самом деле что-то стоит, раз девушка, такая девушка, как Фиби Еннер, готова пренебречь даже тем, что он сотворил с ее семьей, ради такого, как он?! Фиби ответила на поцелуй неумело, по-девичьи, но так пылко, что не оставалось сомнений: она отвечает ему искренне, это не может быть притворством.

– Мне позвать людей? – Прошептала она, вся дрожа и пылая от его поцелуя, и машинально вновь почти касаясь его губ своими губами, напрашиваясь на новый поцелуй.

– да. – Ответил он. – Но с Эддом я разберусь один. Сам. – И вновь прильнул к ее губам, покрасневшим от поцелуев, чуть припухшим, прекрасным. С силой заставил себя оторваться от нее, наградил сияющим взглядом и вышел прочь. Служанка выбралась из-за полога, неуверенно взглянула ей в глаза:

– Госпожа, уместно ли это?

– Не спрашивай. – Фиби зажмурилась, стискивая себя руками. – Умоляю: не спрашивай меня ни о чем!.. Сегодня все кончится. Все. Так… или иначе.

Эдд дождался, когда Рон выйдет из покоев Фиби и завернет в коридор, и решительно подошел к двери. Распахнул ее, нащупывая рукоять кинжала. Да, – мелькнула в голове мысль, едва он увидел девчонку и встретил ее взгляд, – хороша, сучка. Даже жаль немного такую красоту… Но красавиц много, а он, Эдд, – один. Только бы крик не подняла… Это была его последняя осознанная мысль. Чья-то твердая жесткая ладонь легла сзади на лоб, запрокидывая голову, и нож полоснул по обнажившемуся горлу, как по маслу.

– Прости, Эдд. – Сказал Рон. – Я так и знал, что ты на это решишься. – Взглянул на побелевшую, как полотно, Фиби. – Вот теперь дай сигнал, Звезда Севера.

Ход был длинным и извилистым, но на удивление удобным и сухим. Кину пояснил, что эльфы привлекли к его строительству гномов, или, как их звали в Нордланде, цвергов, которые творили под землей чудеса из камня и металлов. Это был настоящий коридор, облицованный каменной плиткой, с гнездами для светильников. Шедший впереди Гарри, одна рука которого висела на перевязи, зажигал светильники от факела, который нес в здоровой руке. И пояснял:

– Светильники всегда должны быть заправлены. Это делал доверенный слуга моего отца, каждый раз после того, как ходом пользовались.

– И часто им пользовались?

– Нет. Обычно – только для того, чтобы отец показал его сыну, ну, и для того, чтобы проверить, все ли в порядке, это делалось раз в год.

– Удобная штука. – Похвалил Гэбриэл. – Я думал, мы по какой-нибудь норе полезем, а тут удобно, мне почти пригибаться не приходится. – Он был слишком высок для этого прохода, и машинально втягивал голову в плечи, чтобы не скрести макушкой потолок. А Кину, тоже очень высокий, но пониже, шел свободно, хотя ему тоже было не особенно комфортно – потолок был слишком низок и для него. Марк тут же сообщил, что в Урте тоже есть туннель, вот там действительно тесно. Гэбриэл озадачился: а есть ли такое в Хефлинуэлле? – и решил спросить у брата. В общем, им было, о чем поговорить, пока они шли – довольно долго шли, – к дубовой двери, обитой железом. Тут Гарри приложил палец к губам:

– Тише! – Произнес шепотом. – Теперь мы попадем в замок. Это тоже тайный проход, в стене, к донжону. Но здесь могут уже услышать.

– Теперь я первый пойду. – Двинулся к нему Гэбриэл, но Гарри отрицательно качнул головой:

– Нет. Проход узкий, только для одного. А только я знаю, как открыть фальшпанель.

– А если ты выйдешь, и прямо на меч? Или на стрелы? Я не могу рисковать единственным Еннером. Отец мне этого не простит. Ты его крестник, считай, наш младший братишка.

– Спасибо. – Усмехнулся «братишка», который был младше братьев всего на три года. – Но первым пойду, все-таки, я. Там кладовая, вряд ли, кроме слуг, кто-то там будет. А из кладовой двери в женскую половину и покои мамы. Там, возможно, сёстры… Я надеюсь на это. Так что за мной, только очень тихо!

– Это ты эльфам и полукровкам говоришь? – Ухмыльнулся Гэбриэл. – Это вы, приятели, не топайте!

Проход и в самом деле оказался узкий, только для одного, правда, к счастью, с учетом доспехов. Крутые ступени вели вверх и вверх, то и дело поворачивая вместе со зданием. Были даже ответвления, которые, по словам Гарри, заканчивались слуховыми отверстиями. Чуткое ухо полукровки одновременно с эльфами уловило звон стали – в замке шло сражение.

– Там дерутся! – Прошептал он. – Скорей!..

– Все, Фиби. – Рон, разгоряченный коротким боем, стремительно вошел в покои Фиби, отшвырнул окровавленный клинок, порывисто обнял ее и жадно поцеловал. – Замок твой… И я тоже.

– Благодарю… – Прошептала Фиби, запрокидывая голову. Она вся пылала и дрожала, на бледных щеках играл румянец, глаза блестели, потемнев от расширившихся зрачков. – Я тоже твоя, Рон… навеки, клянусь. – Ответила на его очередной поцелуй. Рон чувствовал отклик ее тела, ее ответную страсть, в которой не мог обмануться. Пальцы ее, зарывающиеся в его волосы, пробежали по щекам, по шее, нащупали яремную вену и вонзили в нее острую, специально заточенную по ее просьбе одним из слуг заколку. Рон отшатнулся, схватившись за шею, но во взгляде его упрека не было. Он даже попытался улыбнуться, даже произнес:

– Все равно… люблю.

– Я тоже люблю!!! – закричала Фиби. – Но ты маму убил! Ты маму убил!!! Зачем, Рон?!! Зачем ты, почему?!! Ненавижу… ненавижу твоего отца, твою мать, ненавижу всех, из-за кого ты такой!!! Боже, помоги мне!!! – Она бросилась к нему, подхватила, опустилась с ним на колени, обнимая. – Боже, помоги мне и ему!!! – И зарыдала, прижимая к груди его голову и не обращая внимания на кровь, от которой стремительно промокали ее платье и даже волосы. Так их и нашли ворвавшиеся в ее покои брат и его спутники.

– Фиби?! – Воскликнул Гарри, бросаясь к ней. – Фиби, сестренка, что случилось? Ты ранена?!

– Все в порядке, Гарри. – Подняла к нему бледное, залитое слезами лицо Фиби. – Замок свободен… все хорошо.

– А это…

– Это Рон. – Фиби бережно отстранилась, опустила тело на пол. – Его нужно… похоронить. Он… заслужил покой.

– Что здесь произошло? – Гарри изумленно смотрел на тело, на руки сестры, на заколку. – Фиби! Это ты – его?!

– Он убил нашу маму. – Прошептала Фиби. – Но он за это заплатил. Не мсти мертвому.