Эссе о развитии христианского вероучения В переводе Малимоновой С.А.

10.

Так много в развитии идей различного субъективного содержания: это может быть необходимость в дополнении, во многих случаях развитие буквально означает проявление, как в некоторых примерах, приведенных выше. Поэтому и Кальвинизм, и Унитаризм могут быть названы развитием, то есть, проявлением принципа Личного Суждения, однако же, они не имеют ничего общего, если рассматривать их как доктрины.

В отношении Христианства, если представить истины, из которых оно состоит, чтобы допустить развитие, то это развитие будет тем или иным из следующих пяти видов. Возьмем Воплощение как центральную доктрину, тогда епископат, как учил Святой Игнатий, будет примером управленческого развития, Богородица – логического, определение даты рождения нашего Господа – исторического, Святое Причастие – нравственного, а Афанасьевский Символ Веры – метафизического развития.

Примечания

1. Hallam's Constit. Hist. ch. vii. P.572.

2. ch. Xlvii.

3. Times newspaper of March, 1845/

4. Crabble's Tales.

5. Eth. Nic. i. 8.

6. Guizot, Europ. Civil., Lect. v., Beckwith's Translation.

7. [Univ. Serm. xv. 20-23, pp. 329-332, ed. 3].

Глава 2. Априорный аргумент в развитии христианского вероучения

§ 1 Развитие вероучения, которое предполагается.

Возражения.

Свидетельства:

Применимость в изменяющихся обстоятельствах.

Вопросы, на которые не отвечает Священное Писание.

Метод изучения Священного Писания.

Политическое развитие в Священном Писании.

Структура и стиль Священного Писания.

Притчи.

Аналогии из мира природы.

§ 2. Непогрешимое развитие авторитета, которое ожидается.

Развитие вероятное – что это такое?

Потребность в авторитетной санкции.

Возможность существования внешнего авторитета.

Возражения:

Непогрешимость как трудность при доказательстве развития.

Непогрешимость мешает осуществлению веры.

Аналогии из мира природы.

Библия как непогрешимый источник.

Современная потребность в непогрешимом авторитете.

Развитие в соответствии с непогрешимым авторитетом и его альтернативы.

§ 3. Существующие проявления вероучения как вероятное исполнение ожиданий.

Отсутствие развития, приписываемое Католичеству.

Общее мнение о католической системе вероучения.

Католическая Церковь как Церковь Святых Амвросия и Афанасия.

Примечания.

§ 1. Развитие вероучения, которое предполагается

1. Если Христианство является фактом и отпечатанной в нашем уме идеей, а также предметом деятельности разума, то эта идея со временем разовьется во множество идей и их аспектов, взаимосвязанных и гармоничных по отношению друг к другу, а самих по себе определенных и неизменных, как и сам объективный факт, который так представляется. Характерной чертой нашего ума является то, что он не может воспринять объект, который представлен ему просто и целостно. Мы постигаем объект с помощью определений или описаний; цельные объекты не порождают в нашем уме цельных идей, но, пользуясь математической фразой, разбиваются на ряды, т. е. на ряд формулировок, уточняющих, интерпретирующих, исправляющих друг друга и с большей или меньшей точностью приближающих нас, по мере своего накопления, к совершенному образу. Нет никакого другого пути изучения или преподавания. Мы не можем изучать иначе, кроме как через аспекты или воззрения, которые не идентичны самому предмету, о котором мы говорим. Два человека могут передавать одну и ту же истину третьему разными способами и через разные представления. Один и тот же человек будет рассматривать одно и то же доказательство по-разному в речи или в эссе, в зависимости от случая, времени написания или аудитории, но все же оно останется одно и то же.

И чем больше утверждений о том, что идея жива, тем больше будет у нее разнообразных аспектов, тем более общественной и политической будет ее природа, тем сложнее и утонченнее будут ее проблемы, и тем более длинным и полным событий будет ее курс. И в числе таких – специальные идеи, которые из-за своей глубины и богатства не могут сразу быть поняты полностью, но длительно все более и более точно определяются и изучаются, они рассматриваются во многих аспектах и многих отношениях, которые взаимно соединяются и вырастают один из другого, и все они являются частями целого, в соответствии и взаимовлиянии они идут в ногу с непрерывно изменяющимися потребностями мира, многообразно, плодотворно и всегда изобретательно. Среди таких великих доктрин, несомненно, мы, христиане, не можем не отвести главное место Христианству. Таким же заранее определенным фактом должно быть наше ожидание относительно него вследствие предположения о его основополагающих достижениях.

2.

Можно возразить, что боговдохновенные тексты Христианства сразу же определяют пределы своей миссии без дальнейших затруднений; но идеи приходят к пишущему и читающему их из откровения, не из боговдохновенного текста, как такового. И вопрос заключается в том, достигают ли те идеи, которые текст передает от автора к читателю, точности сразу же в своей полноте и при первом восприятии их, или же они раскрываются в сознании и растут до совершенства с течением времени. Нельзя, конечно, утверждать без преувеличения, что буква Нового Завета или любого определенного количества книг охватывает описание всех возможных форм, которые божественное Откровение примет, когда оно будет представлено множеству умов.

Точно также в случае изменений мы предполагаем, что вдохновение было передано нам от первых получателей Откровения, потому что Божественный закон воздействовал на растения и сеянцы вначале, и лишь в зрелости появились плоды. И, в конце концов, наступило время, когда его получатели перестали быть вдохновленными; и от этих получателей обнаруженные идеи спустились вниз, как и в других случаях, сначала неопределенно и в целом, хотя в духе и истине, а впоследствии они были бы дополнены развитием.

Точно также не может быть настоящим затруднением и то, что якобы, если таким образом трактовать Христианство, значит, приравнивать его в некотором роде к сектам и учениям мира и приписывать ему несовершенства, характеризующие произведения человека. Несомненно, это своего рода уничижение божественного труда, когда Христианство рассматривается под тяжестью земной формы; однако это не является непочтительным, поскольку наш Господь, Создатель и Попечитель Христианства, шел тем же путем. Христианство отличается от других религий и философий тем, что оно супердобавлено земле от неба; оно отличается не по роду, но по происхождению; не по своей природе, но по своим характеристикам, его информирует и оживляет что-то большее, чем интеллект, а именно, божественный дух. Внешне Христианство есть то, что Апостол называет «глиняным сосудом», ведь оно является религией людей. И рассматривая его так, он считает, что Христианство, как таковое, возрастает «в мудрости и стати», но сила, которой оно владеет, и слова неизреченные подтверждают его сверхъестественное рождение.

Если только не будет дано какого-то особого основания для исключений, то одинаково очевидно и что Христианство, его учение и культ будут развиваться в умах получателей, и что оно в других отношениях, в своем внешнем распространении или в своей политической структуре, соответствует общим методам, с помощью которых осуществляется ход вещей.

3.

2. С другой стороны, если Христианство является универсальной религией, подходящей не просто для одной территории или одного периода, но и для всех времен и мест, оно не может не изменяться в своих отношениях с миром вокруг него, то есть, оно будет развиваться. Принципы требуют очень разнообразного применения в зависимости от того, как меняются люди и обстоятельства, и должны быть облечены в новые формы, согласно образу общества, на которое они должны влиять. Поэтому все группы христиан, ортодоксальные они или нет, развивают доктрины Священного Писания. Немногие, однако, не согласятся с тем, что взгляд Лютера на оправдание никогда не был выражен словами до его времени, что его фразеология и его позиции были новыми, независимо от того, определены ли они были внешними обстоятельствами или нет. Столь же несомненно, что доктрина оправдания, определенная Трентским Собором, была, в некотором смысле, также новой. Опровержение и исправление ошибок не могут предшествовать их возникновению; и поэтому факт ложного развития или искажений влечет за собой соответствующее проявление истинного развития. Кроме того, обе стороны апеллируют к Священному Писанию, то есть, спорят о Священном Писании; однако, доказательство подразумевает вывод, то есть, развитие. Здесь нет различия между ранними и поздними временами, между Римским Папой ex cathedra30 и отдельным протестантом, за исключением того, что их авторитет не равен. Хотя с обеих точек зрения притязания на авторитет и на процесс развития одинаковы.

Соответственно, общая причина недовольства протестантов Римской Церковью заключается не в том, что та дополнила первоначальную или Библейскую доктрину (ибо это они делают и сами), но в том, что она противоречит ей, и кроме того, навязывает ей дополнения как фундаментальную истину, подчиненную санкции анафемы. Сами они делают заключения очень тонким методом и действуют на основании доктрин, очень неявных, и на основании причин, очень мало проанализированных в прошлом, как и у ортодоксальных учителей. Известно ли Королевское Верховенство в Новом Завете или законность ношения оружия, или обязанность публичного богослужения, или замена первого дня недели седьмым, или детское крещение, не говоря уже о фундаментальном принципе, что Библия и только Библия – религия протестантов? Эти доктрины и обычаи, истинные они или нет, о чем здесь не идет речь, несомненно, приобретаются не прямым использованием и непосредственным применением Священного Писания, не простым упражнением в доказательстве на основании слов и предложений, помещенных перед глазами, а бессознательным ростом идей, предложенных через букву и характерных для духа.

4.

3. И действительно, если мы обратимся к рассмотрению отдельных доктрин, для формирования которых Священное Писание имело самое большое значение, мы увидим, что абсолютно невозможно для этих доктрин остаться просто в букве Священного Писания, если они должны быть не просто словами, но выражать определенную идею для людей, воспринимающих их. Когда провозглашается, что «Слово стало плотью», тогда три больших вопроса открываются для нас в самом этом заявлении: что подразумевается под «Словом», что под «плотью», и что означает «стало»? Ответы на эти вопросы запускают процесс исследования и являются развитием доктрины. Кроме того, когда ответы будут готовы, они вызовут серии дополнительных вопросов; и таким образом, в конце концов, результатом станет множество утверждений, которые соберутся вокруг инспирированного утверждения, от которого они получили свое существование, придав ему внешнюю форму доктрины и создав или углубляя его идею в уме.

Верно то, что, поскольку такие утверждения Священного Писания являются тайнами, для нас они являются только словами, и мы не можем их развивать. Но как тайна подразумевает отчасти то, что непостижимо или, по крайней мере, неизвестно, так она отчасти подразумевает и то, что не является таковым; тайна подразумевает частичное проявление или упрощенное представление. Поскольку в таком случае тайны в какой-то мене становятся понятны, они могут развиваться, хотя каждый вывод в процессе развития будет иметь неясность и неопределенность первоначального впечатления.

5.

4. Помимо того, следует учесть, что о предмете, о котором говорит Писание, существуют большие вопросы, которые Писание не объясняет; вопросы настолько реальные, настолько практические, что на них следует ответить, и, если мы не допускаем новое откровение, на них следует ответить, основываясь на откровении, которое мы имеем, другими словами, через его развитие. Таков есть вопрос относительно Канона Священного Писания и его боговдохновенности; вопрос заключается в том, зависит ли Христианство от письменных свидетельств, как Иудаизм; если это так, то какие это документы и сколько их; какие из этих документов являются частной интерпретацией, какие требуют комментариев, и подходит ли здесь какой-либо авторитетный комментарий или комментатор; соизмеримы ли откровение и документ, или одно превосходит другое. Все эти вопросы, несомненно, не находят никакого явного решения в Священном Писании, а также в доказательствах большинства людей, как бы медленно и усердно они их ни исследовали. Насколько нам известно, эти трудности не были разрешены авторитетно в начале развития религиозного учения; вполне возможно, что Апостол мог рассеять эти затруднения несколькими словами, проявив этим Божественную Мудрость. Однако действительное разрешение этих затруднений было отложено из-за медленного процесса мышления, взаимовлияния мнений, высказываемых в дискуссии, и ради накопления выводов.

6.

Возьмем другой пример: если был пункт, для которого правило было желательно с самого начала, он касался религиозных обязанностей, на которые христианские родители полагаются в том, что касается их детей. В самом деле, было бы естественно для любого христианского отца, при отсутствии правила, привести детей для крещения; таковым в данном случае было бы практическое развитие его веры во Христа и любви к своему потомству; это развитие, несомненно, необходимое, хотя, насколько мы знаем, оно не было предусмотрено прямым предписанием в Откровении, каким оно было первоначально дано.

Другой обширной областью мысли, полной практических соображений, хотя, насколько мы знаем, только частично отраженной в каких-либо апостольских суждениях, является вопрос о последствиях Крещения. То, что пришедшие в покаянии и вере к этому Священному Таинству, получили отпущение грехов, несомненно, есть учение Апостолов; однако есть ли какое-либо средство прощения грехов, совершенных после Крещения? Послания Святого Павла, в которых мы могли бы ожидать найти ответ на наш вопрос, не содержат никаких явных (explicit) утверждений на этот счет; то, что они прямо утверждают, не уменьшает трудности, во-первых, что Крещение предназначено для прощения грехов, совершенных перед ним, не впоследствии; во-вторых, что те, кто получил дар Крещения, фактически живут в состоянии святости, а не греха. Насколько такие утверждения, как эти, соответствуют фактическому состоянию Церкви, которое мы находим сейчас?

Принимая во внимание, что было ясно сказано, что Царство Небесное подобно сети рыбака, и следует собирать все, и что плевелы должны расти вместе с пшеницей, пока не наступит жатва, нельзя представить себе более серьезного и более практического вопроса, чем тот, который Божественный автор Откровения пожелал оставить нерешенным, если только в том Откровении не было дано средств для его собственного роста или развития. Что касается буквы инспирированного послания, каждый, кто считает, что Священное Писание – это правило веры, как и все протестанты, должен признать, что «нет ни одного из нас, не нарушивших преступлением божественный закон, и не находящих себя впоследствии в тех бесконечных просторах Божественной Любви, которые сохраняются во Христе, хотя это и не было отражено в определениях Евангелия» [1]. С тех пор, как Священному Писанию требуется полнота, вопрос сводится к одному: является ли недостаточность или зачаточность (inchoateness) его доктрин априорной вероятностью в пользу их развития или нет.

7.

Есть еще один вопрос, хотя и не столь непосредственно практический, о котором Священное Писание, строго говоря, не умалчивает, но говорит меньше, чем это требуется, и больше на него намекает. Это вопрос о промежуточном состоянии человека в период между его смертью и Всеобщим Воскресением. Если принять во внимание длинный интервал времени, который разделяет Первое и Второе Пришествие Христа, а также миллионы верующих душ, которые ожидают Второго Пришествия, и личное участие, которое каждый христианин принимает в определении отличительных признаков Второго Пришествия, можно было бы ожидать, что Священное Писание будет говорить об этом явно (explicitly), тогда как фактически сведения о Втором Пришествии кратки и малопонятны. Мы действительно можем утверждать, что это молчание Писания было намеренным, с целью расстроить спекуляции на эту тему; но есть еще одно обстоятельство; как и в вопросе о нашем посткрестильном состоянии, это учение, по-видимому, исходит из гипотезы, которая не соответствует состоянию Церкви через некоторое время после того, как этот вопрос был первоначально разъяснен. Поскольку Священное Писание рассматривает христиан не как вероотступников, но как святых, оно, очевидно, предполагает, что День Суда незамедлительно наступит, а интервал ожидания его – мимолетен. Создается общее впечатление, что Христос возвратится на землю сразу, «в короткое время», поэтому мирские дела вытеснялись «явленными страданиями», преследователи были упорными, а христиане – безгрешными и ожидающими Второго Пришествия, без дома, без планов на будущее, взирающими вверх, в небеса. Но внешние обстоятельства затем изменились, и с этим изменением по необходимости потребовалось иное применение богооткровенного слова, то есть, его развитие. Когда многие народы были обращены в Христианство, и соблазны появились в изобилии, Церковь рассматривалась, с одной стороны, как светское учреждение, с другой – как исправительная система; и проповедь Священного Писания содействовала и направляла развитие, которое прежде было менее заметно. С этих пор появились две доктрины: доктрина Епитимьи, как дополнения Крещения, и доктрина Чистилища, как объяснения Промежуточного Состояния. Это расширение первоначального вероучения было настолько разумно, что, когда прошло около десяти лет с тех пор, как истинное учение о Крещении было установлено среди христиан без какого-либо упоминания Епитимьи, наш учитель был обвинен многими из нас в Новатианстве; хотя, с другой стороны, среди неортодоксальных богословов до сих пор есть сторонники доктрины сна души, которые считают, что это является успешным предотвращением веры в Чистилище.

8.

Таким образом, наличие развития Христианства доказывается при изучении его Божественного Автора через доказательство, аналогичное тому, посредством которого мы делаем вывод о разумности в системе физического мира. В каком бы смысле потребность и ее обеспечение ни были доказательством замысла в видимом творении, точно так же и пробелы, если можно употребить это слово, которые встречаются в структуре первоначального вероучения Церкви, делают вероятным, что то развитие, которое вырастает из истин, лежащих вокруг него, было предназначено для того, чтобы заполнить эти пробелы.

Нельзя также справедливо возразить, что, рассуждая таким образом, мы противоречим великому философу, который говорит нам, что «…исходя из предположения, что Бог дает нам свет и руководство посредством Откровения в дополнение к тому, что Он дал нам через разум и чувственный опыт, мы никоим образом не можем судить, какими методами и в какой пропорции можно было бы ожидать, что этот сверхъестественный свет и наставление будут даны нам» [2]; таким образом, философ упоминает об отсутствии у нас суждения перед тем, как дано откровение. Он замечает, что «…мы не имеем никаких разумных принципов, чтобы оценить заранее, каким должно было бы быть ожидаемое Откровение, или, что было бы самым подходящим для божественного плана управления» в различных отношениях; но дело совершенно меняется, когда Откровение дается, ибо тогда вводится новый прецедент, или то, что он называет «принципом разума», и из того, что действительно попадает в наши руки, мы можем составить суждение о том, следует ли ожидать большего. Батлер, действительно, как показывает данная цитата из его работы, далек от отрицания принципа прогрессивного развития.

9.

5. Логика откровения, наблюдаемая в Священном Писании, подтверждает эти ожидания. Например, Пророчество, если оно уже реализовалось, не должно было бы давать образец развития; отдельные предсказания могли бы быть сделаны, чтобы накапливаться с течением времени, могли бы открываться перспективы; определенное знание могло быть дано через источники, независимые друг от друга, как например, Евангелие Святого Иоанна или Послания Святого Павла не связаны с первыми тремя Евангелиями, хотя каждый Апостол раскрывает в своей доктрине собственное содержание. Но пророческое Откровение на самом деле не имеет такой природы, а является процессом развития: более ранние пророчества полны скрытого содержания, из которого вырастают последующие смыслы; они являются образцами. Дело не в том, что была сначала одна истина, затем другая; но вся истина или большая часть ее была сразу, но только в своем зачатке или в миниатюре, затем истина расширялась и совершенствовалась в своих частях в направлении развития откровения. Семя женщины должно было поразить змея в голову; скипетр не должен был отойти от Иуды до того, как придет Примиритель, которому предстояло собрать народы. Он должен был быть Чудом, Защитником, Князем Мира. И вопрос эфиопа возникает в уме читателя: «Какой Пророк утверждает это?» Каждое слово требует объяснения. Таким образом, нет ничего необычного в теории неверующих, которые предполагают, что Мессианская идея, как они называют это, постепенно развивалась в умах евреев, благодаря постоянной и традиционной привычке созерцать ее, и достигла своих полных размеров простым человеческим процессом; и кажется несомненным, без копания в доктрине боговдохновенности, что книги Мудрости Экклезиаста являются усовершенствованием писаний Пророков, выраженных или установленных с помощью современных для того времени идей греческой философии, и, в конечном счете, принятых и утвержденных Апостолом Павлом в его Послании к евреям.

10.

Однако, вся Библия, а не только ее пророческие книги, основана на принципе развития. Откровение всегда ново, всегда старо. Святой Иоанн, который завершает Евангелие, говорит, что Он дает «не новую заповедь», но «заповедь древнюю, которую вы имели от начала»31. А затем Он добавляет, «заповедь новую Я даю вам»32.. Подобный критерий развития есть в Нагорной проповеди Христа, как уже было замечено. «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить»33. Таким образом, с уважением к развитию евангельского взгляда на обряд жертвы, сначала этот обряд предписывает Моисей; затем Самуил говорит, что «послушание лучше жертвы и повиновение лучше тука овнов»34; затем Осия, «ибо Я милости хочу, а не жертвы, и Боговедения более, нежели всесожжений»35; Исайя, что «курение [всесожжения] отвратительно для меня»36; затем Малахия, описывая времена проповеди, упоминает о «чистом приношении» пшеницы; и Христос завершает развитие, когда Он говорит о поклонении «в духе и истине». И если здесь осталось что-либо для объяснения, это будет найдено и использовано христианской Церковью впоследствии в обычаях, которые показывают, что жертва не была удалена, но истина и дух были добавлены.

Даже effata37 Христа и Его Апостолов является типичной формой, подобной вышеупомянутым пророческим указаниям и предсказаниям, а также предписаниям вероучения. Если, в таком случае, пророческие указания имели и имеют развитие, которое действительно происходило сначала через последующие откровения, а затем через произошедшее событие, то вероятно, что те догматические, политические, обрядовые, и этические указания, которые имеют ту же структуру, должны допустить такое же расширение. Таковы «сие есть Мое Тело»38, или «ты – камень (Петр), и на сем камне Я создам Церковь Мою»39, или «кроткие… наследуют землю»40, или «пустите детей… приходить ко Мне»41, или «чистые сердцем… Бога узрят»42.

11.

В соответствии с такой характеристикой учения Христа, может быть приведена следующая цитата уже упомянутого автора: «Его задокументированные слова и дела, когда Он находился на земле … являются для нас декларацией Законодателя». В Ветхом Завете Всемогущий Бог сначала продекларировал Десять Заповедей на горе Синай, а в дальнейшем они были записаны. Христос сначала проповедал Благую Весть, одновременно дающую надежду и закон в Нагорной проповеди, а затем Его Евангелисты записали ее. В дальнейшем, когда Он проповедал Благую Весть, Он проводил параллели к Десяти Заповедям. И Его стиль, кроме того, соответствует полномочиям, которые Он принял на себя. Этот стиль имеет показательные и строгие характеристики принадлежности Христу; Он говорил, как никакой другой человек не мог говорить. Заповеди Блаженства, с которых началась Его Проповедь, – образец того непередаваемого стиля, который соответствует, насколько человеческие слова могли соответствовать, Воплощенному Богу.

«Но не в этом особенность стиля Нагорной Проповеди. Все евангельское есть особенное, отличимое от любой другой части Священного Писания, показывающее себя в важных декларациях, канонах, сентенциях или изречениях, таких, какие выдвигают законодатели, а комментируют законники. Несомненно, все, что наш Спаситель сказал и сделал, характеризуется одновременно простотой и тайной. Его символические действия, Его чудеса, Его притчи, Его ответы, Его пророчества, – все это есть представления в зачатке законодательных актов, данных для развития впоследствии, это код божественной истины, которая должна была всегда быть перед человеческими глазами, чтобы стать темой исследования, интерпретации и руководством в дискуссии. «Истинно, истинно говорю вам», «но я говорю вам» – это признаки высшего Учителя и Пророка.