По следам адъютанта Его Превосходительства. Книга вторая

– Этот отставной штабс-капитан? Как его там… Михаил Николаевич?

Но Кутахов не поддержал иронии Клеймовича.

– Да, генерал: именно «этот отставной штабс-капитан Михаил Николаевич»! Тот самый Михаил Николаевич, от заключения которого зависит вопрос, будет ли «СтарКо» финансировать нас или нет! Поэтому Вы, Владимир Николаич, в Ваших же собственных интересах, забудьте о том, кем он был, и помните лишь о том, кем он стал! «СтарКо» сегодня – это не только крупнейшая многопрофильная фирма, созданная русскими эмигрантами! Это ещё – и одна из крупнейших монополий Франции! Сотрудничать с ней считают за честь все деловые люди Европы! И не только Европы: недавно американский миллиардер Дубон встречался с Кобылевским «тет-а-тет» в Париже! А это, дорогой Владимир Николаич, говорит о том, что силу концерна «СтарКо» уже начинают признавать и за океаном!

Сметённый аргументами начальства, Клеймович сконфуженно молчал. У него не было контрдоводов. Потому что он не был силён ни в политике, ни в экономике: он «специализировался» в иных направлениях человеческой деятельности. «Специализацией» его – и «специализацией» пожизненной – являлись душа и тело. И не абстрактные, а конкретного носителя информации. Поэтому, нехотя, через силу, но он был вынужден согласиться с Кутаховым.

– И учтите, Владимир Николаич…

Палец Кутахова восклицательным знаком уставился в потолок.

– Михаил Николаевич уже сегодня – миллионер, а значит – член своеобразного «клуба избранных», куда допускаются только свои, только те, кто может реально влиять на судьбы миллионов людей и даже целых стран. Не надо мериться силами с паровозом: паровоз сильнее! Не раздавит – так покалечит! Не надо жить прошлым. Это ведь – то же, что жить иллюзиями. Подумайте об этом на досуге. Ну, а я…

Он протяжно вздохнул.

– … сегодня же навещу потенциального «благодетеля» и постараюсь добиться приёма.

Заметив, как изумлённо округлились глаза Клеймовича, Кутахов усмехнулся.

– А Вы, как думали! Нет, Вы определённо оторвались от жизни, генерал! Руководство концерна, имеющее дело с сотнями фирм и компаний, проводящее ежедневно по нескольку встреч с представителями крупного – и не только французского – бизнеса, сейчас имеет право решать, допустить ли ему генерала русской армии хотя бы до приёмной, или же отказать ему в этом! И я, кстати, их понимаю и не осуждаю: они – хозяева, а мы с Вами – попрошайки с протянутой рукой! Так, что, вместо того, чтобы корчить из себя вождей в изгнании, нам надо, засунув самолюбие в одно место, кланяться, просить и выпрашивать! Ничего: не переломимся – только стройнее будем!

На этот раз ковёр в кабинете главы РВС даже не покрылся налётом от стёршихся зубов Клеймовича. Шеф контрразведки был настолько подавлен этой «политинформацией», что у него не нашлось ни сил, ни желания скрипеть зубами по адресу Кутахова. Да и невесёлые мысли о пустой казне, из которой и в карман положить было нечего, также не способствовали ни речевой активности, ни грёзам о собственном председательстве…

Глава сорок пятая

– … Да-а… занятная информация…

Жора задумчиво потёр ладонью подбородок.

– Есть, над чем подумать… Хотя сюжет, надо признать, несколько староват: попахивает классическим авантюрным романом… Но я бы рискнул! Правда, я не расслышал, на каком проценте вы с ним сошлись?

Предваряя ответ, Аксинья элегантно выползла из-под юноши: как и в фигурном катании, «вольные упражнения» и здесь следовали за «классикой».

– Ты не расслышал потому, что мы ещё и «не сходились». Я дала Лесь Богданычу принципиальное согласие только на то, чтобы прозондировать вопрос – и всё.

Она вздохнула.

– А зондировать-то и нечего… Не к Барону же мне обращаться за помощью, в самом деле, и не к Свинкову? Они, конечно, не откажут в помощи. Но только, что останется на мою долю после такой их «помощи»?.. Прямо не знаю, что делать… «И хочется – и колется»… И такой куш упускать нельзя – если это действительно куш! Вроде, и денег на жизнь хватает – а всё мало! Всё хочется больше! Потому что не заришься только на абстрактные деньги и на тот виноград, что зелен, как у Эзопа. Но то, что может быть твоим – почему не должно быть им?!

Она ещё раз старательно задумалась.

– Нет, сколько ни думай – ничего не надумывается. Ну, нет у меня здесь людей, которым я могла бы доверить такое дело! Народу много, а надежных – ни человечка! Все только и ждут случая, чтобы объегорить тебя!

Жора рассмеялся.

– Как ты, например, когда «кинула» Семён Васильича! Кстати, что это он так скоропостижно уволился? Не кажется ли тебе подозрительной такая скоропостижность? То несколько дней обивал пороги, чтобы получить хоть какое-нибудь место, а то вдруг сорвался в одночасье? Уж не отправился ли он за сокровищами господина Федулова?

Аксинья на мгновение задумалась – и решительно мотнула головой.

– Вряд ли. Федулова он ни видеть, ни слышать не мог.

– Почему ты так уверена?

– Потому что в этот день я сама отправила Семён Васильича в город, не помню уже, зачем. Привратник может подтвердить, что он убыл задолго до появления Федулова и вернулся только после того, как…

Она вдруг оборвала сама себя. На короткое мгновение прекратилась не только «подача звука», но и движение глаз. Проще говоря, Аксинеья молча уставилась на Жору – и пребывала в таком состоянии с полминуты, не меньше.

– А, знаешь: твои предположения не лишены оснований! Мне тоже кажется, что он отправился на поиски сокровищ – только не федуловских, а «дьяволовских»!

Теперь и юноша округлил глаза – и не менее выразительно.

– Ты имеешь в виду ту статью, в которой, ссылаясь на Кобылевского, автор обвиняет Закладина в присвоении ценностей?

– Да. Думаю, что дело обстоит именно так. И если оно обстоит именно так, как я думаю…

Ненароком вывернув фразу наизнанку, Аксинья усмехнулась.

– … то, в таком случае, он не представляет для нас опасности в качестве конкурента.

– Скажи, а тебе не приходило в голову самой заняться поисками сокровищ?

– Федуловских? – не поняла Аксинья Андревна.

– Нет – закладинских. Или, если хочешь – «дьяволовских»?

Аксинья испуганно перекрестилась – и испуг её ни в малейшей степени не был наигранным, театральным.

– Свят, свят, свят! Упаси, Господи! Никогда я не думала об этом – и тебе не советую! Ты даже не представляешь себе, насколько это опасно. Если бы ты только знал, что это за человек: Закладин!

– А я знаю! – не выразил страха юноша. – Ты мне сама о нём рассказывала. Ну, помнишь, тогда, в Киеве?

– Да разве я тебе правду сказала? – нервически закусила губу Аксинья. – Вернее, разве я тебе всю правду сказала? Я и сама её узнала только потом – уже после сделки с Закладиным… До революции наше знакомство с ним было, что называется, шапочным: что-то достал, кого-то привёл… Конечно, в нём уже тогда чувствовался потенциал… Но, если бы я только знала, что это за человек!

– И что это за человек? – уже частично проникся юноша.

– Опасный человек, Жора. Настолько опасный, что я зареклась с ним связываться впредь. И тебе не позволю: кроме того, что он – пройдоха, не нам с тобой чета, он ещё и человек ГПУ. И не каких-то, там, «околоточных»: самых «верхов». И теперь уже наверняка – не только в Киеве… И потом…

Выражение испуга на лице Аксиньи Андревны частично заместилось смущением.

– Деньги-то я от него получила… Конечно, не всю запрошенную сумму – но всю оговоренную, до последнего пенса… Грех требовать ещё чего-то: раньше надо было торговаться…

– Жаль…

Кажется, доводы подруги впечатлили юношу.

– Тогда нам не остаётся ничего другого, как сосредоточиться на варианте Лесь Богданыча.

– А у тебя есть возможности для его разработки? – даже не усмехнулась Аксинья. Но усмешка не остался невостребованной: вместо Спиральской это сделал Жора – но уже не в отрицательном, а в положительном контексте.

– Вы, дорогая Аксинья Андревна, забыли такого незаменимого во всех отношения человека, как Аркадий Леопольдыч Пинский – или просто Леопольдыч, как он просил называть с себя в момент нашего с ним «тёплого» расставания!

Жора усмехнулся: должно быть, вспомнил количество «градусов», изничтоженных для образования этой «теплоты». Аксинья тут же оживилась: намёк был понят.

– Ну, ну!

– Я не знаю, чем сейчас занимается мой друг – но это и не суть важно. Я убеждён в главном: все его качества, незаменимые для такого дела, остались при нём. Пройдоху ведь не заставишь жить по правилам филистёров! В плане нашего к нему интереса…

– Да-да: именно в этом плане! – не выдержала Аксинья.

– … у него наверняка есть люди, связанные с доступом в погранзону… И угораздило же нашего Монте-Кристо устроить тайник в таком месте! Хотя… не исключено, что он сделал это намеренно: мало ли, что? Во всяком случае, Лесь Богданыч не производит впечатления простачка, который засунул чемоданы в медвежью берлогу от растерянности.

– Пожалуй… – задумалась Аксинья, но только на мгновение: настоящее с будущим интересовали её сейчас больше прошлого. – Ну-ну, дальше?

– Дальше? Я убеждён, что Леопольдыч не брезгует контрабандой: сейчас – золотое время для таких, как он. А, там, где есть контрабанда, есть и каналы её проникновения. И тут, дорогая Ксеня, самое время вспомнить Господа нашего, Иисуса Христа: «Где двое или трое собрались во имя мое – там и я с ними».

– Богохульствуешь! – шутливо погрозила пальцем Аксинья. – А почему ты так уверен в Аркадии?

Явно полагая вопрос лишним, Жора даже не стал тратиться на мимику: ограничился лаконичной усмешкой.

– Ну, не может быть, чтобы такой человек довольствовался окладом ничтожного счетовода! А насчёт возможностей… Один только факт: даже в условиях киевской неразберихи, когда трудно было понять, где фронт, а где тыл, он легко «перебросил» меня по своим каналам на «ту сторону»! И каналы эти были явно не шпионские. А такие каналы не имеют привычки исчезать!

Было похоже, что доводы Жоры не пропали втуне: Спиральская задумалась. Определённо она не приняла слова любовника за плод юношеской экзальтации.

– Ну, если это действительно так, тогда надо предложить тебя Федулову в качестве спутника и запросить с него не меньше двадцати пяти процентов от стоимости клада!

– И как тебе видится делёж этих процентов? – напрягся Жора, даже не пытаясь изображать безразличие.

Аксинья широко улыбнулась.

– Не бойся: не обижу!

Юноша отреагировал моментально. И ухмылка его была откровенно наглой: от былой галантности не осталось и следа.

– «Не бойся – не обижу» – это не ответ, дорогая! Так выражаются как раз те, которые потом и обижают доверчивых подельников!

Лицо Спиральской напрасно пыталось налиться краской: Жора уже стоял подле «с отбеливателем».

– Только не надо вставать в позу «оскорблённого благородства», дорогая! Да и не тебе это делать! Я же не изображаю из себя Дон Кихота! И потом: с чего это ты заговорила в первом лице? «Не бойся – не обижу!» Как будто это – твои деньги! Нет, милая, это – наши деньги! Наши общие: твои, мои и Леопольдыча, ибо каждый участвует в их добывании! Без участия какой-либо из сторон операция становится бессмысленной! А ты говоришь: «не обижу»! Больше скромности, дорогая! И больше трезвомыслия!

Вот так, беспардонно, лицо Спиральской было возвращено в рамки и к исходной цветовой гамме. Выслушав назидательную тираду возлюбленного, Аксинья хмыкнула и покачала головой, словно не веря тому, что она действительно слышала это.

– Да уж… Научила я тебя трезвомыслию – на свою голову…

– Ты «научила»… – иронично скривил губы Жора. – Жизнь научила, Ксенюшка! Жизнь – змея подколодная!.. Но – хватит лирики… Вернёмся к нашим баранам. Когда у тебя встреча с ювелиром?

Аксинья нахмурилась так, как будто «сдавала» своего человека.

– Послезавтра.

– Где?

– Здесь же, в полдень.

– Будем ждать, – философски заключил юноша…

– Я не рано?

Лесь Богданыч щёлкнул крышкой часов: вопросительный знак в конце его текста пришёлся как раз на тот момент, когда секундная стрелка отметила цифру «двенадцать».

Аксинья Андревна благожелательно улыбнулась.

– Вы точны, как всегда, дорогой Лесь Богданыч! Мне остаётся сказать лишь какую-нибудь банальность, вроде той, что по Вас можно часы сверять! Прошу!

Федулов вошёл в гостиную. Пребывание там постороннего человека его не удивило и не встревожило: он знал, кто этот человек. Лесь Богданыч не зря несколько дней «изучал обстановку» у дома Спиральской.

Аксинья Андревна улыбнулась.

– Разрешите Вам представить моего секретаря и родственника – по мужу – Георгий Сергеича.

Стороны обменялись галантными полупоклонами.

– Прошу садиться, господа.

Участники переговоров сели за стол, как «на заказ» и точно по сценарию оказавшийся действительно круглым. Барабаня пальцами по наборной столешнице, Федулов ждал «приговора». Аксинья Андревна не стала испытывать терпение гостя и делать его ожидание ещё более невыносимым.

– Мы…

Она повела рукой в сторону Жоры.

– … обсудили Ваше предложение, Лесь Богданыч…

– Надеюсь, что не только обсудили?

Лесь Богданыч нашёл в себе силы для многозначительной усмешки.

– Не только, – не стала ни «ломаться», ни интриговать хозяйка. – И вот, что я хочу сказать Вам, Лесь Богданыч… Георгий Сергеич готов составить Вам компанию. Но есть проблема…

– Если Вы – насчёт вознаграждения…

– Нет-нет, Лесь Богданыч! – замахала руками Аксинья Андревна. – Этот вопрос, я думаю, мы решим. Проблема же – другого рода: проникновение в погранзону. Его решение, увы, оказалось мне не под силу…

Федулов молчал – но о его чувствах красноречиво говорило лицо. Сожалея о «случившемся неслучившемся», Аксинья Андревна вздохнула и развела руками.

– Дело в том, Лесь Богданыч, что проблема Ваша – настолько щекотливого свойства, что обратиться за содействием, к кому попало, я не рискнула. Да, здесь, в Париже, у меня – масса знакомых и по Киеву, и по Петербургу. Однако, перебрав всех их в памяти, я поняла, что довериться в таком деле никому из них не могу. На «той» же стороне у меня остались, как это ни грустно признавать, одни недоброжелатели. Зато у Георгий Сергеича «там» есть надёжный человек, который может обеспечить вам проникновение в погранзону и выход из неё с товаром.

Слова хозяйки дома «расколдовали» Федулова – и, вздохнув с облегчением, он промокнул платком выступившую на лбу испарину.

– Правда…

Аксинья Андревна замялась и многозначительно уставилась на Федулова. Но, судя по отсутствию надлежащей реакции ювелира на текст и мимику хозяйки, «товарищ не понял». Или не захотел понять. Пришлось Аксинье спрямить дорогу к мозгам гостя, а «по пути» – «обложить его флажками».

– Буду откровенной… Видите ли, Лесь Богданыч, прежде чем мы приступим к сборам в дальний путь, нам с Вами необходимо решить несколько вопросов принципиального характера…

Теперь Федулов всё понял. Понял – и улыбнулся.

– Я всё помню, Аксинья Андреевна, и готов обсудить Ваши условия. Предлагаемое мной вознаграждение…

– Не вознаграждение! – перестала лучиться Спиральская.

– ??? – не нашёл иного ответа Федулов.

– Двадцать пять процентов!

Хозяйка не стала томить гостя ни предисловием, ни избытком деликатности

– Фь-ь-ю!

Цифирь оказалась настолько «убойной», что Лесь Богданыч отреагировал на неё не вполне принятым в обществе способом.

– Однако!..

Аксинья Андревна не стала горячиться и немедленно бросаться на защиту выдвинутых условий с доказательствами в зубах. Она понимала, что свист Федулова – не более чем естественная реакция человека на неожиданность. Она была убеждена, что, поразмыслив, Лесь Богданыч согласится с этой цифрой, ибо других возможностей для решения своей проблемы у него нет. Ведь если бы они у него были, то он не стал бы обращаться за помощью к Аксинье Спиральской, известной всем и каждому полным отсутствием склонности к филантропии и альтруизму. Поэтому она молчала – и спокойно ждала иной, уже более осмысленной, реакции гостя.

Гость тоже не стал ударяться в риторику, и молча «переваривал» полученную информацию. Наконец, «переварив», он закряхтел и качнул головой.

– Согласен…

Вот теперь Спиральская улыбнулась.

– Всегда приятно иметь дело с умным человеком! Знали бы Вы только, Лесь Богданыч, как утомили меня проявления так называемых чувств: слюни, слёзы, сопли – извините за такую неделикатность!

Она мягко положила свою руку поверх руки Федулова.

– Ехать надо, не мешкая: документы на вас обоих уже готовы.

– Ого!

На этот раз удивление Федулова было, если и не приятным, то уважительным.

– Оперативно! Значит, Вы были уверены в том, что я никуда не денусь – и приму Ваши условия!

Спиральская очаровательно улыбнулась – и Лесь Богданыч припал губами к её руке.

– Вы – удивительная женщина, Аксинья Андревна!

Тут же его лицо приняла деловое выражение.

– И кто же мы с моим молодым попутчиком такие?

Спиральская встала из-за стола и проследовала к сейфу, вмонтированному в стену гостиной. Отперев ключом тяжёлую стальную дверцу, она извлекла из него два паспорта.

– Вы, уважаемый Лесь Богданыч – французский коммерсант Морис Лефевр, родственник известного ювелира. А Георгий Сергеич – Ваш референт Жорж Арман. Неплохо звучит, а: Морис Лефевр и Жорж Арман!

Думая о чём-то своём, Федулов нахмурился и рассеянно бросил:

– Главное – не в звучности фамилий, а, напротив, в том, чтобы ГПУ, как только ознакомилось с ними – сразу бы их забыло…

Ответ приятно удивил Жору: этот пожилой человек весьма трезво подходил к их, теперь уже общему, делу. Аксинья Андревна тоже по достоинству оценила рассудительность компаньона, и, согнав с лица неуместную улыбку, решила не отставать от него в плане деловитости.

– Выезжаете завтра. Поезд Париж-Берлин-Варшава-Москва. При себе иметь минимум вещей: только самое необходимое, так сказать, стандартный дорожный набор. Учтите, что нагрузки на обратном пути будут несколько большими. Хотя…

– «Хотя»? – стимулировал её активность Федулов.

– … не лучше ли будет реализовать ценности на месте? Ну, во избежание непредвиденных осложнений? Это значительно упростило бы Ваше возвращение.

Выслушав «совет на дорожку», Федулов скептически пожевал губами.

– «Упростило бы»? Возможно. Только Вы, любезная Аксинья Андревна, забываете, что мы едем не в Швейцарии, а в Советскую Россию, где иностранных банков нет. А без этого Ваше предложение лишено смысла: куда вкладывать деньги, вырученные от продажи? И, потом: неужели Вы всерьёз думаете, что такие ценности можно продать в Совдепии? Я сомневаюсь в том, что там найдётся покупатель на них. Нет в Совдепии таких денег – даже у нэпманов. Так что, в реализации клада на месте нет ни необходимости, ни возможности! Да и, какой смысл в этой затее? Ведь здесь мы можем реализовать ценности без проблем и с куда большей выгодой! Кроме того, вещи будут компактней пачек с банкнотами – и намного! Так, что, уважаемая Аксинья Андревна…

Не стирая с лица скептического выражения, Федулов молча развёл руками.

– Ну, смотрите сами, – дёрнула плечиком Аксинья. – Вам, как говорится, виднее…

…Назавтра два элегантно одетых парижанина – пожилой и молодой – заняли места в экспрессе, следующим через несколько европейских столиц в Москву – и путешествие за бриллиантами началось…

Границу с Советской Россией путешественники миновали без проблем. Паспорта, хоть и оформленные на вымышленные фамилии, были подлинными: Аксинья Андревна честно зарабатывала свою долю.

Путь из Москвы в Киев также не обогатился происшествиями. По прибытии в столицу «радяньской» Украины Жора первым делом отправился в справочное бюро: о прогулке иностранцев в предместье и речи быть не могло. Если бы Пинский остался верен своей хибаре, его пришлось бы вызвать на встречу в центр. Через пять минут юноша уже имел на руках бумажку с адресом. Адрес был новым: Аркадий Леопольдыч, оказывается, уже переселился в самый центр города, на Крещатик. Необходимость в организационных хлопотах отпала.

Жора взглянул на часы: все нормальные советские чиновники давно уже должны были быть дома. Он щёлкнул пальцами – и через минуту «карета прошлого» везла их по знакомым до слёз улицам прекрасного города.

Пинский был дома – во всяком случае, так об этом объявила гостям его домработница. Она провела гостей по длинному коридору роскошной многокомнатной квартиры, в которой явно проживал один человек, и осторожно постучала в одну из дверей.

– Аркадий Леопольдыч, до Вас пришли…

В дверях появилась сухая фигура в роскошном восточном халате «с павлинами» – и спустя мгновение она уже тискала в своих объятиях растроганного юношу.

– Жорка, чёрт – ты? Неужели это, в самом деле – ты?

Аркадий Леопольдыч отстранился от объекта «рукоприкладства», и окинул фигуру гостя цепким оценивающим взглядом.

– Господи, а франт-то какой! Одно слово: Европа!

Тут же он посерьёзнел, и почему-то с опаской выглянул в коридор.

– Между прочим, дорогой Георгий Сергеич, здесь так не ходят…

Изрядно помятый в дружеских объятиях, Жора широко улыбнулся.

– Беспокойство излишне! Ты видишь перед собой французского подданного Жоржа Армана, который прибыл сюда легально по коммерческим делам, представляющим интерес…

Он сделал паузу – и усмехнулся:

– … и для Советской власти – тоже…

Нос Пинского моментально заострился: намёк был неясный, но перспективный.

– Ну, ты даёшь! А кто это, там, прячется у тебя за спиной?

Не снимая с лица насмешки, Жора посторонился.

– Мсье Лефевр, выйдите, пожалуйста, на передний план!

Едва только свет лампы упал на лицо «мсье Лефевра», Пинский вздрогнул от неожиданности.

– Что такое?! Не может быть! Лесь Богданыч?!

Федулов перевёл растерянный взгляд на Жору.

– Так вот, кто Ваш приятель, Георгий Сергеич…

Очередь удивляющихся замкнул Жора.

– Вы, что: знакомы друг с другом?

Пинский и Федулов дружно и одинаково неопределённо пожали плечами.

– Ну, так… встречались как-то… в прежней жизни, – не слишком ловко увильнул от прямого ответа Пинский. – Знакомство можно сказать, шапочное: мы с господином Федуловым – будущим мсье Лефевром – работали тогда в разных… хм… сферах.

Он покачал головой, словно не веря тому, что видит собственными глазами.

– Ну, если вы здесь – и в одной компании – то…

– … дуэт станет трио! – закончил за него Жора, многозначительно поигрывая бровями. – И теперь нам всем предстоит работать в одной сфере! Надеюсь, ты ещё не утратил квалификацию? Не прочь составить нам компанию – разумеется, не для того, чтобы «сообразить на троих»?

Глаза Пинского хищно – как это и требовалось сюжетом – блеснули, руки зачесались, ноздри раздулись. Аркадий Леопольдыч уже почувствовал запах денег. Больших денег.

– Можешь считать, Жорочка, что я уже подключился! Что от меня требуется?

Жора ответил не сразу – так, будто собирался с духом перед решающим броском. Наконец, он, собрался, решился – и поймал Аркадий Леопольдыча в прицел настороженных глаз.

– Скажи, Леопольдыч, в каких отношениях ты с ГПУ?

Пинский не вздрогнул от неожиданности – нет: он только ещё лучше услышал запах денег. И уже не просто больших денег – а очень больших денег. Огромных. Предваряя ответ, он уклончиво пожал плечами – из тактических соображений.

– Да, как тебе сказать…

– Да, как есть, так и скажи…

Юноша уже понял, что его «старинный приятель», не мешкая, приступил к «набиванию» себе цены. Поняв, что «номер не прошёл», и не выдержав насмешливого взгляда юноши, Пинский сразу же перестал ломаться.

– Есть знакомые, Жорочка. Кормлю, можно сказать, прямо из рук. И не какие-нибудь, там, замухрышки: с самых верхов.

Он многозначительно понизил голос и выразительно закатил глаза к потолку.

– …В том числе – и самый-самый…

Торжествуя взглядом, Жора обернулся к Федулову: «а я, что говорил»?

– А как в смысле… ну… это…

– ??? – целиком превратился в вопрос Пинский.

– … контрабанды? – выпалил Жора, здраво полагая, что тянуть резину – только снижать эффект неожиданности. А проверить старинного приятеля совсем не мешало: дело-то – какое!

Аркадий Леопольдыч улыбнулся.

– Зачем она мне – при моих-то возможностях?

Услышав такой ответ от человека, чьи возможности ему были хорошо известны, Жора не мог не удивиться, а заодно – и не позубоскалить.

– При каких возможностях, Леопольдыч: ты ведь не султан и не падишах?

– Ну, куда мне? – с деланным сожалением развёл руками Пинский. – Я – всего лишь скромный начальник Зевакинских складов.

Ироническая улыбка медленно сползла с лица юноши.

– Ты – начальник Зевакинских складов?! Вместо Закладина?!

Аркадий Леопольдыч шутливо уронил голову на грудь.