Неприкаянный. Красный мессия

– Датчики, – скомандовал лейтенант.

Двое бойцов подошли, прикрепили к телу Эла сенсоры: ко лбу, к груди, к животу. Тонкие провода вели к чёрному прибору с бегущими линиями. Полиграф, – догадался Эл. Классика. Страшна не техника, страшна система.

Раздался резкий, злой лай.

Вошли ещё двое. Каждый держал на поводке добермана. Псы были огромны, как телята, с острыми, блестящими клыками. Они ощетинились, вытаращив налитые кровью глаза, и злобно рычали, натягивая поводки.

Эл смотрел на них спокойно. Всё это – спектакль. Запугивание. Демонстрация власти. Он не дрогнет.

Нет, товарищи, меня так просто не запугать, – подумал Эл, глядя прямо в глаза собакам и посылая им мысленный импульс: «Я – вожак. Я – хозяин. На меня лаять нельзя».

– Голос! – скомандовал силуэт за столом.

Псы снова залаяли, бешено, злобно, клацая клыками.

«Я – хозяин. Я – главный. Повинуйтесь только мне. Не им», – послал Эл новую волну. Доберманы моментально затихли, втянули головы, переступили с лапы на лапу и жалобно заскулили.

– Тупые сучки! Голос, сказал! – заорал силуэт, но собаки лишь ещё ниже прижали уши.

– Что с ними? – раздражённо пробормотал он, но уже менее уверенно.

– К чёрту собак! – рявкнул лейтенант Даар. – Обойдёмся без них! Начинайте допрос.

– Добро пожаловать в Департамент, товарищ Гоар, – произнёс вкрадчивым, почти ласковым голосом силуэт за столом. Лицо по-прежнему скрывал свет от настольной лампы, направленный прямо в глаза Элу.

– Как к вам обращаться? – спросил Эл, щурясь.

– Мое имя не имеет значения. Зовите меня просто Дознаватель. Я задам вам несколько вопросов. Сначала – полиграф, затем – сыворотка правды. Всё под контролем. Такова наша процедура.

– Зачем сразу оба метода? Вам не хватает одного?

– Перестраховка, – произнёс Дознаватель с плохо скрываемым удовольствием. – Приказ лично полковника Дэккара. Благодаря его подходу наш Департамент достиг нынешних высот. Мы не оставляем места случайности. Сперва сверим ваш базовый уровень правдивости. Потом – инъекция, затем основной допрос.

Он достал из ящика стола тяжёлый шприц с кислотно-зелёной жидкостью. Эл узнал этот цвет. Что-то подсознательное дрогнуло в нём – как будто это уже было когда-то. Или с ним, или с кем-то очень близким.

– Зарпадеин, – с оттенком гордости произнёс Дознаватель. – Экстракт из листьев зарпадеи тропической. Использовался племенами Нового Света во время инициаций. Шаман поил молодого охотника этим зельем перед принесением клятвы верности племени. И если сердце юноши было нечисто, он не мог произнести клятву – язык не поворачивался. Таких изгоняли. Судьба их была незавидна – гибель или одиночество. Но были и те, на кого напиток не действовал – их называли «тенями» и боялись. Говорят, один из конкистадоров передал рецепт Святой Инквизиции. Но, конечно, это лишь легенда.

Он поиграл шприцем в пальцах.

– А наши химики довели сырьё до совершенства. Эффективность – девяносто семь процентов. Почти магия. Но, как вы знаете, мы не суеверны. Мы – технократы, просто у нас долгая память.

– Сыворотки правды не существует, – устало отозвался Эл. – Это миф. Убедительная легенда для допросов и фильмов.

– Глупо отрицать наследие собственного народа, – не без язвительности парировал Дознаватель.

Он кивнул, и автоматические тиски на подлокотниках кресла щёлкнули, фиксируя руки Гоара намертво.

– Начнём с тестовых вопросов, – произнёс он. – Отвечайте только «да» или «нет».

– Вы – Эл Гоар?

– Да. – Ровный сигнал, зелёный индикатор.

– Вы – профессор, доктор физико-математических наук?

– Да.

– Вы – гастанец?

– Да.

– Родились в столице?

– Нет.

– В республике Гаста?

– Да.

Индикатор всё ещё горел зелёным. Эл молчал. Его пульс оставался почти идеальным. Но в груди нарастало чувство: шоу только начинается.

– Отлично. Мы установили реакцию полиграфа на ваши правдивые ответы. А теперь соврите.

Вы – доктор исторических наук?

– Да. – Раздался резкий, визжащий сигнал, и загорелась красная лампочка.

– Вы – женщина?

– Да. – Снова тот же сигнал, та же лампочка.

– Вы родились в столице?

– Да. – Полиграф взвыл в третий раз.

– Вы – не гастанец?

– Да. – Сигнал. Красный свет.

– Превосходно, – сказал дознаватель. – Мы убедились, что аппарат работает. А теперь мы введём вам зарпадеин и побеседуем без фальши. Эта сыворотка правды действует почти мгновенно и эффективна у девяноста семи процентов испытуемых.

Из-за плеча подошёл человек в белом халате и хирургической маске. Он не проронил ни слова – только молча наполнил шприц кислотно-зелёной жидкостью и ввёл её Элу в вену.

Я не должен поддаться, – подумал Эл. – Я один из трёх процентов. Я обязан быть устойчивым.

Но в ту же секунду по телу разлилось тепло. Волна блаженной сонливости поднялась от солнечного сплетения к голове. Сознание затянула лёгкая дымка. Зрачки расширились. Хотелось говорить, говорить без умолку. И говорить – только правду. Те участки мозга, что отвечали за осторожность, хитрость и стратегическое мышление, словно провалились в сон. Сознание стало простым, как в детстве, но с багажом взрослого разума.

Нет… – прошептало внутри. – Остановись. Стоп. Блокировка!

Мозг больше не знал, как бороться. Но подсознание, охваченное отчаянным самосохранением, подсказало телу выход.

Сердце сорвалось с ритма, заработав как двигатель боевого истребителя. Кровь хлынула по сосудам с бешеной скоростью, почки перешли в аварийный режим. Организм метался, как зверь в ловушке, изгоняя из себя чужеродный яд.

– Что с ним?! – всполошился дознаватель. – Пульс за двести, давление зашкаливает! Это аллергия?

– Не похоже, – нахмурился медик. – При анафилактическом шоке давление падает. А если сейчас ввести адреналин, можем его убить.

– Дьявол! Он нам нужен живым. Тогда что это?

– Вероятно, индивидуальная непереносимость. Такое бывает, – пожал плечами врач. – У каждого своя реакция.

Эл чувствовал, как разум возвращает себе контроль. Звон в ушах стихал, зрачки медленно сужались. Но он с усилием воли приказал им оставаться расширенными – чтобы не выдать, что зелье перестало действовать. Внизу нарастало давление в мочевом пузыре, но и это ощущение он заглушил. Теперь он вновь был собой. Полностью. Хозяином тела. Хозяином сознания.

– Он стабилизируется, – кивнул врач. – Похоже, первичная реакция завершена. Судя по зрачкам, он под действием. Он не входит в три процента.

Именно это я и хотел, чтобы вы думали, – мысленно усмехнулся Эл.

Он чувствовал вкус победы. Его разум снова был свободен.

– Очень хорошо, – сказал Дознаватель, и по голосу было ясно: он удовлетворён. – Приступаем к допросу. Ваше имя и профессия?

– Эл Гоар. Профессор Физтеха, разработчик вычислительных систем, программист.

– Вы жили на территории Империи?

– Нет. Я находился там в плену, в военном госпитале.

– Как вы туда попали?

– Нас сбили над Гибборой. Мы летели на вертолёте. Подбили из ПЗРК.

– Почему вы оказались в том районе?

– Не помню. Амнезия.

– Какую травму вы получили?

– Сотрясение мозга. Пролежал в коме около трёх недель.

– Вы сотрудничали с имперской армией?

– Полковник Маур предлагал, но я отказался.

– Как покинули госпиталь?

– Нашёл в палате бесхозную форму, переоделся. Под видом солдата прошёл в блок для пленных, освободил нашего пилота Нута Тари. Мы угнали имперский вертолёт и вернулись домой.

– Патриотизм – всегда похвально, товарищ Гоар, – сухо прокомментировал Дознаватель. – А теперь проверим ваши ответы на полиграфе. Напоминаю: отвечать можно только «да» или «нет».

Эл напрягся. Теперь надо было обмануть не только людей, но и машину. Но как?

Ответ всплыл, простой и ясный: полиграф не читает мысли. Он регистрирует физиологические реакции на ложь, произнесённую вслух. Значит, можно отвечать не на заданный вопрос, а на свой собственный, мысленно сформулированный – с очевидно правдивым ответом. Главное – не выдать себя.

Если, скажем, Дознаватель спросит: «У вас есть сверхспособности?», нужно проигнорировать его и мысленно задать себе иной вопрос, например: «Товарищ Ламед – гастанец?», а затем честно сказать: «Нет».

Примитивно? Да. Эффективно? Весьма.

– Итак, начнём. Вы – Эл Гоар?

– Да, – ответил Эл, и полиграф зашипел ровно. Зелёная лампа.

– Вы были в коме в результате сотрясения мозга?

Мысленно: «Мы сейчас на территории ДФБ?»

Вслух:

– Да.

– Вы покидали пределы военной части, бывали в городе?

Мысленно: «Я сегодня гулял по Луне?»

Вслух:

– Нет.

Допрос продолжался. Вопросы дублировали уже заданные. Эл отвечал не им – он отвечал себе, произнося только то, что не вызовет у прибора тревоги.

Наконец Дознаватель откинулся на спинку кресла.

– Нам нужно кое-что обсудить с товарищем лейтенантом. Все остальные – выйдите. А вы, товарищ Гоар, подождите в коридоре.

– Я бы с радостью, но меня, как вы помните, приковали к креслу, – сухо заметил Эл.

– Снять кандалы. Надеть наручники, – бросил лейтенант, и бойцы исполнили приказ. – В коридор его.

Эла вывели. Как только за ним закрылась дверь, мочевой пузырь напомнил о себе. И тут до него дошло: это шанс.

Он повернул голову к эскорту:

– Товарищи госбезопасники… Мне бы не помешало посетить уборную.

«Из которой и можно сбежать», – закончил мысль Эл, не выказывая ни тени волнения. План был прост: форточка, водосточная труба – и на свободу. А уж куда бежать – разберётся потом.

– Можно только под конвоем, – буркнул один из бойцов. – Мы вдвоём вас проводим.

Эл кивнул. Наручники щёлкнули на запястьях. Троица двинулась по коридору. В уборной он быстро оценил обстановку: на окнах – чугунные решётки. Конечно, он мог бы вырвать их с мясом, силы хватало. Но тогда охранники тут же поднимут тревогу. Свалить их ударом тоже не составило бы труда, но если исчезнет не только он, а и конвой – обыщут весь город.

Побег пришлось отложить. Его повели обратно.

У двери отдела Дознания лейтенант Даар опирался на стену, с умным видом затягиваясь электронной сигаретой. Запах был сладковатый, ни намёка на никотин. Сам Даар тоже не выглядел как курильщик. Видимо, вся эта игрушка была нужна ему только для имиджа – чтоб выглядеть «крутым парнем из ДФБ».

Рядом с ним стоял другой офицер – старше, крупнее, с тяжёлым, но спокойным взглядом.

– Здравствуйте, товарищ Гоар, – сдержанно кивнул он. – Команданте Трег. Вы прошли проверку сывороткой и детектором лжи.

Даар едва не захихикал. С трудом удержался.

– Что смешного, лейтенант? – спросил Трег, не поворачивая головы.

– Да так, товарищ команданте. Вспомнил анекдот. Сам же и арестовал за него.

– Не продолжайте. – Трег отмахнулся и повернулся к Элу. – Итак. Я обсудил с дознавателем и лейтенантом вашу ситуацию. В ваших действиях состава преступления не обнаружено. Вы будете направлены в отдел пропаганды, а затем – домой.

Отдел пропаганды встретил Эла уютно – как всегда, когда из тебя делают икону. Он кратко пересказал свою историю: отказался от предложения полковника Маура, спас товарища Нута, угнал вертолёт. Подробности побега опустил. Идеологам хватало фактов – чем проще, тем лучше.

Потом его отвезли обратно к Физтеху, где стояла машина. День был на исходе, занятия закончились. Эл поехал домой.

У подъезда его уже ждала взволнованная Зура.

– Эл! – она бросилась к нему с облегчением. – Ты живой! И на свободе! По Физтеху прошёл слух, что тебя увели прямо с лекции.

– Так и было. – Эл устало улыбнулся. – Я ведь числился военнопленным. Но Госбезопасность не нашла состава преступления. Отпустили. Пойдём ко мне. Думаю, по телику сейчас будет… интересный выпуск новостей.

Они поднялись в квартиру Эла, и как раз в этот момент на экране заговорила дикторша Рива Саар:

«Профессор Эл Гоар, ранее считавшийся пропавшим без вести, вернулся из вражеского плена живым и невредимым. Имперская военщина предлагала ему деньги, дом и автомобиль за сотрудничество. Но товарищ Гоар не поддался на посулы капиталистов. Он не продал Родину. Он вернулся домой – за идею. Он выжил, чтобы продолжить строить коммунизм. Ура, товарищи! Слово герою».

На экране появился он сам – Эл, в строгом костюме, с уверенным выражением лица:

– Разве можно предать мечту? Разве можно продаться за блага, когда на кону – будущее всего человечества? Каждый капиталист думает о себе. Мы же, товарищи, думаем о всеобщем благе. Достаток для одного – это капля. Достаток для всех – это океан. Это коммунизм. Это свобода, равенство и братство.

Но есть и другая причина, по которой я не пошёл на сотрудничество. Потому что я несу знамя прогресса. А прогресс – в неверных руках – это война. В наших руках – это путь к победе. Победе идей, науки, человечности. Победе коммунизма!

– Красиво загнул, – усмехнулась Зура, выключая телевизор. – Харизма у тебя не хуже, чем у самого товарища Ламеда. Может, тебе в генсеки?

– Прямо горю желанием, – отозвался Эл. – Особенно с утра пораньше.

– Не обижайся. Понимаю, политика для тебя – грязное дело. Кстати, почему тебя так быстро отпустили из Департамента? Ты им всё рассказал как есть?

– Не совсем. Сыворотку правды они, конечно, вкололи, но я сумел вывести её из организма. Полиграф – тоже применили, но я его обманул.

– Обманул полиграф? – Зура смотрела на него в лёгком шоке. – Эл, ты отвлекался от вопросов дознавателя? Это не по-детски просто. Это уровень профессионального агента.

Эл уставился на неё с не меньшим удивлением. Агент? Он? Неужели… Рептилоидов? Память – верная, как всегда, – тут же подбросила новый образ.

Там, под пьянящим звёздным сумеречным небом древнего мира, не загрязнённым промышленным смогом, он трусцой подбежал к стоянке небольшого отряда, который насчитывал несколько офицеров легиона. Рядом с ними сидел на пеньке уже знакомый по одному из прошлых снов шаман варваров, высокий голубоглазый блондин с острым носом, огромной бородой и косичками, и на его голове красовался рогатый шлем. Один из мордатых офицеров тоже оказался знакомым – это же тот самый рептилоид из недавнего кошмара, ставивший на Эле эксперименты! Рядом с ними сидел и кашляющий парень, которому недавно стукнул третий десяток.

– Говорят, семеро одного не ждут, – проворчал шаман. – Где вас демоны носят, Эл?!

– Виноват, сэр. Заходил наведать одну знакомую.

– Дело молодое, понимаю, – нахмурил брови шаман. – Надеюсь, вы не наплодите в этом мире кучу генномодифицированных детей. Кто знает, насколько опасный разбойник, а то и диктатор может из такого вырасти без должного присмотра.

– С трудом в голове укладывается, – произнёс кашляющий парень. – За океаном… кхе… тоже есть развитая цивилизация… кхе… Куда более могущественная, чем наша Империя… А когда я ходил в гимнасий3, нас учили… кхе… что там живут одни лишь дикари. Констахи… Ой, ваше полное имя тяжело выговорить.

– Ну, у меня есть и шаманское имя – Натипакшуш, хотя оно ещё сложнее. Можете звать меня сокращённо – Констлар. По началам личного и родового имён.

– Констлар, мне нужно лекарство, рецепт которого есть только у жрецов Ордена Луны. Они берут слишком большие деньги за лечение.

– И хранят монополию на знания, – подытожил шаман. – А медицинские знания должны быть доступны всем.

– Вы обещали послать лучшего лазутчика, чтобы доставить книгу с рецептами целебных зелий и микстур.

– И он только что пришёл, – ответил шаман. – Эл, ваш выход. Задача проста. Прокрасться в храмовую крепость. Проникнуть в святая святых. Выкрасть священную книгу. А заодно лично для меня и рецепт зелья забвения.

– Что это за зелье? – спросил больной.

– Оно стирает воспоминания за последние десять минут. Жрецы используют его, например, для допроса, – ответил шаман. Пообещают жертве свободу, если всё расскажет, а потом просто стирают память об этом. Могут и убить твоего товарища и стереть память об этом событии. Я коллекционирую различные рецепты, они пригодятся… моему племени.

Эл взял под козырёк. Он снял шлем легионера и надел на доспех серебристую мантию с капюшоном, делающую его похожим на жреца Ордена Луны. Сама броня под мантией оказалась незаметна. Под покровом сумерек с огромной скоростью Эл бесшумно побежал к подножию крепости, выполненной из белого камня, впрочем, под вечерним небом казавшейся светло-серой.

Убедившись, что снизу патрулей нет, Эл принялся карабкаться по стене. Он вставлял мощные пальцы в выемки между белокаменными блоками и подтягивался наверх, ставя в проёмы кончики сапог. Серебристая луна величественно проплывала по небу, словно лёгкий парусник, и её свет озарял карабкающегося Эла. По счастью, сверху находилась выступающая площадка, закрывающая обзор на саму стену. Добравшись до неё, Эл огляделся: никого. Левой рукой схватился за перило на ней и перебросил себя внутрь.

Прокравшись по стене, Эл заметил одинокого патрульного, храмового воина, облачённого в кольчугу и алый плащ с вышитой золотистой головой быка. Бесшумно подошёл со спины, схватил за шею, послал усыпляющий импульс, и боец потерял сознание. Эл поднял на руки тело и положил на телегу с припасами, прикрыв лежащим там ковром. Затем, нацепив капюшон на лицо, он, походкой жреца в открытую прошёлся по площадке храма. Воины замечали него, но в полумраке, скрывающем доспехи под мантией, не обращали внимания. Эл дошёл до внутренней башни, куда одинокий стражник его поначалу пропустил, а потом, последовав за ним, вдруг крикнул: «Я не знаю тебя, жрец!» – и бросился в атаку. Эл молниеносно выхватил из ножен гладиус4 и парировал летящий в него клинок, а затем левой рукой ударил в лоб стражнику, и тот потерял сознание. Несколько мгновений у него есть. Достав из-за пазухи отмычку, Эл взломал замок, висящий над Святая Святых и проник в помещение. Потянуло ладаном и плавленым воском. На алтаре, выполненном в виде головы быка, посреди свечей лежала книга, а на одной из полок – свиток с рецептом зелья забвения. Эл быстро схватил обе реликвии и упаковал их в герметичный целлофановый пакет, который достал из-за пазухи, а затем молнией выскочил из башни. Храмовые воины уже поднимали тревогу, но Эл, добежав до противоположной стены, спрыгнул с неё в небольшое озерцо, расположенное под крепостью. Упакованные книга и свиток не пострадали.

– О чём задумался, милый? – спросила Зура, заглядывая в глаза Элу.

– Вспомнился странный сон, – задумчиво произнёс Эл. – Будто я был лазутчиком. Профессиональным агентом. Нереалистичный сон: легионер, античный мир. Иногда снится всякая чепуха… Надо отвлечься. Как насчёт заняться любовью?

– Я только за. Но сегодня не пила таблетки.

– У меня в тумбочке есть.

– Может, лучше с презервативом? – предложила Зура, доставая из внутреннего кармана жакета блестящий пакетик. – Надоело пить гормоны. Не хочу травить ими организм. Вообще, стараюсь пить лекарства только в крайнем случае.

– Здравый подход. С хорошим питанием и состоянием ума организм сам справляется.

– Да, Эл, тебе легко говорить, с твоими способностями к регенерации. Но ты прав.

***

Несколько часов спустя они лежали, обнявшись. Зура уснула первой. Эл, как обычно, проснулся через четыре часа. Тихо выбрался из постели, проверил коды от второй двери – от 0039 до 0041, всё мимо. Потом продолжил работу над ядром «Дверей-88», приготовил завтрак – себе и Зуре, после чего сел за руль своей «восьмёрки» и направился в Физтех.

После рабочего дня он подвёз Зуру к её дому.

– Может, поужинаешь с нами? – предложила она. – Отец будет рад. У нас есть веганские блюда: картошка с грибами, гороховый суп. Специально для тебя сделаю салат – с семечками, как источник белка.

– Уже звучит вкусно.

***

На кухне коммунальной квартиры за столом сидел профессор Бен Ахад. Он ел картошку с мясом, перед ним стояла бутылка текилы и гранёный стакан.

– Здравствуйте, профессор Ахад, – кивнул Эл.

– Добрый вечер, Эл, – профессор поднялся, пожал руку. – Прошу, присаживайтесь. Зура рассказывала, что у вас есть своя квартира?

– Верно. Две комнаты. Но вторую пришлось закрыть… по личным обстоятельствам.

– А я мечтаю о своей, – сказала Зура, подавая салат. – Думаю поехать в Гардак, на освоение пустыни. За такую добровольную службу, говорят, дают жильё.

– Что ты несёшь, Зура?! – возмутился профессор. – Это работа для заключённых! Именно они строят магистрали, каналы, осваивают пустыни и тягают ледниковую воду через полконтинента.

– И всё же, папа, там работают и добровольцы. Это важно. Страна должна развиваться. Если не мы – то кто?

– Это личный выбор, – спокойно вмешался Эл. – Не думаю, что Зура нуждается в опеке.

– Это не выбор, это позор нашего государства! – Бен резко налил себе ещё рюмку. – Оно не может организовать профессиональную рабочую силу, поэтому бросает туда молодёжь и каторжников. Это государство – худшее из всех, какие знал мир. В нём есть рабство. Настоящее рабство! Заключённые пашут на стройках, но кто из нас по-настоящему свободен?

Он осушил рюмку и продолжил, уже заметно возбуждённо:

– У нас – монополия партии, монополия государства на производство. И говорят – это социализм? Это феодализм, Эл. Закостеневшая, мракобесная система. Наступила самая жестокая эпоха, и я верю, что её конец близок. Как сказано в священных книгах, придёт Мессия, Ар-Маших. Он сойдёт с небес. За ним – легионы ангелов. Он устроит суд, сбросит грешников в преисподнюю, а для праведников наступит рай на Земле.

Эл опустил взгляд. Теперь он знал: Бен верит. Так же, как и Зура. Возможно, она унаследовала веру от него – или от матери. Но иберы, хоть и верующие, слепыми фанатиками не бывают. Их вера проходит сквозь критическое мышление. Среди них – в основном учёные, философы, инженеры.

– Эл, а вы верите в Мессию? – спокойно спросил профессор, отрезая кусок копчёной рыбы.

– Я верю только в себя, – ответил Эл. – И в то, что систему нельзя разрушать, пока она работает. Государство – как живой организм: борется за выживание, уничтожает опасные элементы. Сломать его – значит ввергнуть мир в хаос. А в хаосе погибнут все.

– Поймите, Эл, если вы не сломаете систему – она сломает вас, – произнёс Бен Ахад, глядя в кружку с чаем так, будто в ней отражалась история всей Конфедерации. – Вы человек молодой. Многого не видели. Я был мальчишкой во времена революции и Гражданской войны. Я видел, как рушатся империи, как на их обломках вырастают новые, ещё более жестокие режимы. А вы выросли уже в тени устоявшейся машины – в эпоху, которую ныне называют застойной. Знаете, что это значит? Вы привыкли к системе. А я помню, как она рождалась. И чем она становится, когда взрослеет.

Он сделал глоток и, помолчав, продолжил:

– Наша власть клянётся, что самый страшный строй – это капитализм. Но если присмотреться… наша система – та же эксплуатация, только вместо буржуазии эксплуатирует тебя государство. Государственный капитализм, Эл. Всё укладывается в теорию формаций: это одна и та же ступень. Конфедерация, Империя – два лица одного чудовища. Противопоставление ложно. И лишь приход Мессии – настоящего, не партийного – может перевести нас в следующую стадию. Мир без войн, без государств. Планета, где каждый человек – не винтик, а личность. Где нет хозяев и рабов.

Эл задумчиво кивнул.

– У вас интересная философия, профессор Ахад. Возможно, я когда-нибудь изучу священные книги вашего народа. Или ваши труды по гуманизму. Но сейчас мне пора домой.

Он пожал Бену руку, поцеловал на прощание Зуру в щёку и вышел в ночь. Город дышал теплом и смогом. В этих кварталах всегда стоял лёгкий привкус железа на языке – будто сам воздух знал, в какой системе ты живёшь.

Прошла неделя. Эл читал лекции, чертил схемы, писал код, встречался с Зурой, спорил с профессором Ахадом о сути свободы. Старый физик будто заменил ему отца, погибшего когда-то в автокатастрофе, – и это не просто фигура речи. Они действительно стали близки.

Каждое утро Эл начинал с кода. Дверь. Комбинации от 0042 до 0062 – всё мимо. Но он не сдавался. Он перепробовал лишь крошечную часть из тысяч возможных вариантов. А значит, шанс ещё был.

Подсказка явилась, как и многие раньше, во сне.

Он сидел за столиком в небольшом ресторанчике. Рядом – девушка. Высокая, смуглая, с чёрными вьющимися волосами и тихим, уверенным голосом. Похоже, она была гастанкой. Как и он сам. Ему было двадцать один, ей – двадцать. Он чувствовал это отчётливо.

– И по какому поводу ты меня сюда притащил? – спросила она, чуть прищурив глаза.

– Ты не помнишь, какая сегодня дата? – он ответил вопросом на вопрос, с едва заметной улыбкой.

– Эмм… годовщина нашего знакомства? Обычно девушки парням об этом напоминают. Но у тебя память – как у суперкомпьютера.