Взгляд из тени

Ну что ж. Здесь будет хорошо смотреться жертвенник.

Сзади потянуло холодком. Призрак. Голем остался снаружи у входа – разумно с его стороны. Последнее время все чувства будто обострились, а в мыслях, напротив, стоял туман. Стоило Левиафану отвлечься от пентаграмм и заклинаний, как в голове запускалась карусель – осколки воспоминаний. Они кружились бесконечным хороводом, и каждый последующий бил больнее предыдущего. Левиафан цеплялся за настоящее, пытался концентрироваться на деталях: каменные трещины и сколы, меловые пятна на собственных руках, намертво завязанные шнурки…

– Ты их не поймал, – не оборачиваясь, сказал он. Совершенно спокойно сказал, но Тим явственно дёрнулся и затараторил:

– Я не виноват! Тот пацан, который с браслетами, постоянно на драку нарывается, внимание отвлекает, а второй вообще полоумный, он фонарным столбом в Марка кинул! А еще они каждый час место меняют, такое ощущение, что у них тут весь посёлок в друзьях! Под мостом прятались, ныряли в бухте, в магазине орать стали, что Марк педофил, пришлось на людей вешалки с одеждой обрушить, а то вообще фиг знает, чем кончилось бы. Сегодня вот опять на вокзал рвались, Марк рельсы узлом завязал прямо на глазах, так они…

– Ладно.

Тим осёкся:

– Чё, простите?..

– Ладно, – безразлично повторил Левиафан, складывая листок со схемой номер пять обратно в стопку. – Я уже понял, что грубой силой у вас не получается, только время тратить. Нет так нет, успокойся, придумаю другой способ.

Тим плавно подлетел и уставился на демона так, словно у него выросла вторая голова. Прищурившись, попытался поймать взгляд, но Левиафан на него подчёркнуто не смотрел. Он вообще ни на кого не смотрел с тех пор, как…

– Ну всё, достало, – Тим шумно выдохнул. – Можно честно? Мне стрёмно. Вы не выходите, не жрёте и не пьёте ни хрена, не колупаете мне мозг, ничего не требуете, даже… даже руки мыть перестали, да когда такое было!

Левиафан почувствовал, как у него закружилась голова, и сел на камни, прикрывая глаза. Кажется, левое лёгкое совсем перестало дышать. Плохо. Хотя… чем хуже себя чувствуешь, тем меньше сил остаётся на посторонние мысли.

– И чего же из этого ты так боишься, Тимми?

– Того, что у вас крыша едет, вот чего! Это голем вообще-то умер, а не вы! И он, кстати, сам виноват!

Левиафан вскочил и одним движением оказался рядом, хватая Тима за горло:

– Не смей, – зашипел он. – Не смей. Говорить. О нём. Ты ничего не знаешь, ясно тебе? Ничего!

Тим просочился сквозь пальцы и отлетел, обиженно потирая шею. Последнее время он неплохо научился управлять своей призрачной сущностью.

– Конечно, как я что-то узнаю, если вы не говорите! Я даже не понимаю, чё это за хрень! Звёзды, круги… мне один демон похожее рисовал, там, в Штутгарте, чтобы до вашего общего дома достать.

– Ад мне не… – начал было Левиафан, но оборвал себя на полуслове. Зачем оправдываться? Какое имеет значение, что говорит и думает Тим? Да что в этом мире вообще имеет значение, если…

– О нет, только не такое лицо, – застонал Тим. – Ради Бо… Дья… да в кого вы там верите, короче, лучше наорите на меня, чем вот это. Мелом киньте, вон, целая коробка! Или… ну, расскажите что-то. Например, как вся эта хрень поможет уничтожить Ад, причём тут пацаны, за которыми мы гоняемся… Да что угодно!

Левиафан открыл глаза и искоса поглядел на Тима. Тот носился по пещере, ероша бесплотные волосы, и выглядел так забавно, что в другое время демон обязательно улыбнулся бы. Сейчас же лицо точно застыло.

– Ты помнишь, чем закончилось моё объяснение в прошлый раз?

О да, Тимми не был идиотом, поэтому посвятить его в детали плана потребовал ещё давно, почти сразу после того, как они поднялись на Землю. Ну… Левиафан и посвятил, специально используя при этом такое количество незнакомых смертным слов, чтобы призрак ничего не понял. Он и не понял.

– Ну а вы без подробностей. Просто суть.

Поколебавшись, Левиафан махнул рукой. Может, и вправду лучше разговаривать, чем молчать? Тим подплыл ближе, опустился на пол и опёрся подбородком о кулак, приготовляясь слушать.

– Ну, говорить в общем-то и нечего, – Левиафан рассеянно провел рукой по пиджаку, смахивая меловые крошки. Куртку, перепачканную в крови, он выкинул почти сразу. – Это сложный ритуал. Кроме всех этих рисунков и прочих предметов, для запуска нужно… участие нескольких живых существ. В том числе – ангела и демона, ещё одного, кроме меня. А эти дети, как я говорил…

– В реале ангел и демон, а не дети. Я помню.

Левиафан тихо рассмеялся:

– Знаешь, ты первый, кто запомнил с первого раза, – он поморщился и потёр грудную клетку. Тим хмуро наблюдал за этим жестом.

– Но помнить сложно, знаете ли, – вдруг заявил он. – Они боятся и не врубаются, чё происходит. Ни крыльев, ни рогов, ни сияния, у того, который типа ангел, даже аура обычная.

– Не аура, а энергетический отпечаток, ауры у людей. И конечно, обычный, я сам его замаскировал…

Левиафан помедлил, принимая решение. В конце концов, найм призрака с самого начала был делом временным. Это только его война, и Тим ему не нужен. Ему вообще никто больше не нужен.

– Не волнуйся, тебе не придётся ничего делать с детьми. Выполнишь последнее задание, и я тебя отпущу. С ритуалом справлюсь сам.

На лице Тима отобразился явный скептицизм:

– Ой вот не надо мне тут строить из себя супермена. Думаете, мне слабо? Я скорее не понимаю, какого… почему именно они.

Запечатанная дверь кухни. Ледяная корка на супе. Скрещенные на груди руки, вскинутый подбородок. Альбомный лист на кусочке скотча. Свет в окнах. Кровавые пятна на рубашке.

«Я не буду в этом участвовать!»

«Ты погубишь нас всех».

«Филипп, бегите!»

Левиафан прикрыл глаза и очень тихо ответил:

– Потому что я ненавижу их. Потому что они во всём виноваты. И потому что хватит задавать вопросы, лучше дай сумку с планшетом.

Двадцать процентов зарядки. Розеток, разумеется, тут не было, так что Левиафан щёлкнул пальцами, повышая заряд до ста. На миг в груди вспыхнула острая боль, но демон усилием воли подавил её. Не сейчас. Он открыл карту с маячками двоедушников. Ближайший жучок слежения мигал совсем близко – в одной станции отсюда. Так, это у нас… Левиафан открыл досье.

Парень. Молодой, чуть старше Тима, наверное. Но для двоедушника двадцать – возраст приличный. Взгляд замученный, губы белые, худой… Безликий серый костюм, ссутуленные плечи… Правда, удивительно, но жизнь умудряется вести почти нормальную – актёр кукольного театра. Пусть и устроился, скорее всего, по знакомству.

– Ты его помнишь, Тимми?

Призрак заглянул в планшет и скривился:

– Ну помню. Не понравился он мне. Неженка, сразу видно.

Левиафан мысленно рассмеялся. Знал бы ты, Тимми, через что проходят такие «неженки»…

– Ты куда ему маячок цеплял?

– Этот – на портфель. Он с ним не расстаётся.

Левиафан поморщился. Ну ладно, надёжней всё равно ничего нет. Он увеличил карту.

– Лети на сигнал. Найди там этого парня. И если он действительно там, привези его сюда.

– Сюда? – поперхнулся Тим. – Да зачем нам этот слабак? И потом, чё мне говорить-то?

– Правду, – мрачно улыбнулся Левиафан. – Кто я, кто ты. Что мы знаем его маленькую тайну. И что я готов помочь ему избавиться от мучений за участие в проекте.

– А вы можете?

– С обретённой властью я много чего могу, – туманно ответил демон. Тим покосился на пентаграммы:

– Ну, эм… ладно. Сейчас возьму Марка и…

– Нет, ты один, так быстрее. Марка пришли сюда.

– Зачем это? – напрягся Тим. После того момента, когда Левиафан на его глазах чуть не прикончил рыжего голема, призрак точно невзначай норовил оказаться между ними, а то и вовсе выставить того из помещения.

Как это мило. Сначала от него защищали мальчишек. Теперь Тим защищает Марка, Филипп – Оскара, Оскар – Филиппа. Все и постоянно друг друга от него защищают. Интересно, у двоедушника потом тоже заступник объявится, ну так, чтоб уж от традиций не отступать?

Как же это бесит…

– А то что? – Левиафан медленно повернулся. – Голем мой, что хочу, то и делаю с ним. Собрался мне мешать?

Он даже не пытался сделать свой тон менее угрожающим. В глазах блеснуло пламя. Силуэт Тима пошёл рябью, но с места призрак так и не сдвинулся. Даже руки растопырил, точно проход загораживал.

– Послушайте, я же вам… То есть, он… Да блин! Не надо, а?

На миг страшно захотелось смести Тима с места, как муху, а потом всё-таки сжечь Марка в адском огне. А что? Ни одна тварь его не осудит, а хоть бы и осудила. Почему, чёрт возьми, у каждой собаки в мире есть кто-то, кто готов её вот так защищать?! Даже у такой тупой кук… манекена, как Марк!

– Ничего я ему не сделаю, – наконец процедил Левиафан. – Работать будет. Так что зови и сам убирайся. Вернёшься без двоедушника – пожалеешь. Вон!

Видимо, прозвучало и впрямь пугающе, потому что Тим вылетел из помещения в мгновение ока, так быстро, что порыв ветра отбросил в сторону несколько листков со схемами. Левиафан присел на корточки, собирая их, и наткнулся взглядом на расшифровку рун – черновик, с зачёркиваниями, исправлениями. Почерком… Оле.

Да чтоб тебя…

Левиафан швырнул листочки на пол, взмахом руки проделал в стене проход и выскочил наружу. По глазам ударило яркое солнце. Демон зажмурился, балансируя на краешке площадки у самого моря и жадно хватая ртом воздух. Глаза слезились от ветра, волны шумно бились о камни, кричали чайки, и…

На ужасающе долгий миг ему показалось, что ничего не случилось. Они не уехали с обрыва тем вечером, не было никакой ссоры, не было рокового выстрела, и вот же он, Оле, стоит совсем рядом, руку протяни – и коснёшься…

Ощущение было таким ярким, что Левиафан чуть не задохнулся и с трудом удержался от соблазна повернуться. Там пусто, пусто, это лишь воспоминания!

– Ещё немного, – прошептал он, не размыкая глаз. – Я всё исправлю. Клянусь, Оле, я не остановлюсь, пока не верну тебя. Если не в этом мире – так в другом.

Море равнодушно шумело в ответ.

2

Закатные лучи освещали здание. Левиафан решил не заделывать дыру и теперь стоял у выхода, прямо напротив солнца. В кроваво-красных отблесках его тёмный силуэт со скрещенными на груди руками смотрелся зловеще, и только редкий глухой кашель несколько портил картину. Впрочем, зрителей всё равно не было, если не считать таковым Марка. Голем молча двигался по помещению, слушая приказы, и выдалбливал на каменном полу узоры – точь-в-точь по уже начерченным меловым схемам. Рука у него была твёрдая, мышцы сильные, а мозги принадлежали только Левиафану, так что за безупречность можно было не беспокоиться. Особое внимание демон уделил жертвенному алтарю, под который они создали огромный камень с двумя ступеньками у подножия. По-хорошему, следовало бы выдолбить выемки и под свечи, чтобы не ставить их на гладком камне, но Левиафан торопился. Жизнь утекала, капля по капле, даже когда он не делал абсолютно ничего, и увы, Левиафан понятия не имел, как заткнуть этот кран. Так что хватит и того, что свечи были выбраны высокие, толстые и самые устойчивые.

Что самое скотское, впервые за всю жизнь хотелось спать. Как человеку. И Левиафан так увлёкся борьбой с капризами тела, что чуть не прозевал – буквально – возвращение Тима.

А Тим вернулся эпично. С двоедушником, которого он, как показалось в первое мгновение, зашвырнул в здание чуть ли не пинком. Левиафан даже растерялся: двоедушники существовали как бы посередке между двумя плоскостями, и по идее Тим не должен быть способен его касаться, – но потом заметил у призрака в руках пистолет и всё понял. Под дулом куда угодно зайдёшь, да и на ногах устоять бывает трудновато.

– Товар доставлен! – довольно оскалился Тим, продолжая держать оборотня на мушке. Тот сидел на полу и в ужасе таращился на стоящего против солнца Левиафана. Даже с такого расстояния было заметно, что парня трясёт.

Левиафан медленно опустился на камни, обхватив голову руками. Великолепно. Только успокаивать пленника ему сейчас и не хватало. А успокаивать придётся – напуганные люди в работе бесполезны, как бы ни форсили этот приём суперзлодеи из книг и кино. Впрочем… какой из него, к черту, суперзлодей? Весь Ад бы ухохатывался, предположи кто вслух такое.

– Вот скажи мне, Тимми, – Левиафан хотел произнести это зло, но получилось как-то тоскливо. – Ты же вроде как призрак, так что на проблемы со слухом не спишешь. В каком месте я просил тебя играть в мафию и заложников?

– Да вам не угодишь! – возмутился Тим. – Привёл же, в чём проблема?

– Нельзя было нормально? Я же велел просто сказать правду.

– Я и сказал, – Тим недобро зыркнул на двоедушника. – Он не послушал. Сам виноват.

Левиафан вздрогнул. Отвратительная фраза. И в этом году он её определённо уже слышал.

– А это ещё чё? – Тим вытянул шею, плавно подлетая к жертвеннику, и Левиафан тут же сотворил из воздуха покрывало – почему-то алое – и накрыл камень:

– Ничего. И не трогай. Многовато суёшь нос туда, куда не просят.

Тим подозрительно прищурился, и на миг его взгляд стал почти таким же недоверчивым, каким был в Аду. Но Левиафан отвернулся. Плевать на капризы, дипломатию и всё остальное. Чтобы Тим не испортил игру, пусть не знает ничего до последнего момента. Все они терпеть не могут правду.

Левиафан поднялся, возвращая на лицо маску спокойствия, и посмотрел на двоедушника. Вблизи тот почему-то казался ещё моложе, чем на фотографии, а болезненной бледностью и кругами под глазами мог потягаться с самим Левиафаном.

Демон глубоко вздохнул. Ладно. Последний раз. Последний раз он поиграет в искусителя.

– Добрый вечер. Прошу прощения за моего… друга, он плохо слушал, и, видимо, перегнул палку, – Левиафан медленно приблизился к двоедушнику. На улыбку сил не хватало, но хотя бы получилось спокойно говорить. Сзади обиженно фыркнул Тим. – Вставайте, голубчик. Тут прохладно, почки можно застудить.

Оле так однажды простудился. После того, как они целый день просидели на гранитном постаменте, играя в шашки. Как он тогда долго болел, как они оба испугались…

Левиафан с непроницаемым лицом наблюдал за тем, как двоедушник поднимался, дрожащими руками отряхивая брюки. Они с демоном оказались одного роста. А ещё парень явно умел носить костюмы – ни одной лишней складки или соринки, даже сейчас. У Левиафана так никогда не получалось.

– Как вас зовут?

В общем-то Левиафан это и так уже знал, но надо же с чего-то начинать.

– А… Антон.

– Приятно познакомиться, Антон, – Левиафан протянул ему руку. – Кто я, вам сказали, верно?

Отказаться от рукопожатия двоедушник не осмелился, хоть и попытался отодвинуться поскорее.

– В об-бщих чертах, – он покосился на парящего рядом Тима, который плавно провёл пальцем по горлу. – Вы Ле-Левиафан, демон, Падший ангел и всё так-к-кое…

– Тимми, сгинь, – устало попросил Левиафан. – Иди лучше за мальчишками проследи, близко не подлетай, чтоб не заметили, просто следи. Снова попытаются покинуть местность – не давай.

– Останетесь один на один вот с этим?

– Не один, со мной Марк. Лети уже, не переживай.

Последнее слово вырвалось само собой и безмерно его удивило – переживать? С чего бы? Ещё удивительней было то, что Тим даже не фыркнул, просто пробормотал что-то и растаял в воздухе. Антон шумно выдохнул.

– Не стоит его бояться, – Левиафан закашлялся, быстро отвернулся и прикрыл рот платком. Двоедушник не должен видеть крови. – Тимми любит угрожать, но ничего не сделает, если не нападать первым. А вы же не собираетесь нападать, не так ли?

На измождённом лице парня мелькнула невесёлая улыбка:

– О, я никогда не собирался, знаете ли. Но скоро ночь, и… – он бросил взгляд на закатные лучи, – рано или поздно я засну. А потом проснусь, и… это буду уже не я.

Ага. Отлично. Ему не нравится. За сотни лет Левиафану попадались разные двоедушники, и некоторые своим положением скорее наслаждались, чем мучились от него. Они, правда, и умирали быстрее, но перед этим успевали так навредить ближним своим, что любой демон обзавидуется. Впрочем, будь этот Антон таким же, его труп уже разлагался бы в какой-нибудь канаве. А так… человеком с чувством вины проще управлять.

– Присядьте, – Левиафан щёлкнул пальцами, надеясь, что это простое заклинание не уложит его в обморок. – Вы – всегда вы, голубчик, не стоит об этом забывать. У каждого внутри прячется чудовище. Просто ваше проявляется физически. Кто у вас, кстати? Волк?

Антон с опаской покосился на возникшие на полу креслица, но, поколебавшись, сел.

– А что, бывает кто-то, кроме волка? – осторожно спросил он.

Левиафан кашлянул и опёрся о спинку второго кресла.

– Ну конечно. Медведи, свиньи. В Японии лисы, по слухам.

– Свиньи?! – поперхнулся Антон.

– О да. Огромная чёрная свинья, уничтожающая урожай и сносящая заборы. Человека она тоже сожрать способна, сам видел.

Антон передёрнул плечами и потянул пуговицу пиджака так сильно, словно сейчас оторвёт. Нервничать он не переставал, кресло не помогло, а вкалывать успокоительное рано. Чем бы его…

– П-послушайте, – Антон умоляюще сложил руки. – Пожалуйста, отпустите меня. Зачем бы я вам ни понадобился, толку не будет, поймите, я не контролирую себя во время превращения. Я не хочу никому навредить, пожалуйста, мне нужно…

– И тебе нравится такая жизнь? – резко спросил Левиафан. – Скрываться? Переезжать? Подвергать опасностей других – маму, сестру, девушку, кто там у тебя есть? Мучиться, в конце концов? Это ведь больно. Чувствовать, как трещат твои кости каждую ночь. Чувствовать, как сходит с ума сердце. Умирать. Ты такой трус, что даже не попытаешься ничего изменить?

Антон замер, глядя на него широко раскрытыми глазами и вжимаясь в спинку кресла. Перебор. Левиафан медленно вдохнул и выдохнул. Контролировать себя было сложно, но крики Антона скорее отпугнут, чем мотивируют. Он не Тим.

И не Оле, который в такие моменты всегда кидался демона успокаивать, и не отбегал, даже если так действительно было безопаснее…

Левиафан прижал руку ко лбу, стараясь, чтобы пальцы не дрожали. Надо успокоиться – и ему, и, в первую очередь, Антону. Должен быть способ. Что там обычно делают люди?..

Наплевав на всё, Левиафан зачерпнул силу из Ада – ну не вычислят же они его по бутылке вина и двум бокалам? Еще один простой жест, и второй бокал влетел двоедушнику в руку.

– Выпьете?

Бутылка, по-прежнему оставаясь на весу, наклонилась, и красноватая жидкость полилась в прозрачный сосуд. Антон посмотрел на вино с таким ужасом, словно был уверен, что демон подсыпал туда мышьяк или наркотик.

– С-с-спасибо, я бы не хотел…

– Ну а я, – Левиафан нагнулся к нему так близко, чтобы можно было увидеть отблески пламени в зрачках, – вынужден настоять. Пей. А потом поговорим по-человечески.

3

«Я не пьянею».

Комната плавно покачивалась, лицо горело, а дышать впервые за последнее время было легко. Левиафан попытался встать и чуть не опрокинулся вместе с креслом.

«Я не пьянею».

Он перевёл взгляд на Антона. Тот сидел уже почему-то на спинке кресла, а само кресло валялось на боку. Левиафан подумал и тоже сполз вниз. Он выкинул бокал почти сразу, как понял, что чувствует алкоголь, но уже выпитого оказалось достаточно, чтобы стало… почти хорошо.

– Нет, всё-таки я не понимаю! – раскрасневшийся и изрядно повеселевший Антон взмахнул бокалом, чуть не расплескав вино. Всего каких-то сорок минут, даже солнце зайти не успело, а он уже стал на порядок разговорчивей. – Зачем вам мне помогать? Ты… вы… вы же де-емон. Падший. Даже если начинали как анх… ангел.

Левиафан уткнулся подбородком в ладонь. Что-то смутно зашевелилось в памяти.

– М-м-м… А если я скажу, что вообще не хотел Падать, просто попал в плохую компанию?

Антон опешил:

– А… Правда, что ли?

– Не-е-ет, – Левиафан улыбнулся, показывая все зубы. – Я сам себе плохая компания. Хотя был у нас один… Вот он действительно был почти не причём. Не то место, не то время. Так и не привык, болван.

– Почему-у… болван?

– Сожрали.

Антон вздрогнул, и Левиафан тут же поправился:

– Не букф… буквально. – Он наклонился вперёд, сверля двоедушника взглядом. – А ты как? Сожрал кого-нибудь за двадцать лет?

– Если б я знал! – тоскливо вырвалось у Антона. – Мама уверяет, что нет. Она привязывала меня, когда я был маленьким, но потом я научился рвать верёвку. Стала выпускать в лесу – заметили, чуть не подстрелили. Пришлось искать помещение побольше…

– Мама, – медленно проговорил Левиафан. Потрясающе, как у смертных развит материнский инстинкт. Повезло же…

Антон активно закивал и припал к бокалу.

– А ещё кто-то есть? Отец? – Левиафану действительно было интересно. Антон потускнел и пожал плечами:

– Отец исчез. Сразу после моего первого превращения. Вечером лёг спать – а утром проснулся на полу, кругом разгром, вместо одежды обрывки, а он уехал. Мама, конечно, сказала, что у него были причины…

Левиафан пристально посмотрел на двоедушника. В голове зашевелилась смутная догадка.

– Сколько тебе было?

– Десять.

Десять. Левиафан встал, с трудом удерживая равновесие, и протянул к Антону руку:

– Можно?

– Можно. А ч…

Он не успел договорить. Левиафан опустил ладонь на взъерошенные каштановые волосы и прикрыл глаза. Сознание двоедушников похоже на подземелье, где стены утыканы шипами, но сейчас тот был расслаблен и не ждал подвоха. Левиафан нырнул, мягко раскрутил спутанный клубок. Нашёл нужную ночь – и в него вихрем ворвались чужие воспоминания. Те, о которых никогда не смог бы рассказать сидящий перед ним человек.

Детская комната. Узкая кровать, воздушный змей над шифоньером, шторы вместо двери. Корчи, затухающая боль, незнакомые телу ощущения – кожу покалывает от проросшей шерсти, мир теряет цвета, запахи сводят с ума. В дверях замирает мужчина, Левиафан видит, как шевелятся его губы, произнося имя. И в следующий миг сознание затопляет голод и дикая ярость.

Человек.

Прыжок.

Вкус крови.

Женский крик со стороны.

Левиафан вылетел из чужого воспоминания, задыхаясь и чувствуя себя совершенно протрезвевшим. Антон – настоящий, взрослый – тряс головой, глядя на него круглыми глазами:

– Что ты сделал?! Ай… – двоедушник поморщился и поднес руку к виску.

– Ты что-то видел? – осторожно спросил Левиафан.

– Нет, а должен?

Да в общем-то нет… Учитывая, как старательно он сопротивляется своей второй натуре.

– Что случилось? У меня голова теперь болит…

Левиафан издал нервный смешок. И как ему отвечать? «Ты убил своего отца»? Звучит отвратно даже в воображении. Хотя скорее всего тот мужчина это заслужил, проклятье двоедушников обычно идёт как кара родителям, причём отнюдь не от Небес и не за мелкие грешки. Удивительная же, однако, женщина – его мама. Скрыть такое от всего мира! Нет, люди, бесспорно, мастера прятать по шкафам скелеты, за столько веков насмотрелся, но всё же…

Левиафан задумчиво посмотрел на Антона. На серое от недосыпа лицо, почти сливающееся по цвету с костюмом, голубоватые прожилки вен на руках… Сказать – не сказать?

С одной стороны, это выведет чувство вины на совершенно новый уровень, а значит, стимулирует Антона соглашаться на всё подряд, лишь бы избавиться от проклятья. Есть, конечно, опасность переборщить, мальчик-то хрупкий, интеллигентный, но с такими демон тоже работал.

– Мы все чудовища, – Левиафан зачем-то взболтал вино, пристально глядя в красную жидкость. – Все. Хоть бери и профсоюз создавай.

– Мама говорила, что я не чудовище, – пробормотал Антон, уткнувшись головой в согнутые руки.

– Врала, – припечатал Левиафан. – Они всегда так говорят.

Антон не стал спорить:

– Угу. Когда любят, то всегда.

Левиафан поперхнулся. Любят? Любят?.. Он хотел прошипеть, что лучше б тогда не было этой любви. Хотел открыть рот и рассказать, к чему она приводит, поведать Антону правду об отце, но не успел. Вино, казалось бы, выветрившееся из головы, зашумело вдруг с утроенной силой. И за этим шумом на сознание снова обрушились осколки воспоминаний. Уже не Антона – свои собственные.

Лицо Оле маячило перед глазами, как живое. Пальцы цеплялись за демона, губы силились улыбнуться, всё так же смешно торчали уши, а крови на руках было так много… И сразу за этим – калейдоскоп других, страшно похожих мгновений, когда он буквально в последний момент выдёргивал Оле из-под пули, ядра, кирпича. Столько раз пули, ядра и кирпичи сами собой пролетали мимо, и Оле смеялся над его запоздалым испугом – пронесло же, пронесло…

– Прочь, – зашипел Левиафан, сжимая виски и зажмуриваясь. – Уходи. Из. Моей. Головы. Убирайся! Отпусти! Я же стараюсь, я скоро!

Он сам не знал, к кому конкретно обращается, но откликнулся Антон.