Взгляд из тени

– Да неуже-ели, – собственный голос прозвучал почти как змеиное шипение. – И что же ещё тебе говорили?

– Ну… что вы хотите сделать что-то плохое. И что поэтому мы не можем жить вместе. Я, честно говоря, не очень понял. Филипп слушал внимательней, могу у него спросить, – Оскар поскрёб асфальт носком сандалии, осторожно глядя на него. – Дя… Леон, вы… вы чего так смотрите?

Ага. Значит, вот какой путь ты избрал, Оле. Рассказать суть, не углубляясь в детали. И уж точно не говорить детям о том, кто они есть на самом деле.

Левиафан постарался взять себя в руки. Не стоит пугать ребёнка. Не сейчас. Месть подают холодной, а потенциальный ключ к этой самой мести сейчас пустится наутёк, если продолжать так молчать. Левиафан с трудом выдавил из себя улыбку:

– Ну, как видишь, это ошибка. Ничего плохого я не делаю и вас не… бросал.

М-да. Так фальшиво он ещё никогда не врал. Но Оскар поверил сразу и безоговорочно:

– Здорово! – он расплылся в улыбке и качнулся вперёд, но Левиафан тут же выставил перед собой руки. Ну уж нет, обнимашками его больше не купить. Вик прав в одном – этот спиногрыз сбежал от него вместе с остальными, так что никакой пощады быть не должно.

– Ну-ну, без этого. Ты ведь уже большой мальчик. Сколько тебе?

– Одиннадцать! Через неделю.

Ух ты. Значит, Оле ещё и праздновал те даты, которые Левиафан вписал им в фальшивые свидетельства о рождении. Как мило.

– Вы же проводите меня в Хогвартс? В конце августа?

Дьявол. Точно. Одиннадцать. Левиафан чуть не захохотал – как, однако, живуча ложь!

– Кстати об этом, голубчик, – он погрозил Оскару пальцем. – Помнишь, что мы говорили о разрушении кинотеатров?

– Это не я!

– Да что ты говоришь?

Оскар опустил глаза и стукнул себя пакетом по ноге. Сквозь полупрозрачную стенку проступила красная ягодная мякоть.

– Ну… ладно, я. Но я не виноват, честно! Я тренировался каждый день после переезда, и всё всегда было хорошо. Я даже в школе на физкультуре себя контролировал. А тут… на экране появилась така-ая рожа! Она назвала меня ягнёнком, а потом странно захохотала и стала показывать жуткие картинки – звезды какие-то в кругах, нож, кровь, чёрный огонь, лестницу из костей… И знаете что? Никто её не видел! Вообще никто! Филипп мне поверил, но дяде мы не сказали – он же не волшебник, он не поймёт.

Ах ты скоти-ина… Левиафан сжал руку в кулак. Значит, Вик всё же сюда добрался. Вот что значили те «три месяца». Ну что ж, тогда ты, гадюка, не учёл, что разрушение кинозала непременно отразится в новостях, а значит, откроет дорогу и Левиафану…

– А Филипп что, тоже волшебник? – торопливо спросил он, пытаясь отвлечь мальчика от опасной темы.

– Ну… не как я, но он очень умный! Он классно мастерит, читает много. Он на «Кенгуру» в прошлом году полный балл набрал! А ещё у него есть эта… как её… интуиция! Он всегда знает, что нужно взять с собой, когда выходишь, и что обязательно пригодится. Например, в прошлый раз я не хотел брать с собой запасной зонтик, а Филипп взял, и у первого почти сразу спица сломалась!

Хм. Значит, браслеты выдыхаются. Ещё немного, и блокировка способностей откажет. Ангелочек вспомнит, кто он на самом деле.

– А ещё мы смотрели мультик про алхимиков! Мне не понравилось, а Филиппу да, и теперь он всё время рисует схемы и смешивает жидкости, как там!

Оскар тараторил без умолку, пританцовывая рядом, и периодически дёргал ладошкой так, точно очень хотел взять Левиафана за руку. Да и глаза сияли так, словно он… скучал. Как будто эта букашка, у которой даже воспоминаний о Падении не осталось, вообще понимает, что значит скучать!

– А скажи-ка мне, Осенька, – медленно произнёс Левиафан, – где вы сейчас живёте?

– О! Мы тут дом снимаем. Ма-аленький. Каждое лето приезжаем. И жили бы тут, да дядя говорит, работы нет, – Оскар всё-таки схватил его за рукав. Пальцы у него были чистые, слава… себе, научившему ребёнка правилам гигиены. – Пойдёмте со мной, я покажу!

– Не-ет, – Левиафан осторожно отцепил его руку, не стирая наигранной улыбки. – Ты лучше просто скажи. У меня тут ещё дела есть. А вот вечером… Главное, ничего не говори дяде с братом, а то сюрприза не выйдет. Мы же хотим сделать сюрприз, правда?

– Хорошо, – Оскар послал ему ещё одну ясную улыбку. – У вас телефон с собой? Или бумажка, записать адрес?

– О-о, дорогой мой, я запомню. Не сомневайся – запомню.

11

Когда они подошли к нужному дому, уже стемнело. Улицу наполнял стрёкот цикад, перекликались человеческие голоса. Ночь была по-южному чёрной, так что через каждые пару шагов горели фонари, выхватывая из темноты цветы и кусты. Дул тёплый ветер, и подчёркнуто мирный пейзаж совсем не располагал к драме и уж тем более трагедии. Но когда живёшь столько лет, знаешь – природа далеко не всегда предоставляет красивые декорации.

Дом Оле стоял на отшибе. Это было на руку, пусть даже они и пришли сюда ночью, подальше от любопытных глаз и ушей. Левиафан стоял на другой стороне дороги, под покровом темноты, и зачем-то пытался вспомнить другой дом, их общий, где когда-то точно так же светились окна. А потом перестали. А потом вспыхнули огнём.

– Запомните хорошенько, – сквозь зубы проговорил он, оборачиваясь к стоящим за ним Марку и Тиму. – Держитесь позади. Никто не должен покинуть дом. Детишек не жалеть, это всё видимость. Приказы не оспаривать, мне не мешать, ни одного лишнего слова, ты меня понял, Тим?

– Понял, – призрак неожиданно серьёзно склонил голову набок. – Личные счёты, да?

Иногда Левиафан забывал, что за всем этим демонстративным хамством крылся довольно острый ум. Глупец не смог бы провернуть операцию, подобную штутгартскому терракту. А может, дело в том, что когда-то у Тима тоже были… счёты.

– Примерно.

– Угу. Я не помешаю, честно.

Левиафан постоял ещё пару секунд и пересёк дорогу. Он постучал – громко, четыре раза, как условился с Оскаром. Глупый детёныш сам впустит его в дом. За дверью послышался топот ног и перекрикивающие друг друга детские голоса:

– Я первый!

– Нет, я, я, это мой сюрприз!

Щёлкнул ключ, и дверь распахнулась. На пороге стояли, дружно вцепившись в ручку, двое мальчишек в одинаковых красных футболках. Филипп стал ещё упитанней и, кажется, тоже подрос. Да и взгляд поменялся – более собранный, деловитый. Под футболкой топорщилась пряжка ремня, а на руках крутились старые медные браслеты. Знаки на них едва мерцали – сила кончалась.

– Привет, малыш, – Левиафан улыбнулся – совсем иначе, чем Оскару, голодной, акульей улыбкой. – Скучал по мне?

Что бы ни рассказал им Оле, а Филипп явно слушал лучше, чем Оскар. В конце концов, он не пил те притупляющие внимание таблетки от психиатров. Мальчик тут же сделал шаг назад и отдёрнул от двери Оскара:

– Вы-вы-вы…

– О, так значит, теперь ты у нас заикаешься? Какой недосмотр со стороны дядюшки, – Левиафан сделал еще шаг, открывая дверь пошире. – Ты не против, если мои друзья тоже зайдут?

В дверной проём шагнул Марк – огромный, мрачный, сверкающий разными глазами, он сейчас мог напугать кого угодно. Филипп и Оскар синхронно запрокинули головы, приоткрывая рты. Следом просочился Тим. Оскалившись, помахал Оскару рукой, и тот моментально сменил цвет лица на мраморно-бледный.

Левиафан пинком захлопнул дверь. Мальчишки вздрогнули.

– Тим, включи музыку погромче. Пусть думают, что здесь вечеринка. Как у вас, детишки, часто вечеринки? И да, Ося, давай без фокусов. Что бы ты ни умел, я сильнее.

Оскар открывал и закрывал рот, не в силах вымолвить ни слова. Филипп встал в позу, в которой Левиафан без труда опознал фехтовальную стойку. Значит, голем его еще и на спорт водил, ну-ну…

– Ребята, что у вас там?

Послышались шаги – шлёпающие по дереву тапочки, и в комнату вошёл, вытирая руки полотенцем, Оле.

Левиафан и сам не знал, что увидеть его будет настолько тяжело. Демон сделал шаг вперёд, на миг теряя контроль, и впился в голема жадным взглядом. Оле выглядел… хорошо. Чуть выгорели волосы, облупился кончик носа, одежда сдержанных пастельных тонов сменилась цветастой рубашкой и такими же яркими шортами. Оле казался расслабленным, довольным жизнью, и в ответ на это внутри что-то вспыхнуло, разгораясь костром. Ритуал, дело, дети – всё отошло на второй план. Левиафан почувствовал, как лицо застывает, превращаясь в ничего не выражающую холодную маску, и очень постарался, чтобы голос звучал так же.

Сейчас ты ответишь за всё, голем.

– Ну здравствуй, Оле, – Левиафан медленно развел руками. – Что, не рад мне?

Оле застыл как вкопанный, по-дурацки прижав к себе полотенце. Его взгляд скользнул по застывшему у дверей Марку, прижимающимся друг к другу мальчишкам, парящему над ними Тиму – и вновь вернулся к Левиафану.

– Леви, – ошарашенно пробормотал Оле, вглядываясь в его лицо. – О Госп… Что с тобой случилось? Ты… как будто с того света пришёл.

– Не нравлюсь? Какая жа-алость. Зато ты, смотрю, пышешь здоровьем, мой дорогой.

Оле сглотнул. Кажется, до него только сейчас начал доходить масштаб опасности. Интересно, он всегда был таким тупым или в этом тоже виноваты дети?

– Ничего, сейчас Тимми уведёт ребятишек, и я тебе расскажу. В красках. С подробностями. И про тот свет, и про этот.

Оле выпрямился и бросил полотенце на полку:

– Так, не трогай детей. Они тут не причём.

Левиафан захохотал как безумный, чем-то напомнив себе Вика.

– Невероятно! А кто причём? Или, может, начнём с того, что это никакие не дети?

Оле быстро глянул на мальчишек. Оскар давно уже сидел на полу, закрывая руками макушку и таращась на Левиафана мокрыми глазами. А Филипп стоял, вытянувшись, и смотрел только на Оле.

– Очень неприятно разбивать иллюзии, но кто-то же должен, верно, малышата? В конце концов, ваш дя-ядюшка, – Левиафан протянул это слово особенно издевательски, – сделал это для меня без колебаний.

– Не пытайся настроить нас друг против друга, – внезапно произнёс ангелочек. – Я видел такое в кино, я не поддамся. Дядя давно сказал нам правду.

– Да что ты? И какую же правду ты рассказал им, голубчик? – Левиафан круто развернулся к Оле. – Может быть, о том, что я чудовище – не метафорическое, а вполне настоящее, куда страшнее тех, кого вы ищете в шкафах и под кроватями? О том, что нет никакого Хогвартса? Да-да, Оскар, его нет, и твои воспоминания не о злых волшебниках, а о вполне реальных демонах, среди которых ты жил, пока не свихнулся во время теракта. О том, что Филипп любит музыку не просто так – хочешь увидеть свои крылышки, ангелочек? А может, ты открыл им своё настоящее имя и сущность, Оле?

Оле бледнел буквально на глазах. А Левиафана почти вело от удовольствия. Кто ж знал, что мстить так приятно!

– Ф-Филипп, Оскар, – голос Оле дрожал. – Что бы ни открылось, не бойтесь. Я просто вас защищал. Я всегда буду вас защищать.

– Ох, – Левиафан медленно хлопнул в ладоши. – Как жаль, что твоим обещаниям грош цена.

Шаг. Ещё шаг. Вперёд, ближе, ближе. Он не был так близко с тех пор, как орал на Оле на той проклятой кухне. Голем заложил руки за спину, явно делая усилия, чтобы не отшатнуться.

– Боишься? – прошипел Левиафан. – Правильно. Жаль, что поздно.

Он махнул рукой, и Марк шагнул к ним, почти упираясь макушкой в потолок. Оле перевёл взгляд на него и всё же попятился.

– Нравится? – Левиафан похлопал Марка по спине. – Мой новый голем.

– О… он…

– На подчинении, а как ты думал? Что я позволю сбежать ещё одному? Ну не-ет, – Левиафан мрачно улыбнулся. – Хочешь увидеть, как работает? Марк!

Голем вытянулся по стойке «смирно».

– Смотри, это враг. Что мы делаем с врагами?

Марк отточенным движением – не зря Тим его сутки гонял – выхватил из кобуры пистолет и направил на собрата. Глаза Оле расширились, он часто задышал, а на лбу выступили капельки пота. Что такое огнестрел, голем знал не понаслышке – о да, Левиафан прекрасно помнил тот день Крымской войны, когда он не доглядел и потом умолял сестёр милосердия о помощи, как безумный, пока те не уверили, что это лишь царапина и Оле ничего не грозит. Тогда им двоим и в страшном сне не могло привидеться, что угрожать голему оружием будет сам Левиафан.

Демон пару секунд полюбовался на лицо Оле и приказал:

– Ну всё, Марк, хватит, стрелять не будем, – он выдержал паузу. – По крайней мере, не сейчас. Пока он не посмеет дать отпор.

Марк спрятал пистолет. Оле выдохнул.

– А вот касаемо чего попроще… Бей.

Прежде чем Оле успел хоть как-то среагировать, Марк размахнулся и отвесил ему оплеуху – такую, что Оле полетел на пол. Сзади завопили дети, но призрак даром хлеб не ел – уже через мгновение оба заткнулись. Левиафан кивнул, и Марк нанёс Оле ещё пару ударов, ботинками под рёбра.

– Доходчиво? – Левиафан нагнулся. – Будешь ещё вставать у меня на дороге?

Оле хватал ртом воздух и держался за бок, не в силах подняться. Левиафан вдруг понял, что это зрелище не доставляет ему ожидаемого удовольствия, и стремительно разозлился. Внутри что-то нарастало, звенящее, яростное, и… он же демон, так почему даже сейчас не может возненавидеть предателя?!

– Что, больно? – голос вдруг сорвался. – А каково мне было, когда ты сбежал, не подумал? Так я тебе покажу!

Снова удары. Марк бил прицельно, хладнокровно, не позволяя ни встать, ни увернуться. Краем глаза Левиафан видел, как Тим выворачивает руку вырывающемуся ангелочку, но сейчас это было совсем неважно. В мире остались только он и Оле. Демон смотрел на голема и орал, от души, так, словно желал выплеснуть всё, что накопилось в нём за ту ночь:

– Да мне плевать, если хочешь знать, на тебя и твоих детей! Я демон, я вечно лгу, я никому не верен и заслужил то же самое в ответ! Но зачем тогда были все эти бесконечные «я с тобой»? Каждый день каждого грёбаного столетия! Зачем корабли, эпидемии, Византия, пляжи, обрыв, зачем обещать, врать, сталкивать в эту пропасть, зачем, Оле?! Свободы захотелось? Я же никогда, никогда ни к чему тебя не принуждал, сволочь ты подлая, урод, скотина! Посмотри на меня!

Марк наконец отошёл. Оле полежал ещё с полминуты, хрипло, тяжело дыша, а потом рывком сел. Упёрся руками в пол и вскинул голову, глядя на Левиафана. На лице уже начал наливаться огромный синяк. Демон, весь багровый, бессильно сжимал кулаки, и его частое дыхание смешивалось с дыханием самого голема.

– Послу… шай… – Оле с трудом выговаривал слова. – Мне жаль, что… что так вышло. Ты прав, ты… имеешь право злиться. Но я… я от тебя не отказывался. Дело не… в свободе. Это всё неправильно, такого вообще не должно было случиться с нами…

Левиафану казалось, что он балансирует на краю пропасти. Не сорваться бы, не сорваться…

– Но случилось. И продолжает случаться.

– Это необязательно! – Оле чуть тряхнул головой, отбрасывая волосы со лба. – Мы можем вернуть всё обратно. Пожалуйста, остановись, не трогай мальчишек.

Плечи Левиафана затряслись от истерического смеха:

– Вы только послушайте его! Обратно? Миленький мой голем, по-твоему, жизнь – игра, где в любой момент можно перепройти уровень? Ты… – он сглотнул и уставился в сторону, надеясь, что голос не задрожит. – Ты так был мне нужен тогда, там. Дома. Но ты выбрал их, и сейчас я лишний раз в этом убедился.

Левиафан безнадёжно махнул рукой и сделал шаг назад. Оле по-прежнему сидел, глядя на него снизу вверх.

– И что теперь? – тихо спросил он. – Развеешь?

– О нет, зачем же так радикально, – Левиафан вперил в него неподвижный тяжёлый взгляд. – Просто напомню тебе кое-что. Я, кажется, уже говорил, что ты кукла? Так вот сейчас я это просто докажу.

12

Рот Оле захлопнулся так быстро, что щёлкнули зубы. На лице медленно проступало потрясённое выражение. Левиафан отвернулся:

– Марк, иди к Тиму. Позаботьтесь, чтобы детишки не путались под ногами.

Скулёж Оскара и угрожающие выкрики Филиппа звучали фоновым шумом. Марк пошёл туда, исчезая из поля зрения. Тим, к его чести, за всё это время не проронил ни одного лишнего звука.

Левиафан и Оле остались лицом к лицу. Голем даже не думал вставать с пола, только смотрел на него с таким ужасом, словно в руках у Левиафана была по меньшей мере бензопила.

– Леви, не надо, – тихо сказал он. – Пожалуйста. Давай просто поговорим.

– Раньше надо было, – лицо демона дёрнулось. – А теперь всё.

Он выпрямился и сложил руки на груди.

– Испокон веков миром правят слова. Я дал тебе имя. Так повинуйся мне, Оле. Поднимись.

Воздух наполнился гудением. Левиафан не знал, чувствуют ли что-то остальные, но он чувствовал точно. Лицо голема точно окаменело, и он поднялся – медленно, неуклюже, видимо, все же была пара трещин в рёбрах. Оле застыл, вытянув руки по швам, совсем как Марк. А вот глаза… глаза остались живыми. Панически бегающими туда-сюда.

Значит, так действует формула, произнесённая не сразу при вербовке. Они остаются в сознании, но теряют контроль над телом. Или это все же результат брака? Впрочем, неважно, так лучше. Пусть чувствует!

– Нравится? Я могу приказать тебе всё, что угодно, – Левиафан обошёл голема по кругу, а тот даже головы не мог повернуть вслед за ним. – Например… не дыши.

Оле стоял ещё почти две минуты. Потом нос и губы медленно начали синеть, а глаза – наливаться кровью от недостатка кислорода. Наконец он упал, и в тот же миг Левиафан отменил команду:

– Дыши.

Оле жадно втянул в себя воздух и зашелся в кашле. Левиафан почувствовал, как у самого зацарапало в груди, и тут же отдал следующий приказ. Он издевался – откровенно, с удовольствием, заставляя голема вставать и садиться, врезаться в стены, сбивать с полок фотографии и срывать детские рисунки. В какой-то момент Левиафан вдруг вспомнил о зрителях и обернулся. Тим держал Оскара, Марк – Филиппа. Выражение лица призрака было абсолютно нечитаемым, Оскар давно зажмурился, а вот ангелочек смотрел прямо на Левиафана, да ещё с такой откровенной ненавистью в глазах, что было удивительно – как это у него после такого крылья на месте не обуглились?

Ах да. Кажется, они называют это "праведный гнев".

– Что, Филипп, интересно? Может, тебе звуковое сопровождение сменить? Какая там у тебя теперь любимая группа?

Мальчишка посмотрел ему в глаза и произнёс длинное, отборнейшее ругательство – такое, что Тим тут же отвесил ему подзатыльник:

– Эй, ты не охренел так при старших выражаться?

Левиафан усмехнулся, мельком глянул на Оскара и снова повернулся к Оле. Он чувствовал себя полнейшей мразью, и – вот номер! – это было приятно.

– Знаешь, пожалуй, я дам тебе лично принести жертву на алтаре. А что, возьмёшь нож, вырежешь мальцу сердце… Не сложнее, чем рыбёшку распотрошить. А можешь и не сердце, а печёнку, мне не жалко.

На краю сознания мелькнула мысль о том, что это уже перебор, но Левиафан не обратил на неё внимания. Оле стоял весь красный, встрепанный, замученный, и смотрел в ответ. Мышцы его едва заметно подёргивались, а рот кривился, словно он…

Не может быть. Голем пытался сопротивляться. Серьёзно? Это просто смешно. Даже старые бракованные големы не могут быть на это способны.

Левиафан прислушался и понял, что сердце Оле колотится как бешеное и пульс уже давно перевалил за двести. Гипофиз и печёнка работали на пределе, выбрасывая в кровь и синтезируя гормоны, лёгкие сокращались на огромной скорости, отказывали почки… А голем всё продолжал сопротивляться, позволяя организму уничтожать самого себя.

Чёрт возьми! Да его сейчас разорвёт!

Левиафан испугался и открыл уже рот, чтобы отменить подчинение. Но этого не понадобилось – по пространству разнёсся неслышный для других треск, и Оле вдруг рывком выпрямился и со стоном поднял руки:

– Филипп, бегите!

Сам. Без приказа.

Первый голем на свете, преодолевший формулу подчинения.

Левиафан понял это за миг до того, как Оле прыгнул к нему, и сильные руки вцепились в куртку, увлекая на пол. Они грохнулись оба, рубашка Оле маячила перед лицом, а сам он навалился на руки, не давая демону сделать ни одного колдовского знака. Машинально Левиафан стал вырываться, не успев ещё ничего решить и придумать.

Он даже не сразу понял, что именно за грохот раздался в помещении и почему вдруг завизжал Оскар – по-детски, в голос, захлёбываясь рыданиями. А потом Оле вдруг замер, обмяк, рухнул сверху, и Левиафан почувствовал, как что-то тёплое потекло по рукам.

Кровь.

Всё внутри ухнуло куда-то в бездну. Он вывернулся из-под Оле, уставился на быстро расплывающиеся по рубашке красные пятна. Перевёл взгляд на Марка, держащего в руках пистолет. И всё понял.

– О нет… – Левиафан рывком перевернул тяжёлое тело голема и уставился в стремительно бледнеющее лицо. – Я же сказал не стрелять, дьявол вас всех забери! Оле, ты слышишь меня, слышишь, не смей, не отключайся!

Левиафан потянулся к ране, но замер на полпути. Он демон, а значит, сейчас так же беспомощен, как смертные. Даже не все ангелы умеют исцелять, что уж говорить о Падших… Он нашёл руку Оле, стиснул её так, словно это могло чем-то помочь, и почувствовал слабое пожатие в ответ. Краем глаза заметил, как Тим замирает с открытым ртом, как Филипп, воспользовавшись моментом, тащит Оскара к двери… но сейчас это не имело никакого значения.

– Тимми, вызови скорую, быстрей, тут должен быть телефон! – Левиафан кричал, уже понимая, что скорая не успеет. Всё-таки Марк всадил в Оле не одну пулю. – Ты идиот, Оле, придурок, я бы снял заклятье, почему ты не подождал секунду!

Оле зашевелил губами, пытаясь что-то сказать в ответ, но не смог. Левиафан чувствовал, как толчками вытекает из него жизнь, как слабеет пульс, становясь нитевидным, и отчаянно вглядывался в лицо, ловя каждое движение. Что хуже всего, умирать Оле было больно.

– Я же не хотел… Оле, поверь, я правда, правда, никогда бы… Только не умирай, я всё для этого сделаю! Как помочь, где аптечка? Пожалуйста, Оле!

Оле чуть дёрнул головой, посмотрел на Левиафана и улыбнулся краешком губ – едва заметно, через силу, но очень по-доброму, как раньше. И затих. Холодея от ужаса, демон коснулся его шеи, ища пульс.

– Нет, нет-нет-нет, Оле… Я не хочу оставаться один, только не так! Оле! – Левиафан захлебнулся, схватил голема за плечо и затряс. Тот болтался у него в руках, как… кукла. Мягкая тряпичная кукла. Демон взвыл, громко, в голос, а потом вскочил и бросился к Марку. Он забыл о магии, забыл о своей привычке не действовать руками – осталось только бешеное желание разорвать убийцу на куски.

– Стойте, не надо! – Тим бросился ему наперерез, вцепился, не давая пройти. – Это не поможет, и он не виноват, вы же сами дали ему пистолет!

Глаза жгло, а воздух выходил из груди странными рваными толчками. Левиафан бился, вырывался, кашлял, но то ли сил у него осталось так мало, то ли их внезапно прибавилось у Тима… А Марк не двигался. Не отбегал, не пытался закрыться, покорно смотрел в глаза. Оле так не смотрел даже под формулой.

Левиафан закрыл лицо руками и соскользнул на пол, прекращая сопротивляться. Это не имело смысла. Никакого смысла. Убийство другого голема не вернёт ему Оле.

– Идите, – прошептал он. – Догоняйте мальчишек.

– Послу…

– Убирайся, Тимми, пожалуйста. Я сам вас найду.

Он скорее почувствовал, чем услышал, что голем и призрак покинули дом. Кто-то мягко притворил дверь, и тогда Левиафан поднял голову и посмотрел на Оле. Тот лежал на спине, неподвижно уставившись вверх, и, что страшнее, больше Левиафан ничего и не мог увидеть. Никакой искры, никакой струйки энергии, поднимающейся к небу или, напротив, проваливающейся вниз… Да если бы у Оле была настоящая душа, Левиафан перевернул бы весь Ад, добрался до Небес, но нашёл её!

Но души не было. А значит, смерть окончательна.

Левиафан пополз к нему, точно разучившись вдруг пользоваться ногами. Оле ещё не успел остыть, а кончики пальцев уже начали таять, рассыпаясь пеплом. Големы всегда так умирают, потому о них и говорят – «развеять». Несколько минут – и всё. Как будто никогда не существовало на свете. Как будто Левиафан всегда был один.

– Прости, – давясь, он закрыл Оле глаза. А потом лёг рядом, навзничь, прямо на пол, и зажмурился сам.

Всё было кончено.

Для Оле и для него.

Часть третья. Ритуал.

1

Три шага вперёд. Ещё два – в сторону. Края звёзд должны соприкасаться. Как пазл.

Левиафан провёл очередную меловую линию – ровно, недрогнувшей рукой. Потом снова отошёл в сторону, прищурился, глядя на то на рисунок, то на свой узор. Где-то тут была линейка, надо проверить, не ошибся ли в расчётах…

Он потёр лицо руками. Глаза саднило. Левиафан не выходил отсюда третьи сутки. Он сам создал это здание, сразу на следующий день после убийс… той ночи. Нашёл дорогу с поворотом, где по-прежнему торчал знак «Проезд запрещён», без церемоний подлез под него, пешком поднимаясь в гору. А потом вскинул руки, и завалившие дорогу обломки взвились в небо и облепили площадку. Левиафан водил руками по воздуху, ставя камни друг на друга, обкалывая куски, шлифуя острые края. Это тоже пазл. А Тим и Марк стояли рядом и наблюдали, как на маленькой площадке появляется высокое каменное здание. Уже закончив, Левиафан понял, что чем-то оно напоминает языческие храмы, которые он, явившийся на Землю уже во времена Инквизиции, видел в основном в виде развалин.