Слишком живые звёзды

Влад со всей силы давил на педаль тормоза, и гримаса ярости на его лице, этот ужасающий оскал в густой бороде, свели бы с ума любого хищника в дикой природе. Дыхание стало неровным, и казалось, что лёгкие его сейчас закипят от вырывающейся магмы. Грудь горела разжигающим пламенем, а сила его питалась огромной злостью опасного зверя. Бампер значительно помялся, но ему это не помешало протаранить деревянную скамейку, разбросав её щепки в разные стороны. И вместе с этим ударом в сердце глубоким толчком проснулся вулкан. Его отравляющий дым заполнил салон автомобиля, и теперь всё вокруг пахло гневом, пропиталось им и приняло красный оттенок – пелену на глазах хищника, попавшего в капкан.

Внедорожник приближался к фасаду одного из домов, и Влад со всей силы налёг на педаль газа, не сдерживая яростный крик. И когда стрелка спидометра замертво упала, он толкнул дверь и выбежал наружу, грохнувшись на колени и закричав во всю мощь. Пронзительный рёв вырвался из его грудной клетки и сотряс горячий воздух. Один из выживших, спрятавшийся в своей квартире тремя улицами дальше, невольно вздрогнул, услышав вой раненого животного. Но вот только это был человек, чья голова обратилась к ясному небу и чьи пальцы сжались в кулаки. Это был полностью обнажённый человек, одетый лишь в свободные семейные трусы. Половину его тела будто окунули в наполненную кровью чашу, и от скатывающегося пота она размазывалась по всей коже, добавляя как можно больше бордовых оттенков. Он не знал, сколько кричал на равнодушное солнце. Не помнил, когда почувствовал удушающий кашель и хрипоту в своём голосе. Зато ясно ощущал огонь в натянутых венах и дикую, невыносимую злость на самого себя!

Влад вернулся в машину и со всей силы ударил в центр руля. Клаксон коротко взвыл, и где-то далеко, в совсем другом мире стаей взлетели испугавшиеся птицы.

Почему он решил это сделать? ПОЧЕМУ?! Неужели он настолько слаб, что опустит руки, когда… да чёрт, вообще опустит руки! Неужели это Владислав Боркуев? Человек, что всегда отличался целеустремлённостью и желанием выбиться в лидеры, быть победителем? Неужели он не может взять себя в руки?! МОЖЕТ! Это он вставал на школьном «ринге», истекая кровью, не в силах сдержать ещё хоть один удар! Это он и никто другой добился отмены увольнения преподавателя из университета, хотя у него самого жуть как тряслись поджилки в кабинете начальника! Именно он заступился за ту девчонку на вечеринке, и именно он так много раз смывал чужую кровь со своих костяшек, давясь собственной, вытекающей из носа. И что, этот парень не имеет сейчас смелости встать и идти дальше? Так, как делал всегда? Всю жизнь он жил верой. Верой в себя и в свою правоту. Оставался стоять, когда остальные падали. Продолжал работать, пока другие играли. Всегда считал себя сильным человеком, готовым принять и отразить любой удар жизни, но…

Но что «но»?

Он ненавидел себя. Ненавидел за собственную слабость и трусость. Его жену убили. ДА, МАТЬ ЕГО, УБИЛИ! И что? Он будет сидеть на этом грёбаном сиденье и хныкать, пока не сдохнет?! Будет пытаться прикончить себя, так и не осмеливаясь это сделать? Где его ХРАБРОСТЬ?! ГДЕ ОНА?! В какую задницу она спряталась в самый ответственный, в самый сложный момент?! Почему он гнал тачку навстречу смерти, вместо того чтобы взять себя в руки и что-либо делать? Действовать! ПОЧЕМУ?!

Опять вечные вопросы и ни одного ответа. Одни восклицания, слова и никаких действий! Никаких! Он покорно опустился на колени перед настигнувшей его судьбой, хотя сам всю жизнь отрицал её существование! Завёл руки за спину и позволил нацепить на себя оковы, хотя способен расплавить их своим пламенем!

И пламя это нужно вызвать.

Всю жизнь Влад поступал так, как велело ему сердце. Совершал безумные поступки и отхватывал за них, но в душе знал, что поступает правильно. Глотал кровь и шёл дальше, потому что верил, что истина на его стороне. Где-то глубоко, на подсознательном уровне, он догадывался, что в будущем ему предстоит столкнуться с невероятно тяжёлым испытанием, которое бросит самый настоящий вызов на стойкость. И был готов к этому.

Влад сжал обод руля и прислонился к нему мокрым лбом. Его грудь судорожно поднималась и опускалась, пока тяжёлое дыхание горячим потоком вырывалось из лёгких.

Ты не похож на других.

Так сказала та девушка, за которую он заступился тем роковым вечером. Они спрятались в её комнате, и пока родители спали, она обрабатывала ему раны, поглаживая по лицу и светясь благодарной улыбкой.

В тебе есть что-то… неугасающее. То, что в остальных уже давно потухло.

Он помнил её светлые глаза, с любовью смотрящие в его тёмно-карие. Помнил, как внезапно содрогнулось сердце, когда он почувствовал в своей ладони упругую грудь. Влад был совсем юн, и мальчишеская энергия, эта подростковая пылкость горели в нём ярким огнём, пока два молодых тела познавали друг друга на съезжающем одеяле.

Ещё…

Он любил рьяно и нежно, сдерживая дикую похоть и наслаждаясь изгибами женской фигуры. Не желал отпускать её губы ни на секунду, внимая сладкому привкусу клубничной помады. Воздух вокруг них наэлектризовался, и только когда всё закончилось – когда оба они застонали, прикрывая друг другу рты, – над ними повис до этого незнакомый, но такой притягательный аромат секса. В нём перемешалась странная сладость с запахом спермы. Влада поглотила счастливая меланхолия, и сознание его оставалось равнодушным к словам лежащей рядом девушки – его будущей жены Оли.

Таких как ты – единицы. Запомни это. Ты духовно сильнее тех уродов.

Духовно сильнее тех уродов.

Сильнее…

Он обязан встать и идти дальше. Расправить плечи и запеть во всю мощь, когда весь мир решил замолчать! Оля бы сильно расстроилась, увидев его в таком состоянии, совсем недавно гнавшего машину навстречу воротам ада. Он должен не сдаваться хотя бы ради неё. Ради её души и своей чести! Он сильнее… Да, сильнее. Способен выдержать любой удар, и если эта тварь под названием «Жизнь» отобрала у него самое ценное… что ж, он воздаст ей по заслугам. Станет сильнее и выше, чем прежде. И никогда – никогда, мать его! – не позволит себе дать слабину и обрушить веру в свои силы горой пепла. Оля верила в него. Верила всегда. Теперь её не стало, и на её место пришёл обезображенный труп. И как бы больно ни было, как бы он ни давился собственными слезами, Владу предстояло стать мощнейшим источником веры для самого себя и не подвести свою жену.

Свою любимую девочку.

Он отомстит за неё. Найдёт подонка, который за всем этим стоит, и заставит сожрать собственные кишки, но перед этим Влад выбьет из него всё дерьмо голыми руками, жадно впитывая кровь сукиного сына. Он будет размазывать его лицо по всей грёбаной планете, пока не успокоится и не остынет.

А этот вулкан, казалось, никогда не потухнет.

У него отобрали надежду – он родит её заново, всё ещё сохраняя в себе любовь к тому человеку, что всегда поднимал его в самые трудные минуты. Станет живым воплощением безудержной страсти жить, и любой, кто встанет у него на пути к этому говнюку, будет тут же сметён с дороги. Да, он доберётся до него и заставит ответить по полной программе за убийство Оли. И если ему это будет чего-то стоить… тогда он заплатит за это, но сначала возьмёт своё.

Влад оторвал голову от руля и вышел из побитой машины. Тёплый ветер обдувал мокрое тело. Жар послеполуденного дня вытягивал из лёгких воздух, сжимая его вокруг. Мир предстал молчаливой картиной умелого художника, написавшего парализующий до костей хаос на улицах Петербурга. Жизнь тихо ушла под покровом ночи, оставив после себя сплошную пустоту и остатки когда-то прекрасной, когда-то изящной планеты. И что самое ужасное – она оставила в этом мире несколько счастливчиков, на долю которых выпала возможность приспосабливаться к новым правилам и выживать, либо же сдохнуть.

И в голове Влада возник пугающий вопрос: «А как долго люди будут оставаться людьми?»

Ответа он не знал, да и не хотел. Он понял, что условия стали более жёсткими, и теперь только внутренняя сила человека играла главную роль в победе над жизнью. Мир схватил его в крепкий захват и уже собирался бросить через себя, навечно сломав позвоночник, и Влад уже поддался его движениям, чуть не сдался, но в самый последний момент нашёл опору и смог противостоять. Он высвободился из захвата, но сражение – эта вечная война за право счастливо жить – ещё не закончилось.

Если говорить как есть, оно только началось.

Влад подошёл к машине, но только лишь для того, чтобы взять телефон, после чего вновь взглянул на небо. Чистое голубое одеяло накрыло собой всё пространство над головой, надёжно укрывая всех живых и неживых прочным куполом стратосферы. Ни одно облачко не смело показываться на ясной палитре нежных цветов. И если бы под этой красотой не было груды разбившихся машин и вывалившихся из них тел, то день можно было бы назвать довольно неплохим.

Влад…

Он закрыл глаза, внимая приятному голосу из воспоминаний.

Я ещё никогда не чувствовала себя такой счастливой!

Уголки его губ медленно поднялись.

Ты даже не представляешь, как я люблю тебя…

Сердце забилось чаще.

Моя мама слышала нас.

Кровь закипела в палящем огне.

Щипит? Прости…

Он чувствовал, как внутри что-то начинает расти. Что-то мощное и пугающее. Тихий рокот этого существа мерным эхом отзывался в его голове, набирая силу звучания собственного рёва.

Знаешь, почему мне всегда спокойной рядом с тобой?

Повисшая тишина стала ещё более ощутимой.

Потому что я уверена, что мы всё преодолеем. Я уверена в тебе, Влад. Ты встаёшь после каждого падения и продолжаешь идти. Думаю, именно такие люди становятся героями.

На этом моменте она улыбнулась и прильнула к его губам, чуть спустив вниз одеяло.

Просто запомни одну вещь. Даже если весь чёртов мир захочет сломать тебя, продолжай стоять на своём и не вздумай опускать руки, слышишь? Для меня ты всегда будешь героем.

Героем…

Влад открыл глаза и расправил плечи, полностью открывшись тёплому ветру. Он набрал номер Егора и, как только услышал молодой голос, проговорил:

– Привет, Егор. Я звоню сказать, что не смогу приехать сейчас, как договаривались.

На другом конце связи повисло тяжёлое молчание, длившееся дольше минуты. Гулкие удары сердца отдавались в пересушенном горле, пока где-то позади тихо мурчал двигатель внедорожника. Тишина давила всё сильнее и когда она стала невыносима, Влад спросил:

– Егор?

– Да, я здесь. – Небольшая пауза, за которой последовал негромкий голос. – Что-то случилось?

– Нет. Точнее, да. Похоже, Земля с адом решили поменяться местами. Но я не об этом.

– Тогда что же?

– Мне нужно кое-что сделать. Да, я обязан это сделать. Лучше скажи, ты встретился с Викой?

– Да, мы сейчас у неё дома, готовимся отправиться в больницу.

– Ей плохо? Что с ней?

– Да с ней всё в порядке, мы поедем к её родителям. Они оставили её на ночь одну, а с утра на звонки не отвечали.

– Егор, ты же понимаешь, что…

– Да, я понимаю, но всё равно должен поехать туда с ней. Нельзя просто ставить на этом крест, даже не проверив. Это… даже не знаю. Неправильно, что ли?

– Что за больница?

– Эмм… Сейчас, подождите. – Влад услышал отдалённое «Вик» и приглушённые, неразборчивые голоса. Через минуту до него донеслось: – Помните, в прошлом году одну из учительниц на скорой забрали с нервным срывом из-за учеников?

– Тамару Алексеевну?

– Да, её. Вот в ту больницу мы и едем. Вроде бы она находится в Красносельском районе.

– Я понял. Возьми с собой телефон, Егор, и будь на связи. Я подъеду к вам вечером, как только всё закончу.

– Хорошо. – Он снова замолчал, явно раздумывая, какой фразой закончить разговор. Наконец он сказал: – У вас всё в порядке?

Влад посмотрел на расстелившуюся перед ним дорогу. Взглянул на вывалившееся из лобового стекла тело, половина которого так и осталась в салоне. Висящий на тоненькой ниточке глаз болтался на лёгком ветру, пока армия маленьких точек ползала по поверхности вырванного мяса. Ещё день-другой, и не щадящая никого жара сделает своё дело, и уже совсем скоро во всём городе начнёт царствовать ужасный, выворачивающий наизнанку запах разложения – этот вечный спутник распутницы-смерти.

– Всё хреново, Егор. Всё очень и очень хреново. И чтобы не стало ещё хуже, поддерживай связь, ладно? Если что, звони.

– Вы приедете?

– Вечером. За мной есть должок, и я обязан его отдать. Иначе потом сам себя не прощу.

– Понимаю. Ладно, тогда мы с Викой поедем и, как будем на месте, сообщим вам.

– Договорились.

Разговор закончился, и вместе с тем внутри Влада начала набирать силу уверенность. Уверенность в том, что он всё делает правильно и наконец встал на верный путь, подняв голову и расплавив сдерживающие его оковы. Он сел на водительское сиденье, закрыл дверь и, глубоко вздохнув, взялся за руль.

Что ж, вот он – переломный момент.

Влад вывел внедорожник на дорогу и направился к себе домой. Ему надо было завершить одно дело.

Одно невероятно важное дело.

Глава 19

Когти орла, волчицы клыки

– Воду будешь?

Не ответив, Катя выхватила бутылку у него из рук и жадно прильнула к тонкому горлышку. Женя вновь поразился притягательности её тела, способного при одном только взгляде на него разжечь огонь чуть ниже живота. Она пила залпом, наплевав на женскую эстетику. Ручейки воды стекали по её тонкой шее, играя с бликами ламп в небольшом магазинчике. Крупные капли лениво сползали по выступающим ключицам и забирались на обтянутую майкой грудь, скапливаясь у самого выреза белой ткани. Её горло находилось в постоянном движении, и только когда бутылка полностью осушилась, Катя отпрянула от неё и облегчённо выдохнула. Вытерев подбородок, она бросила уже ненужный мусор на пол и продолжила обходить прилавки в поисках чего-то нужного.

– Поднять не хочешь?

Она остановилась и, повернув шею, посмотрела на него из-за длинного занавеса светло-русых волос. И снова эти серые глаза… Женя не знал, почему у него временами сжимается грудь при взгляде на них. Не знал, откуда в этих зрачках столько необузданной магии и манящей… манящей энергетики. Иногда он ловил себя на том, что подолгу смотрел на её губы, ни о чём не думая, просто наслаждаясь их изяществом. Плавные изгибы её форм заставляли бледнеть окружающую действительность и концентрировать всё внимание только на себе, на своей красоте. Может, подобный туман в сознании был вызван тем, что у Жени самого никогда не было девушки, но если это и было правдой, то лишь отчасти. Главное же заключалось в следующем: что-то в ней его притягивало и никоим образом не желало отпускать. Эта твёрдость в голосе при обращении, чёткие линии скул на её лице, забавная морщинка меж бровей, возникающая, когда она хмурится, и наглая дерзость в её поведении, в её взгляде больше всего цепляли собой Женю, окутывая его таинственным омутом серого моря.

Он видел в нём постоянную напряжённость и готовность броситься на кого угодно – отсюда и выходил этот редко пробивающийся оскал. Понимал, что она гораздо старше его (лет семь-восемь), и именно поэтому не подавал виду, что замечает её слегка сумасшедшей и опасной. Внешне он оставался спокойным и невозмутимым, хотя сердце отчего-то всё время сжималось. И когда они оба вышли из больницы, Женя задался вопросом: «А безумие не заразно?»

Как бы то ни было, он всё ещё находился в здравом уме.

Вроде бы…

Катя полностью повернулась к нему всем телом. Проникающие сквозь стёкла магазина лучи скользнули по её волосам и ярко блеснули в смотрящих на молодого паренька глазах. Смотрящих с лёгким удивлением и еле видимой злостью, перемешанной в жгучем коктейле непонимания.

– Что ты сказал?

Женя, не уводя взгляд с её серых глаз, повторил:

– Ты можешь поднять бутылку, которую бросила на пол?

Она вопросительно наклонила голову на бок, и непринуждённый смех вырвался из её груди. Вот только он был натянутым. Уголки губ поднялись высоко вверх, растянув рот в улыбке и обнажив чистые зубы. Но глаза… они не смеялись. Даже серая радужка не смогла скрыть царствовавшую там боль.

Катя начала подходить. Её кроссовки тихо ступали по белому кафелю, пока сама она медленно, будто чего-то выжидая, приближалась к Жене.

– Ты хочешь, чтобы я подняла эту чёртову бутылку? – Она усмехнулась. Становилось тяжелее и тяжелее сдерживать её пронизывающий, пытающий взгляд. – Ах да! – Руки взметнулись вверх, и голос её повысил свой тон. – Я же совсем забыла, что здесь работают бедные уборщицы! Как я так не подумала-то о них, тварь бессовестная! – Она вновь посмотрела на него. – Да? Ты это хотел услышать, дорогой? Это?! Чтобы я начала орать, пока весь грёбаный мир дохнет у нас под носом, да?! Охрененная идея, дружок! Ты гений! Самый настоящий гений! Я не знаю, как тебе ещё не выдали Нобелевскую премию!

– Успокойся, пожалуйст…

– А ты мне рот не затыкай, понял? То, что тут остались только мы вдвоём, не даёт тебе никакого права командовать мной! И вообще знаешь что? – Она наклонилась и подняла бутылку. – Нахер твои просьбы! – И с размаху кинула её вглубь магазина. Когда послышался удар пластика о кафель, Катя вновь повернулась к Жене, не переставая смотреть на него вызывающим взглядом. – Доволен? Я выбросила это дерьмо в мусорку. Теперь весь мир – одна сплошная мусорка. И если будешь так распоряжаться моими действиями, – она подошла к нему вплотную, – я вырежу тебе глаза. Надеюсь, ты это понял.

И вот здесь он начал её ненавидеть. Не совсем то слово, способное описать лёгкую щекотку злости глубоко внутри, но именно оно больше всего иллюстрирует те чувства, которые Женя испытал, когда её слова клином впились в его сознание. Её дерзость привлекала, да, но как только она начала переступать порог дозволенного (дозволенного? и кто определил это "дозволенное"), то слабые намёки на гнев стали играть на струнах его разгорячённой души.

Катя смотрела на него снизу вверх, и аккуратная призма её волос чуть прикрывала левый глаз, но не могла скрыть тех ноток (сумасшествия? дикости? безумия?) бушующих чувств.

– Если ты думаешь, что я жду ответа, то очень сильно ошибаешься. Пиздец как ошибаешься.

Она отошла от него и переключила внимание на стеллажи с сухариками и чипсами. Конечно. Вот только Женя понимал, что она чувствует его взгляд на себе. Это было видно по напряжённым глазам, направленным на одну из пачек на стеллаже, но не видящих эту самую пачку. Всё её тело напоминало сжавшуюся пружину, готовящуюся вот-вот сорваться. И на какой-то момент, на какой-то краткий миг призрак ненависти удалился и уступил место искренней жалости к этому человеку, к этой несчастной женщине.

Но всё вернулось на свои места, когда она произнесла:

– Может, прекратишь на меня пялиться?

– Не прекращу.

Такого ответа она явно не ожидала, и озорная улыбка появилась на полуфиолетовом лице, когда Катя с нескрываемым удивлением посмотрела на него. А он… он продолжал её разглядывать, не переставая улыбаться.

На ней были простая белая майка, чётко подчёркивающая изящество её фигуры, светло-голубые джинсы, не скрывающие стройность манящих ног, и лёгкие серые кроссовки. Волосы были распущены и свободно падали на обнажённые плечи, прилегая в дальнейшем к спине. Карие глаза Жени оценивающе проходились по её телу, визуально наслаждаясь каждым изгибом округлённых форм и стройностью прекрасного силуэта.

Вот только под женским силуэтом хрупкой девушки скрывалось нечто большее, чем просто зверь. Он это чувствовал. Не знал откуда, но ощущал своей кожей. Там, под обтягивающей майкой, находилось что-то опасное. И только крепкие замки рассудка сдерживали это нечто, не выпуская его наружу. А в том, что звенящие ключи сумасшествия могли запросто отпереть прочную клетку, сомневаться не приходилось.

Наконец их взгляды пересеклись, и как только это произошло, Катя убрала упавшие на лицо волосы и чуть закинула вверх подбородок – этот жест Женя уже хорошо научился распознавать в её движениях.

Они стояли у выхода из магазина, окутанные безучастной тишиной, разбавляемой лишь мерным жужжанием ламп. Оба вышли из больницы ни с чем и негласно приняли решение зайти в какой-нибудь ларёк утолить мучащую их жажду. Хоть Женя и осушил до этого весь кувшин, проклятая жара сделала своё дело в первые минуты, как они вышли на улицу, и выжала каждого подобно губке.

А сейчас его выжимал её взгляд.

Он стоял у самого дверного проёма, перекрывая к нему путь своим телом. Тёплый ветер проходил невидимыми пальцами по его спине и уносился дальше разгуливать по пустым тротуарам и притихшим без людей окнам. В этом небольшом магазине, кассир которого так и не вышел из туалета, друг напротив друга стояли молодой парень и девушка. Казалось, растущее вокруг них напряжение заполняло собой каждую частичку воздуха и давило своей массой, своим ожиданием чего-то неизбежного.

На улице каркнула ворона, и Женя резко повернулся, ошарашенный таким привычным звуком. Но как только он снова посмотрел на Катю, её глаза были как нельзя близко, а рука ещё ближе. И только когда послышался чёткий, невероятно громкий шлепок, а его голову чуть откинуло вбок, он понял, что ему дали пощёчину. Причём такую мощную, какую он не получал ни разу в жизни.

Начнём с того, что он вообще никогда не получал пощёчин.

Его рука рефлекторно взметнулась вверх и провела пальцами по горячей коже. Слава Богу, она ударила по той стороне лица, где было меньше синяков.

Пока что.

Хоть Катя и была ниже Жени, всё же она схватила его за грудки футболки и с силой прижала к дверному косяку. Он не сопротивлялся, потому что знал, что сильнее, но всё же маленький огонёк страха зародился в его груди, когда он увидел сквозное безумие в этих серых глазах.

– Слушай сюда, говнюк, – она говорила быстро и с нескрываемой ненавистью, пока её слюни вылетали из-за рта. – Если ты не в курсе событий, я тебя посвящу. Мир сдох. Не только Питер, нет. Весь чёртов мир! Не знаю откуда, но я это… я это знаю.

Он слегка дёрнулся после последней фразы. Он ведь тоже знал. Непонятно откуда, но знал.

– И знаешь, что это значит? Знаешь?! – Она тряхнула его, но только лишь потому, что он ей это позволил. – А это значит, дорогой мой, что нахрен пропали все правила. Закон, конституция и этот твой сраный этикет! Кому будет хуже оттого, что я, видите ли, не выбросила в мусорку бутылку? Кому будет от этого хуже?

– А ты не хочешь попробовать остаться человеком? – И смотря ей в глаза, он добавил: – Или уже поздно?

Она опустила голову вниз, так что он видел только её макушку, откуда и росли волосы. Он слышал её дыхание и ощущал слабое, пытающееся показаться сильным давление кулачков на свою грудь. Похоже, она борется с внутренним монстром, не давая ему выйти наружу. И победила, так как сразу разжала ладони и молча вышла из магазина, не проронив ни слова.

Стоило ли ему говорить это? Он не знал. Следует ли сейчас останавливать её, уходящую вдаль, ничего не сказавшую? И кому, опять-таки, от этого будет лучше? Ей или ему? Или им обоим? Женя полагал, что её уход лишь сыграет ему на руку, поэтому решил не окликать эту сумасшедшую и дать ей свободно уйти.

И всё же он крикнул:

– Стой! – Её фигура продолжала удаляться, не планируя замедлять шаг. Наоборот, даже ускорила. Сам не зная зачем, Женя побежал за ней. – Да погоди ты! Давай договорим!

– Ты уже всё сказал.

Спина всё приближалась, и вскоре Женя положил руку ей на плечо, чтобы слегка развернуть к себе, но её тут же смели, оставив обнимать воздух. Сама она чуть ли не бежала, и чтобы не играть в догонялки, он резко приблизился, встал перед ней и быстро накрыл её плечи своими ладонями, легонько их сжав. И она остановилась. Посмотрела на него сквозь падающие русые волосы и сжала губы, превратив их в тонкую белую линию. Кулачки разом сжались, но Женя не обратил на это внимания и, аккуратно, даже с призрачным страхом убрав упавшие ей на лицо волосы, проговорил:

– Прости, если я…

– Нахер мне твои извинения? Ты лучше следи за тем, что говоришь.

И вот здесь он её стал ненавидеть. Его руки были у её головы, придерживая светлые пряди и не давая им упасть. Внезапно Женя почувствовал безумную смесь любви и ненависти к этим серым глазам, смотрящим на него прямо и неприкрыто. В нём закипело дикое желание прильнуть к её губам, попробовать их на вкус. Порвать эту чёртову майку и сжать её груди, да так, чтобы она закричала. Кончики его пальцев полыхнули ярким огнём злобы, и потушить этот огонь он хотел именно любовью. Любовью? Скорее похотью. Да, именно ей. Лишь на короткий миг она взвыла в нём оглушающим воем и удалилась, оставив после себя только еле слышный шёпот. Но он её испытал. Хоть на секунду, но испытал – эту первобытную страсть к чужому, такому манящему телу.