Юное сердце на Розе Ветров

– Вот он ты, не принимающий никакой помощи. Этим и влечешь тут всех, – улыбнулся парень.

– Чего? – ощетинился Шиндо.

– Да ничего такого, – махнул рукой Кота. – Просто хочу сказать, что окажу тебе любую помощь, не требуя ничего взамен. Тот твой ход многое сказал о тебе.

– И? – изогнул бровь Микаэль.

– И я был поражен, – ответил Нагашима. – Короче, можешь больше не опасаться меня. Я принимаю твои правила игры.

Выслушав признание, Мика фыркнул и, гордо тряхнув головой, развернулся и ушел, так ничего и не сказав в ответ.

– Сколько же спеси-то, а? – усмехнулся сам себе Кота, провожая парня взглядом.

Идиот, неужели подумал, что Мика верит в эту чушь? Направляясь по дорожке в сторону школы, Шиндо размышлял над случившимся. Ему не нужна помощь, особенно от таких, как этот Нагашима. Он и сам со всем справится, в конце концов, ему не привыкать к одиночной борьбе. Мика ведет ее с малых лет и привык к этому. И теперь, набравшись достаточно опыта, ему и подавно не нужны такие помощники, словам которых веры нет, даже если они звучат правдоподобно.

Школьный день оканчивается и Мика возвращается домой. Особых событий не случилось, а посему он мог продолжать думать о всех тех произошедших ранее вещах.

Уже поздно. Вечер. Темная одинокая гостиная, озаренная лишь светом работающего телевизора, перед экраном которого сидит Микаэль. На столике перед ним испускает пар чашка недавно налитого кофе. Еще один вечер, который он коротает сам, потому как отец никак не может расстаться со своей любимой работой и в последнее время приходит позднее обычного.

Вполне уже можно отправиться спать, что он обычно и делает, однако сегодня Мика упрямо продолжает сидеть на своем месте, вставая лишь для того, чтобы приготовить себе еще кофе, дабы не уснуть от скучной, дешевой мелодрамы наподобие той, от которых обычно заливаются слезами слишком мнительные и сентиментальные домохозяйки. Впрочем, трагедии тамошних персонажей мало занимают его мысли. Он сконцентрирован на собственных размышлениях, а посему, то, что идет по телевизору, не имеет для него никакого значения.

Подаваясь вперед, Мика берет со стола чашку и подносит к губам, снова откидываясь на спинку дивана.

Много всяких мыслей одолевают его, но в основном они сосредоточены вокруг Амане. Потому как, пусть даже Шиндо считает свой поступок верным, что-то внутри все равно травит его. Он не может действовать иначе, обстоятельства складываются против него, однако то, что он сотворил, не делает ему чести, и Мика понимает это. Также он понимает, что у него не было выбора. И эти два чувства сцепились воедино и не дают примириться с самим собой. Ему едва ли удается отогнать от себя эти противоречивые чувства, как в следующий миг снова в голове звучит заветное слово, упомянутое Юичиро, от которого внутри юноши все болезненно сжимается.

Друзья…

Прикусывая губу, Микаэль крепче сжимает чашку в ладонях. Он вспоминает Юу, которого частенько видит веселым и болтающим с друзьями, у которого сложились хорошие отношения с командой, с некоторыми одноклассниками, и не понимает, как ему это удалось. Он тут не так давно, всего каких-то пару недель и уже завоевал сердца многих, в то время как Мика абсолютно одинок. Ему не так легко сойтись с человеком, поверить ему, он предпочитает замкнутость, но от нее же страдает. Разумеется, не без причин он избрал такой путь, в прошлом, да и в настоящем у него были неплохие учителя, буквально силой заставившие его осознать, что доверять кому не попадя опасно.

– Юу, как тебе это удается? – прикусывая большой палец, Мика с тоской глядит перед собой, невидящим взглядом. – Почему все тебя любят? Ты же…

Горький комок подступает к горлу, топя дальнейшие слова. Голос обрывается и стихает. Мика подносит чашку к губам, делая несколько глотков.

Темная комната, единственный голос, звучащий в ней, – это внутренний голос разума самого Микаэля и шум телевизора. Одиночество съедает сердце того, кто беспомощен перед ним. Кто не может разбить связывающие оковы и вырваться на свет из глубокой тени, в которой он уже увяз безвозвратно. Никто, никто не хочет прийти и вытащить его из этой ямы, помочь облегчить душу. Даже психологи не могут найти ту нить, что вытянула бы его в жизнь и заставила позабыть о собственной боли, что как жирный, мерзкий червь пожирает его изо дня в день. Что говорить об отце, который, терзаясь своей собственной болью, совсем позабыл о нем и о том, что Мике нужна помощь не меньше чем ему, ведь это именно он пострадавший, именно он сгорал в аду, моля о пощаде, но в ответ ему только смеялись и причиняли еще больше страданий, пока все вокруг жили своей жизнью и не замечали, как он мучается. Видя отчужденность отца в какой-то момент Мика сам ощутил отчуждение, что в итоге привело к потере той слабой связи между ними, полностью отдалив их друг от друга.

Мика лишился такой необходимой ему поддержки в самый важный момент, а если вспомнить, что отец привел ему однажды двух совершенно незнакомых людей и назвал чужую женщину его новой мамой, которая вовсе не была ему матерью и никогда не могла стать ею, то поддержки от отца он фактически никогда не имел. Отец изначально пренебрег им, попытавшись вновь обзавестись семьей, которая причиняла Мике только моральные страдания. Но отец упорно не хотел замечать эти страдания, ведь утаить происходящее было невозможно, но он упорно делал вид, что у них в семье все хорошо, лишь бы только у его сына была мать и он ничем не отличался от остальных детей.

Вероятно, испытав предательство отца, который, вместо того чтобы быть с ним, решил обзавестись новой семьей, теперь Микаэлю было так трудно довериться кому-либо, поэтому он толком никогда не имел друзей, опасаясь подпускать их к себе слишком близко, тем самым порождая в них недоверие и, естественно, их контакт был непрочным, а поверхностным и слабым. Но Мика ничего не мог поделать со своей душой и натурой, которая отказывалась так легко доверять людям, не раз причинявшим ему боль. И теперь он просто страдал в своем одиночестве, в своем доме, в котором по большей части он пребывал сам, в удушающей тишине, которую могли бы нарушать звонкие голоса верных друзей или мягкий голос любимого человека.

От всех этих внезапно нахлынувших чувств Микаэль дрожал, как осенний лист на ветру. Его разрывала мрачная тоска, разрушала собственная беспомощность, давило осознание, что рядом никого нет и никому он не нужен, ведь его предали все. Все, кто когда-либо окружали его, выбросили Мику из своей жизни и сейчас либо откупались, либо совсем забывали. Даже Юичиро обзавелся этими проклятыми друзьями, которые стали для него настолько важными, хотя он ничего о них не знает. Он видит их впервые, но уже принял. Он верит им, а они верят ему. Почему? Почему сам Мика не умеет быть таким? Возможно, веди он себя как Юу, не случись в его прошлом этой трагедии, оставившей глубокий след в его сердце, сейчас бы он не умирал от своего одиночества, сидя в большой, холодной гостиной, дожидаясь возвращения человека, который предал его, заменил новой женой и ее ублюдочным сынком, а потом бросил в самый важный момент, увезя за границу и спихнув на попечение всевозможных психологов и врачей, вместо того, чтобы быть с ним самому. А потом по возвращении (хотя Мика предпочел бы навсегда остаться в Амстердаме и никогда больше не видеть этот треклятый Киото) определил в эту чертову школу, где Мика не ощущал покоя по сей день, вынужденный вести постоянную борьбу с теми, кто желал его и ненавидел за отказы.

Когда в замке повернулся ключ, Мика вздрогнул и обернулся к двери. А затем, отставив чашку, встал и неторопливо прошел в прихожую, озарившуюся светом лампы. Он остановился на пороге, как раз в тот момент, когда отец снял обувь и собирался уже подняться наверх.

– Привет. Ты еще не спишь? – увидев сына, с удивление воскликнул Натаниэль, ибо во всем доме не горел свет и он был убежден, что его сын уже давно видит сны.

– Нет, – приглушенно ответил младший Шиндо, с грустью взирая на родителя.

– Так иди ложись, уже очень поздно, тебе рано вставать, – взглянув на старые часы, служившие им ранее и теперь приведенные в действие, после смены батарейки, строго проговорил мужчина.

– А тебе? – опустив голову, глухо поинтересовался Мика, когда отец прошел мимо него.

– Что мне? – развязывая галстук, переспросил мужчина, обернувшись к сыну.

– Тебе разве завтра не рано вставать, так почему ты так задерживаешься? – глухо повторил мальчик и поднял взгляд на отца. В этом взгляде таилась обида и злость за то, что тот продолжает оставлять его одного так надолго.

– Ты прекрасно знаешь, какая у меня сложная работа. Мой рабочий день не нормирован, а сегодня как назло свалилась целая куча дел, – устало ответил Натаниэль.

– Вчера она тоже свалилась? – хмыкнул Мика. – Никого там часом из ваших трудоголиков не пришибло?

– Мика, сколько раз я тебе повторял, не смей говорить со мной в таком тоне! – прикрикнул на него отец, но для Микаэля это не послужило поводом для того, чтобы остановиться, он сделал это по иной причине. – Я делаю так, как считаю нужным и если я задерживаюсь в офисе, значит так надо, ты меня понял?

«Как ты не понимаешь, дурачок, что я стараюсь не ради себя, а ради тебя»

Мика только повел плечами и отвернулся, скрестив руки на груди. Неизвестно выражал ли тот жест его согласие со словами родителя или же показывал безразличие к сказанному.

– Извини, что вспылил, но я очень устал сегодня, – более мягко проговорил мужчина. – Я хочу лечь спать, ты тоже иди. Действительно поздно уже.

– Если вдруг надумаешь поесть, твой остывший ужин на столе, – с безразличием глядя перед собой, проговорил Мика.

– Что? – изумился старший Шиндо, поглядев на сына. Не в диковинку был этот поступок для него, но только сейчас он подумал о том, что Мика не просто так дождался его возвращения, а теперь всем своим видом показывает обиду в свойственной ему манере.

– Мика, ты ждал меня? Ты хотел о чем-то поговорить? – мягко задав вопрос, он с волнением ждал ответа. Не часто за последние года, Мика давал ему возможность понять, что он что-то хочет от него. Быть может, именно сегодня мальчик решил раскрыться, что-то сказать ему, попросить, поделиться. Мужчина так долго добивается этого, делая все возможное, дабы вернуть сына к нормальной жизни и обычному человеческому общению. Но кажется, он опять упустил этот важный момент.

– Может, ты хотел, чтобы мы поужинали вместе? – предположил отец, но Микаэль отрицательно покачал головой.

– Мика, – он подошел к мальчику и опустил руку на его плечо. – Ты ведь обычно спишь, когда я возвращаюсь. Скажи, что ты хотел? – глядя в отчужденное лицо сына, осторожно проговорил он.

– Хотел сказать, что вредно так много работать, жизнь мимо пролетит, оглянуться не успеешь, – вдруг резко сменив настроение, засмеялся Микаэль и, высвободившись, быстро направился к лестнице.

– Мика! – окликнул его отец.

– Ничего, папа, все нормально, я спать. Спокойной ночи, – и с этими непринужденными словами взвинченный юноша взбежал вверх по лестнице, а через пару секунд раздался стук захлопнувшейся двери.

– Мика… – глядя вслед сыну, тихо произнес мужчина и обреченно вздохнул. «Как же с тобой тяжело».

Подростки… с ними всегда трудно, а тем более с такими, как его сын, не желающий идти на контакт и ведущий себя довольно несдержанно, порой даже грубо.

«Я понимаю, тебе тяжело вдвойне, но я постараюсь дать тебе то, что так необходимо каждому ребенку»

Микаэль забежал в свою комнату и, быстро сняв с себя всю одежду, бросился на постель.

«Почему так трудно дышать, почему все вокруг так давит на меня?» – сжимая руками подушку и жмурясь, думал он, ощущая, как горькая обида и боль лижут своими языками каждую клеточку в его теле.

Может он и хотел. Может он хотел многое сказать, многим поделиться, попросить совета, но того не было так долго, что он успел позабыть обо всем том, о чем намеревался сказать. А теперь бесполезно. Все напрасно. Уже нечего говорить, все растаяло, как мираж в пустыне, осталась только голая, высохшая почва. Слова стерлись, а вслед за ними ушла надежда. Ничего не осталось, кроме пустой, темной комнаты и запертой в ней трепещущей, израненной души.

Танец на раскаленных углях

На следующий день, перед началом урока, Микаэль как всегда сидел за своей партой, не желая присоединяться к всеобщей болтовне одноклассников и желая только, чтобы время шло поскорее, и появление учителя, а также начало урока наконец прекратили эти надоедливые разговоры, когда вдруг позади него кто-то прошел. Обернувшись, он увидел Юу, который прошел мимо к своему месту, опустил на стол сумку, при этом не удостоив Шиндо ни единым взглядом, не говоря уже о слове, и, также игнорируя его присутствие, пошел к Глену и Шинье. Чувствовалось сейчас и на протяжении всего дальнейшего урока, что такой человек как Мика полностью исчез из жизни Юичиро. Он ни разу не обернулся к нему, а даже если и смотрел, то сквозь него.

Такое поведение Амане вызвало легкую усмешку на губах белокурого юноши, который вновь ощутил болезненную двойственность. И радость, и горечь овладели одновременно его душой, когда он убедился, что Юичиро более не расположен к нему так, как было прежде. Но Мика сделал то, что хотел и что должен был сделать, а потому то, как Юу ведет себя, вполне логично и соответствует реальности.

После урока, когда Мика прогуливался по территории, к нему подошел Синго со своими дружками.

– Ну что, ты молодец, – одобрительно проговорил Акутазава, с мерзкой улыбкой взирая на Микаэля. – Уж не знаю, как ты это сделал, что сказал, но Юу к тебе охладел. Ты очень послушный, несмотря на свою горячность.

– Пошли вон, – огрызнулся Мика.

– Уу, как невежливо, – протянул Синго. – Теперь, когда и Юу ты больше не нужен, тебе стоит быть сдержанней в выражениях. Мало ли что?

– А с чего ты взял, что я нуждался в этом надоедливом слюнтяе? Я только рад избавиться от такого неудачника, как он. Ведь я не ты и, чтобы не чувствовать своей никчемности, мне не нужна компания крутых ребят, которые будут охранять меня и днем и ночью, потому как я сам не могу постоять за себя, – криво ухмыльнулся Шиндо.

Рассвирепев от столь наглого заявления, Синго моментально подскочил к Мике и что есть мочи ударил его коленом в живот. Шиндо согнулся пополам от пронзившей его боли.

– Эй, парни, поднимите его.

По приказу Синго, двое парней стали по бокам от Микаэля и, взяв его под руки, выпрямили. Удар был более чем сильным, Шиндо все еще не мог успокоить сбившееся дыхание. Но тут кто-то схватил его за волосы и поднял голову. Это был Синго с удовольствием наблюдавший за его беспомощностью.

– Нравится? – злорадно поинтересовался он. – А как тебе понравится это? – с этими словами он впился грязным, отвратительным поцелуем в губы Микаэля. Он с наслаждением насиловал его рот, чувствуя, как трясет от этого Шиндо, как он пытается вырваться, но его крепко держат его друзья.

– Еще раз повторяю, выбирай выражения, иначе кто-нибудь рано или поздно оторвет твой поганый язык, – сказал Синго, разорвав поцелуй и схватив Мику за подбородок, по которому из уголка рта стекала слюна. – Вижу и впрямь понравился поцелуйчик, хочешь еще? – усмехнулся парень.

С ненавистью глядя на Синго, Мика сделал единственное на что был способен в такой ситуации – ударил обидчика лбом.

Схватившись за нос, по которому пришелся довольно сильный и резкий удар, повредивший переносицу, Синго воззрился на Мику, чье оскорбление было для него вопиющим, с такой ненавистью, словно был готов растерзать его тут же на месте, отплатив за ту кровь, что заструилась из носа. А в следующий миг размахнувшись, вложив в удар всю свою злость, ударил Шиндо по лицу. Он уже был готов начать наносить еще удары более жестокие и внушительные, но один из дружков отвлек его.

– Эй, Синго, глянь туда. Скорее. Остановись.

– Чего? – с яростью, которую он намеревался выплеснуть на Микаэля, набросился он на товарища, который испугавшись чего-то стал быстро жестикулировать, указывая на что-то в другом конце аллеи. Когда Синго поднял взгляд в указанном направлении его всего передернуло. Стиснув зубы, он наблюдал за высоким, стройным парнем, элегантности и лоску коего мог бы позавидовать любой аристократ начала XIX века. С присущей его натуре изысканностью и величием этот сереброволосый принц следовал по направлению библиотеки, но его внимание привлекла стайка ведущих себя шумно парней у здания учебного корпуса. Сделав им замечание, которому все последовали, ибо игнорировать указания председателя школьного совета, было не в их интересах, старшеклассник последовал дорогой, пролегающей как раз неподалеку от того места, где учинял свой беспорядок Синго. Авторитет этого человека в школе был незыблем и идти против него было себе дороже. Многие учащиеся воспринимали его тут как нечто божественного происхождения, однако их бог был суровым и не делал поблажек своим почитателям.

– Черт, Батори, – выдохнул Синго, как и многие опасающийся лишний раз попадаться на глаза человеку, добившемуся столь высокого положения в их школе, а тем более когда он делал вещи недопустимые и противоречащие установленным правилам поведения на территории школы.

– Запомни, грязная шалава, еще одна выходка и тебе конец! – прорычал он, обернувшись к Мике, которого продолжали удерживать его дружки. – Отпустите эту шваль, – сказал он парням, кивнув на Шиндо и развернулся. – Пошли отсюда, пока президент нас не заметил. Не хочу его видеть. Не хватало нам еще огрести от него из-за этого.

Двое парней, что держали Мику, отпустили его и пошли вместе с остальными за своим лидером. Ферид Батори прошел по тропинке, ведущей в библиотеку, так и не увидев всего того, что творилось в районе оранжерей.

Упершись руками о землю, Шиндо с трудом удерживался, чтобы вовсе не упасть. Тело все еще ныло, голова после столь мощного удара шла кругом. Во рту чувствовался металлический привкус, похоже, ему разбили губу, а может он прикусил язык, трудно сейчас разобраться. Он содрогался всем телом, но не позволял себе слез. Сейчас они стали бы еще более унизительными, чем обычно, он просто терпел, пока не угаснет в нем эта буря разрывающих чувств, дабы потом на трезвую голову обдумать ситуацию, но было кое-что, что он уже понял. Так дальше продолжаться не может, нужно что-то предпринять, ибо спасенья нет.

Учебная неделя пролетела незаметно. С того дня, когда Юу пригрозил Микаэлю, он больше ни на миг не задумался над тем, дабы попытаться еще раз заговорить с ним или даже взглянуть в его сторону, а уж тем более проявить учтивую снисходительность. Поступок Шиндо полностью отвернул от его персоны Юичиро, который был уже готов забыть о прошлых разногласиях и попытаться наладить более-менее мирные взаимоотношения. Но Мика вновь предстал перед ним в том самом неказистом свете, что много лет назад, напрочь лишив Юу тех маленьких, едва возродившихся лучиков, которые можно было бы назвать душевным расположением. Теперь Амане перекочевал в число тех учеников, что таили на Мику зло, и, в отличие от других, его зло имело гораздо больше причин для существования. По крайней мере, ему так казалось, ибо он знал Мику куда как дольше, нежели все эти парни вместе взятые. Он понятия не имел, чем Шиндо испортил жизнь другим и почему они его невзлюбили, но все чужие обиды казались ему вдвое меньше его собственных.

Он никому ничего не рассказал о том, кто был поистине виновен в том каверзном случае, произошедшим с двумя командами, только отныне он просто прекратил какие-либо попытки добиться внимания школьного красавца. Его отчуждение после некоторого времени заинтересованности в Микаэле, стало заметно классу, в частности Глену с Шиньей, но никто не отваживался заговорить с ним об этом. Многие и так понимали причины и лишний раз задевать брата по несчастью никто не собирался.

Что касается Акутазавы Синго, так его с переломом носа отправили домой лечиться. И тоже никто, кроме тех нескольких человек, присутствующих тогда в саду, не знал, кто именно так разукрасил лицо отпетого хулигана. Хотя некоторые слухи все же ходили, но поскольку точных подтверждений им не было, никакие меры не предпринимались.

Короткий выдох, в котором слышалась нотка озабоченности, вырвался из груди Мики, когда он присел на каменный выступ, бывший некогда оградой и, поставив на него одну ногу, изящно оперся о колено рукой, подперев голову, в которой с утра копились всякие далеко не радостные мысли. Лицо Мики было мрачным и сосредоточенным, что делало его еще более прекрасным. Тень задумчивости придавала загадочности пленительному образу, а сдвинутые в красноречивом молчании брови только возвышали и без того величественную натуру.

– Поостеречься бы тебе, – эти слова слетели с уст другого юноши, не менее утонченного чем Шиндо, но все же не такого притягательного. Леонард Коэн присел на выступ напротив Мики. Теперь Шиндо во всем своем вызывающем облике был перед ним как на ладони.

Мика обратил на него колкий, недоуменный взгляд.

– Не находишь, что в последнее время слишком много на голову свалилось? – с легкой улыбкой поинтересовался длинноволосый юноша. Шиндо ничего не ответил. Он отвернулся и только сильнее нахмурился.

– Ты будешь выглядеть слишком самонадеянным, если решишь, что он тебе это так с рук спустит.

– О чем ты говоришь? – задал вопрос Микаэль.

– Не секрет, что один ваш товарищ отсутствует уже которую неделю по кое-каким причинам, связанным непосредственно с тобой, – ответил ему Лео.

– Ты-то откуда узнал? – хмыкнул Мика, однако эта осведомленность пришлась ему не по душе.

– Я бы хотел похвастаться тем, что мне лично сообщил это тот, кто оказался непосредственно втянутым в эту бесчеловечную разборку, но, увы, довольствуюсь чужим источником, – с ноткой сожаления изрек Коэн, мягко взирая на голубоглазого парня.

Шиндо лишь фыркнул в ответ, но отпираться не стал и тогда Леонард спросил снова. На этот раз вид его был обеспокоенным.

– Есть какие-то мысли на этот счет?

Он был прав, Микаэль и впрямь не раз задумывался над тем, что будет, когда Синго вернется в школу. Собственно говоря, с утра его как раз и заботили мысли об этом чертовом, бесбашенном однокласснике. Он рассуждал так, что если до этого Акутазава не давал ему спокойной жизни, то после такого позора, он явно захочет поквитаться с ним. Предполагать, что он оставит это без внимания, Лео прав, может только последний самонадеянный, наивный болван.

– Может быть, есть резон поговорить с Батори, рассказать, как было? – осторожно предложил Лео, но тут же понял, что сглупил. Парень метнул в него такую молнию, что всё стало более чем очевидно.

– Мика, можешь не делать такой вид, я предложил не потому, что хотел тебя как-то оскорбить, – спокойно проговорил Коэн, не изменившись в лице даже после того леденящего взгляда. – Но ты всерьез должен подумать о своей защите.

– Для моей защиты мне не нужна чужая помощь, а тем более, помощь от него, – холодно ответил на это Шиндо и в следующую минуту, его губы расплылись в хитрой улыбке. – Тебе стоит думать лучше, прежде чем говорить мне такие мерзкие вещи.

– Хочешь сказать, если я на что-то рассчитываю в дальнейшем? – прищурился Леонард, элегантно опершись на руку.

– А ты на что-то еще смеешь рассчитывать, Лео? – также сузил глаза Мика.

– А какой мой ответ тебя устроит?

– Черт, – Шиндо отвернулся, тем самым показав, что на этой благостной ноте их диалог, посвященный этой скользкой теме, должен быть окончен. Надоело смотреть в глаза этому типу. Вместо этого он устремил взгляд на лужайку, где столпились на переменке школьники, и среди прочих заметил Юичиро, направляющегося в сторону стадиона.

– А вообще хочу отметить, – снова донесся до его слуха, вкрадчивый голос Лео, – ты стал спокойнее в последнее время. Раньше весь как на иголках был, только и делал, что срывался, а теперь…

– Почему бы и нет, – повел плечом Микаэль, провожая взглядом Амане, который, объявив ему негласный бойкот, отныне действительно дал Мике возможность вздохнуть свободней. – Основная заноза, как таковая, удалилась сама собой, а мелочь меня мало заботит.

– Удалилась… – медленно повторил Коэн. – Хм, как знать, как знать…

– А тут и знать нечего, – Шиндо соскочил с выступа и пошел в сторону тропинки, – после того, что я ему устроил, он больше не сунется.

– Уверен? – бросил ему вслед Лео.

– Вполне, – крикнул Мика, продолжая следовать своей дорогой. Насколько же было бы предпочтительней, если бы той уверенностью, с которой прозвучал его ответ Лео, обладал его внутренний голос, звучавший не так убедительно. Мика неплохо знал Юичиро и глубоко внутри понимал, что долго это затишье тянуться не будет. Тот обязательно сделает свой шаг и этот шаг будет куда страшнее того, что может устроить взбешенный Синго. Юу давний враг, хорошо знающий его, и, надо признать, далеко не никчемный, в отличие от идиота Акутазавы. Мика не видел Юу пять лет и сейчас мог только догадываться насколько он стал выдержаннее. Конечно, эмоции все еще владели его поведением, но та сдержанность, которую проявил Юу около оранжереи, помогла Мике сделать новые неутешительные выводы о своем давнем враге. В детстве Юичиро не стал бы разбираться и выяснять, кто виноват, а кто нет, он просто поколотил бы его от души за подставу, а тут он обошелся предупреждением, хотя Мика видел сквозившее не только в его взгляде, но буквально в каждом жесте, непреодолимое намерение отплатить ему сполна. Как ни прискорбно, но надо признать – Юичиро изменился за эти годы и надо с ним быть начеку.