Фантастическая история королевства Тарт

Наступала наша первая зима, шёл уже октябрь, ночами уже подмораживало, но днём воздух мог прогреться и до 15 градусов, пока мы все ещё были живы, но я не задумывался, переживём ли мы эту зиму. Мы жили одним днём, сегодняшним, пока было солнце, мы добывали еду, наступала ночь, мы готовились к схватке. Нельзя было создавать никаких планов даже на день вперёд, каждый день был новым и приносил сюрпризы, так, однажды, нам повезло, наши охотники пригнали в лагерь целых восемь оленей, это был праздник, это еда на несколько дней вперёд, чего у нас давно уже не было. У нас заканчивались патроны, рыба с наступлением осени, стала ловиться хуже, опасающиеся вначале собирать и есть грибы в здешнем лесу, теперь мы это делали с удовольствием, как и ягоды, впрочем.

В тот день, 21 октября, охотясь, мы забрели слишком далеко от лагеря. С каждым днём нам приходилось заходить всё дальше и дальше в поисках добычи, вот и в тот день, осмотрев поставленные силки, мы не обнаружили в них никого. Пришлось идти дальше, со мной был только Ян, солдат из моего взвода, и Найда, собака, та самая хромоножка, к тому времени она уже поправилась и её хромота была почти незаметна. Обычно мы не охотились в этой стороне, отсюда приходили саблезубые, какой смысл охотиться в угодьях саблезубых? Если только хочешь попасть прямо в зубы хищникам. Но выпал первый снег, на открытых участках леса стали видны все следы, и я увидел следы оленьих копыт. Для более чем ста мужчин еды каждый день требовалось много, поэтому я рискнул идти по оленьим следам. Итак, мы с Найдой искали добычу, и находились уже на приличном расстоянии от нашего лагеря, а оленей всё не было, снег к обеду уже растаял, и оленьи следы мы давно потеряли, шли наугад, собака бежала чуть впереди и вдруг навострила уши. Впереди, между деревьями, показался просвет, поляна, обрадовался я, и решил, что там расположились олени. Я оставил Яна с собакой, побоявшись, что все мы можем нечаянно спугнуть оленей, а сам как можно тише подошёл к поляне, оленей видно не было, но отчего тогда собака навострила уши? И тут я заметил дым от костра, а после – людей, вкруг него, я услышал их голоса, не могу даже передать, что в тот миг поднялось в моей душе. Первые люди за несколько месяцев! Не помня себя от возбуждения, охватившего меня, я бросился к ним. Я преодолел уже больше половины, когда увидел, как все они ринулись наутёк от меня, я закричал, замахал им руками, но казалось, что мой крик ещё больше подстегнул их. Через минуту на поляне никого уже не было, я ничего не понимал.

Я подошёл к месту их привала. Увидел ружья, подстреленных зайцев, догорающий костер, и понял, что передо мной были охотники. Сначала я хотел сразу бежать за ними вдогонку, но тут громко хрустнула ветка, я оглянулся и заметил ещё одного мужчину, он отчего-то не сбежал с остальными. Он сидел на корточках и смотрел мне прямо в глаза. Я увидел ужас в его глазах, и я ничего не успел сделать, сказать, как услышал лай Найды, услышал треск веток. Очевидно, услышав мой крик, Ян с собакой кинулись ко мне. Мужчина тоже это слышал, он мгновенно вскочил и тоже бросился бежать прочь с поляны. Я попытался остановить мужчину, и крикнул ему: «Постойте!», но в ответ лишь слышался его торопливый бег. Ян с Найдой выбежали на поляну, я крикнул:

– Найда, тихо, – собака замолчала, мы приучили собак слушаться нас беспрекословно, от этого зависели и наши и их жизни, у нас возник симбиоз, мы бы погибли без них в лесу, если не все к тому времени, то очень многие, но и они без нас погибли бы тоже.

– Ян, я скоро, ждите, там люди. И только потом я бросился следом за охотниками, если я их не догоню, подумал я, то может, хотя бы, узнаю дорогу к их селению. Я промедлил, убежавшие были уже далеко. На бегу мне стало жарко, я снял с себя шапку и тут оторопел, я понял, почему они бросились бежать от меня. Они испугались моего облика. Я совсем упустил это из вида. Ведь я был одет в шкуры, шкуры саблезубых, в летней форме было уже откровенно холодно, особенно по утрам, поэтому из шкур саблезубых я смастерил что-то наподобие жилета, он был довольно длинный, почти до колен. А половину моего лица скрывала шапка, сделанная из морды одной из убитой кошки. Я носил так глубоко надетую шапку на лицо не только из-за наступивших холодов. Моё лицо пересекал шрам, шрам, оставленный кошачьими когтями, он изуродовал моё лицо. У многих ребят были кошачьи шрамы, но я был единственный, у кого шрам был на лице, и мой шрам изуродовал моё лицо до безобразия, хотя мне ёще повезло, что я вообще остался цел, и даже сохранил зрение на изувеченном глазу. Мне было неприятно, когда на него смотрели, я предпочитал скрывать своё уродство. И я сделал эту шапку из кошачьей морды. Когда наступили холода, я стал натягивать шапку так низко, что кошачья морда оказывалась на моём лице, и смотрел я через кошачьи прорези для глаз. Я думал, что надевая таким образом шапку, я скроюсь от этих кошек. Ну, а после я стал закрывать лицо и оттого, что тартцы недолюбливают людей с физическими недостатками.

Я не догнал охотников в лесу, увидел я их, когда они были уже на опушке, спрятавшись за деревьями, и наблюдал за ними. Я не слышал их, но по их поведению я понял, что они всё ещё боятся. Они были возбуждены и то и дело поглядывали в лес, мужчины жестикулировали, мотали головами, они о чём-то спорили, возможно, решая, стоит ли им возвращаться обратно. Но в лес они вернуться не попытались. Потом, очевидно, они заметили меня, потому что когда они двинулись прочь, их шаги больше напоминали бег. Я, проводив их взглядом, стоя за деревьями, больше не пытался догнать их, я видел, куда они направились, вдалеке виднелся город. Мощные стены Тарта видны издалека. Я вернулся к костру. Мне надо было торопиться, солнце скрылось за облаками, в лесу стало сумрачно. Ян не видел охотников, и спрашивал меня, кто они, я ничего не мог сказать, он предложил догнать их, но я предпочел вернуться в лагерь и доложить обстановку командиру. Мы взяли себе подстреленных зайцев, я понял, что сегодня охотники вряд ли сюда уже вернутся, так что не стоит оставлять зайцев, всё равно их утащат хищники, а у нас не было добычи. Забрали ещё сумку с хлебом и солью, в сумке я хотел найти карту, либо еще что-то, что укажет нам, где мы собственно находимся. Но ничего такого там не оказалось, был только ещё нож. А зажаренных зайцев, что готовили охотники, мы тоже взяли с собой, одного съели по пути в лагерь, мясо было уже готово.

Мы возвращались в лагерь и представляли себе, как будут радоваться ребята нашей потрясающей новости. Почти четыре месяца мы прожили уже в этом лесу. Четыре месяца! И каждый день мы боролись, чтобы выжить, не попасть под убийственные клыки кошек, и добыть еду, чтобы все смогли досыта поесть. Ещё нам надо было укрываться от дождя и наступающих холодов, наша одежда почти вся истрепалась от ежедневного ношения. Но сильнее всего тяготила нас неизвестность, неопределённость нашего положения. Но именно здесь я понял, как человек легко привыкает к окружающей его действительности, иногда для этого хватает лишь одной ночи. И как бы тяжело ему не было, ищет в ней приятные стороны. Для меня такой стороной явилась охота. Прежде я никогда не охотился, вообще считал охоту неприемлемым занятием для цивилизованного человека, стрелять в беззащитных животных, просто варварство. Но здесь было иначе, мы хотели выжить, а для этого нам просто необходимо было охотиться, ведь нам нужна еда. Здесь охота не забава, здесь не убьешь просто так, здесь я должен добыть дичь как можно крупнее, затратив при этом минимум патронов. Здесь я сполна ощутил груз ответственности за подчинённых мне людей. К счастью, все ребята из моего взвода были целы и здоровы. Удивительный факт, но никто из всей роты ни разу не заболел за это время, ни от кого я не слышал ни одной жалобы на головную боль, или боли в животе. Иногда падали от усталости, это да – было. Но не от болезни, а ведь не раз мы промокали под дождём, и осенью дули холодные ветра, пронизывающие тебя насквозь, а ведь кроме плащ-палатки тёплой одежды у нас не было.

Мы торопились в лагерь изо всех сил не только потому, что кошки вот-вот должны были выйти на охоту, но, прежде всего как можно скорее хотелось сообщить всем наше сногсшибательное известие. Тогда мне некогда было задуматься, почему же за все эти четыре месяца мы не встретили никого из этого города. Хорошо, мы пришли издалека, пока обустраивали лагерь, далеко не уходили, местность неизвестная для нас, но почему же охотники из города нас не нашли? Расстояние, в принципе, не такое уж и большое.

Как только мы сдали зайцев и остальной провиант на кухню, я поспешил к капитану. Моя новость действительно ошарашила всех, в присутствие людей верилось с трудом. Но сегодня ужин был посолённый, на столе был хлеб, мы даже захватили пару фляжек с вином, так что по глотку досталось почти всем. Выходило, что я ничего не придумал, и рассказами об охотниках не пытаюсь просто поднять всем настроение. Ян охотников не видел, но на поляне остались их ружья, сумки, костёр и дичь, это он подтвердил. Так неужели мы вернёмся домой? Домой… мы уже перестали верить в это. Далёким сном вспоминалась нам наша предыдущая жизнь. Но город, на расстоянии каких-то пятнадцати-двадцати километров от нашего лагеря?! Цивилизация, а есть ли ты на самом деле? За четыре месяца я ни разу не видел ни одной белой полоски на небе, оставленной самолётом, так что сомнения в возможности возвращения домой давно уже поселились во мне. Пропавшую роту никто не искал вертолётами, ладно, пусть, но не увидеть в небе пролетающего самолёта, что здесь бермудский треугольник? Никто не мог уснуть в эту ночь, даже усталость не могла взять своё. Кажется, я заснул уже под утро, а разбудил меня Серёга Лосев.

Капитан дал нам последние наставления, приказал нам быть предельно внимательными, и, скрипя сердцем, отпустил со мной Снежина и Лосева по моей просьбе, и ещё двоих ребят я взял из своего взвода. Снежин был наш полиглот, я не расслышал вчера ни слова из разговора местных жителей, но отчего-то наш командир был твёрдо убеждён, что я всё равно бы не понял, на каком языке они говорили, так что Снежин был просто необходим. Лосев же был просто незаменим в любой непредсказуемой ситуации. Я один знал дорогу, конечно, я указал примерное место на нашей карте, которую мы рисовали сами, почти каждый день добавляя в неё новые и новые подробности. Но без меня ребята могли проплутать, а время дорого, ведь не исключалась возможность возвращения сегодня же, так что капитану пришлось отпустить двух офицеров, да ещё и прапорщика вдобавок.

Как только стало достаточно светло, мы двинулись в поход, саблезубых возле лагеря сегодня не было, впрочем, кажется, впервые мы не обращали на них особого внимания. Когда наш отряд прибыл на поляну, я обнаружил на ней всё то же самое, что мы вчера оставили. Видимо никто сюда не пришёл даже сегодня утром, но не могли же охотники испугаться до такой степени, что не возвратится даже за ружьями?

– Что ты о них думаешь, Серёга? – заметив, как внимательно Лосев рассматривает ружья, спросил я.

– Древность какая-то, никогда таких не видел, – задумчиво ответил Лосев.

– Что, командир, пойдём в город? – спросил я Снежина, мы сделали привал на поляне.

– Да, подъём, ребята, – скомандовал он.

– А ружья здесь оставим? – поинтересовался я.

– Пока, да. Будем возвращаться, может, прихватим, если будут ещё здесь. Возможно, хозяева ещё вернутся.

– Давай, возьмем хоть одно, на всякий случай, – предложил я.

– Уговорил, бери, – разрешил Снежин.

Мы дошли до опушки леса, осмотрелись. Перед нами растянулись поля, вдалеке виднелся город, людей нигде видно не было. Мы пошли к городу. Убранные поля сменили сады, нам попадались плодовые деревья, кустарники. У меня создалось впечатление, будто проходим мы какое-то садоводческое товарищество. Грядки, то тут, то там – кучи навоза, припорошенные лёгким снежком. Кое-где ещё виднелся не убранный урожай: капуста, свекла, морковь. Кое-где попадались невзрачные хибарки. В одну из хибарок мы заглянули, дверь была просто приперта палкой, внутри – грубо сколоченный деревянный стол, лавки, да две полки. Никакого садового инвентаря, ничего, только огарок свечи на одной из полок. Что-то меня смущала, какая-то деталь. И только когда я увидел огарок свечи, я вспомнил, что терзало меня последние полчаса, что мы шли по этим садам – провода. Привычное достижение цивилизации – электричество. Я сказал об этом ребятам, что мне это обстоятельство совсем не нравится. Мы решили не выходить пока на открытое пространство, деревья, пусть и без листвы, делали наше передвижение не таким заметным. Прожив в изоляции и на грани человеческих возможностей столько времени, мы сделались крайне осторожными. Мы ведь не забывали, что до сих пор не знаем где находимся, а там, где мы должны были быть, рядом была граница, мы могли, само того не предполагая, перейти её, и, выходило, что мы здесь нелегально, а ведь мы солдаты, и это крупный международный инцидент. А тут ещё этот странный город, мощные крепостные стены были сооружены из камня, и их высота давала понять, что не просто для защиты от лесных хищников воздвигнуты они. Они построены отражать атаки иных врагов, гораздо более опасных, и мы не знали существует ли опасность здесь для нас.

Взобравшись на крышу очередной хибарки, я осмотрелся, у нас был бинокль, так что я прекрасно разглядел и крепостную стену, и стражников на ней в карауле. А обжитого человеческого жилья поблизости не виднелось. Отсюда напрашивался вывод – люди, живут только за этой стеной, и они боятся, возможно, боятся того же, что и мы – саблезубых кошек, может, и не только. Мы пошли вдоль стены, всё также по садам, скрываясь за деревьями, ища вход в город. Через некоторое время мы наконец-то заметили ворота, но они были закрыты. Пока мы решали, как лучше попасть туда, в воротах открылся проём и выпустил две повозки запряжённых лошадьми. В бинокль я разглядел возниц, и вооружённых охранников, они открывали проём в воротах, когда повозки выехали, они снова закрыли этот проём.

Посовещавшись, мы решили проследить, куда направились эти повозки, и, если удастся, по возможности переговорить с возницами. Не привлекая к себе внимания возниц, мы двинулись вслед повозкам на значительном расстоянии. Но мы не рассчитали свою скорость, повозки довольно быстро скрылись с наших глаз. Прошёл час, как мы уже шли по дороге, но впереди вилась только змейка дороги. Но мы решили всё же продолжить путь, а не возвращаться назад, наглухо закрытые городские ворота не привлекали нас, а повозки ведь куда-то едут. А ещё через три часа пути что-то показалось вдали, мерещились нам или нет ещё одни крепостные стены? И вдруг мы увидели стремительно двигающуюся в нашем направлении точку, точка быстро превратилась во всадника на лошади, мчащегося во весь опор. Он был один, и мы не стали прятаться, к тому же прятаться было негде, лес был не так уж и близко, сады давно закончились мы шли через поля. Всадник в старинном плаще и шляпе, как у мушкетёра, промчался мимо, не обратив на нас никакого внимания, это придало нам уверенности. Вскоре нам навстречу попалась повозка, возница оглядел нас скучающим взглядом и тоже проехал мимо. Лошади, повозки, где автомобили? Что за одежда на этих людях? Зато сегодня никто не шарахался от меня, и это вселяло оптимизм, впрочем, сегодня на моей голове не было звериного оскала.

День был мрачный, то и дело накрапывал мелкий дождь, и серая масса на горизонте прежде казавшаяся нам дождливой тучей, наступающей на нас, оказалась серыми крепостными стенами Сартра. Пройдя ещё немного, мы, наконец, вплотную приблизились к очередной крепости. Ещё издали увидели мы открытые городские ворота, здесь было гораздо оживлённее, чем у ворот предыдущего города, откуда мы пришли. Возниц, которые стали нашими невольными проводниками, к нашему удивлению, мы почти догнали, и зашли в город почти одновременно с ними. Стражники у ворот тоже имелись, они окинули нас внимательными взглядами, но даже не попытались остановить. Снежин задал им несколько вопросов, но никто из нас не понял ни слова из их ответа, опасения командира оправдывались. Следуя приглашающим жестам стражников, мы спокойно зашли в город, на нас никто не обращал особого внимания, хотя наша одежда, на мой взгляд, была очень живописной. Сейчас была поздняя осень, а пропали мы в середине лета, соответственно одеты мы были в летнюю форму. Из шкур убитых зверей, мы мастерили себе зимнюю одежду, у кого какая получалась, и так ходили в лагере, но идя сюда, мы надели плащ-палатки, но и они от частого использования у всех потрепались, мы даже в них спали. Из всех нас один Снежин смотрелся более-менее прилично, как это ему удавалось непонятно. Сегодня на моей голове красовалась нечто из зайца, которое я именовал шапкой, поэтому при входе в город, я натянул это как можно глубже на лоб, чтобы больше напоминало головной убор, а когда мы вошли в город, чтобы скрыть свой шрам, а заодно и заячью шапку, я накинул капюшон.

На мой взгляд, мы походили скорее на лесных разбойников, чем на цивилизованных людей. Но когда мы прошли по городу несколько минут, наша одежда перестала быть для меня экзотической. Пристального внимания горожан она не удостоилась, вскоре я понял, почему. Здесь, как на каком-то карнавале, были перемешаны все исторические эпохи. Кто здесь только нам не встретился! Было впечатление, что мы попали на огромную киностудию, где снималось одновременно с десяток исторических картин, начиная с Древнего Рима и заканчивая, пожалуй, временами Дикого Запада. Более или менее современно одетых людей, для нашего понимания, мы здесь не увидели. Предположение, что здесь сегодня карнавал, или киностудия, рухнуло быстро. Во-первых, одежда отнюдь не была похожа на карнавальную, её одевали каждый день, это вне всяких сомнений, она была грязной, дырявой, плохо заштопанной, зачастую одежда была смешанной, костюм не выдерживал одну эпоху. Во-вторых, никто не кричал – внимание съемка, очистите съемочную площадку, да и камер нигде не было заметно. Люди вели обычную повседневную жизнь.

Улица, по которой мы шли, привела нас на рынок. Здесь мы попытались поговорить с торговцами, но никто из нас не услышали и слова знакомой речи. Из своего взвода я выбрал ребят разных национальностей, Ильяс – киргиз, Рауф – татарин. Снежин – еврей, по папе и знал иврит, папа мечтал, что однажды сын уедет на историческую родину, но кроме иврита, Слава прекрасно говорил на немецком, знал французский, английский. Я тоже мог объясниться на английском и на украинском, бабушка была украинкой, так что язык мне достался по наследству, если можно так сказать. И вот владея восемью языками, мы ни с кем не могли найти общего языка. Нам улыбались, никто не выказывал никакую агрессию, с нами пытались договориться, но услышав наши речи, в ответ лишь качали головами, никто не понимал нас, но всё же нам удалось продать несколько взятых с собой на всякий случай лисьих шкурок. Но главную задачу, где мы собственно находимся, так и не узнали. Но все местные жители на наши вопросы дружно указывали нам одну дорогу, во дворец, это я понял позднее, но прежде чем идти туда, мы решили поесть, раз раздобыли денег.

Поесть мы зашли в харчевню, хозяин взял у нас две монеты, мы не имели ни малейшего представления об их стоимости, но нам принесли достаточно еды. Сначала нам поставили здоровую миску супа из требухи, моя бабушка называла такой суп – ушное, и буханку хлеба. Хлеб, мы набросились на него с жадностью, казалось, мы никогда им не наедимся. Суп с хлебом нам принесла женщина, а вот после ушного был подан пирог, может, хозяин харчевни заметил, как мы поглощаем хлеб, и поэтому пирог стал следующим блюдом. Его нам принес мальчик, вернее уже подросток лет пятнадцати. Он что-то спросил нас, в ответ каждый из нас сказал ему пару фраз, мальчик, так же, как все до него, непонимающе улыбнулся в ответ, покачал головой.

– И ты ничего не понимаешь, – невесело констатировал я по-английски. И тут его глаза округлились, и он произнёс в ответ фразу, которую мы все поняли. Он сказал:

– Сэр, вы говорите на английском?

Мальчика звали Джеком, он был американец. Ночевать мы остались в харчевне, когда Джек освободился, он пришёл к нам, и мы проговорили несколько часов. Пять лет назад, то есть они прожили здесь уже пять лет, а попали они сюда из 18 июля 1969 года, Джек вместе со старшей сестрой Дженни и другом Сэмом поехали покататься на машине, родителей не было дома, и ребята решили развлечься, прокатиться до рощицы, что находилась невдалеке.

Родители Джека и Дженни держали ферму, в этот день они уехали в город, оставив шестнадцатилетнюю Дженни присматривать за младшим братом, Джеку в то время только исполнилось десять лет. Ферма родителей Сэма располагалась по соседству, и ещё вчера, ребята договорились провести день вместе. Кристофер, девятнадцатилетний брат Сэма, пытался ухаживать за Дженни, поэтому вскоре после завтрака Кристофер и Сэм появились на соседской ферме. Стоял одуряюще жаркий день, ребята возились на заднем дворе, жарили сосиски. Дженни с Кристофером устроились на веранде, Дженни не хотелось обижать Кристофера отказом, но представить его своим кавалером, она не могла. Кристофер злился, что Дженни глаз не сводит с пацанов и никак не хочет уединиться с ним, только отшучивается. В конце концов, он встал и крикнул Сэму, что им пора домой. Но Сэм так скоро не собирался, к тому же, они ведь договаривались быть здесь до приезда родителей Джека.

– Это нечестно, я никуда не поеду, мы даже сосиски ещё не дожарили, – завопил Сэм.

Кристофер буркнул, что приедет за ним позже, и уехал прочь. Теперь уже у Дженни испортилось настроение, одной ей стало скучно, поэтому она дала себя уговорить Сэму и Джеку поехать прокатиться. Они взяли поджаренные уже сосиски, колу и поехали. Ребятам хотелось прокатиться до рощицы, это было недалеко, но они ведь никуда не торопились, поэтому ехали медленно, по дороге уплетая сосиски, никто из них не заметил фиолетовую тучу, появившуюся на горизонте. Рощица встретила их прохладой, журчанием ручья, птичьим гамом. Здесь можно было встретить ужа, или ящерку. Джек с Сэмом устроили на них охоту, но так никого и не поймали. Они пробыли в лесу часа полтора, уже собирались домой, но тут неожиданно поднялся сильный ветер, резко похолодало, Дженни позвала ребят уезжать, они еле успели забраться в машину, как ливень хлынул стеной.

– Придется нам переждать дождь в машине, ничего не видно, ехать я не могу, – сказала Дженни.

Стали ждать, минут через сорок дождь ослабел, Дженни попыталась выехать из рощи, но, проехав совсем немного, вынуждена была остановиться опять, дождь хлынул с новой силой. Как только дождь чуть ослаб, Дженни завела машину и попробовала проехать хоть сколько-нибудь вперёд. Но тут они застряли, пришлось снова ждать, пока стихнет дождь. А небеса, казалось, играют с ними, как только Дженни, видя, что дождь стих, пыталась тронуться, дождь тут же начинался вновь. Таким образом, они провели почти два часа. Родители, наверное, уже волнуются, думала Дженни, было уже пять часов пополудни. Но, скорее всего, они не поедут в такой дождь из города, если так же, он их не прихватил по дороге. Значит, они могут позвонить из города, и не получив ответа дома, будут звонить родителям Сэма. Но никто не знает, что они уехали кататься. Может Кристофер, приехав за Сэмом, догадается поискать их в роще? Дженни очень надеялась, что родители ещё не волнуются об их судьбе, и они успеют вернуться до их возвращения.

– Будем ждать, когда дождь прекратится, и пойдём домой пешком, машина застряла, – сказала Дженни мальчикам и заглушила мотор.

Скоро в машине стало холодно, Дженни перебралась к мальчикам, все они были одеты очень легко, а в машине имелось только одно одеяло, они легли, прижавшись друг к дружке, и накрылись одеялом. Скоро дождь закончится, и мы пойдём домой, утешала себя Дженни, но шум дождя быстро убаюкал их, и дети уснули. Дженни проснулась от яркого солнца, её часы показывали девятый час утра, небо было голубое, ни облачка. Дженни не стала будить ребят, перебравшись на переднее сиденье, завела машину, как можно быстрее ей хотелось добраться до дома, и снять с себя ответственность за детей. Дженни даже не обратила внимание на тот факт, что вчера они застряли, а сегодня машина свободно тронулась, даже не забуксовав. От рощи, где они вчера были, до дома, максимум пятнадцать минут езды. Дженни засекла время, сколько интересно они вчера не доехали? Дженни стала волноваться уже через пять минут, потому что даже просвет не появился между деревьями, и с каждой минутой тревога её усиливалась, когда прошло пятнадцать, Дженни развернула машину и поехала в обратном направлении. По подсчётам девушки, они давно должны были уже выбраться из рощицы, но кругом были видны лишь деревья, словно не роща, а дремучий лес и никакого просвета. Дженни недоумевала, как она могла свернуть с дороги. Через двадцать минут она остановила машину и взобралась на крышу, разбудив при этом мальчишек, их любопытные мордочки вскоре высунулись посмотреть на неё.