Вверх дном

– Ну, что ж, – заметил голландский делегат, относившийся очень недоверчиво ко всему делу, – по-моему, лучше купить партию трески, чем бросать деньги на покупку каких-то неведомых ледников.

– Речь идет вовсе не о треске, – резким и высокомерным тоном прервал его майор Донеллан, – а о Полярной области, которую…

– Америка собирается проглотить! – шутливым тоном докончил за него Дэн Тудринк.

– Не поперхнется ли она ею? – заметил Борис Карков.

– Повторяю, – тем же тоном продолжал свое Донеллан, – речь идет не о треске, а о том, что Америка, в лице «Северной полярной компании», собирается купить площадь в 400000 квадратных миль за 84° северной широты…

– Всё это нам уже давно хорошо известно, майор Донеллан, – перебил его на этот раз профессор Гаральд. – Теперь нас больше всего интересует, как именно Америка собирается эксплуатировать эти моря, территории и…

Майор Донеллан начал в третий раз:

– Речь идет не о треске. Некое государство хочет купить часть земного шара, которая по своему географическому положению должна принадлежать исключительно Англии…

– России, – сказал полковник Карков.

– А почему бы не Голландии? – спросил Янсен.

– Скорее всего Швеции и Норвегии, – вставил профессор Гаральд.

– А по-моему, Дании, – сказал Эрик Бальденак.

Делегаты ощетинились, и мирное совещание грозило перейти в горячий спор, но тут на помощь явился Дэн Тудринк.

– Мой коллега, – сказал он самым примиряющим тоном, – коснулся вопроса, который уже давно решен: Полярная область пущена с публичных торгов и сделается собственностью того, кто за нее предложит больше всех. Ввиду того, что каждый из присутствующих здесь уполномочен своим государством распоряжаться известной суммой, не лучше ли будет составить синдикат[14], что даст нам возможность сообща отразить притязания «Северной полярной компании»?

Делегаты переглянулись. Синдикат! Что ж, не глупо придумано! Теперь в промышленности и в политике это словцо в большой моде. Хочешь дышать, пить, есть, спать – всем распоряжается какой-нибудь синдикат!

Однако еще не всё было ясно.

– Ну, а что дальше? – спросил Янсен.

– Да, в самом деле… Положим, синдикат купит. Что же ему затем делать со своим приобретением?..

– Мне кажется, что Англия… – начал было майор сухим тоном.

– И Россия, – прибавил полковник Карков, нахмурив брови.

– И Голландия, – поспешил вставить Янсен.

– С тех пор, как существует Дания… – начал Эрик Бальденак.

– Позвольте, позвольте, – вмешался опять Дэн Тудринк. – Из-за чего нам ссориться?.. Вернемся лучше к нашему синдикату.

– Ну-с, а что же из этого будет дальше? – повторил свой вопрос Гаральд.

– Дальше? – ответил Дэн Тудринк, – а вот что: когда вы купите Полярную область, она останется или в общем владении, или четыре державы уступят ее – понятно, за известное вознаграждение – в полную собственность пятой. Во всяком случае этим будет достигнута наша главная цель: окончательное исключение Америки из числа претендентов.

Предложение английского секретаря показалось всем благоразумным; на первое время, конечно, потому что в недалеком будущем, когда дело дошло бы до выбора, того пятого счастливца, которому все остальные четыре собственника уступят свои доли, все делегаты не преминули бы вцепиться друг другу в волосы. Во всяком случае хорошо было уже и то, что, как справедливо заметил Тудринк, Америка окончательно исключалась из числа совладельцев.

– Что умно так умно, – одобрил Эрик Бальденак.

– Да, ловко, – согласился полковник Карков.

– Хитро, – подтвердил Янсен.

– Находчиво, – сказал Гаральд.

– Чисто по-английски, – изрек и сам майор Донеллан.

Каждый вставил свое словцо, тая в душе надежду в удобное время провести своих товарищей.

– Итак, – сказал Карков, – решено: если мы составим синдикат, каждому из государств будет предоставлено в будущем действовать вполне самостоятельно. Правильно?

Все подтвердили.

Предстояло только выяснить, какими кредитами располагал каждый делегат. Деньги предстояло сложить вместе, и сумма, без сомнения, превысит денежные возможности «Северной полярной компании».

Вопрос о кредитах предложил всё тот же Тудринк. Но тут произошло нечто неожиданное.

Воцарилось полное молчание.

Никто не хотел отвечать. Вывернуть свои карманы? Заранее открыть карты и назвать соперникам ту предельную сумму, которой каждый из них может располагать? Нет, благодарим покорно! Ну, а если между членами синдиката возникнут раздоры? Да и вообще разве обстоятельства не могут измениться? Нет, нет, ни за что! Предстоящая игра требует большой осторожности. Показать содержимое своих кошельков – равносильно верному проигрышу.

Очевидно, что ответить Тудринку можно было только двояким образом: или преувеличить свой кредит, что, впрочем, могло создать самое неловкое положение в ту минуту, когда потребовалось бы внести наличные деньги, или, наоборот, настолько уменьшить его, что вся затея синдиката обратилась бы в шутку.

Последняя мысль возникла прежде всего у голландского делегата, который и без того не придавал серьезного значения предложению английского секретаря: остальные, понятно, ухватились за нее.

– К моему крайнему сожалению, – сказала Голландия, – для покупки Полярной области я располагаю суммой всего в пятьдесят риксдалеров.

– А я – всего тридцатью пятью рублями, – сказала Россия.

– А я – двадцатью кронами, – сказала Швеция и Норвегия.

– А я – и того меньше: всего пятнадцатью кронами, – объявила Дания.

– Что же, тем лучше для вас, – произнес майор Донеллан обычным своим презрительным тоном. – Очевидно, Полярная область останется за вами, так как Англия собирается предложить за нее полтора шиллинга.

И на этом закончилось совещание делегатов Старого света.

Глава III

в которой производится продажа арктической области

Почему продажа Северного полюса, назначенная на 3 декабря, должна была состояться в обыкновенном аукционном зале, где продавалась мебель, посуда, утварь, инструменты – одним словом, всякое движимое имущество? Почему, раз дело шло об имуществе недвижимом, аукцион не назначили, как принято в подобных случаях, в конторе нотариуса или в гражданском отделении суда? И, наконец, к чему понадобилось участие оценщика, если вопрос шел о продаже целой части земного шара? Разве можно было Северный полюс – нечто, являющееся самым неподвижным в целом свете, – приравнивать к обыкновенному движимому имуществу?

Это казалось нелепым, но всё же было так. Полярная область продавалась как простая движимость, и купчая крепость нимало не теряла от этого своей силы. Но, с другой стороны, не указывало ли это условие продажи на то, что «Северная полярная компания» смотрит на свою недвижимость, как на нечто такое, что можно переместить? Эти странности очень удивляли проницательных людей; правда, их не так много в Соединенных Штатах.

Необычайность дела привлекла в день аукциона огромную толпу, если и не серьезных покупателей, то во всяком случае любопытных, которым не терпелось узнать, чем всё это кончится. Да и в самом деле, состязание обещало много интересного.

К тому же надо заметить, что со времени приезда в Балтимору европейских делегатов за ними очень ухаживали, их окружали большим вниманием, причем, само собой разумеется, газетные репортеры не оставляли их в покое. Немудрено поэтому, что общественное мнение, как случается всегда в Америке, было чрезвычайно возбуждено. Составились безумные пари – обычная форма, в какую выливается в Соединенных Штатах общественное возбуждение. Хотя граждане всех частей страны разделились на группы, придерживавшиеся каждая своего мнения, но в общем все были, конечно, на стороне соотечественников. Американцы надеялись, что Северный полюс укроется под голубым звездным флагом. Однако эта надежда не мешала им испытывать некоторого рода тревогу. Им не страшны были ни Россия, ни Дания, ни Швеция с Норвегией, ни Голландия, но тут была Англия с ее захватническими претензиями, с упорным стремлением всё присвоить, с ее деньгами, на которые она не скупилась. Одни держали пари за Англию, другие за Америку, как делается на скачках и на бегах, и число стоявших за оба эти государства было почти одинаково. На остальные четыре державы никто не ставил. Хотя аукцион назначен был в двенадцать часов, но скопление любопытных на Болтон-стрит уже с раннего утра мешало уличному движению. Возбуждение достигло крайней степени. Еще накануне телеграф сообщил всем европейским газетам, что большая часть пари, предложенных американцами, была принята англичанами, о чем немедленно, по распоряжению Тудринка, были вывешены объявления на стенах аукционного зала. Среди публики разнесся слух, что английское правительство предоставило в распоряжение майора Донеллана значительные суммы и что арктические области уже внесены лордами Адмиралтейства в список колоний.

Сколько во всем этом было правды, никто не знал, но в этот день даже самые осторожные и рассудительные из жителей Балтиморы решили, что если «Северная полярная компания» будет предоставлена только собственным силам, то в борьбе с Англией она потерпит поражение. Одна возможность чего-нибудь подобного навела такой страх, что некоторые из наиболее горячих янки немедленно же сделали попытку произвести давление на вашингтонское правительство. А сама компания, в лице своего скромного агента Форстера, казалось, вовсе и не замечала охватившего всех волнения и оставалась по-прежнему невозмутимой, как бы заранее уверенная в победе.

По мере того как приближался назначенный час, толпа всё прибывала, и за три часа до открытия аукциона Болтон-стрит был уже настолько запружен публикой, что, казалось, не было никакой возможности пробраться к зданию аукционного зала. А когда двери его распахнулись, то вмиг всё пространство, отведенное публики, переполнилось до такой степени, что негде было упасть яблоку. Осталось незанятым только одно небольшое отгороженное место для делегатов.

Туда прошли пятеро представителей европейских держав. Они стали тесной кучкой, плечо к плечу, точно солдаты, готовые идти на приступ.

Они ведь и в самом деле собирались броситься на штурм Северного полюса!

Со стороны Америки и на этот раз не явилось никого, если не считать агента рыбной фирмы, грубое лицо которого выражало полное равнодушие ко всему, что творилось вокруг него. Казалось, он думал лишь о новых партиях трески, которые должны были прибыть к нему из Нью-Фаундленда. Глядя на него, публика недоумевала, ломая себе голову над вопросом: кто же, наконец, те таинственные капиталисты, представителем которых является этот толстяк, быть может, ворочавший миллионами долларов? Никому и в голову не приходило заподозрить, что Мастон и миссис Скорбит имеют отношение к этому делу. Да и как можно было об этом догадаться? Затерянные в толпе, они сидели среди не принимавшей участия в аукционе публики. С ними были некоторые выдающиеся члены Пушечного клуба, товарищи Мастона. С виду они были просто зрителями, как и все присутствующие в этом зале. Казалось, Форстер даже не знаком с ними.

Само собою разумеется, что, вопреки установившемуся при публичных аукционах обычаю выставлять продаваемый предмет перед публикой, объект продажи выставлен на этот раз быть не мог. Нельзя же было передавать Северный полюс как какую-нибудь безделушку или старинную вещицу из рук в руки, разглядывать в лупу и тереть пальцем, пробуя, не поддельная ли на ней позолота.

Однако если налицо и не было самого полюса, зато на стене за оценщиком висела – предоставленная взглядам присутствующей публики и всех заинтересованных в этом предприятии лиц – огромных размеров географическая карта приполярных стран. На этой карте, на семнадцать градусов выше Полярного круга, была проведена яркая черта, шедшая вдоль всей восемьдесят четвертой параллели, обозначавшая именно ту часть земного шара, которая по инициативе «Северной полярной компании» была пущена в продажу. Область эта, следовало предполагать, представляла собой море, сплошь покрытое толстой ледяной корой. Но это уж, конечно, касалось только тех, кто желал ее приобрести. Во всяком случае обмана не было: всякий видел, что покупает.

Ровно в двенадцать часов из маленькой двери в глубине зала вышел главный распорядитель аукциона Эндрю Джилмор и занял место у стола. Флинт – аукционист, на котором лежит обязанность выкликать цену, отличавшийся необыкновенно могучим голосом, – уже давно расхаживал своей тяжелой походкой вдоль решетки, отделяющей стол аукциониста от публики. Оба заранее предвкушали удовольствие положить в свои карманы солидный процент от предстоявшей продажи. Само собою разумеется, что покупка, согласно американским правилам, должна была состояться на наличные деньги, выплаченные немедленно. Вся сумма, вырученная от продажи, как бы велика она ни была, должна быть сполна передана прямо в руки тем делегатам, которым область не достанется.

В зале раздался звонок, оповестивший открытие аукциона.

Настала самая торжественная минута. Во всем квартале, во всем городе дрогнули сердца, и по всему Болтон-стрит и прилегающим улицам пронесся гул, нашедший себе отклик и в стенах зала.

Эндрю Джилмору пришлось подождать, чтобы шум и волнение немного утихли.

Наконец он встал и обвел глазами присутствующих; затем, сбросив монокль, начал взволнованным голосом:

– По предложению нашего правительства, а также с согласия государств Нового и Старого света, назначена в продажу недвижимость, расположенная вокруг Северного полюса, ограниченная восемьдесят четвертою параллелью и состоящая из материков, морей, островов, островков, ледяных полей, со всем, что там есть твердого или жидкого. Обращаю ваше внимание на карту, – продолжал он, указывая пальцем на географическую карту, составленную на основании новейших исследований. – Площадь этого участка равняется приблизительно четыремстам семи тысячам квадратных миль. Для удобства продажи решено отнести оценку к каждой квадратной миле отдельно. Поэтому каждый цент будет считаться за четыреста семь тысяч центов, а целый доллар – равным четыремстам семи тысячам долларов… Потише!..

Последняя просьба была далеко не лишней, так как в зале поднялся такой шум, что решительно ничего нельзя было слышать. Когда, наконец, благодаря вмешательству Флинта, голос которого звучал, как корабельная сирена во время тумана, спокойствие отчасти восстановилось, Джилмор продолжал свою речь:

– Прежде чем приступить к аукциону, считаю своим долгом напомнить одно из условий этой продажи, а именно: полярная недвижимость сделается полною собственностью того, кто ее купит, и какие бы географические или метеорологические перемены ни последовали в будущем, право собственника навсегда останется за ним неприкосновенным и неотъемлемым.

Опять упоминалась эта загадочная оговорка, которая если у одних возбуждала смех, то у других невольно будила подозрение.

– Аукцион открыт! – объявил дрогнувшим голосом Джилмор и взялся за молоточек из слоновой кости.

Подняв его привычным жестом аукциониста, он выкрикнул гнусавым голосом:

– Торг начался с оценки: десять центов за квадратную милю.

Десять центов, или одна десятая часть доллара, что в общем составляло сумму в сорок тысяч семьсот долларов за всю Полярную область.

Делегат Дании сделал первую надбавку.

– Двадцать центов! – сказал он.

– Тридцать центов! – крикнул Янсен от имени Голландии.

– Тридцать пять! – сказал Гаральд от имени Швеции и Норвегии.

– Сорок! – провозгласил Борис Карков от имени России.

Это подняло первоначальную сумму уже до ста шестидесяти тысяч восьмисот долларов, а между тем аукцион только начался.

Не мешает заметить, что представитель Англии до сих пор не раскрыл еще рта, и его плотно сжатые губы не издали ни единого звука.

Молчал и Форстер, представитель фирмы, торговавший треской. Он держал в руках газету и, казалось, был углублен в чтение коммерческих известий.

– Сорок центов за милю, – повторил, растягивая слова, громогласный Флинт, – сорок центов!

Четыре товарища майора Донеллана переглянулись. Неужели они уже так быстро дошли до предельной суммы своего кредита? Неужели им с этой минуты придется устранить себя от участия в аукционе?

– Итак, сорок центов, – повторил Джилмор. – Кто больше? Сорок центов!.. Ведь, надо полагать, Северный полюс стоит подороже…

Датский делегат не устоял и крикнул:

– Пятьдесят центов!

Голландский делегат надбавил еще десять.

– Шестьдесят центов за милю… – снова раздался голос Флинта. – Шестьдесят центов!.. Кто больше?..

Образовалась уже очень порядочная сумма в двести сорок четыре тысячи долларов.

Надбавка голландского делегата, видимо, произвела благоприятное впечатление на присутствующих, и в зале раздался одобрительный шум. Странная и, тем не менее, обычная вещь: бывшие в зале бедняки без копейки за душой, казалось, были больше, чем настоящие участники, заинтересованы этой схваткой долларов.

Последняя надбавка Янсена возымела некоторое действие и на майора Донеллана: он поднял голову и посмотрел на Тудринка, но тот сделал едва уловимый отрицательный жест, и майор промолчал.

Форстер же по-прежнему был углублен в чтение газеты и изредка делал на ее полях какие-то пометки карандашом.

Стоявший в толпе Мастон переглядывался с миссис Скорбит и одобрительно кивал головой, отвечая на ее улыбки.

– Ну, что же все вдруг замолчали? – продолжал Джилмор. – Нельзя ли поживее?.. Аукцион тянется как никогда!.. Итак, никто не дает больше?.. Можно кончать?..

И, говоря это, он то поднимал, то опускал свой молоточек из слоновой кости, приготовляясь стукнуть им в последний раз.

– Семьдесят центов! – сказал Гаральд уже не вполне уверенным тоном.

– Восемьдесят! – выкрикнул Борис Карков, едва дав окончить своему сопернику.

– Ну-с!.. Восемьдесят центов! – подхватил Джилмор, большие круглые глаза которого разгорались всё больше и больше по мере того, как надбавляли цену.

Дэн Тудринк сделал жест, так подействовавший на майора Донеллана, что тот вскочил, как бы поднятый пружиной.

– Сто центов! – коротко, точно отчеканивая, произнес представитель Великобритании.

Этими двумя словами Англия брала на себя обязательство внести четыреста семь тысяч долларов. Державшие пари за англичан громко крикнули «ура», подхваченное многими из публики; зато другие – державшие пари за Америку – переглянулись и видимо приуныли, разочарованные таким печальным оборотом дела. Шутка ли сказать: четыреста семь тысяч долларов! И добро бы за что-нибудь действительно стоящее такой суммы, а то чуть не полмиллиона долларов за айсберги и ледяные поля! Но представитель таинственной «Северной полярной компании» не издал еще ни звука, не поднял ни разу головы. Неужели он так и просидит всё время молча, не сделав ни одной надбавки?! Если допустить даже, что ему хотелось выждать момента, когда делегаты Дании, Голландии, Швеции и России исчерпают свои средства, то ведь эта минута уже, по-видимому, настала. По крайней мере, судя по тому, как все отнеслись к почтенной цифре майора Донеллана – «сто центов», – ясно было, что они уже готовились к отступлению.

– Сто центов за квадратную милю! – два раза повторил оценщик.

– Сто центов!.. Сто центов!.. Сто центов!.. – громко повторял аукционист.

– Кто больше? – спросил Джилмор. – Итак, решено?.. Жалеть никто не будет?

И, говоря это, он поднял молоточек и обвел глазами всех присутствующих, затаивших дыхание от сильного волнения.

– Раз!.. – стукнул он молоточком, – два!..

– Сто двадцать центов!.. – спокойно произнес Вильям Форстер, перевертывая газету и даже не поднимая головы.

– Гип! Гип! – подхватили державшие крупные пари за Америку.

Майор Донеллан, в свою очередь, гордо выпрямился; его длинная шея механически поворачивалась над угловатыми плечами, а тонкие губы сложились и стали похожи на клюв. Он кинул молниеносный взгляд на представителя американской компании, но безуспешно. Тот даже не шевельнулся.

– Сто сорок! – произнес майор Донеллан.

– Сто шестьдесят! – сказал Форстер.

– Сто восемьдесят! – прогремел майор.

– Сто девяносто! – пробормотал Форстер.

– Сто девяносто пять центов! – завопил делегат Англии и скрестил на груди руки, как будто бросая вызов всем американским штатам.

В зале наступила такая тишина, что слышен был бы полет бабочки, шорох ползущего червячка, движение микроба. Казалось, в данную минуту жизнь каждого из присутствующих была в руках майора Донеллана. Его подвижная голова теперь не двигалась. Дэн Тудринк, наоборот, ожесточенно скреб себе затылок. Джилмор приостановился на несколько секунд, показавшихся всем вечностью. Агент рыбной фирмы продолжал читать газету и по-прежнему делал карандашом какие-то пометки, очевидно, не имевшие ничего общего с продажей Северной области.

Неужели и он дошел до той предельной суммы, превысить которую уже не мог? Неужели он откажется сделать хоть малейшую надбавку? Неужели сам он понял, что зашел слишком далеко и что предложенная сумма за ледяную пустыню – верх безумия?

– Сто девяносто пять центов! – повторил аукционист. – Стучу!..

И он взмахнул молоточком, собираясь ударить им по столу.

– Раз!., два!..

– Кончайте!.. Кончайте!.. – послышались нетерпеливые голоса многих из публики, крайне недовольных нерешительностью главного распорядителя аукциона.

– Раз!., два!.. – повторил он опять.

Взоры всех были устремлены на представителя «Северной полярной компании».

А этот удивительный человек вынул из кармана большой клетчатый фуляровый платок и начал не спеша громко сморкаться. Глаза Мастона и миссис Скорбит тоже были устремлены на толстяка, и по тому, как лица их то бледнели, то краснели, можно было догадаться, каких усилий стоило им скрыть свое волнение. Чем объяснить, что Вильям Форстер так медлил и колебался сделать надбавку к цене, предложенной майором?

Между тем Форстер высморкался раз, другой, даже третий и только тогда скромно пробормотал:

– Двести центов!

Весь зал содрогнулся; еще мгновение – и в воздухе раздались такие неистовые крики: «Гип!.. Гип!..», что стекла зазвенели в окнах. Майор Донеллан был ошеломлен: точно подкошенный, он тяжело опустился на стул, рядом с не менее смущенным, чем он сам, Тудринком. Цена за всю область доведена была до восьмисот тысяч долларов; очевидно, превышать эту сумму уполномоченный Великобритании не имел права.

– Двести центов! – сказал Джилмор.

– Двести центов! – возгласил за ним Флинт.

– Раз!.. Два!.. Кто больше?..

Майор Донеллан, движимый невольным побуждением, опять встал и окинул взором всех делегатов, которые, видимо, только на него и возлагали надежду отстоять Северный полюс от американцев. Но это было последним усилием английского делегата. Он открыл было рот, но не проронил ни слова и снова сел. Англия уступила своему сопернику.

– Три! – прокричал Джилмор, и по залу пронесся стук молоточка.

– Гип!.. Гип!.. Гип!.. – орали державшие пари за Соединенные Штаты.

Известие о том, как кончился аукцион, мигом разнеслось по Балтиморе, а телеграфная проволока передала его во все уголки Старого и Нового света.

С этой минуты Полярная область сделалась собственностью «Северной полярной компании». На следующий день Форстер, согласно американским правилам, отправился объявить, на чье имя приобретена вышеупомянутая покупка. На предложенный ему вопрос последовал ответ: Барбикен и К°.

Глава IV

в которой появляются старые знакомые наших юных читателей

Барбикен и К°!.. Председатель Пушечного клуба! Действительно есть чему подивиться! Что делать артиллеристам в подобном предприятии? А вот мы сейчас это увидим.

Нужно ли официально представлять читателям Импи Барбикена, председателя Пушечного клуба в Балтиморе, капитана Николя, Мастона, Тома Гентера с его деревянными ногами, неутомимого Билсби, полковника Блемсбери и многих других их товарищей, которых читатели уже знают? Конечно, нет! Эти чудаки, правда, постарели на двадцать лет с тех пор, как своей попыткой отправиться на Луну заставили говорить о себе весь мир, но в остальном они остались всё те же. Им всем не хватало кому руки, кому ноги, но это были всё те же отчаянные люди, готовые очертя голову броситься в любое самое необыкновенное приключение. Время не одолело этот легион отставных артиллеристов – оно их щадило, как оно щадит пушки, вышедшие из употребления и украшающие музеи старых арсеналов.

Если Пушечный клуб еще двадцать лет назад, то есть в первый год своего основания, насчитывал уже восемьсот тридцать три члена (понятно, мы подразумеваем под последним словом людей, а никак не члены их тела, не их руки и ноги, в чем у многих из этих оригиналов и тогда уже ощущался большой недостаток), то в описываемое нами время их было, конечно, неизмеримо больше. Число их особенно возросло со времени последней, получившей всемирную известность, попытки членов этого клуба завязать сношения с Луной. Нелишне будет в нескольких словах напомнить читателям эту знаменитую историю, наделавшую в свое время немало шума.