Точка столкновения

Открыв глаза где-то в иной реальности, Вэйнон оказался на цветочном лугу полуприкрытом тенью тополей, осыпающих все своим пухом в несвойственном лету природном безмолвии. В небе за лиственными кронами сияло нежно голубое приятно согревающее солнце. Вместо надоевшей уродливой брони на нем были привычные для дома спортивные штаны и футболка. Вдохнув теплый воздух, пропитанный цветочными ароматами несколько секунд, он сидел, просто наслаждаясь внутренним покоем и окружающей тишиной, нарушаемой только шелестом листвы тополей на ласкающем ветру.

Сквозь расстояние услышав прекрасное девичье пение, отзвуки которого разносились здесь повсюду, понимая, что времени мало, он побрел по тропинке в сторону тенистых аллей усыпаемых пухом в неестественной для лета тишине, туда, откуда исходили манящие звуки любимого голоса. В легко дышащей груди сердце трепетало на фоне замершей в предвкушении капельки счастья человеческой души, делая подобные мгновения единственным, благодаря чему он все еще жил. За белой ротондой, в которую упиралась приведшая дорожка, на берегу ручья лежала идеальной красоты молодая особа с нежно голубыми в цвет главного из здешних солнц волосами. Ничего кроме желто-оранжевой легкой юбки-солнца до пят с проймой спереди и золотой диадемы, поверх стриженных лисьим хвостом длинных прядей безупречность сияющего бронзой тела не скрывало. Воплощая в себе порнографические грезы, как обычно она была фактически обнаженная. Вдоль берега ручья растянувшись на метры, лежала складчатая золотящаяся абстрактными узорами продолжающая ее юбку своеобразная палла, под спиной бантиком привязанная к ремешку, держащему чуть скрывающее ноги одеяние. Выглядящая скучающей она играла с водой, неспешно водя рукой по холодной глади журчащего ручья.

– Здравствуй любимый, что-то ты сегодня поздновато, – повернувшись с приветственной улыбкой, протянула она своим средним тембром нежно смягчающимся, как всегда собою источая несвойственные для человека плавность неспешность. В своей бесконечной безмятежности уподобляясь лону затерянного где-то в уголке вселенной океана, уходящему за горизонт. Вэйнон упал на колени сев на пятки, глядя очарованными не просто влюбленными, а буквально привязанными принадлежащими ей глазами, здесь наполненными детской бесхитростностью. Пластичной походкой от бедра вышагивая босыми ногами по траве, она издевательски медленно приближалась к нему; волоча за собой тянущуюся сюрреалистическим золотящимся хвостом паллу, плавно заводя руки за голову, ослепляя своим телом, безупречной красотой сияющей вне времени. С хулиганской улыбкой зная, что сейчас каждое ее движение сводит млеющего здоровяка с ума.

– Сегодня что-то случилось? – даже не поцеловав, она, издевательски положив нежную желанную ладонь к нему на макушку, стала обходить его громаду кругом, обворачивая в тянущуюся следом паллу. – Ты же смотришь моими глазами? – не смел шевельнуться смирно замерший на коленях Вэйнон, просто за ней наблюдая, и уже от этого получая удовольствие. – Сегодня я как-то засиделась, все пропустила, – интонацией и мимикой изобразила она глупую девочку, выходя из-за его спины. Обернув его хвостом своей юбки, с едва сдерживаемым смехом на него глянув, она не знала, чтобы такого сделать еще, как поиздеваться, прежде чем отдаться в объятия, скрещенными руками обхватившая сочную грудь расстоянием более метра не допуская сближения. – Ну и что ты скажешь мне? – произнеся, провокационно разомкнула она губы якобы в ожидании ответа. Раздавленный истомой удовлетворяя ее раболепным взглядом, в ответ он только сглотнул пересохшим горлом, застыв в желании соприкосновения с наблюдаемой прелестью. Она расхохоталась, в удивлении качая головой, он полный счастья улыбнулся тоже. – Случилось много чего, но пусть это останется где-то там, – тихонечко потянув за паллу, мольбой в глазах он просил ее перестать играть и просто подойти. Убрав улыбку, она утихомирилась во взгляде. Грациозно приблизившись, невесомо опустилась на его колени и наконец, даровала возможность соприкоснуться с нежностью своих губ, дав мощным ручищам жадно себя сжать и повалить на траву…

Нежно голубые пряди обтекая плечи тихо колыхались на ветру. Скрестив свои идеально стройные демонстративно вытянутые ноги, спустя минут тридцать обнаженная, еще источая сладостный жар, она сидела на камне у ручья, нежась в лучах главного здешнего солнца. Брызнув водой во влюбленного Вэйнона лежавшего рядом на боку голову подперев рукой, неспособного от нее оторвать счастливый взгляд. Никому в том грубом уродливом мире было его не понять. Да сейчас он и сам не понимал, как все дошло до этого: как стал безумцем, живущим во сне. Это очаровывающее прекрасное нечто, вернее она воплощала в себе образ красавицы с голубыми волосами когда-то давно пленившей сердце еще юного Вэйнона, подойти к которой он так и не осмелился, потом после первой командировки на юг длиною в год поняв, что шанс упущен – она уже была занята. Долго не находя покоя, в Инфосфере он создал себе крохотный мирок в котором в идеале воссоздал ее из своих воспоминаний, настолько скрупулезно проработав внешность, все детали характера, поведения что буквально вдохнул в нее жизнь. И она ожила, неведомо как в пределах Инфоматерии из пустого подвижного воспоминания перевоплотившись в полноценную личность, пленив его собой.

Беспомощно он увяз в созданной иллюзии, переросшей в нечто большее; обретший самостоятельность разросшийся в пространстве Инфоматерии мирок в прямом смысле захватил его разум – он утратил возможность естественно спать, видеть сны, свободно разумом скитаться по виртуальному пространству. Не засыпая, а по сути, автоматически подключаясь к Инфосу, он буквально затягивался воплощенной в нем реальностью, с удовольствием оказываясь в ней, ведь здесь его ждала она. Вот почему в физической действительности у него не могло быть семьи, и почему он мог годами находиться в командировке на ненавистном юге. Ведь дома, в гармонию мира которого он не вписывался, его все угнетало – счастливые сверстники, имеющие семьи, доставшие с вопросами о женитьбе, детях. А на юге, среди руин и ужаса где-нибудь у одинокого костра, когда реальность была максимально ненавистной он просто ложился и засыпал попадая к ней, становясь истинным собой и самым счастливым во вселенной, с жалостью потом глядя на всех этих убогих порождений действительности неспособных даже представить себе того что имеет он.

Его богиня, всегда ждущая за гранью сна, была безупречна, неописуемо прекрасна, ее глубокая интересная личность поражала своими тонкостями. Только о ней вспоминая он беспомощно замирал, сердце обдавая холодом от осознания, что вся эта воплощающая бесценное сокровище идеальная красота и сладость ею вкуса была доступна только ему. Наплевав на себя в реальности, на свою настоящую жизнь он целовал ее пленяющее тело, стоял перед ней на коленях. Единственное что временами мучило так это вопрос о ее сущности. Кто она, что она такое? Ведь она полноценная личность, самостоятельная во всем, в разы умнее Вэйнона, он принадлежит ей, а не она ему. Это он гость в ее мире, может он когда-то его и создал, но сейчас эта полноценная ей покорная реальность живет сама по себе. А она сама живая во всех смыслах собой будто воплощала иную форму жизни каким-то образом зародившуюся внутри Инфоматерии пронизывающей вселенную. – Жизнь может существовать в любых формах, зачастую немыслимых. А все что живое то имеет душу, или получает ее после становления, дабы не быть напрасным, – так ответил Фросрей на косвенно заданный мучающий Вэйнона вопрос. Спросить прямо он не мог, ведь о своей богине как о величайшем сокровище не желал никому рассказать, в реальности для всех оставаясь непонятым сумасшедшим.

– Что для тебя реальность? – лишь внешне выглядящая как человек, сидя на камне у ручья спрашивала она.

– Ты, – не задумываясь, глядя на нее, молодым непривычным голосом отвечал Вэйнон. – Во всей этой большой странности ты для меня реальнее всего.

– Иди сюда, – она потянула его за руку, заставив увидеть собственное отражение в воде ручья. Увидев себя молодым парнем, которым представал в этом мире, существующем вне власти времени, он тягостно улыбнулся. – Не у каждого в этой жизни есть свой собственный рай, – горячо шепча на ухо и без того к ней привязанного она делала его буквально от себя как от наркотика зависимым.

– Я самый счастливый… во всех мирах, – когда его щеки оказались в ее ласкающих ладонях, замирая от нежности, промямлил он, ее забавляя. Полными любви настоящими своими глазами на нее глядя, спасительной ее близостью согретый ту свою жестокую темную сущность, оставленную в реальности, он сейчас естественно всем сердцем ненавидел. И наполнялся страхом за свою душу тенью всегда нависающим над ним в этом прекрасном месте под светом трех солнц.

– Счастливый здесь, но сумасшедший там для них, но все от того что они просто ничего не понимают, – с этими словами она поцеловала его, торопясь пока была возможность, нежной влажностью как всегда растворяя в блаженстве, своим светом заслоняя бесцветную реальность. В ее объятиях приятно напряженный досадно рано он почувствовал резкой болью ворвавшийся в тело холод, парализовавший в ногах, кистях рук; жуткая реальность, в которой он замерзал завала его обратно.

– Мне пора, – когда ее губы отстранились, прошептал он.

– Как всегда помни – я, люблю тебя… бя… я… – ее последние слова эхом разнеслись в его унесшемся сознании. Резким болезненным падением в темноту вернулся он в физическое бытие, очнувшись на холодном камне у дымящих останков Идола. Промерзнув насквозь, трясясь как осиновый лист, неохотно он становился обыденным чудищем, тягостно с судорожным дыханием со своей темной сущностью заново смиряясь. Как всегда после пробуждения всем светом жутко недовольный ломанулся он к огню, желая согреться, прорвавшись через его облепившее кольцо ненавистных порождений реальности, своими рожами сейчас вызывающих тошноту.

Свинцовыми тонами сквозь облачный слой пришел долгожданный рассвет. Окружающий застывший в холоде лес, покрытый туманной дымкой, молчал мертвой тишиной. Последние дрова догорали в кострах всю ночь освещавших уступ, спасая от холода и темноты.

– Бойцы слушай меня! – обратился ко всем майор Калегром. После бессонной морозной тяжелой ночи все выглядели угрюмыми измотанными, но деваться было некуда, все самое страшное как говориться было еще впереди. Не теряя бдительности, приглядывая за направлениями возможного нападения, и армидейцы и Люди Волка слушали командира. – Вот и пришло время нам выплеснуть свою злобу. Все мы уже мертвы! – командир смотрел и на своих безумцев и на Людей Волка, подавляя скорбь. Глядя в уставшие измученные лица, он против воли видел будущие трупы, жестоко разорванные волчьими клыками. – Все мы умерли сегодня этой ночью, увидев, на что способен Дух, – с подступившим к горлу комом продолжал он свою речь. – Этот лес нас так просто не отпустит, деваться некуда, поэтому остается только уйти со смыслом, утащив с собой на тот свет как можно больше врагов.

Бьемся на смерть, но не растрачиваем жизни впустую, выживаем до последнего, потому как надежда есть, хоть и слабая, но есть. Во время всех этих геноцидов, подобных массовых убийств мирного населения вырезать всех до единого, как правило, очень сложно. Всегда кто-то умудряется спрятаться. В особенности женщины, дети умудряются залезть в немыслимые места. Как говориться: жить захочешь – под землю закапаешься. Так что выдвигаемся в деревню, напрямую на восток, через так называемую «Долину Волков», наплевать. Выдвигаемся с целью поиска и спасения всех возможных выживших, попутно бьемся с волками.

Пробираться придется через дебри так что держаться кучно как единое целое не получится, да и противник, скорее всего, будет пытаться разбить нас на куски. Никакой особой тактики для такого случая у нас нет, но есть вот эта штука, – сняв с пояса, командир показал всем золоченый армейский горн, – слышите ее звук – идите на него, я буду дуть регулярно, чтобы вы разбрестись не могли, чтобы хоть как-то поддерживать единство… Все наши жизни остались где-то там, и не осталось ни прошлого ни будущего, только то что здесь и сейчас. Давайте напоследок оторвемся по полной. Творите что хотите, убивайте и разрушайте все что видите! Слышите малдорумные безумцы, вы получаете полную свободу: упивайтесь кровью, рубите врага, вынимайте ему кишки! Только своих не зацепите. Покажем этому лесу, что такое Малдурум, устроим здесь ад! – прокричал командир, озверевшие на волне с ним безумцы с адреналином расширенными глазами поддержали его слова единым согласным воплем, в некоторых особо перевозбудившихся случаях мечи вознеся над головами. Психопата Джейсона от ощущения полной официально предоставленной свободы будто обдало холодной водой. При выдохе его глаза закатились от понятного только ему тонкого удовольствия, опьяняющего предвкушением крови, ожидающим впереди росплеском садистских фантазий.

Так и оставшиеся ненужными два миномета, тащить которые с собой не имело смысла, в центре выступа развернутые, принялись гулкими хлопками и выбросами отработанной пыльцы выстреливать имеющийся боезапас. Раздающиеся следом за свистом излета мин сеющие смертельные осколки взрывы посыпались на лесистые откосы, ведущие к занимаемому уступу, на оставшийся внизу кусочек склона горы до его перехода в мерзлые дебри. Себе подобного даже не представлявшие хвойные древние деревья сотрясенные взрывами продырявленные и изодранные осколками оставались без сучьев или со скрипом и грохотом мертвенно заваливались. Волчьи соглядатаи дежурившие на подступах к уступу от грохота взрывов в панике бросившиеся вниз по склону визгом и беспомощным рыком себя выдав, были накрыты несколькими точными выстрелами преследовавшими их до границ долины. Взрывами сотрясая оказавшиеся беззащитными преддверия ненавистного леса, бойцы смешанного воинства хоть ненадолго почувствовали свое над ним превосходство.

– Вперед господа! – едва артиллеристская канонада смолкла, громко сказал командир, сквозь расступающуюся постепенно приходящую в движение толпу двинувшись к южному спуску с уступа их сюда приведшему, к вырубленной в нем лестнице. Как и большинство коллег офицеров, на ходу отстегнув плащ, свисая за спиной в условиях ожидаемого впереди «веселья» способный стать обузой. Мины, хранившие подступы к высоте были окончательно отключены соответствующим заклинанием, стальные колья с внутренней стороны рвов телескопически свернулись в колышки. Бойцы, с оружием наготове перебираясь через оставшиеся ненужными рвы, не торопясь двинулись вниз по склону, наплевав на вьющуюся по нему лестницу, по расчищенному взрывами артиллерии пути. Безумцы, жаждущие крови прибавляли шаг, образуя авангард отчаянного воинства, в составе которого шагал Джейсон, желающий размяться Вэйнон. Командир Калегром наоборот, шаг сбавив, оказался примерно в центре возглавляемого сводного отряда.

Спуск с горы оказался легким и быстрым. Едва первые бойцы, в основном армидейцы в числе которых были Вэйнон, Джейсон сошли со склона, выйдя на отделяющую мерзлые дебри снежную поляну, как волки, со всех сторон взревев сигнальным оповещающим воем, приближаясь волной звериного рычания, обгоняя друг друга, хлынули потоком из полосы начинающих лес деревьев. С яростью и бешенством животные столкнулись о щиты и мечи солдат. Началась свирепая беспощадная бойня. Лохматые твари, оказавшиеся значительно крупнее своих собратьев из природы вне власти Таргнера, бесстрашно бросались под мечи, армидейцы – обученные профессиональные солдаты, без труда разрубали их на куски, забрызгивая себя и все вокруг их алой кровью. Но уступающее в размерах звериное вражье брало массой, нападая одновременно со всех сторон, собою облепляя бойцов, зубами вгрызаясь, куда только можно, пытаясь повалить их на снег. Если армидейцам как танкам полностью укрытым броней пока волчьи зубы были неопасны, то среди вклинившихся в схватку Людей Волка появились первые раненные.

Атакованные со всех сторон бойцы машинально сбились в кучу, выставив по краям своего неровного скопления стену армидейских щитов и ощетинившись копьями, рубя свирепо набрасывающихся тварей. Джейсона разрубившего уже с десяток зверюг, забрызганного вражьей кровью, животное рычание которого глушило закрывающее лицо забрало, за стену щитов пришлось буквально затаскивать – путь до деревни предстоял сложный, каждый боец был на счету. Волки зажали сборный отряд со всех сторон, заставив занять круговую оборону, своей напирающей массой сдавливая выставленную стену щитов, все яростнее через которую прорываясь. Бойцы в центре отряда столпившегося в построении «оборонительный круг» быстро сменили мечи на луки. «Внимание, осколки! Укрыться щитами, опустить головы!» – послышался крик майора Калегрома и в окружающих волков полетели армидейские гранаты, град стрел с взрывными наконечниками дополнительным аккордом распахал лохматые ряды. Непрекращающаяся череда взрывов рассеивающих стальные осколки разрывала волчьи туши на куски. Злобное рычание резко сменилось скулением и жалобными стонами загибающихся от боли животных, в противовес которым из сгрудившихся посреди поляны рядов послышался безумный радостный смех.

По отражении первой вражеской волны, воспользовавшись мгновениями затишья, армидейские медики принялись оказывать первую помощь раненным Людям Волка, буквально на ходу наспех заклеивая их раны специальным гелем, скрепляя пластырями, стягивая повреждения бинтами. Качественной медпомощи никто и не требовал, все знали что бойня будет насмерть, главное только до того как истечь кровью как можно больше волчьих выродков с собой на тот свет утащить, поэтому следовало торопиться. – Вперед на восток, к деревне. Нам нужно успеть до темноты! – криком командовал майор Калегром. Если не уничтожив, то распугав чертовых волков, отбив их первую атаку, по воронкам от взрывов, разорванным лохматым тушам, добивая, что осталось отряд двинулся вперед. Дружно единым целым войском, напрямую напролом через километры заснеженного леса к деревне в сердце долины. Аномальная побагровевшая круговерть Вихря, в отсутствии Древа хвостом вытянувшись почти до земли, с громыханием исторгая молнии, все также висящая по центру здешнего небосвода, стала главным ориентиром в выпавшем смешанному воинству марш-броске по лесным лабиринтам.

ГЛАВА 4

Изолированное небо долины, к утру затянувшееся слабым тускло-белым облачным пологом погрузило потеплевший Вечномерзлый лес в серые тяжелые тона. Едва отряду стоило войти в плотные заросли здешних могучих хвойных, как волки не заставили себя ждать. Они нападали волнами, как и ожидалось, старясь разбить войско на куски. Поддерживать единство в густых дебрях было в принципе невозможно, вдобавок враг своими атаками отрезал части сборного воинства друг от друга, пытаясь отбить отдельных бойцов от общей массы, на каждого отставшего наваливаясь всей своей силой. С диким рычанием, звериной мощью, зубами вцепляясь в элементы брони, пока тщетно пытаясь которые сорвать, налетая сразу по нескольку штук, волки валили бойцов на снег. И если закованные в броню армидейцы, профессиональные головорезы, лица укрывшие забралами сами или при помощи коллег поднимались, постепенно расчленяя всех посмевших лезть лохматых тварей, то среди Людей Волка, индивидуально менее защищенных неизбежно появились первые убитые. Да и ремни, внутри держащие листы золотистой стали, цепляемые острыми клыками, трещали все сильнее, и было очевидно, что долго в таком темпе выдержать не смогут.

Позабыв про инстинкт самосохранения, бесстрашно жертвуя собой, сотнями бросаясь под мечи, волки брали самым настоящим кровавым измором, каждый пройденный метр леса, для своего неприятеля превращая в испытание. Если поначалу рубить их казалось вполне посильно и даже весело (для затерявшихся в Малдоруме гостей из Армидеи), то со временем силы постоянно махать мечом уже просто не оставалось. Не ослабляя натиск волки, добиваясь своего, срывали отдельные листы брони с армидейцев, чаще всего с плеч и предплечий, живота, вцепляясь зубами в открывшиеся части тел. И среди золотящихся здоровяков стали появляться первые раненные. Вдобавок ко всему захлестывающее иногда топящими со всех сторон волнами волчье море так и норовило пастями ухватив за клинки вырвать мечи из рук поглощаемых бойцов. Мало того что приходилось отбиваться практически безостановочно порой на протяжении нескольких минут так еще и оружие держать нужно было крепко, чтобы не остаться без меча что в нынешних условиях было равно обречь себя на смерть.

Командирский горн звучал в лабиринтах снежных дебрей со стабильной периодичностью. Отбивая очередную атаку и Люди Волка и армидейцы различавшиеся где-то там, в обычной жизни, сейчас все как одно целое, помогая друг другу, не бросая никого, двигались на звук объединяющего горна, стараясь не отставать и сохранить единство отряда, лишая врага даже иллюзии легкой победы. Сотрясая дремлющие годами покоя здешние деревья, осыпая себя белым снегом с их ветвей, рубя волков сотнями, следом из трупов, луж алой крови прожигающих окружающую белизну, грохотом взрывов гранат, стрелами, оставшимися в древесных стволах и подергивающихся волчьих тушах, неся потери, отряд не так быстро как хотелось бы, но упорно двигался вперед. Уже в километре от горы следом за вереницей хаотичных следов выйдя к тому, что осталось от группы ушедшей с вождем посреди ночи. В окружении передающих затянувшуюся агонию мечущихся отпечатков подошв на белом крове скованные холодом среди следов кровавых брызг валялись обрывки окровавленной одежды вперемешку с оружием и снаряжением, но трупов полное отсутствие. Подвергшись атакам волков, в кромешной тьме на последнем издыхании занявшие круговую оборону посреди одной из полян остатки пошедших за сломавшимся вождем Людей Волка, разумеется, были разорваны на куски. Их трупы, как и положено, растворились, хоть и подозрительно быстро и фактически одновременно.

Артэнсферу от распада, фактически душу от освобождения внутри артэона удерживала частица Духа, составляющая верхний слой миниатюрной его питающей звезды сокрытой в центре груди. После гибели организма сдерживающая частица Духа исчезала, возвращаясь к хозяину, и артэнсфера распадалась. Душа, фактически получающая освобождение, выведенная в физическое состояние уходила в мир иной, потоками своей энергии сжигая тело, не опаляя ничего более. Поэтому артэоны не имели кладбищ – после смерти по истечении нескольких часов их тела просто растворялись поглощаемые белым светом, не оставляя даже пепла. То же самое с номаками, только тут все зависело от давности принятия дозы необходимого эликсира подпитывающего слой сдерживающий душу; недавно насыщенные жизненно необходимым снадобьем, не отпуская душу их тела нетленно могли пролежать дольше, но в итоге тоже просто растворялись белым светом. Своих убитых в развернувшемся в Вечномерзлом лесу жарком противостоянии, как и в любом другом боестолкновении артэонские солдаты привычно бросали. Ведь через несколько часов их тела просто исчезнут, а оставшиеся бронекостюмы под наложенными чарами после смерти носителя в течение суток станут грудой гнилой трухи и пыли. Да и складывающаяся обстановка не оставляла времени даже на символическое прощание, в лучшем случае боевой товарищ оказавшись рядом снимал жетон с шеи очередного павшего, продолжая двигаться вперед, чтобы не отстать.

Командир Калегром, хоть и прикрываемый со всех сторон все равно успевая отбиваться от врага, продолжал подавать сигналы горном, понимая, что для бойцов, сражающихся в округе это единственный ориентир и единственная возможность для двигающегося отряда поддерживать единство в окружающих смертельных дебрях. Джейсон рубил волков десятками, по возможности уродуя, не добивая, оставляя визжать и мучиться. Веселым это все быть для него уже перестало, силы неизбежно заканчивались, а чертовы твари не давали продохнуть, атакуя новыми и новыми волнами. Изрядно забрызгав свою пока целую броню кровью, убивая и убивая, он ловил себя на том, что фоном слышит какие-то неестественные звуки, эхом раздающиеся в голове, все отчетливее в этом фоне различая коварный знакомый до боли женский смех. Что-то темное и мерзкое пульсируя внутри получая удовлетворение от происходящего и этим насыщаясь, разрасталось, распускало по его телу свои холодные щупальца замораживающие все эмоции не оставляя ничего кроме злобы, ярости и безумно бьющегося сердца. И вот отбив вместе с окружающими ребятами очередную волну атаки, получив минутку передышки, он остановился, сумев глубоко вдохнуть, с разрывающимся в груди сердцем о покое в безумии даже не мечтая. Добив волчью самку, корчащуюся рядом, острием вверх подняв измазанный во вражьих внутренностях клинок, по которому каплями текла свежая кровь, вблизи на эту тягучую массу глядя он почувствовал, как пересохло в горле. Обмакнув палец в свежей вражьей крови текущей по клинку, не зная, не понимая как удовлетворить клокочущую внутри звериную жажду, помыслив: «почему бы и нет?» он решил освежить боевой окрас на лице. Произнесением заклинания, автоматически подняв забрало на шлем, отерев уже имеющиеся незначительные брызги вокруг остававшихся открытыми глаз, поверх черных чуть поблекших линий дрожа в дыхании, затрясшейся рукой он нанес размазанные полосы красной липкой крови. Взбесившееся сердце разогналось так, что заложило уши; с кружащейся от перенапряжения головой, он завис, раздавливаемый расщепляемый под прессом невыносимой тяжести ощущая вполне реальное наслаждение, сквозь ломку выходящее осадком во внутренней глубине пылающей в высвобожденном из тайных недр мраке.