Гражданин СССР

И буквально сразу наткнулся на маленькую медную табличку на которой было написано:

«Подъезд №5»

Открыв тяжелую дверь, Борис попал в небольшой прохладный вестибюль и сразу наткнулся на седого старшину, около которого стоял невысокий, худой узбек в строгом сером костюме.

– Мне приказали явиться в пятый подъезд! – негромко сказал Борис.

– Товарищ Щварцман? – уточнил узбек, забирая паспорт из рук Бориса.

– Так точно! – по-военному ответил Борис, вставая по стойке «Смирно».

– Вас ждут! Я провожу вас! – объявил гражданский узбек, первым начиная движение.

Как они прошли на третий этаж. Борис не помнил.

В себя он пришел, когда сопровождающий, который за все время путешествия по узким лестницам и двум переходам не сказал ни единого слова, коротко постучав в дверь, открыл ее и спросил: – Разрешите?

Услышав короткое: – Войдите! – первым вошел в кабинет и остановился.

Дождавшись, пока Борис войдет, закрыл дверь, и быстрым шагом дойдя до стола, за которым сидел коренастый узбек с плечами борца и приплюснутыми ушами, четко доложил:

– Шварцман Борис Викторович доставлен! – положив на абсолютно пустой стол паспорт Бориса.

– Свободен! – бросил Борец, протягивая правую руку, поросшую рыжеватыми волосами Борису, которому ничего не оставалось, как пожать ее.

– Присаживайтесь! – предложил Каримов, убирая только что принесенный паспорт на правый угол стола.

– Спасибо! – выдавил Борис, осторожно присаживаясь на край стула.

– Вы собираетесь эмигрировать в Израиль? – быстро спросил Умаров, пристально посмотрев на собеседника.

– Угу! – буркнул Борис, понимая, что все документы все равно проходят через КГБ.

– У вас имеется вещь, которая ни в коем случае не должна покинуть пределы страны! Лучше придите ко мне и просто передайте ее! Ничего вам за это не будет! Это я вам обещаю, капитан Каримов!

– Я не понимаю, о чем идет речь? – совершенно искренне ответил Борис.

– Придите домой, поговорите с родственниками. Мы вам все равно не дадим вывести эту вещь из страны! Вы же хотите нормально и без проблем и задержек уехать? – вежливо спросил Каримов.

– Конечно, хочу! – громко ответил Борис, смотря как Каримов, открыв ящик стола, вынул из него лист бумаги.

– Надо написать диссертацию по этой теме! И тогда вы сможете спокойно уехать в свой Израиль! – презрительно сказал Каримов, протягивая лист Борису.

– Мне будут нужны статистические данные и номенклатура продукции с техническими характеристиками! И девять месяцев!

– Как только сделаете работу, можете ехать! – заявил Каримов, убирая лист в свой стол.

Открылась дверь, и на пороге появился знакомый сопровождающий, который быстро прошел к столу и, забрав паспорт, вложил в него лист бумаги.

Глава вторая

Болезнь бабушки

Начало бабушкиного рассказа о прошлом. Подходим к родовым тайнам семьи Шварцманов.

«Пошли все к Бениной матери! Запарили все мозги с этими диссертациями! Все хотят стать учеными!» – ругался про себя Борис, отъезжая от огромного здания Комитета Государственной Безопасности.

Проехав метров сто, Борис понял, что едет в другую сторону.

Круто развернувшись, благо ни одной машины видно не было, Борис поехал обратно, продолжая прокручивать в голове только что закончившийся разговор.

«Совсем народ стыд потерял! Напиши диссертацию срочно и быстро! Можно подумать, что это такое простое дело! Взял и написал! Больше мне делать нечего! Но о какой вещи говорил НКВДшник, которая есть в нашей семье? Что ценного есть в нашей семье, чего нельзя вывозить из страны?» – продолжая, ругаться про себя, как и размышлять, Борис и только тут заметив, что три водителя легковушек, которые ехали ему навстречу, крутили указательными пальца ми у правого виска.

«Что-то я не так делаю! Чего водилы мне показывают?» – переключил все внимание на дорогу Борис, включая левый поворот, тем более, что с правой стороны перекрестка стоял милиционер в форме, который укоризненно посмотрел на Бориса, но ни поднимать жезла, ни предпринимать каких-то действий не стал, а отвернулся, давая возможность Жигуленку Бориса свободно проехать.

По перпендикулярной дороге неслись три белых Волги, которые Борис дисциплинированно пропустил, на всякий случай, повернувшись назад.

И тут же увидел знак одностороннего движения, на улице, с которой он только что выехал, и дублирующий знак «Правый поворот запрещен!»

«Надо быть более внимательным! Проехал по улице со встречным движением прямо на мента и он ничего не сказал и не сделал! Так и до аварии недалеко!» – сам себя укорил Борис, переезжая большой перекресток, слева от которого стоял ЦУМ, а с правой стороны гостиница «Ташкент» [36].

Переехав перекресток, Борис двинулся прямо, только сейчас вспомнив, что уже время обеда и не мешало бы перекусить, тем более, что ехать на работу после таких встрясок, совсем не хотелось.

«Перекушу в «Голубых Куполах» [37] решил Борис, паркуясь на служебной стоянке около тыльной стороны ЦУМа.

На ЦУМовской стоянке оставляли свои и служебные машины работники ЦУМа, а посторонние просто не рисковали парковать свои машины.

Борис, по работе, часто бывал в огромном магазине и всегда оставлял машину на этой стоянке, зная, что ее там никто не тронет.

Закрыв машину, Борис пересек улицу Ленина, прошел бульвар и сев на летней веранде, заказал плов и чай.

«Странное дело! Рядом Госпитальный и Туркменский рынки [38] стоят. Госпитальный рынок живет и благоденствует, а Туркменский помер! А ведь сотни лет работал! Если не тысячи! Почему?» – размышлял Борис, не торопясь, отпивая из пиалы зеленый чай.

– Ты помнишь старый Туркменский рынок, бола [39]? – спросил невысокий, седой аксакал [40], останавливаясь рядом со столом.

– Утырин, ата [41]! – предложил Борис, вскакивая с места. Уважение к старшим Борис впитал с молоком матери. Да и в Узбекистане за хамство по отношению к старикам, можно очень легко получить по физиономии. И даже если милиция такое увидит, то наверняка отвернется, сделав вид, что ничего не видит, а то и сама накостыляет по шее.

– Спасибо, сынок! – на прекрасном русском языке, ответил аксакал, присаживаясь напротив.

Борис с интересом смотрел на старика, в котором было что-то знакомое, подняв вверх правую руку.

Подскочил официант, которого Борис, негромко попросил:

– Чайник чая и пиалу!

– Сейчас принесу! – пообещал официант и умчался.

Буквально через минуту прибежал другой официант и принес на подносе поллитровый чайник с синими хлопковыми коробочками, пиалу с желтым сахаром и чистую пиалу, прямо со сверкающими коробочками хлопка, обрамленные золотым контуром.

Внимательно посмотрев на левую сторону пиджака аксакала, Борис заметил две дырочки.

И в голове Бориса сразу что-то щелкнуло.

Перед ним сидел аксакал из утреннего эпизода с Москвичом на дороге.

Вернее не из эпизода, а из старенького Москвича.

Сделав каменную физиономию, которая так хорошо действовала на тупых студентов, которых последнее время развелось огромное количество, Борис с интересом посмотрел на своего неожиданного собеседника и неожиданно для себя ответил на первый вопрос аксакала:

– Мне Туркменский рынок нравился больше чем Госпитальный. Особенно до землетрясения.

Он был меньше Госпитального, но какой-то более человечный.

– Согласен с вами! Переехал базар на другое место и помер! Вроде и прилавки новые поставили и продавцы те же, а прибыли нет! Вот цены и пошли вверх, а покупатели на Госпитальный перекинулись, а кто и на Алайский, благо тот на старом месте остался! – разглагольствовал аксакал, отпивая мелкими глотками чай.

Борису в это время принесли плов, который он с аппетитом ел, внимательно слушая разглагольствующего аксакала, который неожиданно спросил:

– Ты, где до землетрясения жил?

– На Кашгарке [42], – ответил Борис, отодвигая от себя пустую косу.

– Где именно? – последовал быстрый вопрос аксакала.

– Около Пожарки, – неопределенно ответил Борис, отвлекаясь в разговоре от тяжелых дум сегодняшних, совсем не ординарных событий для обычного кандидата наук.

«Не каждый день же тебя вызывают в КГБ! И слава Богу! Избавь меня Всевышний, от подобных посещений!» – взмолился про себя Борис, на секунду выпадая из кафе.

– Ты меня не слушаешь! – ворвался в тяжелые мысли, высокий голос аксакала.

– Я совсем молодой был во время землетрясения! Учился в девятом классе и меня больше всего в тот момент, интересовало состояние нашей школы!

– Почему? – взметнул ввысь жидкие брови аксакал.

– Ввели выпускные экзамены в девятом классе и нам очень не хотелось их сдавать, – улыбнулся детским воспоминаниям Борис.

– Я так давно школу закончил, что не помню, что сдавал и когда! Больше помню сдачу кандидатского минимума [43] и защиту кандидатской диссертации! – широко улыбнулся аксакал.

– Что же такое интересного было при защите кандидатской диссертации? – с интересом смотря на аксакала, который теперь не казался ему таким старым.

– Я защищался вместе с очень интересным человеком, который занимался физиологией человека под водой. Он притащил в зал ученого совета скафандр водолаза и сорок минут рассказывал, как тяжело находиться человеку под водой! Ученые мужи изумленно таращились то на соискателя, то на скафандр водолаза и на его слова совсем не обращали внимания, но согласно кивали головами.

«Интересное кино! У нас в институте тоже был клуб подводного спорта! Если одеть акваланг, то можно уйти от любого наблюдения! Сильно сомневаюсь, что КГБшники готовы, к такому развитию событий! Я даже раза три ходил в бассейн „Текстильщик“ на их тренировки. И вроде у меня неплохо получалось плавать с ластами! И тренер был знакомый – наш студент с мех фака! Надо будет найти его!» – промелькнула в голове Бориса шальная мысль.

Аксакал, тем временем, разливался соловьем, вспоминая свою молодость.

– Защитился ваш водолаз или его прокатили? – не совсем вежливо, прервал Борис своего словоохотливого собеседника, демонстративно посмотрев на часы.

Стресс от посещения КГБ начал проходить и Борис вспомнил, что у него в багажнике автомобиля лежит только что подаренный лаптоп.

Ладони прямо зачесались посмотреть, что это за штука это устройство, и с чем ее едят, вернее как на нем работать.

– Защитился! И через год уже получил кафедру в политехническом институте, а через пять лет профессора! – восхищенно заявил странный аксакал, чему-то усмехаясь.

– Большое спасибо за интересную беседу! – кладя на стол пять рублей, церемонно поклонился Борис, вставая из-за стола.

– Будет желание вспомнить старые времена, позвони! – предложил аксакал, протягивая Борису визитную карточку, на которой было написано золотом:

«Умаров Фарид Сагиевич, член-корреспондент Академии наук СССР» и стояло четыре номера телефона, один из которых был московским.

– Очень признателен! – склонил голову Борис, в свою очередь вынимая из кармана свою визитку, которая осталась у него от международного прошлогоднего конгресса.

– Только, извините, визитка у меня только на английском языке! – развел руками Борис, ткнув пальцев в денежку, которую положил на блюдце, перенаправив вопрошающий взгляд официанта.

– Разберемся, молодой человек! – с каким-то неожиданным задором, поднося визитку близко к глазам, ответил аксакал, кладя Борисовскую визитку в нагрудный карман пиджака.

«Один раз взглянул и все! Либо у старикана фотографический взгляд, либо он ничего не увидел!» – оценил поведение аксакала Борис и круто развернувшись, пошел к выходу.

Двадцать минут спустя, Борис остановил машину на своем месте около высотного здания Узбекбирляшу, аккуратно закрыл ее, и взяв сумку с лаптопом, поднялся к себе в лабораторию.

Фирюза, листавшая какой-то иллюстрированный журнал, не торопясь, встала на ноги

,и потянувшись, как Багира [44], томно заявила:

– Звонил шеф и сказал, что уехал в Туркмению на международный симпозиум и будет через неделю!

Приходили телефонисты и поменяли нам все телефоны!

– Это очень интересно и вовремя! – глубокомысленно заявил Борис, передвигая на край стола сумку с лаптопом, с которым собрался начать разбираться.

– Приходил Шавкат и приглашал меня и тебя поучаствовать в жюри конкурса поваров! Странный он какой-то! Увидел телефонистов, покраснел и сразу ушел! – продолжала вываливать новости Фирюза, начиная заниматься своим любимым делом – красить ногти.

Девушка выложила на стол пяток одинаковых пузырьков с лаком для ногтей, флакон с ацетоном и с идиотской улыбкой внимательно начала рассматривать стеклянную тару, решая «сложнейшую» задачу: «В какой цвет покрасить ногти?»

«Почему именно идиотскую улыбку? Сам-то ты как улыбаешься, когда бываешь в автомобильном магазине?» – задал себе вопрос Борис, одновременно вспоминая, что его так зацепило при приходе на работу.

Мелодично зазвонил телефон на столе у Фирузы.

– Алле! ЦНИЛ изучения спроса населения! Вас внимательно слушают! – нейтральным голосом выдала Фирюза, прижимая трубку к левому уху правой рукой.

Секунд тридцать послушав, девушка отодвинула трубку и растерянно сказала:

– Одну минуточку, бабушка! – глазами показывая на зеленый телефон, стоящий на подоконнике, справа от Бориса.

«Что за фамильярное обращение на работе!» – поморщился Борис, беря трубку своего телефона.

– Шварцман у телефона! – торжественно заявил Борис.

– Боренька! Мне плохо! Сердце сильно прихватило! Витеньки и Цили нет на работе, а дедушка уехал в Чимкент [45]!

– Сейчас приеду! Какие лекарства привезти? – пообещал Борис, глазами отыскивая сумку с лаптопом.

Сумка была на месте, а вот стопка папок на окне была сдвинута сантиметров на пять вправо.

Утром Борис помнил: стопка была на месте, и расстояние между стеной подоконника папками было ровно два сантиметра. Там помещалась книжка Афанасьева «Научный коммунизм», которую Борис утром вынул.

– Ты документы на окне не трогала? – спросил Борис, тыкая пальцем в кнопки новенького телефона.

– Я ничего на вашем столе не трогала! Это, наверное, телефонисты подвинули, а вы на меня бочки катите! – вздернула аккуратную головку Фирюза.

– Извините! – буркнул Борис, прижимая телефонную трубку к правому уху.

Наконец, трубку сняли.

– Моисей Израилевич! Это младший Шварцман говорит! – представился Борис, и сразу же продолжил:

– С бабушкой плохо! Прихватило сердце!

– Быстрей езжай домой, а я сам подъеду на «Скорой помощи»! – распорядился заведующий кардиологическим отделением республиканской больницы.

– Я поехал! – доложил Борис, вскакивая со своего места.

– Меня сегодня не будет! Если что, я работаю дома! – беря со стола три папки и засовывая их в сумку, выдал Борис, с неудовольствием узрев в дверях зам начальника соседней лаборатории Вадима, стоящего в дверях.

– Почему вам поставили новые телефоны, а нам нет? Чем мы хуже вас? – пошатываясь из стороны в сторону, спросил Вадим.

По комнате распространялся тяжелый коньячный дух, перебивая запах приторных духов Фирюзы.

– У нас начальник лаборатории – профессор, а у вас только кандидат наук! – привел неопровержимый аргумент Борис, выскакивая из кабинета.

Заскочив на Беш-Агаче [46] в аптеку, Борис купил лекарства от сердца, по совету молодой аптекарши, и сразу рванул домой.

Подъезжая к дому, Борис пропустил вперед «Скорую помощь», которая неслась по левой стороне дороги, оглашая окрестности громкой сиреной и сполохами мигалки.

Прямо возле дома, «Скорая помощь» подрезала «Тройку» Бориса и остановилась около ворот.

Борис выскочил из машины и, подскочив к калитке, открыл ее, пропуская дородного Моисея Израилевича перед собой.

Бабушка лежала на диване на веранде и при виде врача чуть приподняла правую руку вверх.

Моисей Израилевич вытащил из кармана халата толстую пачку, в пластиковой упаковке, вытащил из середины салфетку, тщательно и неторопливо вытер руки, и взяв бабушку за тонкое правое запястье, пошевелил толстыми губами, хмыкнул, подождал пять секунд и отпустил бабушкину руку.

Снова пожевал губами, надел очки в толстой роговой оправе, протянул правую руку вперед, задрал левое бабушкино веко, наклонился и внимательно стал всматриваться в левый глаз.

Нетерпеливо махнул левой рукой, выгоняя стоявшего столбом Бориса, и стал осматривать правый бабушкин глаз, одновременно вынимая из правого кармана стетоскоп с красными резиновыми шлангами.

Понимая, что он лишний при этом медицинском манипулировании, Борис прошел внутрь дома, переоделся и уже в длинных шортах и синей спортивной футболке, вышел на кухню.

Налил в чайник воды, поставил его на газ и стал сервировать столик на колесиках, тонко нарезая лимон и апельсин.

Положил в вазочку орехи, черный, желтый, темно-синий кишмиш, чайник чая и стопку пиал, насыпал большую вазу шоколадных конфет и покатил тележку на веранду

На веранде сидел Моисей Израилевич и о чем-то тихо беседовал с бабушкой.

– Давайте чая попьем! – предложил Борис, выкатывая тележку на веранду.

– Очень много работы! – попробовал отказаться врач.

– Все болезни от сердца, только десять от удовольствия! – возвестила бабушка, подняв вверх указательный палец правой руки.

– Вам Гения Львовна, виднее! – почему-то усмехнулся Моисей Львович.

– Я все хорошо помню! И твоего приятеля, который сейчас на земле обетованной трудится, – только начала говорить бабушка, как Моисей Израилевич, поднял вверх, правую руку, приказал:

– Матлюба! Езжайте обратно! Я понаблюдаю за больной пару часов! Мне не очень нравится ее состояние!

– Хорошо, Моисей Израилевич! – моментально отозвалась миловидная девушка – узбечка, показываясь на веранде.

– Пойду, загоню машину во двор! – мгновенно сообразил Борис, выскакивая вслед за девушкой.

Вставить слово никто не успел, как Борис выскочил из веранды.

В пару секунд, догнав медсестру, которая уже дошла до середины двора, Борис негромко спросил:

– Как состояние моей бабушки?

– Ничего страшного. Для ее возраста сердце нормальное, – дернув левым плечом, но, не поворачивая головы, ответила девушка, перекладывая металлический чемодан из правой руки в левую.

– Давайте я помогу донести чемодан до машины! – предложил Борис, протягивая правую руку вперед.

Девушка без уговоров отдала ящик, который оказался неожиданно тяжелым.

«Килограммов тридцать весит! Как девушка таскает такую тяжесть?» – мгновенно определил Борис, как всякий боксер, даже бывший, умеющий сразу определять вес живых людей, да и не только. Чем часто пользовался при сборе хлопка, точно определяя вес собранного «белого золота», только приподняв фартук с драгоценным урожаем с земли,

– Вы там золото носите? – поинтересовался Борис, оценивая аккуратные бедра девушки, туго обтянутые белым халатом.

– В чемодане прибор для диагностики работы сердца! – пояснила мед сестра, открывая железную калитку.

Донеся тяжелый чемодан до автомобиля, Борис открыл дверь машины и первым делом поставил его внутрь, рядом с носилками, попутно выяснив, что в «Скорой помощи» находится помимо водителя, еще один мужик в белом халате, который зло посмотрел на него, но говорить ничего не стал.

Галантно поддержав под локоток девушку, которая села на пассажирское место, рядом с водителем, Борис наклонил голову, скороговоркой буркнув: «Большое спасибо», пошел к своей машине, справедливо решив, что медсестра сама определится, что и как ей поступить.

Отогнав свой Жигуль на дорогу, Борис откинулся на спинку сиденья и внимательно смотрел, как «Скорая помощь» разворачивается около ворот его дома.

Загнав машину во двор, Борис поставил ее на свое место и только после этого закрыл ворота.

Порозовевшая бабушка сидела в своем любимом кресле на веранде, а напротив нее устроился Моисей Израилевич и о чем-то мило ворковал.

– Оказывается, мы, Боренька, жили на Кашгарке на параллельных улицах! – всплеснула руками бабушка.

– И я этого тоже не знал, а то бы не ходил на ваши лекции! – засмеялся Моисей Израилевич, наливая себе в маленькую рюмку золотистый коньяк.

Перед бабушкой тоже стояла рюмка до половины налитая крепким алкогольным напитком.

На вопросительный взгляд Бориса, Моисей Израилевич, выдал:

– При сердечной недостаточности весьма рекомендуется принять немного коньяку!

– Не знал! – совершенно искренне ответил Борис, присаживаясь на стул, рядом с бабушкой.

– Учтите на будущее, молодой человек! – пояснил врач, вопросительно смотря на бабушку, явно приглашая вернуться к прежнему разговору.

– Мы приехали в Красноводск из Астрахани и должны были сесть на поезд до Ташкента, но тут произошла задержка. Вернее, мы задержались пока добирались из Бекдаша до Красноводска на верблюдах.

– Что за Бекдаш? Никогда не слышал! – удивился врач, наливая Борису коньяка.

– Мне же вас домой надо везти! – попробовал отказаться Борис, сам не очень большой любитель Зеленого Змия, даже в коньячном исполнении.

– Я вызову такси и меня отвезут до самого дома! – привел неопровержимый аргумент врач, поднимая свою рюмку к глазам.

– Когда мы шли из Астрахани, разыгрался сильный шторм, и нам пришлось пристать в Бекдаше. Это совсем маленький поселок, где жили казаки, туркмены и казахи.

Нам пришлось там переночевать в избушке одной русской семьи. Я всю ночь проворочалась от комаров, которые просто меня съели! А когда ехали в Красноводск, то казах – погонщик рассказал, что раньше комаров у них в ауле совсем не было! – рассказывала бабушка, помолодев сразу лет на тридцать.

– Откуда же взялись комары и в таком количестве? – недоверчиво спросил врач, с обожанием смотря на бабушку.

– Русские привезли, – рассказал казах, который вел наших верблюдов в Красноводск! – выдала бабушка, победоносно смотря вокруг.

Появился дедушка и, тенью проскользнув по веранде, исчез в глубине дома.

– Не может такого быть! Вы предвзято относитесь к русским! – моментально оглядываясь по сторонам, заявил врач.

«Все-таки глубоко к нам в подсознание въелся страх! Дядя Ёсик [47] надолго подрезал язычки старшему поколению! Там и тридцать седьмой год [48] и послевоенные чистки [49], да только при Хрущевской оттепели [50] немного стало полегче, но все равно языком трепать особо не рекомендовалось!

Сколько лет живу с бабушкой в одном доме, и не только знал, но и не предполагал, что она была в

Туркмении! Старшее поколение умеет держать язык зубами! И не только в Красноводске, но и в Бекдаше! Надо будет съездить туда, тем более, что возможности свалить из города есть! Гайрат предлагал поехать с ревизией в Ашхабад, а там же недалеко и Каспийское море, где стоит Бекдаш и Красноводск! На берегу можно спокойно заняться написанием диссертаций и поплавать под водой! Аборигены с удовольствием предоставят мне место для проживания и транспорт!» – решил про себя Борис, на секунду отвлекаясь от разговора.

Тем временем, появился дедушка с ляганом, на котором была нарезана колбаса, сыр, холодное мясо и три лепешки.

– Это не мои слова, а казаха! – гордо вскинула голову бабушка, в тоне которой послышались металлические нотки преподавателя при разговоре с учеником.

– Вы меня не так поняли, Гения Львовна! Я ни в коем случае не подвергаю сомнению ваши слова! Но согласитесь, они звучат очень странно! – замотал головой Моисей Израилевич, сейчас больше похожий на провинившегося ученика, чем на преуспевающего врача от одного взгляда которого трепетало все отделение.

– Я живу уже больше семидесяти лет в Узбекистане и до сих никто меня не «гнобил», как говорят современные молодые люди, за то, что я еврейка! Хотя я бывала и у красных и у белых и у откровенно бандитов и даже в Бухаре, когда там правил Мухаммед [51]! – гордо заявила бабушка, отпивая микроскопический глоток коньяка.

– Вернемся к русским, которые завезли комаров в Бекдаш! – напомнил врач, иронически улыбаясь.

– Когда в Бекдаше появились первые казаки, то они начали строить деревянные дома, как привыкли у себя дома. Были с севера привезены могучие деревья вместе с корнями, на которых сохранилась сибирская земля вместе с личинками комаров [52], которые прекрасно прижились на туркменской земле! – воскликнула бабушка, счастливо улыбаясь своим воспоминаниям.

– Такого не бывает, потому что не может быть! – громко сказал отец, водружая на стол большой круг, завязанный белой материей.

– Ты не прав, Витя! – одернула бабушка, строго посмотрев на отца.

– Давайте есть плов! – предложил отец, подмигнув правым глазом Борису, развязывая белую материю, под которым обнаружился большой ляган, на котором аккуратной горкой высился янтарный плов, перемешанный с крупным нутом [53], весь закрытый кружочками казы [54].

– Свадебный плов [55]! Ты сам женился? – усмехнулся Моисей Израилевич, плотоядно облизываясь.