Руна Райдо

И за минуту перед тем, как петуху пропеть, а бесам исчезнуть, услышали они визгливые да хрипатые бабьи голоса, распекающие дьяволов на все корки, звуки оплеух и прочее – словно чертовки пришли в кабак за своими муженьками, вооружившись вальками да ухватами – чем там грешников в пекле пользуют… Да перед самым – самым петушиным «кукелику» одна чертовка завизжала Роибину прямо в ухо : «Вино подавай, да хорошее, не жмотничай – пожалеешь!»

Что ж делать? Жена причитает, гонит к святым отцам, сосед считает, напротив, что попы хуже чертей, дороже выйдет.

На следующую ночь, скрепя сердце, выкатил Роибин зеленую бочку со светлым гамэ. Очень уж надеялся, что сосед прав – ежели угодить адским бабенкам, может получится с ними уговориться, пока полностью не разорили.

И что же? Едва ударили полночь на звоннице – заиграла в саду чудная музыка: арфы, флейты и лютня, запел маленький рожок, раздался звон кубков, нежное пение, а после – звуки лобзаний и совсем уж малопристойные всхлипы и вскрики. И так всю ночь: музыка и прочая свистопляска все бойчее, а любовные стоны все жарче и бесстыдней … Вот уж бочка опустела, утро близится, а на ухо Роибину – горячий шепот молодой чертовки: « О, Роибин, благодарим тебя. Ты такой милашка. И зачем тебе понадобилось жениться? Теперь приходится пятить эту сухопарую козу. Вы полюбуйтесь – сиськи висят как тряпки, а рожа, словно кусок пергамента. Приходи завтра повеселиться с нами, да не забудь еще доброго светлого винца. Уж мы тебя одарим такими ласками, что…» И тут пропел петух, а жена вцепилась Роибину в остатки былой шевелюры.

Так она его поколотила – отвела душу и потащила-таки на исповедь. Добрый отец и впрямь сжалился над несчастным: наложил лишь годичную епитимью, да взял обет пожертвовать на храм…ну, почти все, что Роибин накопил, приторговывая втихую бранвином. Затем велел взять эту зеленую бочку из-под гамэ, а налить туда святой воды, да еще читал над ней по латыни столько, что когда черти снова явились и отведали, раздался дикий вой, и стон, и скрежет дьявольских клыков, и убрались они во ад со свистом и страшными проклятиями. Более Роибина ни одна чертовка, окромя женушки, не беспокоила, а бочку он продал купеческой молодежи в Миде, и рассказывал эту байку, но так, как будто то были фейри. А молодые неженатые купчики порешили, что история поучительна – дабы жить покойно и весело надобно быть набожными христианами и не обременять себя никакими чертовками возможно долее. И основали они в Миде орден – Братство Зеленой Бочки.

Ну, наконец, цветочек! У нас уже кишки к спине прилипли от голода. Еще браги принеси. Да вот что: отнеси выпить и закусить тем молодчикам, что парятся на крыльце, а потом, милочка, возвращайся к нам. Мы тебя и угостим, и потешим.

Ренар Лис.

– Как изволите указать поднять обвиняемого на дыбу – руки вперед или за спину?

– А мы у него самого сейчас спросим, Изергрим. Эй, красавчик, как будем беседовать – по-доброму или по-серьезному? Понимаешь ли суть вопроса мессира палача? Если руки будут впереди – повесишь с полчасика, ответы твои нелживые и полные запишем, да и пойдешь своими ногами обратно в камеру. А там и обед – к хлебу прибавлю полкувшинчика винца, а то вода тут гнилая, да и почему не скрасить доброму человеку ожидание господ судей. А ежели ты, по глупости своей, показания добром давать не намерен – что ж …тогда поднимем, заведя руки назад – дополнительно пытка не потребуется. Мессир отдыхает, а ты висишь. Вывернутся руки – сместятся кости под тяжестью веса, растянутся связки… А то и суставная сумка порвется, жилы … Никакой угрозы жизни – простой вывих, растяжение, а минут десять повисишь – расскажешь нам все, что было и чего не было… и не до обеда тебе будет ой, долгое время после… А можно и гирьку привесить к ногам – сам-то ты не грузный, вон какой стройный смазливый паренек. Тонкий да звонкий. Ага. Так как, э…Ренар или Рейневан, или Рейнгард или все же Рейнеке по прозвищу Лис?

– В чем меня обвиняют, господин дознаватель? Я рад буду правдиво и точно ответить на все вопросы.

– Хорошо. Давай, Изергрим. Полегче сперва… Ну-ну не кукожься, красавчик, не кривись…это только цветочки, желаю тебе не попробовать ягодок. Итак: первого майского дня в городской магистрат на тебя поступила жалоба от вдовы госпожи Хильдур Свенндоттер Фальке. Она показала, что, прибегнув к обману, ты выманил у нее восемь марок в качестве уплаты за услуги деликатного свойства. Было?

– Хильд? Да, я, действительно, помог этой молодой даме справиться с горем от недавней потери супруга. Она отблагодарила меня по собственному соизволению.

– А… так вы утешали юную вдовицу…А она заявила, что вы, пользуясь ее неопытностью, предложили ей доделать, якобы, недоделанного ребенка, которым она беременна, поскольку покойный супруг не в состоянии совершить это по естественным причинам.

– Ну…господин мой, да поглядите, сколько вокруг недоделанных идиотов. Стоит ли умножать их количество? А нельзя ль меня опустить на пол…

– Нет, нельзя ль. Итак. На той же седмице на вас подал жалобу мессир Роллан Журмэ, почтенный отец семейства, заграничный купец – гость наш! Состоятельный и уважаемый человек. Вы нанимались к нему для обучения его дочерей музыке, а именно игре на новомодном инструменте под названием колесная лира?

– Да, я это признаю, господин дознаватель.

– Сколь я понимаю, это струнный инструмент, в котором звукоизвлечение происходит при помощи вращения колеса?

– Совершенно верно, сударь.

– А, что, инструмент механический?

– Нет, господин, у меня совершенно обычный, хотя и красивый инструмент. Кстати, я хотел бы узнать, могу ли я получить его обратно. У меня его отобрали при обыске, господин дознаватель.

– Ну, что ж, осмотрим его. Обычный? Запишем…Значит все же колдовство…Мессир Журме пребывал долгое время в заблуждении относительно свойства этих уроков, поскольку все его пять дочерей – невинные юные девы, старшая из которых уже была просватана, действительно начали исполнять на оном инструменте прекрасную музыку. Вы получали с мессира Роллана плату за уроки и проводили с юными девами время наедине. Однако, человек купца наблюдал за вами и выяснил, что инструмент при помощи хитроумного механизмуса либо магии – но механизмус вы, любезнейший, сами отрицаете, играет сам собой, а девицы лишь делают вид, что искусно извлекают сладчайшие звуки…Мессир заподозрил неладное и, проведя домашнее расследование, выяснил, что честь всех пяти дев поругана, в том числе и невесты, за коею уже был уплачен женихом положенный выкуп. Да-да. Сестрицы были рады наябедничать друг на друга сами. Прелесть, какие дурочки…курочки. И вы – как лис в курятнике… Вы признаете также эти факты? Вот молчать – это ошибочно, юноша. Изергрим, пять ударов для начала. Ха, по числу прилежных учениц.

– В этом нет необходимости, господин дознаватель. Я признаю факт обмана и совращения.

– Ну, вот и ладненько. Погоди его пороть. Еще порядочно вопросиков.

– Следующая жалоба от фру Маргрэты Гис. Знакомы вы с этой дамой?

– Э… Возможно…

– Она показала, что вы похитили у нее драгоценные украшения, которые были подарены ей возлюбленным, человеком настолько высокопоставленным, что его имя не приличествует здесь называть. Вы, представившись доверчивой даме духовным лицом, самочинно нарядившись в священную сутану, что само по себе является тяжким преступлением, которое будет расследовано и наказано отдельно, убедили ее, что она нуждается в вашем руководстве как духовника. Не имея на то права, выслушивали ее исповеди, журили за грехи любострастия и чревоугодия, подобно доброму пастырю, накладывали церковные наказания и убедили ее в том, что означенный кавалер, этот образец христианина, является никем иным, как чертом, одним из первейших слуг Ада. Вы велели ей открыть шкатулку со всем ее содержимым, оцениваемым в сумму более 400 марок для, якобы, освящения и очищения бесовских сокровищ, а потом, похитив их, заявили, что украшения, будучи окропленными святой водой, зашипели и исчезли, распространяя зловоние. При том, этот богомерзкий фокус вы проделали на глазах у самой фру Маргреты, что дает нам основание присовокупить повторное обвинение в колдовстве. Итак, самозвучная лира и исчезающие камушки…Магией балуетесь, милейший? И святотатство– все это скверно…

– Господин! Я признаю, что обманул даму и похитил сокровища. Но богохульство и колдовство – нет, она меня неправильно поняла. Это был лишь розыгрыш, шутка…

– А…Шутка…Мессир, вот теперь – прошу вас. Десяточка полтора покуда, в соответствии с нежной комплекцией клиента… В вашем положении пятнашечка – это пока просто шутка, юноша. Кстати, интересно выяснить, где этот проходимец достал сутану, не правда ли, Изергрим…

А еще интересней – куда же улетучилось содержимое ларчика фру Гис. Но все это просто детские…шуточки по сравнению с вопросом о ваших совместных с господином Морголтом экспериментах. Не он ли просил вас достать определенные редкие камушки для изготовления декоктов? Кажется, фру Гис говорила о весьма ценном опале и редком черном оливине… Алхимия и магия – интересные, но опасные занятия. Информацией не желаете поделиться? Пожалуй, пора сменить позу – перевесишь его руками за спину, а я пойду перекусить. С моим желудком прием пищи должен быть регулярным, тогда и стул будет, регулярным соответственно, не правда ли, мессир Ренар? Ведь, говорят, вы сведущи в медицине?

Чтоб этого Изергрима кошки Фрейи так драли! Боль никак не давала мне сосредоточиться, к тому же в спертом воздухе застенка содержание кислорода было критично мало, а моя энергия, в результате жажды, голода и стресса предсказуемо упала. Я постарался отрешиться от ударов, рвущих плоть на спине.

О, золотые клыки, острый язык и лохматые волосы Агни, шипящие хвосты злых алых змей, послушных Шиве. Ну, ладно, Локи, хоть ты не вредничай! Помоги мне, поделись…Нет, не выходит…Придется изворачиваться как-нибудь так…

Изергрим – палач-то знакомый – через него можно выйти на любого алхимика в городе – он отходами производства исправно торгует, ногтями и волосами казненных, кровью, спермой или даже внутренними органами… Иногда кое-что приходилось нам с Морголтом у него заказывать. А сечет, сволочь, как незнакомого…

– Господин дознаватель, подождите, я готов поделиться и не только информацией.

Глава 7

Они сидели в темной комнате, прислушиваясь к затихающим внизу шагам и голосам, редкому стуку кружек и хлопанью двери. Бренна так устала от нервного напряжения, что, свернувшись калачикам на постели, почти задремала.

От еле слышного царапанья в дверь ее просто подбросило, но она не успела вскрикнуть – ладонь Асмунда мягко накрыла рот. Бер подошел и прислушался.

– Это я – прошептал за дверью девичий голос – откройте.

Бер бесшумно отодвинул засов и, убедившись, что девушка одна, впустил ее в комнату.

Пламя свечи, которую она держала, осветило юное миловидное лицо и толстую косу медного цвета, уложенную вокруг головы. Бер сразу дернул ее к себе и шумно, по-звериному втянул воздух у самой шейки, но спохватился и неохотно отпустил.

– Вам надо скорее уходить. Они спят, посетителей внизу нет. Быстро собирайтесь, я добавила в брагу снотворный эликсир. Те, что на улице тоже спят. С моря идет шторм, там очень холодно…

– Что за эликсир, «Лесной ладан»? – Бренна подошла к девушке – Меня зовут Бренна.

– Я – Эилис, леди. Нет, маковое молоко и какие-то травы – я не знаю точно, аптекарь составляет.

Бренна в порыве облегчения и благодарности обняла девушку – А как же …они же проснутся и догадаются, что упустили нас неспроста?

– Нам надо забрать лошадей и повозку. Эилис едет с нами.– Бер взял девушку за руки – Это не обсуждается.

– Бер – Эилис опустила голову. – У меня здесь жених…

– Ты едешь. У тебя же родня в Кове? Если не захочешь остаться со мной – отвезу тебя туда. Поговорим по дороге.

Мокрый снег несло шквальным ветром, который, казалось, дул во все стороны. Девушки прижались друг к другу под кожаным пологом повозки – как же повезло, что Бер смог купить такую – достойную королевы – не промокает и не продувается, трясет по булыжнику только адски. Бренна вдруг почувствовала, как в боку словно что-то повернулось и оторвалось. Мгновенно болезненно окаменел низ живота. Но остановиться не было времени – они еще и центр городка не миновали.

– Асмунд, Эилис собрала кое-какую еду, но надо завернуть к колодцу, наполнить фляги. Ты покараулишь, а я быстро. Показывай, как проехать, детка.

А это что за штука – не видно в темноте, оттуда какие-то звуки – слышите, хрип.

– Останови. Колодец тут – на перекрестке двух главных улиц. А это, наверное, джуга –позорный столб. Его ставят напротив ратуши – ведь к колодцу и на рынок через ратушную площадь ходят все. Ну, или на мосту. Стонет, видно, приговоренный…. Пытается что -то сказать, кажется воды просит. Не соображает уже, бедняга. Я видела, когда его водили и пороли – он уже два дня стоит.

Асмунд спешился и, пока Бер наполнял фляги, подошел к человеку, прикованному к деревянной перекладине при помощи железного ошейника на короткой цепи. Его лицо наглухо закрывала позорная маска в виде длинноклювой птичьей головы, стальные полосы на затылке соединялись с личиной при помощи замочка сбоку.

– Бездна, ну и как его напоить? Если я открою замок ножом, скорее всего он будет сломан, и как потом замкнуть? Странно, он словно кого-то мне напоминает…Бер, наполнил? Подойди сюда… Прикованый снова что-то отчаянно попытался сказать, но из-под маски разобрать слова было трудно, да и пересохшее горло бедолаги по большей части издавало сдавленное сипение. Бер приблизил ухо к железу и вдруг принюхался. Затем достал нож и мгновенно сломал замок. Маска с лязгом упала.

– Вот почему я не удивлен, Ренар Лис? Уверен, ты это заслужил, приятель.

Асмунд, легко вскочив на помост, склонился над телом.

– Бер, держи его, он на ногах не стоит. Я разожму клепку. Давай его к девчонкам, и поехали скорее.

Асмунд уложил в повозку истерзанное тело старого друга. Он подумал, что настолько устал, что даже удивляться многообразию и стремительности событий сегодняшнего дня и тому, как внезапно увеличилась их компания, у него просто нет сил.

Бренна.

Эилис сказала, что укрыться от непогоды и погони – ведь к утру эти молодцы очухаются – можно в заброшенной деревеньке, что у подножия холма Бесмер. Она пустует и имеет славу нехорошего места уже лет тридцать. Пожар пощадил несколько домов. Остальные были сожжены людьми Дал Кайс вместе с жителями. Якобы эти вилланы не были готовы сражаться против данов и прятали двух лендрманов, а заодно и провизию, не желая делиться с партизанами. Трудно представить, что «патриоты» могут так расправиться со своими, к тому же беззащитными селянами, но Асмунд пояснил, что основная трудность в завоевании и управлении Эйрин как раз в том, что кланы столь сильно ненавидят друг друга, что, по сути, не с кем договариваться. Как он сказал? «У них нет понятий, а вместо закона бесчисленные нелепые запреты, диктуемые обычаями и гейсами. Их не интересует разумное обустройство жизни и деньги – только «удальство», как они его понимают, да еще выпивка и коровы – как цель приложения этого буйства и мера удачи. Даже берсерку трудно удерживать в руках мешок с дерущимися котами». Видимо несчастные жили на земле, принадлежащей кровникам этой шайки бандитов-освободителей.

Шквал все усиливался, нам все равно пришлось бы где-то переждать. К тому же, человеку, которого Бер с Асмундом сняли с помоста позорного столба, требовалась помощь. Он жадно пил воду, а потом потерял сознание. Было так темно и тряско, что даже осмотреть его мы не могли. В боку ныло все сильнее, от этой тянущей боли почему-то становилось страшно.

Мы заняли крошечный домик у самого подножия Холма. Асмунд на руках внес этого парня, и мы с Бером при свете очага, наконец, осмотрели его. Невысокий, стройный, черты лица тонкие, даже острые, и удивительные ярко– рыжие, чуть ли не красные волосы. Я бы подумала, что он их чем-то покрасил, но, когда мы его раздели, я не удержалась и посмотрела…У него и там такие же волосы, представляете? Кажется очень молодым – намного моложе Асмунда, во всяком случае. Но спина – ужас. Белая тонкая кожа, такая гладкая и нежная буквально превращена в кровавое месиво плетями. Позорная рубаха – длинная, похожая на ночную, присохла в ранах так, что мы ее долго отмачивали ромашковым отваром, прежде, чем удалось срезать по лоскутку. Бер намазал бальзамом, сказал, все равно будут шрамы. Асмунд с Бером вправили вывихнутые суставы, напоили его и оставили в полузабытьи на животе. К счастью, у Эилис осталось немного макового сока. Однако, наверняка еще будет жар и хорошо бы ему отдохнуть пару дней. Утром сварю жидкой похлебки. За что его так? Мужчинам он хорошо знаком. И, кажется, они рады, что его выручили.

Потом произошло нечто неожиданное, что меня ужасно смутило. Мы сели есть, и Бер, усаживаясь на лавку, поймал Эилис за руку и посадил к себе на колени. Она стеснялась и хотела вырваться, но он не пустил. И велел ей есть, хоть она, по-моему, с трудом глотала, сжавшись в его лапищах. А когда дожевала, он просто встал, не опуская ее на пол, и унес в небольшую клеть, выгороженную для скотины. И мы с Асмундом даже не могли пойти на улицу, потому, что там бушевала метель. Я просто не знала, куда деть глаза и, наверное, покраснела как свекла, потому, что они вели себя отнюдь не тихо. А Асмунд, заметив мое состояние, подошел и поднял меня за плечи. Меня просто затрясло. Но он только взял меня за подбородок и заглянул в глаза.

– Надеюсь, ты их не осуждаешь, птаха? День был тяжелый и страшный, особенно для этой девочки. Если бы она попалась на своих фокусах с зельем, представляешь, что с ней бы сделали восемь злых мужиков? Их не погладят по головке за пьянку, в результате которой они нас упустили. То, что происходит сейчас между Бером и этой девушкой – просто нужда, необходимость.

– А как же …жених?

– Ну, – Асмунд усмехнулся, – боюсь теперь никак. Бер заслужил немного счастья, как думаешь? Девчонка сделала это ради него. Пойдем устраиваться спать. В клети холодно, как в Йотунхейме, но они-то не замерзнут, а мы с тобой закутаемся в войлок. И несчастного Лиса укроем получше. Доигрался, отродье Локи. Интересно – попался, когда в кости жульничал по своему обыкновению, что-то украл не у того человека или поимел не ту девицу? Ты чего?

– Я лучше посижу у огня. Ты не расскажешь мне о Ренаре?

– Расскажу, конечно. Но этого в двух словах не описать. Я постелю нам прямо у очага, не упрямься, иди ко мне. Ты тоже ужасно перетрусила сегодня, а, птаха?

– Да, я очень боялась, что они выломают дверь и перебьют нас. Кому они служат?

– Да хийси их знают. Какая разница.

– Знаешь, я не хотела жаловаться, но у меня болит что-то в боку и малыш там…очень сильно толкается. И от этого мне как-то…тоскливо и страшно.

– Можно, птаха? –Асмунд опустился на колени и прижал ухо к моему животу. – Мы сейчас его уймем. Все же он мой усыновленный…Ого! Да там у нас воин, равный Кухулину. И растет как в сагах – не по дням, а по часам. Где больно, малыш?

И он сделал как тогда, когда я отравилась – устроил нам настоящее гнездо из войлока и уложил рядом собой. А потом прижал к себе спиной и положил руки на живот. И правда, вскоре от давления и тепла его рук ребенок перестал кувыркаться, и боль в боку почти прекратилась.

Я не знаю, что об этом думать – вот можно позволять так делать или нет? Мне из-за этого ужасно стыдно и …не понимаю даже, успокаивает меня, то, что Асмунд со мной творит или волнует и мучит. Он гладил живот, и я чувствовала его горячее дыхание на щеке и шее. И не только дыхание. Но он больше ничего не делал, хоть я этого почти хотела, растаяла в его руках, вытянулась струной, прижимаясь крепче. И эти мучительные стоны за стеной – как же долго, когда же они насытятся друг другом… Асмунд, будто случайно, потерся щекой о мой затылок, а потом выпустил из объятий. Я испытала…разочарование? Это немыслимо, но правда – продолжи он …я бы, наверное, позволила что угодно. Да что продолжи? Я даже не могу сказать, что это было – ласка или дружеская помощь? Может, я придумываю себе то, чего нет? Но доказательство его отношения только что упиралось мне в поясницу. Я развратная девица, настоящая грешница, раз могу даже думать о таком с посторонним мужчиной… И он мне не посторонний, он со мной нежен…Дева, защити и помилуй!

Наверное, чтобы отвлечь нас обоих, Асмунд начал историю о Лисе.

– С чего же начать рассказ о самом наглом, невозможном, остроумном, восхитительном негодяе Мидгарда и ближних к нему миров, птаха?

Для бродяги– Лиса нет ничего святого – все лишь повод хорошо повеселиться или урвать крупицу выгоды. Иногда он страшно проницателен, мудр и хитроумен, а иногда – попадает в простейшую ловушку, словно глупец. Иногда кажется, что причина его диких поступков – лишь жадность, похоть, любопытство или желание сыграть над ближним злую шутку, и он вовсе не желает ничего знать о добре и зле, а поступает так, как ему хочется в данный момент. Что он ни во что не верит, и нет для него ничего точного и несомненного. При этом он верный друг, честный, чуткий и глубокий собеседник. Я видел в его поступках настоящее мужество. Да и с Богами и фейри он дружит на самом деле, а вовсе не как друиды или ваши серые братья. И еще он не человек, а настоящий оборотень-лис и возраст его, предполагаю, совсем не соответствует внешности. Я думаю, он очень долго живет на земле. Ну… или даже не на земле. И, наконец, Ренар замечательный музыкант и рассказчик…

Когда я проснулась, едва рассвело. Наверное, ночью очаг потух, и стало холодно, потому что я во сне подкатилась Асмунду под бок, а он обнял меня рукой за шею. Я лежала и думала, как мне высвободиться, чтобы сходить в отхожее место, не разбудив его, и услышала тихие голоса – Бера и другой, высокий, но приятный. Наш капельмейстер определил бы его как меццо-тенор.

– И куда же вы направляетесь в компании таких …славных курочек?

– Неблизко. Спроси, лучше у Асмунда, пусть он решит, что можно тебе рассказать.

– Вот сейчас было обидно, хоть я ценю откровенность. Не доверяете?

– А стоит доверять? Не расскажешь, куда ты так внезапно исчез в ночь Йоля, прихватив наши последние деньги?

– Ну не последние, я сперва убедился… Как сказать…у меня возникли обстоятельства э…непреодолимой силы. Скверные обстоятельства, неохота даже вспоминать. Поговорим лучше о приятном. Ну ты-то ясно…А где ж наш праведный сир Асмунд раздобыл себе новую леди?

– Заткнись. Если не хочешь и от него получить, не вздумай отпускать скабрезные шуточки и вообще не суйся, куда не просят, любитель посплетничать. Она не его леди.

– А…Оно сразу понятно, глядя, как он ее обнимает во сне. Обнаженный меч между ними вроде не блестит. У… больно же, полегче ты своими лапами. Хватит этой зловонной мази. Что на завтрак?

– Похлебка.

– Ты ее сварил из того же самого, что и мазь, из тины?

– Из глины, жри и не кривись.

Они еще долго и, видимо, привычно переругивались вполголоса, и я снова провалилась в сон, чувствуя горячую тяжелую руку Асмунда на своем бедре, его сонное дыхание на шее и прикосновение мягкой светлой бородки, о которую мне хотелось потереться щекой… Все видят. Ну и пусть.

Асмунд.

– А что Бору? Он правил бы в Таре, не будь христианином из-за Рва. Кто мог подумать, что о нем сложат легенды, начинал-то не сказать, чтобы бодро. Двенадцатый ребенок мелкого ри, жалкие клочки земли которого в верхнем течении Шеннон…

Бездна, Ренар! Не вороши, птица гореть начнет.

– Ладно, не буду трогать. Жрать хочется. Девчонки там притихли – у них свои разговоры. Расскажи, мне интересен твой взгляд на эти события с точки зрения опытного бойца. Ты, кстати, умеешь биться с двух рук, Асмунд? Как Ситрик Шелковая Борода?

– Смысла в этом большого не вижу. Защита хуже, чем со щитом, а удар левой все равно слабее. Предпочитаю нормально: щит- меч.

Король Бриан мне родня по матери, между прочим, как и всем О’Брайенам. Отца его из клана Дал Кайс драли и викинги из Лимерика и свои из Манстера. У ирландцев никогда не было дисциплины и хорошего оружия, однако порода Дал Кайс была сильна. Бабы их на одной овсянке на воде рожали богатырей, все почти выживали и росли под два метра – настоящие йотуны. Не считался у них мужем тот, кто не мог свалить противника ударом кулака в лоб. А ума не надо. Тяжелые двуручные «секиры Лохланна» рубили «клены тинга мечей» и иногда им что-то и впрямь удавалось…отбить назад.

Ну, а как он начал… Когда король Лимерика Ивар захватил Манстер и побратался с Эогахантом, который всегда был с Дал Кайс на ножах, Матгамайн пытался откупиться, но Бриан по природной живости и склочности характера лез, грубил, всячески провоцировал данов и мешал брату вести переговоры, а когда тот попытался его урезонить обиделся, что с ним не считаются, и увел большую часть воинов в леса на вольный выпас – разбойничать. Дело привычное, любимое, можно сказать дело жизни – налетать ватагой из засады, месить дубинками и рубить топорами, как честные предки бились – за славу, рабов и коров. Потом веселиться: все, что мясо – жарить, все, что льется – пить, все, что шевелится – трахать. Вот сейчас мы как раз пользуемся гостеприимством мертвецов его милостью.