Руна Райдо

Моему мужу.

Послушай, похоже, опять нашла меня беда,

Я ее отвести не сумела.

Ты знаешь, меня заливает песня как вода

Сквозь перила ажурные тела.

Не важно, крыло ли из арфы, арфа ли из крыла,

Песня тянет ночами суставы.

Она солона, точно кровь и так тепла,

И в покое меня не оставит.

Хелависа. Мельница.

В незапамятные времена замок Рорн стоял на острове, но в течение столетий море постепенно отступало, окрестные скалы крошились и, наконец, образовался перешеек, связывавший остров и материк. Правда, был тот перешеек все еще под водой, только мелкой, так, что можно конному перейти вброд, если хорошо знать путь....

Замок этот тысячу лет назад построили альвы в благодарность Лейву Веселому, который спас их короля и знатных членов совета. Дело в том, что совет маленького народа происходил на священном камне на вершине скалы. Морголт чародейством обрушил скалу, и крошки-альвы полетели вниз, на острые пики обломков. Лейв отразил щитом летящие камни и поймал всех альвов в свой плащ. В награду он попросил замок-городок на острове, прекрасный и неприступный и с суши, и с моря: из-за мелей на боевом корабле близко не подойти.

Прошли века, и замок был уже много раз перестроен: от альвовой постройки остался только фундамент, подземные ходы, усыпальница, темница, несколько тайников и выходов за стену к морю, да древний колодец. За протекшие столетия и городок сильно изменился. Там было все как в столице, как положено в наши благодатные времена – улочки мостили розовым камнем, домики из светлого песчаника утопали в каскадах глициний. Богатые купцы могли позволить себе большие дома причудливой постройки – с башенками, витыми наружными лесенками, слюдяными окошками, смотревшими на пестрый шумный рынок, собор или круглую площадь с источником, бьющим из каменной пасти неведомого чудища, обитающего, по слухам, в Святой земле.

И вот, однажды, когда на море уже опустились сумерки, на горизонте показался корабль. Гости были хорошо осведомлены об опасностях мелей: встали на приличном расстоянии и спустили лодку. Служители зажгли огни, обозначая фарватер. Лодка была небольшая – три пары гребцов – но очень красивая. Горели позолотой резные борта в свете факелов, и носовая фигура змея смотрела на наш городок красными глазами огромных сардониксов. Лодка заскользила к берегу, а корабль растворился во мгле. Городская стража направилась навстречу, имея на борту чиновника для досмотра груза и взимания соответствующей подати. Владелицей лодки назвалась молодая женщина, которая, к их удивлению, прибыла одна. Гребцы были ее рабами. У женщины не было никакого товара и даже собственного скарба. Только то, что на ней – алое бархатное платье и мешочек из меха куницы на поясе.

ПРОЛОГ

1.

Сначала он поехал к Беру. Две недели они охотились, возвращаясь в дом лишь за хлебом и выпивкой, да мясо копченое повесить в погреб. Затем тревога и тоска взяли свое, и Асмунд отправился в замок. Первым делом зашел к старым знакомым в помещение для дозорных, занес подарок – медовухи от Бера. Медовухе приятели обрадовались, но в глаза смотреть избегали.

– Слушай, Асмунд, не велено тебя пускать-то, а, напротив, задержать и доложить… Такие дела, брат. Ты вообще-то чего хотел?

– Да, собственно, ничего. Только узнать, здесь ли Сольви. Просто убедиться, что с ней все в порядке.

– Она в замке, но ты лучше, знаешь что, иди…Мы тебя проведем по галерее и выпустим через нижнюю караулку, решетку поднимем. Пока Хауг на озере с Волчатами тебе самое дело – убраться.

– Я понял, спасибо.

Пока шли по стене, Асмунд успел увидеть вдалеке у зарослей шиповника девичью фигурку в платье глубокого синего цвета. Хорошее платье. Она собирала с куста ягоды – не посмотрела вверх…

На озере. Купается он с юнцами, тренируется. Ладно.

* * *

Молодые Волки рады были неожиданной и такой приятной передышке: возможности посидеть на прохладной траве, наблюдая, как молодой король и олдермен Асмунд разомнутся, скрестив тренировочные мечи. Без щитов и защиты.

Король и лерд слегка склонили головы в традиционном приветствии, но начинать не спешили. Просто молча стояли в расслабленных позах, глядя друг другу в глаза. Но даже новички в мечном искусстве понимали, что спокойствие это обманчиво. Меч короля Хауга опущен. Стойка «Глупец». Но глупцом будет тот, кто не видит, как легко атаковать из этой позиции восходящим режущим ударом. Из нее так же легко отразить любой удар и перейти в контратаку. Асмунд расслабленно стоит вполоборота, клинок лежит плашмя на плече. Это готовый замах для нанесения мощного рубящего сверху – позиция экономит силу и энергию.

– Может, возьмем свои мечи, а, Асмунд? Может, ты думаешь, я тебя боюсь?

– Нет, боевыми нам драться не стоит, вдруг увлечемся и поцарапаемся. Ты не забыл еще, что мечи наши побратимы, как и мы. Мы не можем сражаться ими друг с другом.

– Друг с другом? А может, ты просто трусишь, друг Асмунд? Тогда зачем явился? Моя мать два раза за одно и то же не платит.

Неожиданный нижний удар в пах был нанесен с такой силой, что будь клинок заточен – развалил бы Асмунда до горла, не успей он резко шагнуть назад, разрывая дистанцию. Отроки перестали дышать – зрелище началось.

Олдермен немедля сделал обратный шаг и нанес сокрушительный удар сверху справа налево – знаменитый «Удар Гнева» – таким диагональным ударом в ключицу, если он хорошо поставлен и отработан, можно разрубить человека до пояса, а тренировочным мечом – отбросить назад со сломанным плечом. Удар, наносимый на шаге задней ногой вперед с разворотом, за счет большей инерции сокрушает щит, пробивает выставленный блок. Единственное спасение от него – ответный удар на шаге прямым лезвием навстречу, с уходом в диагональ с линии атаки. Если успеть, конечно. Молодой король успел – свой меч он выбросил на выпрямленных руках наперевес – лезвие против лезвия, поймал меч Асмунда на сильную часть клинка у гарды, а кончик своего врубил ему в висок у левого уха. Защита и контрудар слились воедино, в один момент времени с судорожным выдохом зрителей.

– Что, друг Асмунд, дать тебе время очухаться? Рассказать пока, как поживает наша птичка? Теперь она поет мне. Потому, что ей хорошо. Она целует мои глаза, расчесывает волосы. Мы любим друг друга днем и ночью. Когда я вхожу в нее сзади, я шепчу ей разные глупости, и она стонет от наслаждения, моя Сольви.

– Много болтаешь, Хауг. Это обычно приводит к поражению.

– О, ты по – прежнему учишь меня, как старший брат, ведь ты такой умный. Такой уравновешенный. А может лучше ровно повешенный, а?

Ты, похоже, забыл, что я король, а ты – последыш побежденного народа, мой данник и слуга.

– Ты не можешь пролить мою кровь, если хочешь расправиться – повесить лучший выход. Поверь, Сольви уехала со мной по доброй воле. Я думал, что смогу дать ей защиту и собственный дом.

– Защиту? Она тебе самому понадобится! Вижу, ты уже в порядке, ну, давай!

Хауг атаковал, используя комбинацию быстрых рубящих ударов под разными углами. Кружась, он не позволял Асмунду сократить дистанцию, поскольку был выше и имел более длинные руки. Олдермен же пытался навязать ближний бой и перевести схватку в борьбу, используя преимущества веса и физической силы. Прижать к земле, приложить головой о корни и дать, наконец, по роже разок-другой. Попортить красоту … королю…другу, брату и будь, что будет…

– Как ты смел послушаться моей матери?! Она переставляет нас, словно фигуры на доске и твердит «равновесие сил, путь рун, путь правды…», а сама просто творит с нами, что хочет при помощи обычной подлой лжи. Они с Хрицвергом меня хотят женить на какой-то полудохлой мухе из ваших Старых семей… чумазых козопасов. Чтобы родить им правильного короля. Я что им, жеребец?! Да срать мне на ваши равновесия, срать я хотел…

Он чуть не пропустил внезапный удар в кисть сбоку, но успел увести руку.

– Пусть Эйрик лагман и Отец порядка сами кроют своих племенных кобыл, если это так необходимо. А я буду любить мою Сольви. Ты еще не забыл, как это чудесно – делить с ней ложе, Асмунд? Или ты предпочитал, как и я, иметь ее, поставив на колени?

Хауг хотел разобидеть и разозлить противника, но вместо этого, сам распалился и утратил внимание. Простейший финт, автоматический ответ человека, чья голова занята подбором обидных слов – и он немедленно получил колющий удар в живот такой силы, что от боли перехватило дыхание, и он, согнувшись пополам, едва удержался на ногах.

Несколько отроков бросились к ним, но Асмунд остановил их жестом, и они не посмели подойти.

– Намочите в озере рубаху, у короля синяк будет знатный. И не мешайте, нам надо поговорить… Он подошел к Хаугу и заглянул прямо в глаза.

– Больно? Мне тоже. Но я приехал не за тем, чтобы снова попытаться отнять… то, что так дорого нам обоим. Я пришел попросить у тебя позволения отправиться в свой удел. А перед этим удостовериться, что у меня по-прежнему есть не только король, но и брат.

– Тебе разве нужно мое позволение? Впрочем, ты хорошо сделал, теперь я увидел тебя и больше не хочу убить. Но если ты явишься снова…

– Только если тебе понадобится мой меч и мои люди.

– Убирайся. Я освобождаю тебя от клятвы. Ты более мне не слуга и не брат. Отныне не призову тебя. Ты слышишь?!

Асмунд кивнул, протянул одному из отроков тренировочный меч и пошел отвязывать Зверя.

– Я построю для нее золотой замок как в сказке…я…

Но Асмунд уже не слышал. Сильный ветер сегодня на озере. Такой резкий, что выбивает слезы.

2.

От каменных плит пола тянуло загробным холодом, не спасали и поддетые под юбку шерстяные штанишки, а мрамор столешницы просто обжигал. Бренну давно не слушались пальцы, она работала очень медленно. Надо было измельчать в ступке и раскладывать в зеленые толстостенные склянки сухие травы, привязывать к горлышку тряпицы с названиями. Вот цветки ромашки и зверобоя, а вот мелиса и укроп вместе со стеблями – их надо мелко порезать. Купена пахнет почти как ландыш, но после нее надо мыть руки – она ядовита много сильнее. Ага, ледянущей водой из бочки на лестнице…А вот лист крапивы приятно растереть между пальцами – она вдыхала слабый в морозном воздухе запах прошлого лета. Но самые ароматные – смеси кипрея и жимолости с жасмином или с лепестками шиповника – это заваривать кипятком и пить как взвар. Монастырь заготавливает смеси в больших количествах, теперь уже купцы берут. Неужели все это росло здесь, в саду? Сейчас аптечный огород можно было найти лишь по каменной фигуре Целителя, стоящего в снежной шубе на пересечении дорожек, разделяющих крестообразно посадки.

Пальцы ног уже пощипывало, а до колокола к трапезе оставалась еще вечность в ледяном аду. Послушницы встают очень рано. Глаза Бренны жгло. От недосыпания и постоянного напряжения зрения в сумраке снова разболелась голова. Она подошла к узкому окошку и прижалась лбом к мутному неровному стеклу. Темная фигура медленно пересекала двор. Бренна поскорее вернулась к столу: сюда идет мать Арисима и, конечно, скажет, что сделано очень мало.

– Ты хочешь согреться в бане? Госпожа аббатиса приглашает тебя присоединиться к ним.

– Но…

– Вероятно, она хочет поговорить с тобой. Не беспокойся, я передавала о тебе лишь хорошее, и прочие сестры – тоже.

Пока пересекали два сквозных двора, казалось, что на них набросилось колдовское войско самой Морриган. Ледяные секиры обрушились на их шеи и головы, стрелы мороза и ветра вонзились в легкие, изранили лица. Добежали не дыша.

Уже в предбаннике было так тепло, живительно тепло. Мать Арисима вдруг повернулась и, не говоря ни слова, ушла. Брена, робея, приоткрыла дверь в купальню.

– Быстро заходи и закрой скорее, тепло уходит. Что вы все шастаете туда-сюда! – раздался веселый молодой голос.

Девушка вошла и остановилась посреди просторного круглого помещения, мозаичные стены которого были покрыты испариной. Монастырь был перестроен из римской виллы, здесь изначально была баня. Ее одежда сразу стала сырой от пара, такого густого, что она едва разглядела небольшой бассейн, в котором отдыхали четыре юные женщины. По бортикам были расставлены кувшины, бокалы тонкого ронийского стекла, блюда с фруктами, сырами и сладостями. Бренна опустила глаза, до скромного обеда в общей трапезной оставалось еще два часа. У ее ног резвились разноцветные мозаичные рыбы. Пахло розовым маслом и шалфеем.

– …Да пребудет над нами милость Господня. Бренна поклонилась и опустила глаза как подобает послушнице, стараясь не смотреть на проступающие сквозь клубы пара обнаженные прелести своих начальниц.

– Вы хотели меня видеть матушка настоятельница?

– Да пребудет. Хотела. Ты в одежде собираешься стоять? Тут баня, милочка. Ступай в предбанник и раздевайся. Да побыстрее.

– Какая-то она замороженная. Впрочем, неудивительно, у девочек далеко не так тепло.

– Она стесняется.

– На вид дуреха. И не скажешь, что такого знатного рода…

– Прекрати, Эстер.

– Ну, заходи, закрывай же дверь. Гева, возьми мыло и помоги нашей гостье. И волосы ей помой хорошенько.

– А она ничего, только худая и бледная. Надо откормить, может тогда и грудь вырастет.

– Я же сказала, перестань. Напилась, веди себя прилично. Не смущайся Бренна, тебя ведь Бренной зовут? Окатись. Теперь иди сюда, залезай к нам. Возьми бокал. Бери, бери, ну, пей. Тебе нравится в монастыре?

– Да, госпожа настоятельница.

– Нам тоже. Вот это мои близкие подруги – сестра Рута, сестра Эстер и сестра Вайлиса. Меня можешь называть Беатой, конечно, только здесь. Слушай, ты, наверное, удивилась, когда тебя сюда пригласили. Мы давно уже отдыхаем, немного выпили и беседовали о важных делах… Закусывай, ешь. Гева, куда убрали перепелок? Ну, так принеси еще, она должна поесть, не одних же яблок…

– Спасибо, госпожа. Трапеза не скоро, но мне надо быть на молитве в храме, иначе меня накажут.

– Нет, дорогуша, – вмешалась рыжая Рута – на общую молитву ты сегодня не попадаешь. Не в этот раз. Конечно, тебя разбирает любопытство, почему ты здесь. Наверное, даже страшновато. Ну-ка признавайся в своих грешках, что натворила?

– Я ничего не натворила и мне нечего бояться. Хотя, наверное, все это не сулит мне ничего хорошего.

– Ну так хоть горячей водой помылась, ах-ха-ха…А почему так мрачно?

– Да хватит, девочки, разговор серьезный. Гева, твои услуги больше не понадобятся, ступай. Да потом уберешь, выйди, сделай милость.

– Итак, поведай нам, что же именно нравится тебе в монастыре? Только правду – вряд ли подъем на бдение и постный стол.

– Здесь много книг. Так много, как нигде в мире. Я могу читать и рассматривать дивные миниатюры, матушка Хилена разрешает мне после уборки. И еще мне нравится ухаживать за садом, госпожа. Он большой и прекрасный: с ранней весны до поздней осени цветут растения, которые так разнообразны, совершенны. И в саду много укромных уголков, где можно побыть в одиночестве, подумать…

– Да, спрятаться от придирчивых старших. Или посплетничать с подружками, поговорить, например, о мужчинах или нарядах. Вот, что должно тебя занимать в твоем возрасте.

– У меня, госпожа…

– Вайлиса.

– Госпожа Вайлиса, у меня нет подруг. Была одна, но ее родители забрали, чтобы выдать замуж.

– А ты хочешь замуж?

– Не знаю, госпожа настоятельница. Наверное, пока не очень.

– А чего ты хочешь?

– Я хочу изучать лекарственные растения. Матушка Арисима очень добра ко мне и меня учит. Еще мне нравится рисовать. Она часто велит мне рисовать растения со всеми их частями и плодами.

– Да, она говорила о тебе, что ты хорошо рисуешь, понятлива и послушна. Но опыт подсказывает мне, что в тихом омуте черти водятся. А знаешь ты, что большинство растений, препараты из которых приготовляет Арисима ядовиты и могут использоваться для зелий и эликсиров, предназначенных не совсем для лечения…Ты знаешь такие растения и их свойства?

– Матушка Арисима говорит, что все есть яд и лекарство, и дело только в дозе. Это слова Целителя.

– Ты не ответила на вопрос.

– Да, госпожа Эстер, я знаю такие растения.

– Какие растения надо взять, чтобы приготовить снадобье для избавления от нежеланного плода?

– Этого нельзя делать, госпожа, это грех и очень опасно. Мне о таком не говорили.

– Ты не умеешь врать, это плохо. Не уметь врать, живя в монастыре – вот, что очень опасно и грех, если тебе о таком не говорили.

– Я умею лгать, госпожа Беата. Но часто не могу понять, за что меня накажут – за то, что лгу, или говорю правду – много знаю и болтаю. От плода женщину могут избавить пижма и петрушка, например, их достать легче всего, первоцвет и лист лавра. И спорынья, если кровотечение не остановится само. Но есть и очень опасные растения, такие как галега. Они могут убить и дитя и мать.

– Надеюсь, никому из нас подобные знания не пригодятся. Ты девственница?

– Да, госпожа.

– Ну ладно, экзамен закончен, правду ли ты ответила на последний вопрос, мы проверять не будем. Я шучу, не красней так…

Давай-ка еще выпьем вина. И мы расскажем тебе, почему нам нравится в монастыре. Ну вот, кувшинчик опустел… итак:

Во-первых, у нас тут много свободного времени, собственные покои и «секретный сад», куда никому из сестер ходить не позволяется. Мы свободны от обременительных обязанностей матерей семейств. О насущных делах монастырского хозяйства заботится, как тебе известно, мать келарша и ее помощницы. На литургии ты нас также нечасто видишь. В этом нет необходимости, если, конечно, не приезжают важные гости или епископ. Сестры отлично справляются с этим, да и отец капельмейстер у нас просто гений – девочки трогательно поют…

Административные обязанности мы поделили между собой, нас ведь было пятеро. И должно быть пятеро всегда. Почему – узнаешь потом, извини.

Обязанности управления таковы: во-первых – финансы. Производство и хранение продуктов не в нашем ведении, как и присмотр за работой вилланусов, однако приходится иногда вникать в различные нужды с опорой на здравый смысл. Тут соблюдаем принципы внезапности ревизии и неотвратимости наказания тех, кто ворует или трудится кое-как.

Далее: связи с миром – ну там пожертвования, прием паломниц, дела милосердия. И, конечно, госпиталь. После несчастья с нашей дорогой Норой, он остался без присмотра…

Ты со временем увидишь, какое это сложное, хоть и прибыльное предприятие – монастырь. Будучи послушницей, ты даже не задумывалась об этом, не так ли?

– Да, госпожа. Хотя я знаю, что мы заготавливаем травы на продажу.

– Травы? Лекарства…Это капля в море. Основной доход приносят продукты, зерно.

Но надо крепко запомнить правило: не делай сама. Обзаведись толковыми помощницами и спрашивай с них. Раздели свои обязанности между несколькими умными и добросовестными сестрами, покажи, как ценно твое доверие, заставь их добиваться одобрения и конкурировать за знаки внимания. Тебе не придется их проверять или наказывать. Они зорко будут следить друг за другом сами.

Управлять этими хитроумными механизмами очень увлекательно: власть приятна и сама по себе и своими плодами. Теперь пусть скажет Рута, я хочу чаю. Да, вот это чай – попробуй. Горячий настой из очень дорогого сырья – листьев камелии. Привозят редко и издалека, тебе понравится.

– Мне нравится в монастыре, дорогуша, то, что мы тут пользуемся всеми благами и удобствами богатых леди, но не обязаны играть в их скучные игры: следовать нелепой моде, тратить на все эти наряды и побрякушки время и деньги, точнее вести игру так, чтобы отцы и мужья их тратили. Ведь своих денег у этих бедняжек, в отличие от нас, нет.

У нас отсутствуют обязанности перед родом и семейством: вести себя «приличествующим образом», носиться со своей невинностью и тыкать ею в нос – единственное спасение от грубых притязаний возбужденных мужиков. Сперва изображать покорность, скромность и нежные дочерние чувства, что бы ни позволял себе самодур-отец, в полной власти которого ты находишься, потом играть в «невесту». Это, может еще кому-то нравится: иллюзии, помрачение рассудка и то, что я называю « сны разума о любви». Но, частенько, эти странички, увы, вырваны жестокой рукой папаши или братца. Вот так – даже краткая приятная часть отсутствует.

Правда после законного брака, когда все успокоятся, умная дама может организовать себе немного разврата в том или ином подходящем варианте, что весьма бодрит и оживляет… При желании, кстати, это и здесь можно устроить.

Но все равно начнется этот пожизненный унылый «домашний очаг»: терпеть « супружеские отношения», этот… «супружеский долг», как они называют комплекс упражнений, не имеющий ничего общего с добротным сексом, но приводящий к омерзительному, мучительному состоянию беременности. Затем – опасные, сравнимые со смертной пыткой роды и, если не помрешь, кормить прожорливое во всех смыслах потомство, которое не только грудь – всю душу твою высосет, возиться с детским дерьмом и выслушивать докучливые советы пожилых родственниц. Отдельное испытание – кормилицы, няньки и прочая женская челядь. После четырех-пяти актов размножения осознаешь, что тебя больше нет, а из зеркала на тебя глядит из-под отекших век оплывшая старушка с целым букетом хворей.

– У нас тут совсем другие интересы – подхватила Вайлиса, отставляя изысканную стеклянную чашу, из которой она выбирала виноградины покрупнее.

– Кто туда поставил сыр? Ну вот, набрызгали прямо в блюдо. К тому же, что удачно… Мы защищены ото всей этой дикости и мракобесия: мы не будем обвинены в колдовстве, отравлениях, сношениях с сатаной – ведь мы сами – духовные лица. Наше благочестие не будет подвергнуто сомнению, не смотря на изыскания в области гм… метафизики. Даже изучение различных гримуаров и алхимических трактатов, или постулатов еретических учений не предосудительно. Каждому ясно, что мы интересуемся подобными вещами ради разоблачения фальшивых чудес, критики диковинных народных суеверий, искоренения греховных заблуждений язычников и еретиков. Впрочем, ты понимаешь, что о многих…хм… практиках кому попало знать не следует. Хочешь винограда?

– А что до сбора и выращивания различных трав и корешков, изготовления ядов или одурманивающих снадобий, препарирования трупов, интереса к агонизирующим – это не то, о чем бы подумали отцы в коричневых рясах, будь мы мирянками, а лишь ради милосердной помощи страждущим, попытка облегчить их страдания…

Наша Нора… мы в шутку называли ее жрицей смерти. Она интересовалась душевным состоянием безнадежно больных или приговоренных к смерти. Исповедовала их, наблюдала последние минуты. Ведь умирающая по закону может потребовать исповедницу-женщину. Она облегчала души простых крестьянок и благородных дам, преступниц и фрейлин королевы. В ее же ведении находился госпиталь и исследования, связанные со свойствами минеральных и растительных препаратов. Тебе, конечно, не известно – в подвалах монастыря имеется не только темница, но и неплохо оборудованная лаборатория. Заинтересовалась? Я вижу – да…

– Вы ищете единое противоядие, не так ли госпожа? Мать Арисима рассказывала мне о действии безоара и трудностях составления митридата. Ведь его состав так сложен, что эффект изменчив, непредсказуем. Пропорции и качество ингредиентов, астрологические факторы – все имеет значение. Я знаю очень немного.

– И все же ты что-то знаешь из того, что тебе явно не задавали учить. Тебя ведь это интересует?

– Да. Очень интересует госпожа. Но поиск пропорций, делающих смертельный яд лекарством, опасен. Камни не всегда показывают, что яд уже связался, или трудно определить безопасную дозу, да и испарения… И, если пробовать самой…

– Самой?! Ты все же дурочка. А госпиталь у нас зачем? Пробовать сама ты будешь, когда рецептура будет проверена. Микродозы принимать необходимо для выработки невосприимчивости, но лишь тех веществ, действие которых хорошо известно.

– Но вы ведь не хотите сказать, что яды пробуются на больных?

– Ну… особенно опасные вещества Нора как раз и проверяла на приговоренных.

– О… Могу я спросить, что же случилось с госпожой Норой?

– Спросить, конечно, можешь… Ну скажем так… Во время одного из исследований бедняжка заразилась опасной хворью. Нам пришлось принять меры, чтобы поветрие не распространилось в наших стенах…Надеюсь, когда мы встретимся по ту сторону, наша подруга не будет в обиде. Она и сама поступила бы так же. Но не бойся!– спохватилась Беата, – Нора сама допустила возмутительную беспечность.

– Госпожа, а правильно ли я догадалась о том, почему посвященных должно быть ровно пять?

– Ты намекаешь на использование пентаграммы? Тебя это пугает? Ну, пока мы лишь изучали рукописи чернокнижников, в том числе античные источники. Практически использовать не было нужды. Нет, ты не догадалась. Глупышка.