Руна Райдо

Леди Бренна О’Брайен аэп Мумман сегодня будет занята распоряжениями на кухне. Но сначала ей придется зашить прохудившегося муженька. Некогда будет помечтать о павших героях, детка. А утро не такое уж мерзкое. Зимой-то солнышка и вовсе не дождешься.

Глава 15.

Бренне хотелось занять себя каким-нибудь рукоделием, но прясть и ткать она не умела, а шить не любила. В монастыре она научилась варить мыло, настаивать притирания и масла на цветах, составлять сборы, которые годились для того, чтобы сделать кожу бархатистой, упругой и нежной.

Поскольку купальня, выходящая на озеро, не отапливалась, Асмунд установил на кухне за ширмой небольшую медную ванну для купания ребенка. И, хотя поплавать в озере в теплую летнюю ночь, конечно, здорово, Бренна и Дрейдре полюбили устраивать себе посиделки на кухне. Прохладными поздними вечерами, когда весь замок уже спал, при свете очага и свечей, они наполняли ванну то водой пополам с козьим молоком, то отваром трав. Женщины, прихватив легкие закуски и вино, ухаживали друг за другом и секретничали.

Бренна все больше привязывалась к Дрейдре, ведь у нее не было близкой подруги с детских лет.

Приближался Мидсаммир, ночи стали короткими и светлыми, поэтому полуночные купания на кухне не требовали иного освещения, чем пылающий очаг. Дрейдре уже наполнила ванну, а Бренна принялась раздеваться, когда из дальних комнат послышался плач малышки.

– Наверное, Вален крепко заснула. Ложитесь в ванну, госпожа, а то остынет. Я схожу, успокою дитя и разбужу няню.

– Спасибо, Дрейдре. Покажи только, куда ты убрала крем из мыльного корня, тот, который с семенами льна.

Дрейдре вышла, а Бренна, сев в теплую ароматную воду, прикрыла глаза. Солнце село, и комната, погруженная в летние сумерки, освещалась только дрожащим светом пламени.

Вдруг Бренна уловила в безмолвии чье-то присутствие – неуловимый шорох, холодное дуновение сквозняка, едва различимые шаги, шепоток. Ее объял ужас, чтобы открыть глаза, понадобилось нечеловеческое усилие.

Прямо перед Бренной стояла старуха с петлей на шее в полосатом плаще. У нее были длинные черные ноги, борода до колен и съехавший на бок рот, который вдруг распахнулся, словно отвалилась подвязанная челюсть покойника и оттуда, из беззубого зловонного провала, послышался тихий свистящий шепот: « Землю прошли и построили дом – белена, красавка и вех – меж пеной морской и зыбким песком, рыдания волн и чаек смех – не ведомо вам, что случится потом – огонь по стропилам новым бежит – лаконост, белладонна, дурман, аконит …» Свое пророчество страшная гостья с того света произнесла, стоя на одной ноге.

Бренна не могла ни закричать, ни пошевелиться. Когда она снова вернулась к реальности, вода в ванне давно остыла, старуха исчезла.

Бренна встала, завернулась в полотно и на дрожащих ногах побрела из кухни.

Она дошла до спальни Асмунда, толкнулась всем телом в дверь и почти упала на пороге комнаты.

– Бренна, что? Мели заболела? Да что случилось, птаха?! На тебе лица нет. Эй, да скажи, что стряслось! Почему ты в этой тряпке? Тебя и ноги не держат. Ну, Бренна!

– На кухне я хотела принять ванну. Дрейдре ушла, а там…там старуха…не живая, призрак. Она пророчила нам всем смерть.

– Боги!

– Ты думаешь я вру или сошла с ума?

– Ну…нет, наверное. Может, ты просто задремала, и это был кошмар? Пойдем, посмотрим.

– Что посмотрим? Там ее уже нет. Ты мне не веришь?

– Сейчас, штаны натяну, хотя бы – я уже лег. Ты меня разбудила и перепугала своим видом. Пойдем все же сходим, а то Дрейдре будет искать тебя и волноваться.

Горничная действительно была удивлена, когда в дверях кухни появился как всегда сдержанный и серьезный лерд в одних исподних штанах, крепко державший за руку леди Бренну, которая испуганно вглядывалась в скрытые сумерками углы кухни, одной рукой придерживая спадающее полотно.

– Леди, простите, я немного задержалась…Лерд Асмунд…

– Все в порядке, Дрейдре. Леди решила, что увидела привидение. Предполагаю, завтра она тебе все расскажет в подробностях. А сейчас час поздний. Поставь греться воду и можешь идти спать. Я сам помогу жене принять ванну.

– Но…

– Что-то не так? Не переживай, я ее вымою, но есть не стану.

– Конечно, нет, лерд Асмунд. – Дрейдре не позволила себе улыбнуться.

Бренна стояла босая, кутаясь в ткань, растерянно наблюдая, как Асмунд деловито долил горячей воды, взял со столика один из флакончиков, понюхал и, удовлетворенно хмыкнув, вылил его содержимое следом.

– Гелиотроп?

– Что ты задумал, позволь спросить?

– А что, это не для ванны? Пахнет неплохо, хотя я предпочитаю, когда твоя кожа пахнет не цветочками, а …тобой. Готово, полезай. Чем там Дрейдре тебя трет? А вот губка… Дорогая, прошу, поторопись, пока я не рассердился окончательно.

– Почему ты так со мной разговариваешь? Таким тоном? И что это за глупости? Что за «дорогая»? Да я уже насиделась в ванне!

– Не страшно, от чистоты еще никто не умер. Давай договоримся, Бренна: ты, без всяких препирательств, сделаешь то, что я прошу, а я разъясню тебе свой план. Не вижу причин упираться – голой я тебя видел неоднократно. Вот и умница.

Так вот. В последнее время силы зла проникают на нашу территорию безукоризненного порядка и примерной добродетели подозрительно часто, не находишь? Я, как хозяин этого дома, не готов с этим мириться. Пока воинство мрака не обрушилось на наше скромное хозяйство, и не начался маленький местный Рогнарек, я просто не имею права бездействовать.

Вот этим можно? М… а там дробленые косточки каких-то плодов. Наверное приятно потереть спинку… И не только спинку…Руки! Сиди смирно! Тут кожа слишком нежная, я буду осторожнее, но придется потерпеть. Что такое? Чего ты дергаешься? Сама сделала такую штуку. Или Дрейдре здесь можно трогать, а мне нет? А ведь не она твой законный муж… Этим кувшином поливать? Не холодная?

Послушай, Бренна, мне безумно надоел этот наш молчаливый целибат. Я около года ежедневно дрочу на твой светлый облик. А ты думала, я тут кого-то имею втихомолку? Нет, мой светик. Угадай-ка, чего больше всего страшатся выходцы с того света, всякие там драугары, вурдалаки, вельвы и прочие мертвяки? Что живые люди могут противопоставить смерти? Нет, не остролист, не терновник, не холодное железо и текучую воду я имею в виду.

Бренна резко встала, прижав руки к пылающим щекам, и, глядя на свои колени, через силу выдавила:

– Ты хочешь со мной переспать? Асмунд, ну к чему ты затеял этот скандал? Возьми меня и все. Имеешь право. И можешь особо не нежничать.

– Право?! И все?! Сядь немедленно! Кто тебе встать разрешил!

– Не кричи на меня…Асмунд, пожалуйста… Да что с тобой такое, я тебя таким никогда не видела…

– Ну, ладно, извини. Только плакать не вздумай… Сейчас будем мыть голову. Все, все…закрой глаза, а то мыло попадет. Расслабься. Не буду кричать…Я объясню тебе, моя радость, моя сладкая девочка… На этот раз безо всякого тумана и ужимок трубадуров темного стиля.

Хочу ли переспать? Хочу с тех пор, как укрывал своим брэтом в первый день нашего путешествия. Или когда обнимал тебя, а ты так сладко плакала мне в подмышку в доме Бера. Или может быть, когда ты жалась ко мне, боясь звуков ночного леса, после моей страшной байки о злобных пикси… Нет, тогда уже хотел так, что рядом не мог… Ты завладела моим сердцем. Мы спали с тобой у костра или в палатке, я тебя согревал…А ты не замечала, что я иногда внезапно уходил прогуляться под дождем или искупаться в лесном озере, в водице ледяной? Потому, что становилось невыносимо, моя малышка. Я все же живой человек, к тому же проклятый язычник, а не этот…не помню, из святого писания. Вы, женщины, и понятия не имеете о том, что можно сочувствовать, и слезы вытирать, и умиляться, испытывать чистую нежность и, одновременно, бесстыдное скотское вожделение

Хель знает как я хотел тебя, малыш… В Самайн сорвался, хоть и нельзя было, конечно. Но я давно терплю и еще потерплю. «Возьми меня и все». И губки надула. Нет уж, так дешево ты теперь не отделаешься, моя милая. Потому, что это не поможет, а, пожалуй, только навредит.

Я ведь ужасный человек – страшный зануда, предельно расчетлив и предусмотрителен. И всегда придерживался определенных скучных правил. Если я чувствую, что тело моей женщины говорит «да», но губы произносят «нет», я должен сначала выяснить, почему ее умная голова считает, что нельзя. И наоборот: если ты говоришь мне «да», а тело ведет себя так, словно я тебя насилую, придется остановиться. Дать тебе время понять, что происходит и действительно ли это «да». Я всегда считал, что нет на свете ничего, в чем не смогли бы разобраться два взрослых умных человека. Но пусть сожрет меня Фенрир, если я хоть что-то понял про нас с тобой, моя леди.

Вытирайся и иди сюда. Будем сушить и расчесывать твои кудри. Нет, ну как у тебя язык повернулся: « Возьми и не нежничай!» Садись сюда. Что ты смотришь как олененок на йотуна, садись!

– Асмунд, прекрати орать! Что ты бесишься?

– Меня бесит, что ты меня боишься! Ты избегаешь любых ситуаций, когда мы могли бы остаться вдвоем. Ты все время с Дрейдре или с другими женщинами или с ребенком на руках. Избегаешь меня и притворяешься, что… я даже слова не могу подобрать… что эта противная человеческому естеству жизнь…что это нормально, прилично, ах, да …и романтично… Как Тристан и Изольда. Баллады бардов – оттуда вся эта ерунда у тебя в голове, ответь мне? Или всему виной вбитая с детства мерзость христианских кастратов? Ты как будто удивлена моим поведением и даже оскорблена. Не ожидала ничего подобного…Уф…даже дышать тяжело стало от злости.

Ведь ты тянулась ко мне с самого начала, это было очевидно. Но как-то странно, непонятно себя вела и продолжаешь в этом духе. То провоцируешь, то отталкиваешь.

И меня до сего момента терзал вопрос: то ли ты действительно так наивна и невинна, то ли хитро крутишь мной, распаляя мою страсть своей мнимой холодностью.

Но теперь я хотя бы вижу, что это чушь. Ты действительно совершенно невинное существо. И боишься меня прямо сейчас. Это …такое чувство беспомощности вызывает – ярость прямо. Хочется тебя придушить.

– Я просто не могу, когда на меня кричат. Перестаю соображать и впадаю в панику.

– Да разве я когда-то обижал тебя, мое солнышко?

– Тебе же хочется меня придушить… так и сделай все, что хочешь. Ты вроде бы не обижал, до этого момента.

– Бренна, прости… ну, прости… не плачь… Ну перестань, пожалуйста… Я бился за тебя… Когда ты рожала, думал с ума сойду… Я первым взял на руки Мели, я действительно считаю ее своей дочкой. И я хотел дать тебе этот дом, я готов хоть сам пахать эту землю…Я думал, что этим всем без слов каждый день говорю, как люблю тебя. Но этого не достаточно.

Когда ты разбудила меня сегодня так внезапно, я сначала подумал, что малышка заболела. Но ведь и правда, моя малышка в беде, ей грустно, ей страшно, хоть и удается пока себя отвлекать, да, она заболела… Моя другая малышка. Ее слишком часто били по рукам, когда она протягивала их, чтобы ее взяли на ручки. Ее слишком часто одергивали, стыдили. Ее желания и мысли никого не интересовали, на нее шикали и хлопали по губам. Ей делали больно и оставляли совсем одну. Я думал, что чудесный караван сказок вылечит мою девочку. Но нет, этого недостаточно, чтобы ее расколдовать.

Чего же хотят маленькие девочки, которые спрятаны там, внутри больших и умных? Что еще, кроме сказок? Может быть танцы, игры и драгоценности? Я подарю своей принцессе драгоценности – но они будут не вполне обычные, особенные. Завтра поедем – я знаю одно сокровище, случайно обнаружил. Танцы – да, легко. Это будут волшебные танцы. Что же до игр…Ты ведь не прочь поиграть, Бренна? Все, вытри слезы.

– Что ты имеешь в виду? Зачем ты так убираешь мои волосы?

– Не переживай. Убираю, чтобы маслом не запачкать. Я привез тебе недавно целый флакон розового масла. Где он?

– Да зачем нам масло?

– Зажарю тебя вот прямо тут на углях, сбрызнув маслом, и съем. И все свалю на привидение…Так вот, игры… я долго думал, я ведь не Ренар, к сожалению…Дело в том, что рассказы, разговоры всякие, сказки там… лечат только ум. Но у моей девочки есть не только голова. У нее есть много всяких … штучек. В общем, игра такая: с сегодняшнего дня, чисто в рамках игры – я подчеркиваю – игры… ты, Бренна, самостоятельный взрослый человек со свободной волей и несгибаемым, не побоюсь этого слова, характером, будешь слушаться меня беспрекословно и выполнять все, что я тебе велю. Так, где масло– то?

– И в чем же здесь игра? Это просто грубое насилие. Вот масло. Можешь съесть меня хоть сырой. По-моему, ты бредишь, муженек.

– Хм, грубое…заманчиво. Но нет, насилия не будет, даже не рассчитывай. Суть игры в том, что если я предложу тебе или сделаю с тобой что-то такое, что тебе не понравится, не доставит удовольствие или радость, я проиграл и уступаю ход тебе. Наслаждение будешь доставлять мне ты, как знаешь… Но, чур, не жульничать. Играем на честность. Давай, а?

– Ну, хорошо. Можно попробовать…Что это ты придумал? Это моя лучшая скатерть!

– А нам и понадобится самое лучшее…Ложись на стол.

– Что ты собираешься делать?

– Ой, не надо только притворяться, что еще не догадалась и беспокоишься, что вот съем тебя прямо на лучшей скатерти. Не сегодня, малышка. Разве что помечтаю об этом на досуге. Все, ложись сначала на живот. Ну, мы же договорились, Бренна. Дрейдре натирает тебя этим маслом после ванны, да ведь? Я помогу – вот так. И глазки закрой. Мое сокровище, моя сладкая девочка будет пахнуть как рабыня в гареме арабского шейха. Да – да, масло-то оттуда. Если будешь умницей, расскажу арабскую сказку о белой верблюдице. Говорила « можно не нежничать», а сама так напряжена… Нет уж, буду нежничать.

Ну скажи, что тебе не нравится… Как это интересно, что у Мели такие же точно два пальчика на ноге немного вместе, а эти – не так… Спинку можно помять пожестче…и вот здесь, у шейки… и плечи. Не больно?

– Нет… Где это ты такому научился?

– Я, знаешь ли, многое умею, ты даже удивишься. Такая теплая и разморенная, гладкая и шелковистая…Ренар напрасно считал… ну, ладно, это все глупости…

– Ренар? А он причем тут? Вы что, говорили обо мне?! Вот ведь гад, предатель!

– А ты сомневалась? Такова его натура…

– И что он тебе сказал?

– А что ты так напряглась? Я знал, конечно, о его коварстве. Он успел влезть тебе в голову, признайся, а, малыш?

– Давай не будем о нем говорить.

– Да, пожалуй… А то мало ли куда заведет подобный разговор. Он просто слишком жаден, не может пройти мимо сокровища и не запустить лапу. Но вовремя одумался и сделал вид, что просто мимо проходил, случайно заглянул и решил дать пару бесценных советов. Не пояснил только, как проделать это все и не сожрать тебя с этими ямочками. И не кончить в штаны.

Переворачивайся. Оп…моя скользкая рыбка… У тебя самая красивая грудь из всех, что я видел в своей жизни. Соски как вишенки на снегу. Да, я намерен говорить тебе всякие непристойности. Потому что отныне стану злохитрым соблазнителем.

– Ты перепачкаешь маслом скатерть.

– Молчи, пожалуйста. Стараешься казаться озабоченной хозяйством? Это не поможет – я все равно вижу, какая ты горячая, отзывчивая девочка. И румянец тебе идет, намного больше, чем добродетельный постный вид.

– Ты теперь будешь издеваться?

– Ну…немного. Совсем чуть-чуть…

Кстати, скатерть достаточно мягкая и плотная. Я вообще собираюсь тебя в нее завернуть и отнести в постель. Запеленать, как детку. Ты предпочитаешь спать в моей кровати или мы идем к тебе? Ну, или ты больше не боишься привидений?

– Вот как же не стыдно тебе меня дразнить…

– Ну, ладно, не буду дразнить. Пойдем к тебе в спальню, Дрейдре будет довольна. Просто спать, обещаю. Ну, так и быть, обниму тебя, хоть, боюсь, мой нос оглохнет от аромата роз.

Бренна.

Я проснулась от яркого света. На улице раздавались голоса – бас Конора, писк Мели, а затем – воркующие увещания Вален. Я не сразу поняла, почему мне так жарко и неудобно и почему я не могу пошевелить руками и ногами – словно связана, а прямо на мое лицо лились жаркие лучи полуденного солнца, так что я ничего не видела, хотя по ощущениям находилась в своей кровати. Я задергалась, стараясь высвободиться.

Рядом заворочался Асмунд. А…да, я все еще запеленута в скатерть. Значит, вчера мгновенно уснула, как только он принес меня, уложил головой на подушку. Ощущения действительно были как в детстве, когда мама, искупав, укладывала в постельку. Такие …на уровне кожи. Глубокий покой, беззаботность, легкая пустая головенка в мягких кудряшках. Господи, что подумает Дрейдре, увидев эти масляные пятна.

– Доброе утро, моя …куколка? Глаза Асмунда светились мальчишеским озорством. Интересно, если я тебя освобожу из кокона, ты не улетишь в окошко в виде капустницы?

– Не смешно. Помоги мне. Да как ты меня так замотал!

– Не сердись, Бренна. Подумаешь, проспали немного – солнышко в зените. Ну что ты дуешься? А если я тебя все же вызволю, поцелуешь меня?

– Я просто волнуюсь – не могу понять, что с тобой случилось. Куда Локи дел моего Асмунда и откуда вытащил этого…пошлого ухажора.

– О как. И за что ты так со мной?

– Вот тебе заняться больше нечем? Распутай меня, мне так неудобно.

– Да, ты права. – Лицо Асмунда омрачилось. – У меня много работы. Надо как можно скорее приступить к вербовке людей, их вооружению и обучению. Бывшая солдатня не умеет ничего, кроме самого элементарного «стройся, руби, коли, отступай». Потому, что я теперь обязан ард риагу службой. Есть и другие важные дела, о которых необходимо подумать. Например, о сооружении амбаров и погребов под припасы.

А я постоянно думаю о, прости уж, плотских утехах с тобой. Наверное, я сам приложил руку к тому, что ты меня стала считать каким-то правильным и твердым человеком. Да если бы ты знала, какие я представляю себе картинки, ты бы еще не так меня обозвала… Ты и слов-то таких не знаешь, птаха.

Ну что, надо продолжать вчерашний разговор? Изволь, хотя мы могли бы посвятить это дивное утро более приятным вещам.

Вот ответь мне на простой вопрос – чего ты хочешь? Чтобы мы прожили до старости вместе как монахи? Или другого мужчину?

– Да не нужен мне другой мужчина. Ну, прости. Я снова все испортила?

Асмунд молчал, но взгляд его постепенно потеплел.

– Немного…Но, нет. Еще можно исправить… Я просто тебя накажу. Ты как раз удачно связана.

– Шутишь?

– Почему же? С этого момента «серьезные разговоры» под запретом, хватит выяснять отношения. За подобные провокации или неповиновение будешь наказана, сердце мое. Помнишь наш договор? Ты сама согласилась. Потом я тебя прощу, и мы поедем, как и было обещано, в прелестное место, где полно сокровищ.

– И…как ты меня накажешь?

– Иди-ка сюда.

Он притянул меня к себе и уложил сверху так, что наши лица почти соприкасались.

– Поцелуй меня. Сама. Я тебе только немного помогу…начать.

И Асмунд запустил пальцы в мои волосы. Слегка нажимая на затылок, он приблизил мое лицо и стал нежно целовать и покусывать губы, потом глубоко проник языком.

Говорят, что когда человека похищают фэйри, он не чувствует течения времени, и могут пронестись столетия, пока он пляшет в их хороводе под волшебную музыку. Но это потому, что у него не устает шея. А моя – чертовски устала, потому что руки Асмунда перестали придерживать голову и теперь гладили через ткань скатерти мою поясницу и бедра. Я уткнулась носом ему в ключицу и почувствовала легкие поцелуи на своей шее, затем он поймал губами мочку моего уха. Я тысячу раз вдевала серьги, бывало, Уна дергала меня за ухо за какую-нибудь шалость. Я даже не подозревала, что можно вызвать такое адское пламя похоти, всего лишь слегка посасывая и покусывая мочку уха. Он сжал мои ягодицы сильнее. Даже через плотную ткань я чувствовала животом его член, но была спеленута и совершенно беспомощна – могла только тихонько постанывать.

Асмунд резко перевернул меня и посмотрел прямо в глаза.

– Ну, хватит. Почти хорошо, ты старалась. Есть еще над чем работать, но в целом справилась.

Он сказал это как-то насмешливо, даже холодно. Вот так. Я чуть не заплакала от разочарования и обиды.

Асмунд усмехнулся.

– Ну что ты, светик мой. Не стоит все же нам торопиться и, схватив горячее, портить себе удовольствие, обжигая язык. Подождем, пока остынет. Спасибо скатерке. Она заслужила особую почетную стирку. Все, давай размотаю. Признаться, я тут немного край подоткнул, самой тебе было бы не просто освободиться…

Я легла рядом с ним без сил и отвернулась, натянув до подбородка злополучную скатерть. Внизу живота все просто ныло, настроение стремительно становилось мерзким.

– Можно я тебе скажу одну интимную вещь? Пожелание на будущее?

– Если станешь меня унижать, может и не будет будущего.

Асмунд хитро улыбнулся и взял меня за руку.

– Бренна, моя сладкая девочка… Я просто хочу, чтобы у нас это было чем-то особенным, без рутины и притворства. Ты верно забыла, но я поклялся тебе своей удачей в доме Бера, помнишь? Что никогда не обижу, во всяком случае, с умыслом. Поверь, у меня есть некий план нашего спасения. Может и нелепый, но я хочу попробовать. Ну, улыбнись. Мы сейчас позавтракаем и поедем на море. Надо, кстати, взять воды побольше, день жаркий.

– На море? А что за интимная вещь? Ну, говори, раз уж заикнулся.

– А…Мне очень нравится, когда ты так сладко стонешь. Никогда не стесняйся и не сдерживайся. Это так здорово и дико меня возбуждает. Я крепился из последних сил.

Ну, все, пойду к себе одеваться, и ты спускайся. Надо, наконец, выяснить, что они там так орут на дворе, что за кошачий вой подняли. Не дадут спокойно с женой полежать, Фреки их в глотку!

* * *

Высокого худенького паренька под наши окна привели двое хмурых немолодых воинов – из новых наемников Асмунда, за ними тянулись мастеровые и несколько любопытных крестьян, что привезли фураж для конюшни. Кузнец, державшийся к воинам поближе, сжимал в руке окровавленный короткий меч со скругленным наконечником, своей собственной ковки.

– Смотри-ка, про кацбальгер я прям угадал. Ты что наделал, малец? Зачем убил моего человека?

Асмунд приподнял за русый чуб голову мальчика и заглянул в испуганные серые глаза.

– Чего ж молчишь? Имел смелость пырнуть человека этим убогим дрыном, так имей смелость и отвечать. Или велеть моим людям, чтоб по – другому спросили? Знаешь как?

– Ты дан? – парнишка скрепился и старался говорить дерзко. – Я знаю, северянам любо мучить.

– Нет, я не люблю причинять боль, но что ж поделать, умею, если надо…

– А мне нечего таить. Я убил этого человека из мести за мою семью. Узнал его и выследил, выждал время. Я слышал, что сегодня он придет забирать свой хауберк, дождался его и зарезал как борова. Он того не ожидал. И, к моей огромной радости, умер не сразу – я напомнил ему о девочке Дойре и гостеприимстве, оказанном нашим отцом. Я выполнил долг и я не трус. Ты повесишь меня?

– Скорее всего. К чему этот пафос? Трус не трус, а умирать-то страшно, парень. Но посмотрим. Кто тебя пустил в замок с оружием?

– У него не было никакого оружия, когда он пришел, лерд Асмунд – поспешил доложить один из караульных, что стоял с утра у ворот. – Сказал, что в кузню, забрать заказ.

– Это мой меч, добрый лерд – прогудел кузнец, – Дозвольте мне рассказать. Этот человек, которого он убил, ну, Кален, оставил у меня для починки кольчужный доспех четыре дня назад. А этот мальчишка сидел в кузне и ждал, пока я починю замок. Его прислали отнести мне замок, а я взялся, прям сразу и разобрал, потому как любопытство – не видал я такой хитрой работы…

– Покороче.

– А Калену велел приходить через четыре дня – ну, то есть сегодня. Там и койф и хауберк требовали…

– Поближе к делу, мастер.

– А сегодня, с утра, опять, гляжу, мальчишка этот. И стал все разглядывать, что на продажу лежало для хозяйства – серпы там, косы, топорики, а потом стал смотреть наконечники и прицениваться «почем гарпун такой иль растакой, почем то и се»…И на оружие косился, хоть руками и не смел трогать. Я вижу, денег у него вроде нет, но не уходит, ждет, пока я, значит, оплошаю, чтобы покражу совершить …

Тут Кален зашел. Я за работой вышел на единый миг, думал, ну не станет же он при человеке-то…а вернулся – Кален корчится с кошкодером в боку, этот стоит застывши. И что с молокососами нынче твориться? Я…

– Спасибо, кузнец, ты можешь идти. Оружие оставь пока. Тебе позже вернут.

– Смотри, Бренна, эта железяка называется кацбальгер. Вообще-то это для строевого боя вспомогательный меч. Но такие были в моде и у студентов в Луме, которые хотели сойти за отчаянных сорвиголов, да у местных забияк– мастеровых, в общем, любимое оружие всякой городской швали. Германское название – «кошачья схватка» или попросту – кошкодер. А по нашему – «потасовщик». Клинок негодный для фехтования – короткий, тяжелый, но не уравновешенный – яблока на навершии – то нет. Гарда зато интересная – всегда делают восьмеркой почему-то. С такой штуковиной не рисуются перед девушками, его выхватывают как оружие «последнего шанса» в общей свалке, яростной и скоротечной. Пырнули и убежали. Или, когда мастеровые сошлись стенка на стенку. В общем, годится для плотного кровавого замеса в крестьянском вкусе – без изысков. Ну, что с этим щенком будем делать?